Книга первая. Читатель

Глава 10 Дамский угодник

Неважно, насколько разовьется человеческая цивилизация, всё равно в ней останутся определенные огрехи, думал я, глядя на стоящую передо мной отчаянно храбрящуюся девушку, у которой (я знал это точно) не было для подвига особых причин. Кроме нужды в подвиге. Это как раз был один из этих огрехов — нужда в самоутверждении. Сейчас эта самая обычная японская школьница с самой обычной внешностью, присутствовала возле моей парты с целью самоутвердиться как помощник старосты.

— К-кирью-сан, нам нужно поговорить! — наконец, выдавила она.

— Да, слушаю тебя, Йосикава-сан, — закрыв свою книжку, вежливо ответил я, демонстрируя склонность к сотрудничеству.

Хорошо, что она не обернется. Трясущиеся плечи Кодзимы заместителю старосты бы не понравились.

— Т-ты должен прекратить запугивать девушек! — выдала та, вводя меня в замешательство.

Сбоку кто-то хихикнул знакомым скрипучим голосом.

— Это серьезное обвинение, Йосикава-сан, — проговорил я, — Чтобы оно не было голословным, тебе, обвинившей меня в подобном перед всем классом, необходимо перечислить эпизоды, в которых я, как ты выразилась, запугивал девушек. Желательно со свидетелями.

После этих слов, услышанных всем классом, у девушки, по сути, оставалось лишь два варианта: либо извиниться, сказав, что это была шутка, либо действительно, перечислить эпизоды запугивания (чего быть не могло), придавая делу официальный ход. Вместо этого, по дурацкой привычке островитян (и женщин) Йосикава Кимико попробовала решить ситуацию повышенным тоном:

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

— Хорошо, — сказал я, встав с места, — Идемте, Йосикава-сан. И вы, Йедзуми-сан.

— Ч-что? — заморгал староста, который был, как бы, не при делах, — К-куда?

— В студсовет. Зафиксируем взаимные обвинения. Йосикава обвиняет меня в запугивании, я обвиняю её в клевете. Пусть разбирается Торикава-семпай.

— Я думаю… не стоит… — проблеял натравивший на меня свою помощницу староста.

— А это уже решать председателю. Я направляюсь к нему. Кстати, — вынув из кармана телефон, я продемонстрировал классу экранчик с мигающим на нем огоньком, — Я всегда записываю такие вещи.

Бич этой нации в том, что она лихорадочно цепляется за свои обычаи и традиции, в том числе и давно отжившие. Яростно оберегая свою культуру от современных инвазий, японцы нередко идут против логики и даже закона. На этом мне и приходится их иногда ловить, потому что воздействовать коллективным авторитетом здесь любят везде. Мнение соседей, жильцов дома, сотрудников на работе, всё это стоит на страже восточного коллективизма, призванное в любой момент «утрамбовать» неудобного гражданина в нужную форму. Или исторгнуть его, заклеймив отщепенцем, но как вы исторгнете того, кто сам по себе лучше любого из большинства?

Однако, если вовремя обезглавить лидера «трамбующей машины», то его сородичи бросают его на растерзание, испуганно разбегаясь по сторонам. Поэтому диктофон на моем телефоне никогда не дремлет.

— Итак, Йосикава-кун, — морщась от понимания происходящего, работает моим палачом председатель, — Я вынужден присоединить свой голос к просьбе Кирью. Укажите вам известные моменты, когда этот ученик запугивал девушек в школе.

Вот и всё, рубикон пройден. Беспомощно оглянувшись на стоящего неподвижной сутулой статуей старосту, талантливо притворившегося големом, брошенная на произвол судьбы Йосикава сделала то, что должна сделать любая преданная людьми и народом девушка — ударилась в истерику.

— Нам жаловались! Нам уже десять раз жаловались! — завсхлипывала она, — Он в кружке жизни никому не дает! Котегава три раза уже в классе плакала! Все видели!

— Это так, Кирью-кун? — почти не удивился Торикава, — Ты запугиваешь девушек в клубе?

— Ложь, — ровно ответил я, — Наше общение было ограничено только знакомством. С тех пор мы там тихо читаем каждый свое. И у меня есть возможность подтвердить свои слова.

— Да? Это было бы очень кстати. Дело весьма серьезное, — важно покивал председатель, загоняя и себя в ловушку.

— Тогда подождите немного, я скоро вернусь.

На большой перемене преподаватели предпочитают отсиживаться в учительской, так что отловить там как раз закончившую кушать Каматари Арису мне было несложно. Молодая женщина, впавшая при виде меня в небольшой ступор, предпочла бы в нем остаться, но голос я не придерживал, поэтому выражения «обвинения в клевете», «вызывает председатель студсовета», «разбирательство проходит прямо сейчас» не только вынудили преподавательницу подняться со своего места, но также вызвали интерес и Хаташири-сенсея, заявившего, что ему тоже хочется понять, что происходит.

При виде преподавателей уже председатель студсовета спал с лица, а секретарь, в данный момент поившая бедную клеветницу чаем, вытаращила глаза так, что у неё начали отваливаться ресницы. Я уверенно разгонял ситуацию до официального скандала, в чем мне, к удивлению, начал помогать лысый Хаташири, тормошащий зависающую Каматари, которая, кажется, была тоже в одном шаге от того, чтобы разрыдаться. Однако, гордость преподавателя всё же взяла вверх, от чего Каматари-сенсей, сделав над собой невероятное усилие, всё-таки выдавила, тыкнув в меня пальцем:

— Он ничего не делал! Вообще ничего! Он просто жууууууткий…

— То есть, налицо открытая клевета на ученика, — любезно пояснил я бледному председателю, — с целью испортить ему репутацию, а возможно, и будущее. Я вынужден просить вас передать протокол беседы директору Тадамори, за подписью всех присутствующих.

Разумеется, я этого совершенно не хотел. Создать «подковерный» скандал, такой, о котором через час будет знать вся школа (и, неофициально, сам Тадамори) — да, но закручивать нечто серьезнее не было никакого смысла. Наоборот, дав себя уговорить Хаташири и председателю, я лично сопроводил всхлипывающую учительницу литературы назад в учительскую, а там, поднеся ей чаю, проникновенно шепнул:

— Каматари-сенсей, мой внешний вид и поведение служат лишь для того, чтобы ко мне никто не лез. Мне нравится сидеть в вашем клубе, спокойно и молча читать интересные книги. Ни с кем не разговаривать, никому не мешать. Но если я вас так уж сильно пугаю, то просто положите на стол, рядом с собой, зеленую бумажку, когда мы будем в клубе. Я всё пойму и переведусь в другой.

А вот это уже психология другого уровня. Когда маленькое беззащитное существо слегка привыкает к опасному соседу, то оно начинает считать его своим покровителем. Достаточно лишь дать понять, что хищник не нападет. Нечто подобное срабатывает и со всем стадом — видя, что хищник получил свою добычу (в виде морально изнасилованных старосты и его помощника, косящейся на последнего как на предателя), стадо продолжает спокойно пастись дальше.

— Акира, ты бы мог просто унизить дурочку на месте, зачем ты подобное устроил? — с любопытством спросит Рио.

— Мы ходим в школу, чтобы научиться взаимодействовать с другими людьми. Это была хорошая практика.

Сохранение лица — весьма полезная восточная традиция. Жаль, что местные используют её только в связке с «коллективным разумом».

Ну вот, он рыдает лицом в стол и что-то повторяет про «короля грубиянов». Одноклассники изображают из себя стадо перепуганных овец, пытаясь держаться подальше и от старосты с его грустной помощницей, и от нас. Казалось бы, что может быть проще, чем жить, не доставая окружающих? А ведь островитяне считаются одной из наиболее деликатных наций, где все уважают чужое пространство.

Это же касается и дел семейных. Учитывая внезапно поднявшуюся важность Горо Кирью, я не мог отказать прадеду и теперь должен был сопровождать Хиракаву Асуми в додзё и из него. Невеликая работа, но всё равно, раздражает. К тому же, эта девушка-Ищущая имеет дурную привычку иногда что-либо говорить, отвлекая меня от работы с книгой.

— Ты меня лапал, — своим скрипучим голосом пробурчала она, когда мы направлялись на её новое место жительства, — и видел моё лицо.

— Осматривал, а не лапал, — возразил я, — Крайне поверхностно. Нужно было определить степень повреждений твоему телу. Лицо видел лишь мельком, когда проверял, жива ли ты.

Некоторое время шли молча.

— … мельком? — озадаченно пробурчали слева, — То есть — не смотрел?

— Твоя внешность мне не интересна.

— … грубиян.

— Люди постоянно воспринимают прямоту и честность как грубость. Склонен думать, что это из-за того, что они заинтересованы во мне сильнее, чем я в них.

— А в ком ты заинтересован, грубый абрикос? В мужчинах? В оленях? В деньгах? — злобное бормотание я счел даже слегка забавным.

— В максимальном раскрытии своего потенциала как человека, пока на это есть время. Я использую возможность развиваться, не омраченную необходимостью ежедневно зарабатывать себе на жизнь, для того чтобы потом не тратить свою жизнь на работу.

— Вообще-то, ты уже Ищущий, абрикос. Надевший черное, — в голосе одноклассницы промелькнуло ехидство, — Пора уже начать сбрасывать эту маску отличника. Теперь твой удел — кулаки и драки!

— Это мне решать. Пока Снадобье никак не повлияло на мои заработки. Насколько я знаю, от него не тупеют.

— Ты уже работаешь?

— Будь добра, помолчи. Время, которое я трачу на тебя, мне никто не компенсирует.

Наконец-то…

Психованный инвалид Каваси, сидящий в четырех стенах и подсматривающий за своей сексапильной соседкой — хороший собеседник, особенно в сети. Разносторонне развитый, плюс у нас есть общие деловые интересы. Простая школьница? Она могла бы мне пригодиться как начинающая Ищущая, но зачем мне она, когда есть дед? Мой круг близких знакомств и так трещит по швам из-за переизбытка людей.

Горо Кирью, вновь вернувший себе прежний облик непоколебимой горы в образе человека, встретил нас, сидя в малом зале для тренировок. Отправив Асуми переодеваться, он принялся читать мне лекцию о том, что должен делать каждый, вступивший на путь «надевшего черное». Пока мне, как только начавшему процесс инициации, предполагалось делать три вещи.

— Первое. Правила тела. Ты берешь от него столько, сколько сможешь, а даешь столько, сколько оно потребует, Акира. Не переедаешь, не голодаешь. Не… ну, ты не урод, с женщинами, думаю, разберешься… — слегка смутился старик.

— Ничего, что мне пятнадцать? — наклонил голову я.

— А законы для кого написаны? — фыркнули мне в ответ, — У нас Япония, а не какая-то варварская держава. В общем, хоть руками трудись, плевать. Главное, чтобы у тебя в голове перекосов не возникло. Тело требует — ему дают, но без излишеств.

— Понял.

— Второе. Правила духа. Ты не должен бежать от трудностей. Страх, попытка спрятаться, уклониться, словчить — это самый верный яд для того, кто принял Снадобье, — наставительно произнес Горо.

— То есть, мне нужно принимать вызов от любого хулигана в любом месте, где он на меня вылезет? — поморщился я.

— Нет, — отрицательно качнул головой дед, — Снадобье не сокращает набор твоих тактических вариантов. Считай, это работа с подсознанием. Если оно почувствует, что ты струсил, то трансформация тела может стать деградацией. Потерявшие уверенность в себе, упавшие духом, надломленные жизненными переживаниями — все эти Ищущие стремительно деградируют, становясь обтянутыми кожей костяками. И живут после этого обычно недолго. Их называют попросту «сломанными». Вот почему первое из названий, дошедших до нас, звучало как «Снадобье Воина».

«Набор тактических вариантов». Интересно.

— В целом, понял, — медленно кивнул я, — Каким-то образом эта химия упрочняет связь тела и сознания, поэтому себя надо постоянно «убеждать» в своем стремлении стать сильнее и лучше, иначе строительный процесс сменится разрушительным. Строящийся дом рухнет.

— Всё так, Акира, — дед кивнул, прищурившись, — Все Ищущие в процессе построения себя. От начала и до конца. Только вперед. Понял?

— Да.

— Третье. Правила поединка. Здесь я обычно читаю ученикам лекцию часа на два, но тебе попробую объяснить на твоем языке, внук. Как ты правильно понял, у Ищущих изменяется динамика взаимодействия тела и разума, становясь глубже и намного отзывчивее, поэтому сам поединок — тоже дань определенным инстинктам. Бой, который может продвинуть тебя дальше, всегда идёт один на один. Инстинкты должны распознать в противнике конкурента… претендента… особь, с которой предстоит схватка. Можно сказать, равного. Без этого момента боя не будет. Понял?

— То есть бой, по-вашему, это часть ритуала убеждения себя в необходимости дальнейшего прогресса? — уточнил я.

— Если взять всю культуру и честь Японии, воинов, поединков, и вообще всего высокого, что есть в этом мире… — сморщившись, как будто зажевал целый лимон, пророкотал дед, — … а потом ободрать от всего святого, как какую-то курицу, то получится то, что ты сказал. Негодяй мелкий. Только не думай, что этот самый бой можно заменить какими-то твоими умниковскими штуковинами! Десятки тысяч пытались и пытаются, начиная от поиска форм медитации до самогипноза, ритуальных повторных поединков, наркотиков и прочего бреда. Не работает ничего… как и в остальных случаях. Это все. Жду твоих вопросов.

— В целом понятно, — кивнул я, — Один момент важен. Как часто нужно драться?

— Сражаться, — наставительно поднял палец Кирью-старший, — Чаще всего, это зависит от темперамента Ищущего. Чем сильнее он желает ускорить своё возвышение, тем чаще будет испытывать потребность в новом сопернике. С тобой в этом случае… всё сложно. Нам придётся сначала разбудить в тебе дух воина.

— Это как? — насторожился я.

— Сегодня ты будешь сражаться с одним из недавно начавших Ищущих, — осклабился дед, — Точнее, он тебя будет мудохать, пока ты не озвереешь.

— Неприятный сюрприз, — вздохнул я, — Только скажи, чтобы по лицу не бил. Мне в школу завтра.

— Будет лупить тебя прямо по роже, внук, — посерьезнел глава додзё, — Если ты еще не понял, то игрушки кончились. Ты теперь живешь совершенно другой жизнью. В ней -бьют по лицу.

///

Долбанный непрошибаемый абрикос!

Материал пояса аж взвизгнул, когда Асуми дёрнула за концы пояса, затягивая его на талии. Одевшаяся в кимоно девушка зло посмотрела на себя в зеркало, а потом, взяв с тумбочки ленточку, куда уже и короче пояса, перевязала себе волосы в высокий конский хвост, заодно убирая и челку, благо её длины хватало. Теперь из отражения на неё глядела молодая и чрезвычайно привлекательная женщина полных пятнадцати лет, в великолепной физической форме! Хоть в айдолы иди и в верхних строчках чартов танцуй!

Если бы…

Если бы не чуть иной разрез глаз, чуть другая форма скул, да глаза бы ей, Асуми, нормального цвета, а не две эти синие дырки. А так, любой взглянувший на её лицо, сразу определит, кто она. Хафу, смесок, да еще и мутант. Хуже всего то, что одной из самых порицаемых в Японии разновидностей!

Асуми была наполовину японкой, наполовину китаянкой. Откуда взялись её ярко-синие глаза не знала ни она сама, ни её родители, одарившие дочь как яркой внешностью, так и скверным характером. А чего можно ожидать от семейки, в которой папа якудза, мама из Триады, а с дочерью они видятся далеко не каждый день, зато, когда видятся, она от них слышит такое, что и у неё, и у бабушки волосы дыбом встают. Тут ангелочком не вырастешь, особенно когда соскучилась и подслушиваешь, а ока-сан и ото-сан, крепко выпив, начинают друг другу патриотически полоскать во все входящие, меряясь своими криминальными успехами…

Ладно, не суть. Потом еще позлится на лицо. Сейчас пора идти. Абрикоса будут метелить. А она так хотела дать ему пару советов…

Высокий, симпатичный, демонстрирующий полностью уверенность в себе «Король грубиянов» сразу заинтересовал Хиракаву, как только она его увидела. Парень, гений, по всеобщему мнению, служил частой притчей во языцех здесь, на Аракаве. О нем говорили в школе, о нем говорили в додзё, его упоминали Баки, Жирный и Огава. Попробуй тут не заинтересоваться!

А заинтересовавшись и присмотревшись, Асуми как-то уверилась, что вот как раз «Королю» на то, что она хафу — будет плевать полностью! Этот абрикос на всё имеет чисто своё мнение!

Так и оказалось. Только вот ему, этому высоченному очкарику, было на неё чхать с высокой колокольни! Огава тогда рассказал, когда она очухалась. Рассказал, как Акира её осмотрел, определил, что с ней сделали, а потом забыл, как ненужную вещь. И прибежал ей на выручку отнюдь не потому, что этого хотел, а потому что уйти, из-за договоренностей между «Джигокукен» и дядькой Конго, ему было бы проблематично!

Сволочь.

Ну ничего, сейчас-то он и её увидит без этой челки, да и она посмотрит, как ему мнут бока. Хоть полегчает.

У ринга, как и ожидала Асуми, собралось всё додзё. Кирью-доно (ох и огромнейший же дед!) возвышался у ринга, наблюдая, как на него лезет Акира, невозмутимый как кусок доски в сортире, и крепкий молодой абрикос, «надевший черное» чуток позже Асуми. Месяца на два-три? Наверное, да. Этого Таки пока еще никто особо не учил, он таким приперся к воротам додзё, где и сел сракой кверху, а головой в пыль, так что через сутки его оттуда достали и учить начали, так что тут ему до Асуми далеко. Но и Акире, считай простому человеку, Токи никак не может быть по зубам. За плечами этого детины было уже как минимум три полноценных боя.

«Надеюсь, Кирью-доно знает, что делает, выпуская криворучку против своего ботана-внука», подумала девушка, ловя на себе взгляд снявшего очки Акиры. Тот, внимательно осмотрев Асуми и, кажется, узнав её, равнодушно отвернулся к противнику. Девушка чуть не полезла на канаты, защищающие арену, чтобы погрызть их, порычать, а заодно поплеваться в этого невыносимого типа!

Нет, она не влюбилась, хотя и была недалеко от этого, просто знала себе цену и… отчаянно нуждалась в друге. Хоть в одном. Деревянная Шираиши, только-только начавшая что-то пищать в ответ на её, Асуми, вопросы, ну никак на полноценного друга не тянула. А вот этот абрикос…

Горо Кирью времени терять не хотел. Кратким рыком осведомившись, готовы ли бойцы, он отмашкой и криком «Хадзиме!» разрешил бой. Или, тупо говоря, послал Таки мылить голову своему внуку.

Ага, сейчас!!

Как-то странно прыгнув, почти не оторвавшись от пола, долговязый внук мастера додзё моментом вышел на ударную дистанцию с растерявшимся Таки, тут же грохнув тому самый простецкий лоу-кик по выставленной вперед ноге, но сразу же вслед за этим, почти одновременно, выдав бедолаге прямую зуботычину с правой! Не успела челюсть Асуми уйти до конца вниз, как Кирью-младший закончил свою комбинацию, сменив ногу и вдарив лоу-киком с другой! В следующую секунду, под множеством ошарашенных взглядов, равнодушный как полено гений уже отскакивал от охреневающего противника, с чьей сопатки вовсю брызгала кровяка!

За полторы секунды!

Асуми знала толк в махаче. Её учили. Не просто учили, а беспощадно дрюкали с детства, причем не записные каратешники из гламурных школ, а мутные личности с прошлым, от которого тащит порохом, сталью и кровищей. Сейчас, глядя на пританцовывающего у сетки Акиру, так и не сменившему выражение на своем непробиваемом табле, Хиракава отчетливо понимала, что школы у того никакой. Ноль. Пусто. Ваще голяк.

Только это не помешало гению взглянуть на ситуацию с точки зрения именно гения, а затем использовать легкую неуверенность новичка, влупив тому парочку простейших отработанных ударов. И теперь этот… хитромудрый абрикос просто… танцует, разминая икры после ударов, в ожидании (сволочь такая!), пока бедного Токи нагонит весь кошмар от двух лоу-киков! А с такими длиннющими ногами ты хреновый удар не посадишь, Асуми ручается!

Сволочь хладнокровная! Ну вот, бедолага падает на колени, хватаясь за пораженное и заваливаясь на бок. Кирью-доно орёт «стоп», а сам смотрит на внука как на врага всего японского народа. Тому — апокалиптически похер! Прекратил приплясывать и стоит, лупится равнодушно по сторонам.

— Я не воспринял его как противника, — голос зазнаистого абрикоса вырвал Асуми из гипнотического состояния офигевания, — Нужен кто-то другой.

«Ищущие тебе что, на деревьях растут⁈», внезапно взбеленилась Хиракава. Она знала, что тут есть только Таки, Джотаро, она, да и сам Кирью-доно. Ей пока выходить нельзя, её не учили дозировать силу ударов, она же девушка! Кто остается? Эти два медведя? Да их этот абрикос попросту не пробьет! Может, еще кто-то есть?

— Савада, давай ты, — как-то грустно махнул рукой одному из старших учеников Горо Кирью, — Считай он еще простой человек, усиления нет. Ну, может, чуть-чуть крепче, так что не стесняйся.

— Хай, сенсей! — поклонившись мастеру, крепкий и кряжистый Савада с удивительно широкими плечами, опытно просочился на арену, позволив сначала с неё уковылять Токи. Тот, прижимая руку к кровоточащим губам, несколько раз оглянулся на равнодушно стоящего Акиру с отчетливой обидой в глазах.

«Новичок, а понимает, что его пожалели», — неожиданно поняла Асуми. Акира не умеет сражаться, но способен за себя постоять. Он мог ударить в пах, ударить в глаза, вместо второго лоу-кика запустить пятку в низ живота зазевавшегося Таки, но вместо этого только пустил ему юшку и отсушил ноги. Как он сумел сориентироваться так быстро⁈

«Стояла бы там я, тоже бы щелкнула от такого сближения», — с внезапным холодком по спине подумала дочь покойного вакагасиры, — «А дальше, с его-то руками, даже лоу-киков не надо. Просто зарядил бы мне в лицо справа, а слева бы ваще зубы выбил. Уронил бы и всё, отбивай себе ногами, пока девочка звезды ловит. Раз и привет. Дерьмо!»

Чисто на скорости, агрессии и расчете.

Богомольский абрикос!

Тем временем события вновь развивались на ринге, но на этот раз почти предсказуемо. Полностью сосредоточенный и серьезный, квадратно-гнездовой Савада подшагивал к Акире, излучая как осторожность, так и готовность превратить его в кусок мяса, а внук великого мастера нелепо выпрыгивал по арене, постоянно разрывая дистанцию. Тем не менее, никто не улыбался, видя кривляния Кирью-младшего, практикующего один отскок за другим.

Не улыбалась и Асуми.

Джигокукен, школа, сосредоточенная на двух китах. Первый кит — это выносливость, мышечный каркас, умение терпеть боль и анализировать движения противника. Второй кит — пушечные удары на коротких и сверхкоротких дистанциях. Сильные, боксёрские, прошибающие блоки нормальных каратек на раз. Только, в отличие от чистого бокса, ногами хреначить адепты «Джигокукен» умели на тройное «ура», а знаете, что у них еще смачно получалось? Впилить с руки падающему противнику.

Акира знал эту школу достаточно, чтобы бегать от попыток Савады ему вмазать, но и сам ученик додзё дураком не был, отчетливо опасаясь долговязого умника, способного устроить ему жопу на ровном месте. Тем не менее, осторожный бегемот — всё равно бегемот.

Это случилось настолько быстро, что Асуми, вроде бы не отрывавшая взгляд от ринга, не поняла, в какой именно момент. Савада таки дотянулся своей короткой ногой до бедра Акиры, почти вломив ему по жопе, но за долю секунды до этого закрутивший какой-то мутный финт умник вмазал опытному бойцу, не раз вышибавшему хулиганов с Аракавы, локтем в ухо, вынуждая коренастого рукопашника перейти в положение «крабика» и, тряся головой, разорвать дистанцию. На секунду бойцы замерли, а затем Савада, с налившимися кровью глазами, пошёл в атаку напролом.

Ухо у него тоже налилось, но чуток попозже. После того, как загнанный в угол Акира таки получит полноценный выхлест в бедро, а затем короткий прямой, гарантированно выбивающий ему плечо. После того, как вроде бы уже сдохший очкарик, извернувшийся поганым ужом (на одной ноге!), втащит с раскоряки почти празднующему победу Саваде прямейший и поганейший апперкот снизу (такой, от которого бы сама Асуми обоссалась бы и кончилась на месте!).

…после того, как Савада, знатно офонарев от засиявших в глазах созвездий, с коротким рыком двинет вскользь локтем чересчур резкому гению, вынуждая того, раскинув руки и на одной ноге, сплясать обезглавленной курочкой по рингу.

…и уж точно после того, как упавший дохлым голубем умник, попробовавший скрутиться и подскочить с места, всё-таки огребет себе в душу полноценный «джигокукен» от пошатывающегося Савады.

На ринг, тем не менее, они упадут вместе, потому что пяткой по яйцам — это пяткой по яйцам. Против этого приёма никакие занятия в додзё не помогут.

«Признайся уж себе честно», — подумала уставшая офигевать Асуми, глядящая, как бледные и ошарашенные ученики под предводительством сильно удивленного итого боя Горо Кирью, вытаскивают обоих маловменяемых страдальцев с ринга, — «Ты влюбилась как последняя сучка».