— Держи.
— Спасибо… — вяло протянув руку, полулежащий на скамье в парке Рио вцепился в банку с холодным кофе, простонав, — Устал…
— От чего? — поинтересовался я, усаживаясь рядом, — От парочки вступительных уроков и знакомства с классом?
— Я, вообще-то, общался, — приоткрыв один глаз, покосился на меня друг, — Знаешь, как трудно применять шаблоны на простых смертных? После моделей? Нет, не после моделей, а после кандидаток в айдолы, заинтересованных в том, чтобы тебе понравиться?
— А… — я моментально потерял интерес к диалогу, раскрывая книгу, — Это твоя работа.
— Это как тофу, который выглядит как тофу и пахнет как тофу… — продолжал жаловаться этот «грязный блондин», — После того как ты несколько недель подряд ел хороший тофу!
— Эта шутка слишком японская для меня.
— Это правда жизни… и она пахнет тофу… — он даже издал звук, как будто бы его сейчас стошнит.
Коджима Рио ненавидит людей. Чуть ли не с пеленок его родители использовали сына в самых разных медиа-целях, а когда он еще и вырос настолько симпатичным — то вынудили его стать охотником за талантами. И он стал, причем крайне успешным. А необходимость постоянно врать, лицемерить, выкручиваться и манипулировать женским полом привели его к очень ранней профессиональной деформации, выраженной в виде ненависти к любой девушке, пытающейся проявить к нему симпатию. Разумеется, во внерабочее время. Например, в школе.
— У тебя есть все задатки к тому, чтобы стать геем, — сделал я вывод, вынуждая парня поперхнуться кофе. Ему пришлось сдержать спазм, давая себе время соскочить с лавки, а лишь потом выплюнуть застрявшее во рту и глотке.
— Я натравлю на тебя Мичико, слышишь! — прохрипел он, стоя согнувшись и грозя мне кулаком, — Скажу, что ты выпросил у меня её фотку, а теперь делаешь с ней по вечерам грязные вещи! И просишь еще фоток!
— Она дура, но не настолько, чтобы тебе поверить.
— Мичико третья по успеваемости в школе, а ты называешь её дурой.
— Заслуженно. К тому же, её место в прошлом. Пришли мы.
— У нас точно будут проблемы из-за этого… о! Смотри!
Неподалеку трое полицейских с суровыми лицами вели понурого нервного мужчину средних лет в длинном плаще, у него были наброшен на сцепленные в замок перед собой руки пиджак. Так делают с арестованными, закрывают вид на наручники. Конвоируемый спотыкался, горбился, нервно бегал глазами по сторонам, а при каждом шаге из-под полы плаща демонстрировал голую ляжку.
— Опять извращенца поймали, — констатировал Рио, — И чего они лезут в Аракаву?
— Затем же, зачем и мы пробились в эту школу, — пояснил я, возвращаясь к книге, — Здесь безопасно. Полиция максимум арестует и посадит в тюрьму, а не засунет ему бейсбольную биту в задницу.
Страна с зашкаливающим уровнем безработицы стремительно криминализировалась. Старые кланы якудза, имеющие свои законы и порядки, медленно отступали перед растущими как грибы бандами и «новыми якудза», беспринципными, жестокими, готовыми на всё. Всё это месиво воевало друг с другом, медленно обгрызая Токио по краям. Дошло до того, что полиция совместно с армией создали «Спецподразделение по борьбе с организованной преступностью», чьи люди, выезжая на облегченных броневиках, не брали с собой наручники и шокеры, только штурмовые винтовки.
Мы, я и Рио, можем постоять за себя, но не желаем тратить время на дрязги с подростками. Мой друг хочет спокойно дожить до возраста, когда он сможет съехать из семьи, а затем, шантажируя отца и мать своей независимостью, добиться пересмотра условий своей работы на них. Моя цель — гладко войти в местное общество, оставшись при этом условно независимым человеком, который будет зарабатывать средства через интернет. Я уже этим занимаюсь.
— Ты долго тут собираешься сидеть? — заскучав в тишине, спрашивает мой друг, выкинув допитую банку.
— Да, до вечера, — откликаюсь я, не отрываясь от страниц, — У меня дома сегодня неприятные гости. Хочу прийти после того, как они уйдут.
— Тогда я тебя покидаю! Меня ждёт волшебное время с Микой-тян! — блондин подхватывается с лавки и бодро устремляется вдаль, маша мне рукой.
— Исчезни с глаз моих, позорный анимешник! — проявляю я немного эмоций. Заслуженно. Тратить время на просмотр мультипликационных сериалов для детей…
Впрочем, сейчас он тоже тратил время.
Сосредотачиваюсь, вспоминая первый день с новым классом. Линейка, речь директора, сам класс. Преподавательница, невысокая пышная японка чуть младше тридцати, уверенно себя ставящая в коллективе. Кумасита Оюки. Мне она показалась чересчур самоуверенной, но ровно до момента, пока не случилось то небольшое происшествие…
Мы с Рио «захватили» себе удобные места. Я удовлетворился последним «хулиганским» местом на втором ряду от окон, он занял предпоследнее прямо у них, упомянув, что оно «то самое». Рядом со мной, но уже ближе к двери, села та высокая хорошо сложенная девушка, которую мы заметили выходящей из машины, а вот справа от меня попытался притулиться сутулый низкорослый паренек самого заурядного облика. Ключевое слово «попытался».
Его прогнала странная девушка с волосами, закрывающими почти половину лица. Глаз не было видно совсем. Она, Хиракава Асуми, представившись хриплым монотонным голосом, сразу после этого прошла не на свое место, а к жертве, то есть этому пареньку, а затем, молча над ним нависнув, буквально выдавила из-за парты. Он даже извинился, сбегая. Я наблюдал за сценкой со скрытым удовлетворением. Несмотря на то, что я не смог добиться, чтобы мы с Рио учились в разных классах, теперь я почти со всех сторон был окружен необщительными персонажами. Надо было запомнить их имена. Успеется.
Жизненный план у меня прост и надежен. Закончить школу и университет, добиться пассивного дохода, получить доступ к знаниям и предметам, не лежащим в свободном доступе, поглотить их, утрамбовать, искать нечто новое. Через год или два я собираются отселиться от родителей, перебросив заботу о них на младших. Это пойдет всем на пользу. Отойдя в сторону, я проконтролирую, чтобы Эна и Такао не сбились с пути, а когда те сами будут готовы вылететь из гнезда, я вернусь домой. Надежды, что наши предки когда-либо осознают себя взрослыми людьми — нет, но они уж точно не помешают мне продолжать поглощать знания этого мира.
Жена? Дети? Бесполезно и времязатратно. В них полностью отсутствует какой-либо смысл.
— Ан-ноо… — отвлек меня от мыслей нерешительный девичий голос. Вернувшись в реальность, я увидел двух едва знакомых девушек, одетых в форму той же школы, что и моя. Вроде бы, мои одноклассницы?
Одна робко пряталась за другой, окликнувшей меня. Стандартная внешность, карие, почти черные глаза, у прячущейся за ней слегка… провинциальный флер. Типаж девушек, которых большинство японцев моих лет сочло бы довольно привлекательными. На этом архипелаге дефицит физически привлекательных людей.
— Ты же… Кирью? Акира Кирью-сан? — окликнувшая меня, чуть улыбаясь, говорила всё смелее и смелее, — А мы твои одноклассницы, я — Окада Каори, а вот она — Котегава Эйка. Давай дружи…
— Нет.
Первое правило Кодзимы Рио: «Если к тебе подходит незнакомая женщина и старается произвести благоприятное впечатление, то ей нужна выгода или защита. Чтобы расплатиться за это, она использует две валюты — либо то, что у неё между ног, либо ничего. Все они предпочитают расплачиваться ничем, если не нацелены в будущем на большее».
В целом, женщины очень похожи на демонов, но у тех куда большее разнообразие валют и ресурсов, плюс они всегда выполняют условия договора. Вывод: женщины — это некачественные демоны.
Давлю взглядом стремительно отступающих кланяющихся девчонок, покрасневших и пищащих что-то вроде «извини, не будем тебя отвлекать». Рио называет этот взгляд «как на мясо», а я считаю его воспитательным. Плохая японка, плохая. Уходи.
Казалось бы, вся эта страна с её сложными заморочками и ухудшающейся криминогенной обстановкой плохо подходят для тех целей и планов, что поставил себе я, но на самом деле, считаю, что мои трудности минимальны по сравнению с тем, что могло быть. Всё-таки, будучи переродившейся личностью, я бы не смог нормально влиться ни в какое общество. Здесь, по крайней мере, можно легко спрятаться за странностями, присущим гениям.
Впрочем, «гением» в Японии называют почти любого или любую, кто добился результатов чуть выше среднего.
В моем мире гениев не было. Научно-технический прогресс стоял на месте, иногда даже отступая на шаг назад. Всему виной были маги. Волшебники, колдуны, ритуалисты, некроманты, алхимики… любая тварь, получившая дар магии, быстро начинала с её помощью выгрызать себе «место в жизни». Они подчиняли простых людей, захватывали власть, а затем начинали грызться между собой за еще большую власть, знания или волшебные предметы. Владыки смертных, так называемые аристократы и монархи, как использовали магов, так и подчинялись им. Масштабные катаклизмы, подчас стирающие всё живое, сотрясали планету более десятка раз.
Даже я, самое могущественное существо, когда-либо жившее под тем солнцем, не мог сделать ничего. Стереть в пыль архимага? Демона? Бога? Легко. Я уничтожал тварей тысячами, но как победить, когда дар магии просыпается в смертных снова и снова, вынуждая историю повторяться? Как это сделать, когда Бури приносят чужие разумы, захватывающие тела? Иногда они были крайне изощренны в искусстве управления эфиром… Убей одного, но через месяц на его месте встанет десяток…
Мой мир был обречен, а я, способный залить любой из континентов жидким пламенем от края до края, был бессилен.
Поэтому я здесь, граблю эту цивилизацию. Мне нужно вытянуть из него все знания, всю возможную пользу, всю историю его взлетов и ошибок, а затем — забрать с собой. Пятьдесят лет уйдет, сто, тысяча, больше… время не имеет значения. Мой мир будет спасен.
В кармане пиджака завибрировал мобильный телефон. Достав его, я убедился в собственных подозрениях — звонила мама. Видимо, гости уже пришли, и семья нуждается в том, чтобы я взял их на себя. Увы, у меня диаметрально противоположные планы, так что поставлю устройство в тихий режим для экономии аккумулятора. Мама будет звонить раз за разом.
Персональные компьютеры появились на рынках недавно, и с тех пор стали уделом лишь немногочисленных обеспеченных энтузиастов или же специалистов. Мобильные телефоны, выполненные в остроумно-прагматичном дизайне «раскладушек», стали доступны публике около пяти месяцев назад… спрос на них увеличивается лавинообразно, пугающими темпами. У кого бы еще в долг взять? Я бы не отказался приобрести еще больше акций.
Из-за этих телефонов и акций мои финансы не на нуле, а в огромном минусе. Кроме того, что я приобрел аппарат каждому члену семьи, я еще влез и в долги к семье Рио, взяв у них внушительную сумму, которую всю потратил на акции компаний-производителей этих «раскладушек». Теперь приходится отрабатывать. Хорошо, что Мичико не знает об этом долге. Она, в отличие от своего младшего брата, для семьи прибыли не несет, поэтому её в известность практически ни о чем не ставят… А если быть точным — то не ставят вообще ни во что.
— Хооо… братва, а нам сегодня везет! Вы посмотрите на этого очкарика! Вот он-то нам позвонить и даст!
Троица парней лет пятнадцати-семнадцати, разодетых в «хулиганские» прикиды, неторопливо приближалась к моей лавочке, щерясь улыбками мелких хищников. Оскалы пропали, когда я, спокойно положив телефон в карман, встал с лавки, оказавшись на голову с лишним выше каждого из невысоких японцев, но на общей решимости молодых «янки» это не сказалось.
— Телефон сюда и деньги! Быстро, бака-яро! — взял быка за рога явный лидер тройки, подступая ко мне под одобрительно-угрожающий гул корешей, — Или будет худо, понял⁈
Я не владею и не владел никакими боевыми искусствами, но, как и любой маг, посвятил много времени познанию собственного тела, координации движений и оттачиванию внимательности. Этого, плюс эффективно работающего и структурированного сознания, было вполне достаточно.
Хулиган, пытающийся запугать меня вторжением в личное пространство, получает короткий хлесткий апперкот по отвешенной нижней челюсти. Она закрывается с излишней силой, кажется, страдают зубы и язык. Я этого уже не вижу, так как одновременно отталкиваю жертву вправо, на лавку, чтобы беспрепятственно пнуть вперед левой ногой. Тут не нужна особая сила, достаточно лишь, чтобы носом моего ботинка встретился с гениталиями хулигана номер два достаточно хлестко. Третий, растерянно лупающий глазами при виде валящихся товарищей, шарахается от меня, но спотыкается о бордюр, начиная заваливаться на траву. Бью его внутренней стороной стопы по уху, акцентируя силу удара на пятке.
Всё, все трое лежат, скуля от боли, а я, сняв очки и приняв целеустремленный вид, деловито ухожу из парка.
Нарушено множество писаных и неписаных законов. Драка не инициирована агрессорами, они сейчас чистой воды жертвы. Бил я «неправильно» по местным понятиям, каждый удар нес серьезную угрозу организму. Бесчестное начало драки без предварительного озвучивания взаимных претензий. По меркам большинства — стыд, позор и подлость.
Мне плевать. Пусть попробуют сами нейтрализовать три враждебных элемента, причем, не пачкая свою одежду и не разбивая руки. К счастью, японское законодательство при всей своей строгости, очень снисходительно смотрит на драки. Но не на избиения. Хорошо, что полиция отвлеклась на извращенца…
Тем не менее, я зашагал домой. Там как раз присутствовала личность, что может разобраться с полицией, если эти гопники окажутся еще и стукачами.
Интерлюдия
Этим вечером в столовой особняка семейства Кирью царила особенная атмосфера. Нормальный западный стол, используемый в обычные дни, был убран куда подальше, а вместо него был поставлен голый котацу, лишенный одеяла с подогревом. За ним на специальных подушках и восседала вся семья, за исключением куда-то запропастившегося Акиры. Харуо, Ацуко, да их дети, Эна и Такао. В то время, как щебечущая хозяйка была исполнена суеты, а сам гостеприимный хозяин нервозности, заискиваний и тщетных попыток пошутить, на лицах у подростков царила тоска по отсутствующему брату.
Виной же столь сложных и многогранных чувств был гость, занимающий в данный момент аж целую сторону совсем немаленького котацу.
Горо Кирью был стар, суров и велик. Возраст деда, визуально определяемый как близкий к 70-ти годам, был куда больше этого значения, причем, все эти годы легким движением мысли можно было соотнести к не прекращавшимся тренировкам двух качеств — сурового взгляда и вида. Совокупность этих двух факторов не имела бы столь грандиозного значения, если бы не последнее по перечислению, но первое по впечатлению качество этого во всех смыслах заметного человека.
Старый японец был огромен. Выше двух метров роста, с широко разнесенными плечами профессионального гребца, весь, как будто, состоящий из сплошных жил и мышц, четко прорисованных под коричневой толстой кожей, с буйной гривой толстых седых волос, небрежно перехваченных обрывком черной бечевки. На фоне младших членов семьи, бывших почти поголовно людьми средних японских габаритов, Горо смотрелся настоящей горой, а из его кимоно можно было бы сшить одежду на каждого, включая отсутствующего сейчас Акиру.
Учитывая легкомысленное и инфантильное поведение хозяев, могучий хмурый старец, наливающий себе в крошечную чашку из бутылочки-токкури очередную порцию сакэ, виделся как единственный взрослый человек во всем коллективе. Особенно после того, как младшие внуки отчитались деду о своих успехах на ниве обучения в средней школе, а тот, хмыкнув, сделал вид, что удовлетворен услышанным. А затем он вернулся к своему основному занятию — молчаливому и не очень осуждению действий, характеров, да и прочих процессов жизнедеятельности у старших Кирью. Те вовсю боялись и трепетали, тоскливо мечтая о приходе старшего сына. Ацуко, постоянно поднимаясь с места, то и дело нервно тыкала пальцем свой мобильный, вызывая заблудшего спасителя.
И вот, наконец, хлопнула входная дверь, а хрипловатый голос Акиры из прихожей огласил традиционное японское объявление о возвращении домой. Ацуко тут же подпрыгнула на своей подушечке, но, встретив гнетущий взгляд старшего родственника, пожухла как трехдневная орхидея. Её отважный муж, в данный момент капавший себе из токкури с видом нашкодившего школьника, распрямился, расцветая улыбкой спасенного человека. Сам же Горо засопел, еще сильнее расправляя плечи и наливаясь грозным видом.
Он готовился встретить врага во всеоружии.
Любой нормальный подросток, (либо любой другой член семейства Кирью), попытался бы прошмыгнуть с прихожей наверх в свою комнату, дабы миновать неприятности, но Акира, уже понявший, что его задержка не вызвала нужного эффекта удаления деда из гостей, принял поражение с присущим себе хладнокровием.
— Оджи-сан, — короткий уважительный поклон от стоящего в дверном проёме рослого юноши. Безупречный, но настолько механически-выверенный, что огромный старик тут же начинает зло и громко сопеть. Но коротко кивает, мол, услышал.
— Кира-чан! — не выдержав, вскакивает заполошной мышью с места Ацуко, — Садись кушать! Я сейчас!
— Руки помою, переоденусь, — холодный отблеск прямоугольных очков. С этими словами юноша скрывается далее по коридору. Его младшие брат и сестра, переглянувшись, ощутимо напрягаются. Это не проходит незамеченным ни для кого за столом, что вызывает зависть у отца семейства и короткий непонятный отблеск в глазах у уже начавшего гневаться титана в кимоно.
— Братик, садись на наше место, мы уже всё! — хором выпаливают Эна и Такао, стартуя со своих мест с гибкостью и скоростью хороших спортсменов. Ацуко, что-то тихо причитая себе под нос, сноровисто расставляет приборы для старшего сына, уже переодевшегося в домашнее. Тот с достоинством и не спеша опускается на подушку напротив Горо, произнося традиционное «итадакимас» и приступая к ужину.
Постороннему свидетелю атмосфера бы показалась даже забавной или, хотя бы, интересной. Пожилой мускулистый гигант, сложивший на груди руки, молча давил всем своим видом на невозмутимо поглощающего пищу подростка. Давил всерьез, неотрывно сверля тяжелым взглядом из-под кустистых бровей. Ацуко и Харуо тем временем, ощутимо расслабились, даже привалившись друг к другу плечами. Мучиться несчастным оставались считанные минуты, так как теперь внимание Горо от их старшего сына не могло бы оторвать ничего. Может быть, атомная бомба, но далеко не факт.
Так и случилось.
— В очках выглядишь совсем слабаком, — с отвращением начинает говорить дед, после того как внук кладёт палочки на пустую тарелку, — Зачем они тебе?
— Они производят нужное впечатление, — холодно отвечает Акира, промокая губы салфеткой.
Он гораздо меньше деда, смотрясь на его фоне хрупким худощавым подростком, но ведет себя так, как будто бы они равны по… всему.
— Слабака? — презрительно кривятся губы Горо. Огромные лапищи, в каждой из которых легко может спрятаться токкури с сакэ целиком, аккуратно наливают алкоголь в крошечную отяко. Традиционная чашка настолько мала по сравнению с заскорузлыми мозолистыми пальцами патриарха, что ему неудобно брать её, даже используя всего пару из них.
— А вы, оджи-сан, по-прежнему оцениваете людей лишь по физической силе? — удивительно едко спрашивает Акира, едва заметно (но заметно!) дёргая уголком рта, — Очень устаревший взгляд на жизнь. Хотя, если вспомнить сколько вам лет…
— Не устаревший, а вечный, мелкий ты дурак, — жесткие черты лица деда пытаются сложиться в гримасу снисхождения, но с точки зрения Акиры это похоже на страдающего запором демона, — Только тебе не дано этого понять. Еще и брата уговорил… Потраченное вы семя…
— Оджи-сан! — пытается сделать возмущенный вид Харуо, но тут же боязливо втягивает голову в плечи под давящим взором гиганта.
Однако, даром эта эскапада не проходит.
— То есть, вы считаете, оджи-сан, — почти равнодушно роняет слова рослый пятнадцатилетний парень, — Что моя гарантия Такао, что он станет как минимум выдающимся гражданином Японии, значит меньше, чем способ бездарно потратить всю свою жизнь в тренировках и рукопашных боях, с риском для здоровья? Не дав этому миру ничего стоящего?
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! Никогда не имел! — прорывается гнев старого человека, сжимающего свои огромные мозолистые кулаки. А те действительно могут внушить оторопь и почтение — у Горо не кулаки, а огромные кувалды, окутанные толстой крепкой кожей и с настолько набитыми костяшками, что эти полусферы скорее напоминают копыто, чем мозоль.
— Как и ты, оджи-сан, не имеешь ни малейшего понятия о жизни, — в голосе Акиры отчетливее слышится пренебрежение, — Всё, что тебя интересует, это твоё додзё и ваши драки. А также талантливые ученики, способные воспринять больше, чем твои обычные остолопы. Но их нет, поэтому ты и приходишь к нам каждый месяц, излить свою горечь по этому поводу. А в нас, своих единственных внуках, видишь лишь испорченные заготовки, не годные ни на что… для тебя. Эгоист. Дуболом. Фанат мордобоя.
— Это — не жизнь⁈ — грохочет, медленно вставая, Горо. Попутно от скидывает верх кимоно, обнажая торс. Японец не просто мускулист, в его теле ни капли жира, ни сантиметра обвисшей кожи. Налитая злой тугой мощью грудь, бицепсы размером с талию Акиры, толстые, почти как его же бедра, запястья. Воин, богатырь, титан.
— Старое мясо, посвятившее всё своё время совершенствованию своего старого мяса, — очень грубо резюмирует обнажение родственника Акира, — Бессмысленная трата жизни.
Ответ неимоверно дерзок, прям и жесток. Настолько, что бедные родители наглеца аж синхронно сжимаются, хватая друг друга в охапку, а огромный старик чуть съеживается, начиная аж натужно кашлять от такой наглости. Харуо чувствует, что его мужская гордость втягивается внутрь тела, а волосы на коже, наоборот, восстают все до единого. Сейчас будет беда…
Но нет, её не случается. Просто его грозный сын и пугающий дед его жены начинают свой ожесточенный спор. Рёв старого медведя и ледяные реплики железобетонно уверенного в себе юнца. Логика против боевого духа. Как и каждый месяц до этого, наверное, с тех пор как Акире стукнуло шесть. Тогда, на его день рождения, который они с Ацуко еле уговорили сына отпраздновать, явился Горо, собиравшийся чуть ли не силком утащить внука в своё додзе. И утащил, чего уж тут. Они с женой ничего не смогли сделать! Но затем, спустя несколько часов, старший Кирью вернулся. Взбешенный до невозможности, красный как рак, с топорщащимися волосами, он почти уронил невозмутимого Акиру на пол прихожей, а потом исчез быстрее мимолетного видения.
С тех пор и идёт война, в которой вся семья Кирью на стороне Акиры. Только очень тихо и про себя, потому что в отличие от их железного ребенка, сам Горо внушает своей внучке и ее мужу чистейшей воды страх. Когда разозлится, естественно. Вот как сейчас.
Акира гений и холодный логик, он приводит неоспоримые доводы о том, что ни ему, ни его младшему брату жизнь, которую ведет их дед, не нужна. Что она однообразная, рискованная и совершенно бессмысленная, учитывая технологический уровень страны Восходящего Солнца. Всё это, бесспорно и верно, но тут есть один нюанс — Акире Кирью всего пятнадцать лет.
Горо же Кирью очень много лет является немалых размером знаменитостью в не таких уж и узких кругах общества. Даже больше можно сказать, он был признан как мастер боевых искусств задолго до того, как Ацука и Харуо вообще появились на свет! Даже их родители! Более того, старик является основателем известного додзё «Дзигокукен», от чего отвык слышать возражения еще в те времена, когда они, родители Акиры, сосали сиськи своих матерей. Этого бы уже хватило, чтобы старый воин и молодой гений не находили никакой почвы для примирения. Но было кое-что еще.
Горо Кирью, человек-гора, Кулак Грома, только выглядел как неимоверно крепкий и сильный старик лет семидесяти. На самом деле рычащему сейчас лютым медведем на парня колоссу уже стукнуло сто двадцать семь лет. Для Ацуко он был дедом только по документам. На самом же деле, его любимой и дорогой жене этот разъяренный мышечный холм приходился прадедом. Угробившим, кстати, её деда и отца на своем Пути. Точнее, тренировавшим, а угробились они потом сами. И вот когда Акира приводит этот аргумент…
— С меня хватит! — старик, практически излучающий чистую ярость, от которой у родителей юного спорщика буквально сжимаются внутренности, поднимается на ноги, — Ухожу! Неблагодарный сопляк! Грубиян, позабывший, чье имя хранит ваш покой!
О, еще один запрещенный удар.
— Ты требуешь уважения за защиту родственников? — презрительно кривятся губы тоже вставшего юноши, — Мелочно, но это я понять могу. Но требовать, как злой ками, жизнь одного из детей за эту свою защиту…
Этого уже не выдерживает Горо. Рёв раненого в зад медведя заставлять окна жалобно звенеть, а вопрос, как у двух распутёх мог вырасти этот гибрид злого демона и юки-онны, слышит вся улица. Затем гневно сопящий гигант спешно покидает пристанище семейства Кирью, продолжая оглашать притихшую ночную улицу ругательными словами в адрес «змеекровного неблагодарного умника».
Сверху, со второго этажа, слышны тихие аплодисменты младших, которые, на самом деле, давно уже должны спать (попробуй засни при таких воплях!), Харуо выдыхает кубометр спертого воздуха, а Ацуко плачущим дрожащим голоском вопрошает в очередной раз непобежденного сына, стоящего с сомкнутыми на груди руками у раскрытой входной двери и смотрящего в спину уходящему ругающемуся гиганту:
— Кира-чан, ну когда же вы начнете ладить? Сколько можно…?
— А разве мы не ладим? — невозмутимо спрашивает пятнадцатилетний подросток, не прогнувшийся перед возрастом, авторитетом и боевым духом адепта боевых искусств более чем со столетним стажем.
— Вы друг друга не любите… — горестно вздыхая, жалуется красивая японка, совсем не выглядящая на свой возраст.
— Думаю, ока-сан, мы друг друга любим, — вводит маму с папой в глубокий шок задумчивый и рассудительный голос подростка, закрывающего дверь, — Просто не уважаем выбранные пути.
Искусство боя без оружия бывшим магом воспринималось приблизительно на том же уровне, на каком он мог бы воспринять искусство фехтования жопами. То есть, в виду присутствия холодного, огнестрельного, космического, баллистического, ядерного, химического и бактериологического оружия — никак. Следовательно, «любимый» прапрапрадед для Узурпатора Эфира являлся существом, с одной стороны крайне любопытным своим сроком жизни, но с другой лишь человеком, который всю свою жизнь посвятил вопиющей бессмыслице. Конечно, вполне возможно, что именно эта самая бессмыслица и помогает Горо Кирью так долго жить, но как именно живёт этот старец, Акира видел сам. Бесконечными тренировками.
Без сомнения, за боевыми искусствами, так широко и массово популяризованными в Японии, да и во всём мире, что-то стояло, но тому, кого звали Шебадд Меритт, до этих тайн не было никакого дела. У него были конкретные цели, очень далекие от жизни, посвященной закалке тела и изучению приёмов рукопашного боя. При этом нельзя сказать, что Акира не разбирался в искусстве самозащиты, с этим у него было всё более чем просто в порядке. Во всяком случае, стоя напротив разъяренного как укушенный в сокровенное лев деда, молодой человек вполне был готов к тому, что сегодняшняя конфронтация может выйти за рамки перебранки. Несмотря на весь абсурд возможного исхода.
И Горо, стадвадцатисемилетний мастер боевых искусств стиля Джигокукен, без всяких сомнений знал, что его внук не просто бравирует. Что, разумеется, и добавляло печалей старому мастеру. Именно поэтому он считал Акиру упущенным шансом. Золотым шансом на славу для своего стиля и додзё.