Книга первая. Читатель

Глава 3 Счастливая школьная жизнь

Кроме ежедневного сна, есть еще несколько занятий, которые я соотношу к неэффективно тратящемуся времени. Одно из наиболее «прожорливых» — утренняя работа пастухом для собственной семьи. Отец, мать, младшие брат и сестра, все они, несмотря на свою природную худощавость и высокую энергичность в течение дня почему-то… ненавидят утреннюю зарядку. Настолько сильно, что приходится буквально следить, чтобы они не скрылись с заданного маршрута, вынуждая меня бросить убежавших и сосредоточиться на оставшихся.

Такое даже пару раз получалось.

Вот прямо сейчас, Такао, лидирующий в забеге, готовится к рывку вправо, на другую улицу. Но это обманный маневр, средний сын семьи Кирью вчера был подкуплен пятеркой токенов из игрового центра. Главные преступники и коррупционеры, плетущиеся позади с умирающим видом, должны будут дать задний ход, а затем успеть вбежать на улицу Хакуочи, где прямо сейчас начинают разгружаться торговцы. Некоторые из них самостоятельно заносят товар в лавки, а так как чета Кирью тут многим хорошо знакома, то спрятать их от сына будет кому. Тем временем Эна, двенадцатилетняя будущая красавица и единственное существо в мире, способное заставить меня улыбнуться своими ужимками, будет играть роль отвлекающего маневра — она ломанется дальше по маршруту с криками «Мама! Папа! Вы куда⁈». За это ей обещан пудинг.

Хорошая операция, почти беспроигрышная. Так или иначе, я должен потерять от одного до четырех подопечных гарантированно.

Не сегодня.

Младшего брата обезвредить просто. Слегка ускоряю ритм бега, равняюсь с ним, а затем, легонько ткнув в плечо, сую в растерянно протянутую руку фотографию. Тому хватает одного взгляда, чтобы поменять колер кожи на более бледный, а затем продолжить бежать по маршруту, уже без всяких мыслей о шалостях. Изображение нашего прадеда, стоящего на фоне собственного додзё с избранными учениками… отлично кошмарит Такао.

С отцом, как со злостным преступником, я обхожусь куда суровее — изъяв из-за пазухи черно-белый журнал в полиэтилене, продолжаю бег, помахивая им в процессе. Не узнать данный предмет у отца шансов нет, так что я слышу задушенный вопль ушибленного летящим унитазом оленя, свидетельствующий о полной деморализации условного противника. Что поделать, журнал был слегка помят в процессе транспортировки, но это потому, что жетоны из игрового центра — как-то излишне подло по отношению к сыну.

Опасный отрезок пути пройден. Эна непонимающе вертит головой, то смотря в спину брату, то оглядываясь на понурого отца, которого на ходу донимает ожившая и что-то почуявшая мать.

Бунт подавлен. Младшие, поняв, что очередная инициатива их родителей потерпела крах, продолжат выполнять упражнение, а сам отец пальцем будет бояться пошевелить, пока журнал у меня. Он покупает их за рубежом, но крайне редко бывает в одной и той же стране два раза подряд, так что восполнить потерю, если та случится, не сможет никак.

Почему я не пользуюсь Журналами Всевластия постоянно? Потому что я не диктатор и не тиран. Все должно быть добровольно и по взаимному согласию. Кто не согласен — будет страдать.

— Тиран…

— Диктатор! — Эна, выглядящая пободрее прочих, повисла на брусьях.

— Вы прогрессируете, — отметил я в блокноте свежие показатели состояния семьи, — Нагрузка увеличивается на пять процентов с завтрашнего дня. Для Такао — на семь.

— Эй! За что⁉ — возмутился брат.

— Не за что, а почему, — отрезал я, пряча блокнот, — Отцу, матери и Эне нужны лишь легкие утренние разминки для поддержания формы, а ты будущий мужчина. Нужно увеличить мышечную массу и выносливость.

— Да, сенсей…

— Хотя Эне тоже увеличим на два процента.

— Они-чан! — когда младшая гневается на братьев, то она ставит ударение так, что вместо «брат» обращение звучит как «демон».

— У японских женщин нет груди. Тебе нужна будет хотя бы задница, имото.

— Кира-чан!

— Они-и-чан!

Грудь есть, но, если судить по точеной фигурке мамы — сестре она не светит. Кажется, я добился нужного эффекта — за мной домой они бегут куда бодрее, чем до этого. Нетипичная семья — нетипичные отношения. С одной стороны, это очень удачное стечение обстоятельств, а с другой нам, детям, приходится самим выяснять всё про «нормальные» отношения, имеющие в Японии крайне важную роль. Впрочем, благодаря мне, младшие родителей любят, но брать с них пример остерегаются.

Второй день в школе, не успеваем сесть за парты, как следует вызов в студсовет. Японские традиции, что-то вроде органа самоуправления школой. Ученики здесь сами за всем ухаживают, моют полы, окна, парты, следят за клубами, выпускают газету. Совет представляет из себя контрольный орган, состоящий из учеников и учениц, управляющий многими аспектами жизни школьников.

Я и блондин сидим на стульях, установленных перед столом, за которым восседает третьекурсник с двумя однокурсницами по бокам. Сбоку, за отдельными партами, еще парень с девушкой, бухгалтер и секретарь совета.

— Меня зовут Торикава Дайсуке, — представляется глава, невысокий пухлый молодой человек, ведущий себя уверенно и свободно, — Я вызвал вас, Кирью-кун и Коджима-кун, чтобы обсудить ваше будущее в этой школе.

Он делает многозначительную паузу. Я молчу, борясь с желанием достать свою книгу. Сейчас время работать Рио.

И тот работает.

— Нам нужно понять, о чем идёт речь, Торикава-семпай, — с легкой вежливой улыбкой говорит Рио.

Все три девушки в комнате стараются на него поменьше смотреть, но получается у них это из рук вон плохо. Японию нельзя назвать «страной уродов», но симпатичных и красивых людей тут откровенно мало. Рио живет как кусок свежего мяса в стране вечно голодных собак.

— Хорошо, давайте начнем с тебя, Коджима-кун, — кивает глава учсовета, — Хочу рассмотреть две ситуации. Первую — это с цветом твоих волос, у нас не поощряется подобное хулиганство. Второ…

— Вот, — вставший с места Рио делает два шага, вынимая из внутреннего кармана пиджака небольшой лист бумаги, берет его обеими руками и вежливо по столу двигает в сторону замолчавшего Дайсуке, поясняя, — Это ксерокопия медицинского заключения, признающая, что мой цвет волос присущ мне с рождения. Я не буду против никаких проверок правдивости этой бумаги, Торикава-семпай. Мой дед был хафу.

Взгляды девушек, брошенные после этих слов на моего друга, я бы назвал одновременно хищными и недоверчивыми.

— Хорошо, — едва взглянул на листок Торикава, — Я проверю. Тогда перейдем ко второму вопросу. Сегодня утром, Коджима-кун, придя в школу, ты подошел к своему шкафчику для обуви, а затем достал из кармана бумажный мусорный пакет. Расправив его, ты открыл шкафчик, извлек из него… нечто, а затем, положив в пакет, выбросил в урну. Всё было так?

— Именно так, Торикава-семпай, — легкая улыбка и полупоклон сидя от Рио.

Я знал, что он наслаждается происходящим.

— Ты в курсе, какую реакцию вызвали твои действия? — нахмурился глава.

— Мне безразлично, семпай, — улыбка Рио стала жестче, — Я не одобряю действия тех, кто мусорит в чужие шкафчики. Постоянно приходится носить с собой мусорные пакеты и убирать за ними. Надеюсь, они когда-нибудь усвоят урок.

Взгляды девушек в аудитории стали откровенно негодующими.

— Это было очень жестоко, Коджима-кун! — не выдержала одна, из сидящих рядом с главой, — Невероятно жестоко!

— Вы… — чуть наклонил голову Рио, вынуждая девушку представиться.

Я скучал, отрешаясь от диалога все больше и больше. Проблема не стоит и выеденного яйца, но оставить всё так ученики не могут. Рио подкидывают письма с признаниями в любви, Рио выкидывает их не глядя, складируя в мусорные пакеты, которые всегда носит с собой. История стара как мир. Сейчас мой друг доведет всех здесь присутствующих до ручки, а затем начнет уничтожать их нервную систему. Вежливо, методично, аккуратно.

Переговоры — это его стихия.

Так и вышло. Пятерка простых школьников, самоотверженно решивших наставить Рио на праведный путь правильного отвечания на письма влюбленных малолеток, провалилась по всем статьям, попутно испытывая легкое раздражающее унижение. Человек, выросший и работающий в семье Коджима, умеет выворачивать разговор в нужном ключе. Сейчас, правда, будет сцена.

— Хватит, — зло выдохнул проигравший по всем статьям глава, — Мы просто тратим время. Слухи об этих двоих оказались правдой. Только вот нигде не упоминалось, что Кирью-кун хулиган, избивающий людей. Что скажете на это, Кирью… кун?

А, инцидент в парке. Видимо, те две девчонки, мои одноклассницы, убежали недостаточно далеко.

— Я ставлю вам задачу, Торикава-семпай, — равнодушно начал я, — Три хулигана, угрожая насилием, планируют избавить вас от денег и дорогого сотового телефона. Их намерения не поддаются иному толкованию. На вас надета новая форма школы Аракава. Вы не можете позволить себе получить побои или повредить форму. Также вы не хотите быть ограбленным. Найдите решение.

— Решения не существует! — тут же отрезал распаленный глава, — Ты это прекрасно…

— Для вас не существует. Мой дед, Кирью Горо-сан, глава одного из додзё, следящих за порядком в Аракаве. Если бы у меня возникли проблемы, то я бы воспользовался его влиянием, чтобы решить их.

Даже Рио поморщился, когда я закончил. Ну, у меня кончается терпение. Уже вижу, зачем нас вызвали и к чему идёт разговор, поэтому не собираюсь сдерживаться.

— Очень недостойный ответ, — поджал губы Торикава, — Я не ожидал такого от гения…

— Нам учиться в этой школе три года, — презрительно уронил я, оглядывая сидящих перед нами членов студсовета, — Я предпочту сразу установить рамки. Старшая школа Аракава получает двух гениев, которых сможет отправлять за первыми местами на любую олимпиаду, кроме спортивных. За исключением национальных и международных, здесь победу гарантировать не могу только из-за коррупции. Также старшая школа Аракава получает двух примерных учеников, которые не будут нарушать писанные и неписанные правила, если… к ним не будут лезть. Как сейчас.

— Чтооо…

— Звание «гения» — пустые слова, Кивадзири-сенпай, — резко обрываю я подавшую голос бухгалтера, — Бесполезное. Мы с Коджимой-саном уже закрыли первые курсы университетской программы и развиваемся дальше. Школа нам ничего дать не может, кроме времени на самостоятельное обучение. Следовательно, мы тоже ничего давать не собираемся. Мы ценим своё время. Теперь перед вами, Торикава-семпай, простой выбор — либо согласиться, что мы имеем право и повод отстаивать своё мнение, либо попытаться реализовать свои амбиции, начав конфронтацию. Мы к ней готовы. А вы, Торикава-семпай, Кивадзири-семпай? Или мне стоит задать этот вопрос Кумасите-сенсею?

У преподавателей тоже есть амбиции. К примеру, «правильно воспитать» учеников. Причем, упомянутой мной Кумасите, нашей невысокой полненькой классной, полностью плевать на то, что благодаря её усилиям мы замедлим свой личный прогресс, ведь мы станем «правильнее» с точки зрения японской уравнивающей культуры.

— Вот зачем ты влез? — недовольно бурчал Рио, плетясь за мной по коридору, — Я бы всё правильно разрулил…

— Затем, что они жертвы, — пояснил я, шагая в класс, — Мы знаем виновника, подкинувшего им наши досье и идею «воспитания».

— Эти жертвы отлично смотрелись бы в качестве примера.

— Рио, мы не стремимся к славе маньяков. Ты и так их заставил почувствовать себя малолетними идиотами, способными только блеять «недостойно» и «неправильно».

— Как скажешь… — сдаётся мой друг, скучающе вздыхая.

Рио садист, не знающий, когда нужно остановиться. Он с удовольствием выжимает из подвернувшейся жертвы все соки, если может себе это позволить. Мы стараемся ограничить его пагубную страсть лишь моделями-перестарками, надеющимися получить выгодный контракт с «Коджима Интерпрайз Групп» через соблазнение маленького невинного мальчика. Причем, некоторые из этих женщин всерьез подсаживаются на то, что он с ними делает. Мне приходится постоянно останавливать его, сообщая, когда нужно избавиться от очередной жертвы… ну, до момента, когда должно случиться непоправимое. Благо, это несложно. Страсть моего друга вовсе не в том, чтобы причинить кому-то боль и страдания, ему нравится оттачивать само мастерство, нырять глубже в бездну.

Очень целеустремленный молодой человек. Жаль, что мы не встретились в моей первой жизни, я бы взял его в ученики. С Рио мне… комфортно общаться.

— Вы, два гнилых подлых ублюдка!! — раздается позади нас злое женское шипение.

Там, на выходе из женского туалета, стоит она, единственная и неповторимая Коджима Мичико, второклассница и звезда этой школы. В отличие от моих младших, во многом похожих внешне на меня и родителей, Мичико ничем не напоминает своего брата. Круглое лицо, пухлые губы, большие карие глаза, белые крашеные волосы в двух пышных хвостах, по-дурацки выглядывающих из-за головы. Кровь деда-полукровки не дала Мичико желанной груди, но снабдила широкими бедрами, что тоже котируется в местных реалиях, как я и сообщил с утра сестре. В итоге получилась относительно высокая японка, достаточно наглая, чтобы подкрашиваться в «блонд», с вредным едким характером и зашкаливающим чувством собственного величия.

— Вы… я же вам говорила не соваться в эту школу! — продолжает шипеть старшая сестра моего друга, стремительно сокращая дистанцию между нами, — Какого акумы вы тут забыли, людоеды⁈

— Сюда удобнее всего ходить, — пожимаю плечами я, — Близко и безопасно.

— А обо мне ты подумал, длинный идиот?!! — её почти трясет от бешенства.

— Нет. Зачем?

Вопрос совершенно логичный, Мичико мне никто, давняя знакомая со знаком минус, вечно пытающаяся чем-то поживиться за счет брата или его знакомств. Нельзя сказать, что она разбалована, но человек еще в том возрасте, когда молча перечисляемые ему деньги и оставленная полная свобода котируются за высшее проявление любви родителей и сообразные фантазии, рождающиеся на эту тему. К примеру та, в которой красавчик-брат, с которого не слезают родители, обязан прислуживать и ей. То, что старшие семьи Коджима просто откупаются от неугодного ребенка, не собираясь ту использовать даже для делового брака, пока проходит мимо сознания «королевы».

— Если вы сегодня же не подадите заявления о переводе — я вам устрою ад!! — сулит она.

— Ми-тян, нам совершенно плевать на твои угрозы, — едва ли не зевает Рио, — Просралась? Вали учиться, двоечница.

Он слегка кривит душой.

— Я в топе-3 лучших учеников, идиотина!! — бесится Мичико.

— Была… — равнодушно отмахивается блондин, — Сама всё понимаешь. А теперь прекрати трепаться и свали уже куда-нибудь. Натравишь на нас Энтаро-куна — я сломаю твой видик. Прощай сериалы.

Задницы и личика маловато, чтобы компенсировать мерзкий характер, но вот если у тебя есть американский видеомагнитофон, умеющий записывать передачи по таймеру — друзья у тебя будут. Много. Пусть и на корыстной основе.

Мичико всхлипывает и удирает, начиная реветь на ходу. Кажется, она еще и грозится чем-то.

— Ну вот теперь точно будут проблемы, — не испытывает сомнений Рио, делая кислое лицо, — У меня уж точно.

— Я это предусмотрел, — киваю я.

— Да? — мой друг слегка удивлен.

— Да. Заключая сделку с директором Тадамори, я добился, чтобы ты принимал участие в соревнованиях лишь если сам захочешь.

— Проще говоря, директор сделал ставку только на тебя, да? — тут же понимает блондин, хоть и начинает улыбаться.

— Только на меня, — подтверждающе киваю, — Я — звезда, а ты — пустое место. Обычный японский школьник с плохими волосами.

— Вот почему ты влез в мою работу с главой совета! — догадывается Рио, — Оттесняешь меня в тень, да, Акира?

— Знай своё место, смертный, — пытаюсь принять высокомерный вид.

— Сволочь, — почти под нос говорит он, а затем, внезапно приложив руки рупором ко рту, истошно орёт на всю школу, — Я ТЕБЯ ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ!!!

А ведь идёт урок. Приходится скрываться бегом. Приемлемый исход. У Рио нет тщательно структурированного сознания волшебника, лишь несколько родных психозов и маний, позволяющих ему учиться и работать с полной самоотдачей. Времени на отдых и закалку тела остается мизер, так что, пользуясь случаем, я смог слегка разгрузить его расписание. Эти гомосексуальные вопли, которыми он оглашает школу, пытаясь меня догнать — лишь свидетельствуют о его радости. О нем кто-то позаботился.

Все счастливы. Я молодец.

///

(около десяти лет назад)

Он сам не понимал, как умудрился поймать голубя, но удача привела мальчика в сильное возбуждение. Птица слабо трепыхалась в его уверенно сжатой руке, а он лихорадочно думал, что делать дальше. Получилось плохо.

День у маленького Рио не задался. Сначала были фотосессии. Две. Старые незнакомые тетки, вертящие его туда-сюда как куклу под неусыпным надзором мамы, сильно утомляли. От них удушливо пахло. Последняя, чересчур активная и постоянно улыбающаяся его матери, почти довела Рио до того, чтобы ткнуть ей пальцем в мерзкий глаз. Затем… затем его забыли покормить.

А потом просто оставили возле дома на этой детской площадке. Мол, мама с папой скоро приедут, жди.

И он ждал.

А тут попался голубь. Случайно. Он бы не стал ловить его специально, но глупая птица буквально поднырнула ему под пальцы в погоне за каким-то жучком. Теперь у Рио есть голубь!

…что с ним делать?

Вставить в жопу палку. Тогда у Рио будет голубь на палке. Его будет удобно носить. Хорошая идея.

Палка оказалась тут как тут, причем, прямо подходящая, с заостренным отломанным кончиком. Мальчишка подозревал, что задница голубя может оказать сопротивление, поэтому дополнительно обрадовался удобному инструменту. Однако, выполнить задуманное ему не дали. Кто-то, подошедший сзади, просунул руку Рио подмышку и толкнул птицу, позволяя той распахнуть крылья, а затем, заполошно ими захлопав, удрать.

Рио… огорчился. Развернувшись, он тут же ударил с размаху палкой мальчика, вызволившего голубя. Тот небрежно принял слабый удар веткой по плечу, а когда Рио замахнулся снова, быстро выдернул у него оружие.

— Не дерись, — сказал этот дважды вор, — Это некрасиво.

— Зачем⁈ — насупясь, выкрикнул обиженный Рио.

— Ты хотел сделать птице больно, — попробовал объяснить ему такой же как он ребенок, только черноволосый и серьезный.

Этот тоже будет говорить ему, что делать?!! Не будет такого.

Он кинулся драться!

Разумеется, пятилетний Рио драться не умел совершенно, но он очень сильно старался. За папу, за маму, за вредных старух, что мажут его разной вонючей дрянью, за то, что ему приходится много улыбаться на вспышки, потому что ему говорят улыбаться. За… за… за всё!

Он пинался, пихался, даже пытался кусаться, но не замечал, как паренек, на которого он напал, почти не получает урона. Тот скупыми движениями тела и рук отводил слабенькие замахи Рио, а попытку укусить себя в шею мужественно вытерпел, позволив ребенку с грязно-соломенной шевелюрой знатно себя облизать. Затем серьезный мальчик положил ему руку на ухо и толкнул, вынуждая потерять равновесие и шлепнуться на песок.

Большинство детей тут же бы разрыдались от обиды на весь этот несправедливый мир, но с Рио все было по-другому. Взвизгнув в неподдельной ярости, он набросился на врага с утроенными силами!

Это привлекло внимание голубиного вора. Черноволосый, получая тумаки, часть из которых была уже довольно чувствительна, внимательно наблюдал за впавшим в ярость Рио, подмечая, что несмотря на смешной возраст оппонента, чувства, которые потоком лились из соломоголового, были слишком уж взрослыми. Его терпеливости также способствовала парочка родителей, сидящих в обнимку на лавке метрах в сорока от происходящего, но взрослые, убедившись, что их ребенок контролирует ситуацию (или же просто слишком занятые друг другом), не вмешивались.

Однако, у организма Рио имелся очень малый запас сил. Ему было пять лет, большую часть дня над ним издевались, он был голоден и слаб. Поэтому, когда запал ярости только пошёл на спад, бедный блондин мешком свалился на песок, тяжело и запалено дыша. Подлый вор, встав, молча присел на корточки у его головы.

— Вот это было правильно, — одобрительно сказал он, вынуждая Рио растеряться.

— А⁈ — выдохнул тот. Что? Что он сказал⁈

— Взрослым делать больно можно, — пояснил черноволосый, — Они все заслужили. Детям и животным нельзя.

— А как? — снова удивил Рио невозмутимого незнакомца. Вопрос был слишком… конструктивным для пятилетнего мальчика. И многое объяснял в его вспышке ярости.

— Кто тебе не нравится? — потребовали у лежащего блондина ответа.

— Старухи, которые меня мажут! — обида на старух была сегодня больше всего остального, — И пшикают! И…

Из него полились жалобы. На вонь, на то, что теребят, что заставляют улыбаться, стоять ровно, делать так, делать вот так. Он изливал душу незнакомцу, не замечая, как глаза сверстника начинают недобро блестеть. А затем, наклонившийся прямо к нему мальчик, сказал Рио на ухо фразу, которая, впоследствии, определила очень многое как в их дальнейших взаимоотношениях, так в рабочем коллективе «Коджима Интерпрайз Групп»:

— Просто говори, что они воняют. Громко. Часто.