Книга пяти колец

Глава двадцать первая. Мать крыс

Под конвоем крыс мы двигались во все более темные закоулки нижнего города. Мы шли, а люди старались перебраться на другую сторону улицы. Закрывались ставни и двери, никто не хотел видеть лишнего. Создавалось впечатление, что волна шепотков «крысы идут» расчищала нам путь. Но, главное, я видел сам, люди не только боялись крыс, они их еще и уважали. Время от времени люди отвешивали короткие поклоны. Кое-где были и дружелюбные улыбки, приглашения перекусить или пропустить по стаканчику. Судя по всему, власть банд была тут законом, но почему тогда какие-то отморозки нарушили его, зная, какими карами это грозит?

Мы зашли в двери заведения, увешенного бумажными фонарями, из которого доносилась веселая музыка и гомон пьяных голосов. Стоило переступить порог, как все стихло и на нас смотрело множество внимательных взглядов. Заведение тут явно только для своих, а если посмотреть, сколько тут оружия, не уверен, что отряд стражи тут бесследно не сгинет, если начнется заварушка. Черт, да тут ощущения куда хуже, чем при прогулке в бразильских фавелах, а я там бывал неоднократно.

Реншу кивнул бармену и сказал:

— Мы в красный зал. Пусть никто не беспокоит, — судя по тому, как отреагировал бармен, лидера крыс тут знали очень хорошо.

Молоденькая служанка повела нас за собой, а я залип на красочные татуировки во всю спину у парней, играющих в какую-то карточную игру. Дед, положив мне руку на плечо, повернул к себе и, покачав головой, негромко произнес:

— Первое правило таких мест: не выказывай удивления и не смотри пристально на людей.

— Старик Бэй говорит правду, молодой Ву. Тут тебя защищает право гостя, в других местах ты будешь лишь одним из многих. — Реншу говорил на удивление благожелательным голосом. Куда более дружелюбно, чем с дедом. Интересно, почему?

— Спасибо за урок.

— Нам сюда, — жестом крыс отослал служанку, его люди закрыли на засов двери и расселись за уже накрытые столы. С лидером крыс пошли только пара человек.

Пока я осматривался, меня позвал дед. Вместо одной из стен зиял проем, в котором был виден спуск вниз. Крысы взяли факелы, чтобы освещать путь. Чем ниже мы шли, тем теплее становилось, воздух стал более спертым и влажным. Даже в дрожащем свете факелов было видно, что стены коридора, по которому мы шли, были сделаны совсем в другом стиле, чем остальные постройки в городе.

Боюсь, что без провожатых мы бы тут плутали, словно слепые котята. Реншу постоянно менял направление и двигался по понятным одному ему ориентирам. Буквально через полчаса ходьбы мы добрались до большой залы, украшенной тканными гобеленами с изображениями крыс. С высокого потолка свисали на цепях странные шары с вырезанными иероглифами. Они давали мягкий тусклый свет, которого вполне хватало, чтобы зрение не напрягалось.

— Мать, я привел гостей. — Реншу склонился в глубоком поклоне перед женщиной с закрытым вуалью лицом, сидящей на высоком резном троне. Присмотревшись, я понял, что там изображены сотни крыс, переплетенных телами и хвостами.

— Я чувствую запах крови, кто-то нарушил закон? — голос женщины напоминал шелест клинка. Тихий, хорошо поставленный и безумно властный.

— Да, Мать, — он выделил слово «мать», словно это был титул. — Был нарушен кодекс улиц. Нас призвал один из обращенных. Виновные наказаны, — и что это за обращенные? То что это оборотень, а как еще называть такую тварь, я просто не знаю, понятно. Но что это такое? Ладно, если есть каменные змеи, которые убивают людей, человекоподобные мутанты с раздвоенным языком, то почему бы и не быть крысам-оборотням? Моя психика, похоже, стала куда более гибкой.

— Преврати их в пример, и пусть улицы знают: Мать крыс гневается. Скажи стаям и обращенным, что я разрешила охоту, пока стоит полная луна, — о чем она? Вот вроде каждое слово в отдельности понятно, но в совокупности… Как же мне не хватает информации. Интересно, это потому что я из другого мира или настоящий Ву Ян тоже ничего не знал об изнанке своего мира?

— Слушаюсь, Мать. — Реншу вновь поклонился, казалось, что он одновременно и жутко боится эту женщину, и безмерно уважает.

— Забирай своих и уходи, а я пока побеседую со старым товарищем.

Наши сопровождающие еще раз поклонились своему лидеру и спешно вышли. Дед стоял в расслабленной позе, ничего не опасаясь, а мне не нравилось, что я ничего не понимаю. Женщина встала и медленно обошла нас по кругу, пристально рассматривая. Под ее тяжелым взглядом тело само сместилось в стойку. Я услышал потусторонний шепот голодных духов. Они шептали мне о том, что это место полно силы. Старой, недоброй и очень опасной силы.

— Бэй, — ее голос прекратил шепотки. Она остановилась напротив деда.

— Вейфанг, — дед так же негромко ответил. На его губах расплылась улыбка.

— Почему, когда ты приходишь ко мне в гости, от тебя всегда пахнет кровью? — дед начал хохотать как сумасшедший.

— Твой малыш Реншу уже спрашивал меня, — сказал он, закончив смеяться. — Я Кровавый вихрь, а ты Мать крыс. Ко мне тянется кровь, к тебе крысы.

— Убери своих цепных собак с моих улиц. Они мешают вести дела, — она резко сменила тему разговора.

— Твоих улиц, Вейфанг? — дед хмыкнул. — Это улицы Цао Хвана, давай соблюдать правила игры и делать вид, что все хорошо. Что все как раньше. Ты же не хочешь, чтобы на «ТВОИ», — он специально акцентировал внимание на этом слове, — улицы вышел третий сын Цао Хэя — Дробящий кости с цзянями наперевес? А его спину будет прикрывать ценой своей жизни побратим Кровавый вихрь. Дай повод, Вейфанг, и я вычищу твой гадюшник, — вены деда вздулись и начали пульсировать. На бледной коже они смотрелись как черные жгуты. Я чувствовал, как от деда исходит жуткое желание убивать. Он хотел схватить клинок и атаковать.

— Тяжелая неделя, Бэй? — Мать крыс говорила спокойным дружелюбным голосом. Судя по всему, ей плевать на условности, она меняет тему разговора так, как ей хочется. — Судя по черной ярости, ты недавно перешел первую ступень. Опять пьешь эликсир из нефритового сияния?

— Отвратительная, просто отвратительная Вейфанг. Я несколько раз из-за нее чуть не потерял Яна. Нападение Пауков, покушение на внука, а теперь еще и ищейки инквизиции в городе.

— Идемте за стол. Вино ждет, — она махнула рукой, приглашая нас. — По ищейкам я поняла, но в морской квартал я не пущу даже твоих людей, Бэй, не говоря про выкормышей инквизиции. Ты же не будешь возражать, если они случайно утонут? — она говорила таким милым тоном, разливая вино в пиалы, словно речь шла о погоде, а не о том, что ее бойцы собираются перебить посланников инквизиции. — Я ставлю на кон свою дружбу с тобой и общую память о наших детях, подкрепляя своей жизнью. Скажи, что ты ищешь, и, если это есть в моем районе, я тебе это найду.

— Я верю тебе, маленькая Вей, — дед произнес эти слова с какой-то затаенной нежностью. Что связывает этих людей? — Все должно быть чисто. Никто не должен связать тебя с их исчезновением.

— Он так похож на Квана. — Вейфанг шагнула и порывисто обняла меня. — Ты так вырос, малыш. Последний раз я видела тебя, когда ты был вот таким, — она показала себе на бедро. — В тот день мы хоронили твоего отца Квана и его побратима Яна — моего сына, — в ее голосе ощущалось скрытое отчаяние. Казалось, ей хотелось рыдать, но она прекрасно держала лицо. Годы не смягчили ее горе.

— Виновные были наказаны, Вей, — мягко начал дед, но Мать крыс резко его прервала.

— Это не вернет тебе Квана, а мне Яна. У тебя хотя бы есть мальчик, а я теперь Мать для всех крыс Громовой жемчужины, — эти слова звучали горько до безумия. — Это не то, чего я хотела. Будь у меня возможность, я бы вновь вырезала Пиявок, всех до последнего человека, чтобы мои ножи напились их крови, — ее голос вновь изменился на добродушный. — Пей, мальчик, ты мой гость, и в отличие от этого старика тебе здесь будут рады всегда, что бы ни случилось.

— Спасибо, госпожа, — я поклонился женщине. Если отец Ву Яна был побратимом ее сына, то, следуя духовным законам Империи, я ей внук и теперь становится понятно, почему ко мне относятся куда лучше, чем к деду.

— Для тебя бабушка Вей, — черт, я получил еще одну бабулю, но эта хоть не жрет людей заживо. В груди потеплело от воспоминаний об Ардане. Спасибо тебе за все, «добрая бабушка».

— Ты нашла, кто попытался его убить? — дед выпил пиалу вина и, не спрашивая, налил себе еще.

— Мать крыс не может иметь других детей, кроме крыс, — она горько усмехнулась. А потом ее голос зазвучал, как металл. — Но даже Совет Тринадцати не запретит мне охотиться на тех, кто вредит моим делам. А его жизнь — мое дело! — не завидую я ее врагам. Она словно сделана из стали.

— Я хочу пообщаться с этим выродком, — мне показалось, или тени вокруг деда сгустились, а глаза начали подсвечиваться багровым светом.

Идемте.

Он провела нас в настоящие казематы. Куча мелких каменных мешков с решетками, и, самое жуткое, почти половина из них была заполнена. Худые грязные люди с пустыми глазами, уставившимися в никуда, откровенно пугали. Вейфанг, заметив, что я рассматриваю узников, произнесла:

— Кодекс улиц суров, но справедлив. Ты не должен вредить месту, где живешь. Нельзя нападать на гостей, если они ведут себя в соответствии с правилами. И нельзя превращаться в тварей, готовых на что угодно ради очередной дозы дурмана, — в ее голосе звучала неприкрытая ненависть. — Бедняков пичкают наркотиками, а те готовы на все ради еще одной дозы. Крысы… — начала она, но дед резко ее прервал.

— Хватит дурить голову парню. Ян, крысы — основной поставщик этого дерьма. Да, в Громовой жемчужине наркотиков немного даже на дне. Тут спасибо Вейфанг, — он отвесил ей короткий поклон. — Ее стаи чистят всю эту грязь на наших улицах, но напомнить, сколько ты зарабатываешь на своих складах для хранения наркотиков? Я регулярно проверяю бухгалтерию.

— На моих улицах должны соблюдать правила или умоются кровью.

— Когда тебе в последний раз бросали вызов?

— Месяц назад, думаю, еще полгода никто не рискнет. Оторванная голова хорошо отрезвляет глупцов, — я переводил глаза с деда на его давнюю знакомую, внимательно слушая, о чем они говорят. С крысами в целом все понятно, они как наркокартели в странах Латинской Америки. Занимаются преступлениями, начиная от работорговли и заканчивая массовым производством наркотиков. Вся их власть держится на поддержке и страхе беднейших слоев населения, без помощи которых им тяжело бороться с полицией. Именно поэтому они помогают беднякам. Там же они берут новых рекрутов, которые выросли с мыслью, что крысы им помогут, а носить их знак отличия почетно. И похоже, за титул лидера можно бросить вызов, вот только если проиграешь, ты труп.

На ум сразу вспомнилось, что в Японии при землетрясениях и цунами первыми на месте происшествия оказываются именно якудза. Они привозят горячую еду, одеяла и медикаменты. У преступного мира тоже есть кодекс чести, пусть и извращенный. Анализируя услышанное, можно сделать вывод, что Крысами правит некий Совет Тринадцати, а во всех крупных городах есть такие лидеры, как Вейфанг, управляющие разрозненными командами, которые при необходимости могут быть объединены в единый кулак. Уверен почти на сто процентов, что я многое упускаю, но думаю, в целом все верно. Крысы — это эдакий неофициальный клан, и думаю, его влияние не намного меньше, чем у настоящих кланов.

— А вот и исполнитель. Как я тебе и обещала, ты можешь поговорить с ним сам, Бэй. Мы взяли его, когда он пытался покинуть город, — пока я витал в своих мыслях, мы дошли до пыточной камеры, в которой был прикован тяжелыми цепями мужчина. Именно это лицо я видел, когда забирал чай. Внутри меня начало разгораться пламя гнева. За что, тварь?

— Какая встреча, — от улыбки деда веяло чем-то запредельно жутким. Он снял ханьфу и нижнюю рубашку, оставшись в одних штанах. Аккуратно сложив одежду, он размял пальцы, а потом поднял голову пленника, тут же уклонившись от плевка в лицо. — Отлично. Ты полон гнева и жизни. То что нужно.

— Отправляйся к демонам, старик, — лицо пленника выражало мрачную уверенность.

— Вей, попроси своих детей, пусть принесут пару кувшинов воды. Ян, разожги жаровню. Пора тебе узнавать, почему многие меня так ненавидят, — от его слов веяло каким-то безумием. Я бил на ринге людей за деньги, но я всегда ставил свою жизнь и здоровье на кон, а тут пытать. Пусть не самому, но участвовать. Несмотря на эти мысли, я разжигал жаровню. Мне важно знать, почему меня пытались убить.

Бэй напевал какую-то песенку с простым и прилипчивым мотивом. А сам раскрыл свою сумку лекаря, увидев, что жаровня начала медленно разгораться, он бросил на угли горсть трав. Медленно тлея, они начали дымиться, а дед разложил на столе набор игл для акупунктуры, несколько ножей разной формы. Поставил три пиалы, в которых развел смесь из своих многочисленных флаконов. И все это под запах горящих трав и мелодию детской считалки. Глубоко вдохнув ароматный дым, он добродушно улыбнулся, вот только его бледная кожа, запавшие глаза и пульсирующие черные вены создавали совсем другой образ.

— Я обещаю тебе быструю смерть. — Дед посмотрел на пленника, ожидая его реакции. — Попытку убить моего внука я тебе не прощу, но если расскажешь, кто его заказал, то умрешь быстро и чисто. В этом я, Ву Бэй, клянусь Землей и Небом.

— Пошел ты, — пленник попытался снова плюнуть, но Бэй неуловимым движением хлестнул его пальцами по щеке и вместо плевка слюна, смешанная с кровью, стекала по подбородку.

— Ты сам избрал свой путь, — дед в задумчивости провел пальцами по иглам, а потом, вытянув три, сделал шаг к пленнику. — Внук, чтобы допрашиваемый понял, что его ждет, ему стоит все объяснить. Этот парень тертый и опытный, думаю, прошел не один допрос, но я все-таки расскажу ему, что с ним будет происходить.

Первое, с чего начал дед, — это описал, зачем нужны все инструменты. Он оказался приверженцем храмовых методик допроса, когда допрашиваемый оставался в целом дееспособным, но постоянно испытывал разные типы боли. Именно для этого метода лучше всего подходят иглы. Иглы под ногти дают один тип боли, протыкание мягких тканей другой, царапающая кость игла — это уже третий. Работа по нервным узлам — это признак настоящего мастера в искусстве причинения боли. Ву Бэй был именно мастером, можно сказать, он был творцом, превращающим пытку в произведение искусства, как бы мерзко это ни звучало.

Жаровня с травами позволяла заглушить запах нечистот, которые появятся в любом случае, если реципиент будет сопротивляться допросу. Плюс легкие галлюциногены позволяют расслабить сознание пытаемого, да и помогают самому палачу игнорировать многочисленные крики и стоны. Ко всему прочему нагретая игла дает еще один тип боли, как и скрученные из трав сигары, которыми прижигают болевые точки. Проливать кровь и отрезать куски тела дед считал признаком дилетанта. Да, психологически это действует сильнее, но, по его словам, унижает великое искусство. От таких слов меня передернуло.

Одно дело — знать, что твой дед — начальник тайной полиции правителя города и мало разборчив в методах достижения результата. И совсем другое — видеть, как он, напевая песенку, втыкает иглу за иглой, комментируя каждое свое действие. Крики, стоны, проклятия пленника для него словно не существовали.

После самого первого вопроса он ни разу не обратился к пленнику, лишь объяснил мне, почему совершил то или иное действие. Самое страшное, что я медленно начал понимать, что он делает.

Иглы не дают энергии течь в правильном направлении, и сейчас пленник испытывает жесточайшую боль. А дед, ставя блокады на пути течения энергии, направляет ее куда ему необходимо. Под пленником была уже мокрая лужа, мочевой пузырь не выдержал издевательств.

По приказу Вейфанг принесли стулья, воду и вино. Мать крыс спокойно пила из своей чаши, наблюдая за работой деда. Я слышал о холодной жестокости азиатов, столь непонятной для человека, воспитанного в европейских ценностях. Но одно дело — слышать, а другое — наблюдать своими глазами. Меня трясло от омерзения, а она словно наслаждалась происходящим.

Крики пытаемого резали по ушам, отражаясь от стен. А я словно наблюдал за всем со стороны, и мне было мерзко от самого себя. На моих глазах человека превращали в вопящий от боли кусок мяса. Медленно, методично и крайне жестоко. Ломали его волю, заставляя предать свои идеалы. «Кровь за кровь, боль за боль». В голове возник внутренний голос. «Ты думаешь, старик Бэй не согласился бы испытать такую боль, лишь бы ты был жив? Ты его единственный внук, последний из его рода.» Голос пытался сказать еще что-то, но пленник от очередной порции боли завопил:

— Ненавижу! — он сипел сорванным от криков голосом. — Ненавижу вас, твари! Твой выродок все равно сдохнет! — в его голосе звучало фанатичное безумие. Бэй даже остановил свою экзекуцию, внимательно слушая. — ТЫ жалок, старик, испорчен скверной. Твое гнилое семя никогда не взойдет! Кхахаахахха, — он начал захлебываться жутким смехом вперемешку с кашлем. — Твой выродок сдохнет! Сдохнет! Порченая кровь должна быть искоренена!

В моей груди разгорелась бешеная злоба. И мое тело словно перестало мне подчиняться. Я наблюдал за всем словно со стороны. Из искривленных губ было слышно хриплое рычание, в котором я слышал далекое карканье:

— Проклятая кровь? — я видел, как мое тело оказалось возле пленника. Пальцы стальным захватом сжали челюсть пленника, а голова наклонилась к его уху. Он чувствовал мое горячее дыхание. Я чувствовал, как губы искривляются в жуткой ухмылке. — Кар, тварь, кар. Мне нужно имя, — хриплый голос все больше и больше напоминал карканье ворона.

— Сгинь, демон! — в голосе пленника был жуткий страх, а я чувствовал, как он пахнет не просто страхом, он пах безумным ужасом. Он боялся того, кто говорит вместо меня, куда больше, чем деда, терзающего его тело.

— Демон? — мое тело вновь усмехнулось. — Как же жестоко ты ошибаешься…. - пальцы впились в нижнее ребро пленника и одним движением раздробили его, игнорируя вопль боли. — Имя! Или ты думаешь, что из твоего дохлого тела не добыть знания? — я чувствовал, как мой внутренний голос все больше и больше злился.

— Кто ты? Как? — а у парня не просто стальные яйца, а, похоже, из титана. Несмотря ни на что, он пытался сопротивляться и задавать вопросы.

— Твои глаза видели все, — прошептал почти нежно тот, кто занял мое тело. — Пожалуй, я их сожру вместе с твоей душой…

— Молю! — пленник хныкал от боли и страха, а мое тело продолжало ломать его.

— Имя, червяк. И я отпущу тебя, не сожрав твою душу, — я пытался сопротивляться, вернув себе власть над своим телом, но услышал лишь «потерпи, малыш, он должен назвать имя. Это смертельно важно».

— Поклянись кровью! — я не мог не уважать висящего на цепях человека, но чувствовал удовлетворение, исходящее от того, кто заперт со мной в одном теле. Он добился своего. Он сломал волю противника.

— Я клянусь своей проклятой кровью не жрать твою душу, червяк. Назови заказчика и умри спокойно.

— Ошида Гунган приказал мне устранить последнего из проклятой крови, — казалось, из пленника выдернули стержень. Человек обессиленно повис на цепях.

— Не попадайся мне в следующей жизни, червяк, — каркающим голосом произнесло мое тело, а в следующее мгновение стремительным движением вырвало трахею у пленника.

Даже холодная волна исцеления от голодных духов не смогла справиться с дичайшей слабостью. Я начал падать, но меня тут же подхватили Вейфанг и дед. Усадив на стул, мне дали в руки чашу вина, которую я с большим трудом удерживал. Больше всего меня мучил главный вопрос: какого хрена? Что это было? И, самое главное, кто такой Ошида Гунган?