Тифлингесса проснулась оттого, что ее расталкивают:
— Вставайте, время менять повязки.
Девушка почувствовала, что, кажется, проспала слишком долго. Раньше она вставала гораздо раньше утреннего обхода и перевязки.
— Подождите, — услышала она голос Эридана.
С ее глаз сняли повязку и нанесли какую-то новую мазь. Она отличалась по консистенции и запаху, была более плотной, словно масло, и пахла кровью, животным жиром, тухлятиной и какой-то химической горечью. Глаза сразу же стало щипать.
— Жжет, — пожаловалась она.
— Сильно?
— Неприятно.
— Зариллон предупреждал, что такое возможно, — объяснил паладин. — Скажи, если станет нестерпимо.
Девушка согласно кивнула. Послышался крик Каленгила:
— Вы мне кислоту в глаза втираете?
Дождавшись, когда закончат перевязку, девушка шикнула на зеленого:
— Не притворяйся, не так уж и больно. Или ты такой чувствительный?
Ненадолго замолчав, гвардеец произнес плаксивым голосом:
— Да, мамочка, пожалей меня.
Эридан издал отчетливый смешок.
— Иди сюда, пожалею, — произнесла тифлингесса нехорошим тоном, — только потом не жалуйся.
Повисло двухсекундное молчание, после которого зеленый спросил с наигранным страхом:
— Господин, она достала нож?
— Успокойтесь, — фыркнул паладин, — если вас это обрадует, то все мы намазались этой мазью. Теперь мы все пахнем мертвечиной. На нее вся надежда. Зариллон говорит, что первым делом устранит нашу заразность, а затем и саму болезнь.
После перевязки выдали завтрак. Поев, Кьяра немного прошлась вокруг своей койки, разминая конечности. Находившись, прилегла плести узлы на веревке, тренируя ловкость рук. Каленгил мурлыкал песенки. Эридан, судя по звукам, наматывал круги по лазарету, периодически откликаясь на зов медиков. Кажется, он стал своего рода помощником лекарей, но не противился этому. Наоборот, он был жутко рад возможности быть при деле.
— Еще немного, и я покроюсь мхом, — пожаловался Каленгил.
— Нормально, будет гармонировать с волосами, — хихикнула тифлингесса.
— Не хочу становиться мшистым бревном, — фыркнул в ответ зеленый. — Верну зрение, и тогда буду бегать кругами по лагерю.
Спустя некоторое время жжение в глазах усилилось.
— Становится все неприятней, — тихо поделилась она ощущениями с пробегающим мимо паладином.
— Я тоже это чувствую, — ответил тот, — надеюсь, это нормально.
Девушка безмолвно кивнула в ответ. Что ж, ей приходилось ощущать и не такое, подобную боль пока еще можно было игнорировать.
Спустя час Кьяра вдруг услышала волну криков, а после почувствовала такую нестерпимую боль, словно в глазницы ей залили раскаленный металл. Она громко зашипела:
— Кажется, это средство нас доконает!
Каленгил ничего не ответил ей. Девушка услышала, как он закричал, но этот крик потонул в душераздирающем шуме. Лазарет, казалось, сошел с ума. Так, наверное, кричат лемуры, вылезая из Стикса. В этой какофонии звуков, чародейка уловила голос Эридана. Тот пытался докричаться до мага. В голове мелькнула мысль: неужели волшебник оказался врагом? Стало страшно. Кто-то схватил девушку за шкирку и поволок прочь от койки.
— Что происходит?! — закричала она.
— Сейчас, подожди, — послышался голос Эридана.
Тифлингесса почувствовала прикосновение чего-то теплого и мокрого к своим глазам. Жжение начало затихать, и, наконец, боль прекратилась.
— Мазь… слишком… ядреная, — прошипел Эридан сквозь стиснутые зубы.
Кьяра открыла глаза. Свет. Она, определенно, вновь начала различать его. Вокруг все еще раздавались звуки суматохи. Каленгил прекратил кричать, зато над ухом раздался вопль паладина:
— Зариллон, проклятье! Внесите снег!
Присев на край чьей-то койки, девушка постаралась никому не мешать. Через несколько минут крики стихли.
— И скажи теперь, что это не кислота, — произнес Каленгил страдальческим голосом.
— Ага, — мрачно ответила тифлингесса. — Я чуть-чуть вижу свет, а ты?
— И я, — сказал зеленый. — А еще чувствую, что у меня глаза зажарились как яичница.
Кто-то взял девушку под локоть и повел куда-то, усадил на койку и оставил в покое. Пошарив рукой по кровати, Кьяра нащупала сумку. Да, это была ее кровать. В лазарете все еще раздавались редкие крики, но они быстро стихали. Через полчаса напряженного вслушивания, до уха Кьяры долетел звук знакомого голоса. Янтарь. Впервые кто-то из драколюдов сказал хоть слово. Она почувствовала облегчение. Вновь появилась надежда на хороший исход.
Примерно через час послышался голос Эридана:
— Как вы?
— Все так же слеп, но хотя бы не поджарен, — буркнул Каленгил.
— Зариллон не предусмотрел такой бурной реакции… — вздохнул белобрысый. — Он снизит концентрацию, и мы попробуем опять. С другой стороны, всем резко стало лучше.
— Как остальные? — поинтересовался гвардеец.
— Янтарь и Арум, наконец, начали говорить, но речь у них бессвязная. Эрта… не приходила в себя, но медики говорят, что гниение приостановилось.
Голос у него был очень измотанный.
— Я буду молиться Темпусу за своих братьев и госпожу Эрту, — произнес Каленгил, и голос его был необычайно серьезен.
— Спасибо, — откликнулся Эридан, — немного помощи свыше нам бы не помешало.
Паладин ушел, а Каленгил действительно начал вполголоса читать молитву на эльфийском, и делал это столь самозабвенно и долго, что в искренности его намерений сомневаться не приходилось. После обеда глаза им вновь намазали чем-то, что пахло как и предыдущая мазь. Вновь почувствовалось легкое жжение, но через несколько минут ощущение полностью забылось. Эридан периодически подходил и справлялся о состоянии Кьяры и Каленгила, но был удивительно немногословен. В его голосе стало еще больше усталости.
Наконец, он подошел к ним и объявил:
— Зариллон распространяет мазь по войску. Нужды в карантине больше нет. Вы свободны, но вам все ещё нужен уход. Эта мазь слабее, так что быстрого исцеления ждать не придется.
Кьяра обрадовалась. Наконец-то можно было выйти за пределы этого шатра.
— Я хочу вернуться в казарму, — изъявил желание зеленый.
— Я пошлю за тобой братьев, они позаботятся о тебе, — ответил Эридан. — А ты, Кьяра, вернёшься в шатер или останешься тут?
Девушка почувствовала, что очень соскучилась по своему волку.
— Хочу проведать Скага, — сказала она, — а потом вернусь в шатёр.
Немного помолчав, паладин сказал:
— Нет, я отведу тебя. За волком пошлю.
Она не стала перечить ему. Почувствовав на своем плече его руку, тифлингесса пошла в указанном направлении. На выходе в лицо ей ударил морозный воздух. Она даже замерла от удивления. Пахнущий снегом ветер казался таким вкусным. Снежинки чиркнули по щекам, и от всего этого Кьяра словно опьянела.
— Идите в казармы гвардейцев, — дал распоряжения белобрысый, — пусть кто-нибудь заберет Каленгила. Отправьте кого-то к загону для волков. Пусть Скаг придет в шатер. У него розовый нос… Рабочие знают, кто это.
Взяв девушку за плечо, он мягко подтолкнул ее вперед, сквозь шум лагеря и пелену снега. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Отпусти он ее сейчас, и она бы моментально потеряла направление. Внезапно ветер оборвался на полувздохе, они снова оказались в помещении. Девушка нащупала ширму. Слева от нее что-то брякнуло о кровать.
— Жди здесь, — произнес эльф. — Волк придет сам. Будет твоим поводырем, пока ты не поправишься. Тут он не поместится, но в зале переговоров ему будет как раз. Не давай ему сложных направлений. Они умны, для зверя, но все же.
Помолчав немного, он прибавил:
— Мне надо возвращаться в лазарет. Утром я пошлю кого-нибудь с мазью.
— Спасибо, Эридан, — ответила Кьяра.
Он молча коснулся ее плеча, затем его шаги удалились.
— Обед? — спросил голос Лиама.
— Не откажусь, — сказала тифлингесса.
Денщик постучал чем-то по полу, и вскоре в шатре стало заметно теплей. Звякнула посуда, по воздуху разнеслись соблазнительные ароматы еды. Через несколько минут девушка услышала цоканье когтей по настилу и тихое скуление. Лиам испуганно вскрикнул.
— Лиам, это мой волк, — поспешила успокоить тифлингесса. — Он пока побудет здесь, лорд Эйлевар в курсе.
Расправившись с едой, девушка начала общаться с волком. Она нащупала на нем повязки, но зверь ходил без слышимой хромоты и дышал ровно. Скаг радостно облизал лицо чародейки. Лиам, пришедший убрать посуду, еще раз испуганно взвизгнул. Несмотря на объяснение девушки, толстяк все равно был еще слишком напуган.
Волк боднул ее своей огромной головой. Обняв его за шею, Кьяра нащупала что-то вроде ошейника с петелькой.
— Будешь моим поводырем, — засмеялась она. — Я пока ничего не вижу. Пошли, погуляем немного.
Он ткнулся мокрым носом в ее глаза, облизал лицо, а затем потерся боком, мотивируя ухватить за петельку. Взявшись за ошейник, тифлингесса сказала:
— Лиам, мы немного погуляем и вернёмся.
— Чего-то желаете к возвращению? — спросил денщик дрожащим голосом. — Ванну? Дополнительные жаровни?… Волку что-нибудь необходимо?
— Можно ванну, — отозвалась она. — А волку — еда и вода.
— Будет сделано, — слабым голосом ответил Лиам.
Скаг потянул ее прочь из шатра. Щеки сразу обожгло холодом. Снежинки защекотали губы. Ветер был несильным, приятным. В нем доносились запахи дыма, кожи, снега, волчьей шерсти и стали, смазанной жиром. Чародейка провела ладонью по шкуре, ощущая гладкость и жесткость волосков. Запахи, звуки и тактильные ощущения обострились.
Прогулка по лагерю подняла настроение девушке. Все лучше, чем сидеть в четырех стенах. Нагулявшись, она вернулась в шатер, ведомая Скагом.
К ее возвращению Лиам закончил с ванной.
— Здесь полотенце, — он взял ее за руку, чтобы показать, где что лежит, — здесь — чистая одежда. Тут мыло и щётка, если они вам нужны. Здесь эфирное масло. Когда закончите, позовите меня.
— Спасибо большое Лиам, ты очень внимателен.
Судя по звукам, толстяк удалился. Девушка горестно вздохнула. Она не любила водные процедуры, но ее одежда, кожа и волосы насквозь провоняли лазаретом. Скинув костюм, рубашку и штаны, погрузилась в ванну, немного побултыхалась в воде, даже не притронувшись к мылу, губке и прочим вещам, которые не понимала.
Сполоснувшись, она переоделась в чистую одежду и позвала Лиама, чтобы тот убрал ванну. Через полтора часа денщик подал ужин и еду для волка. Судя по чавканью, Скаг был очень доволен. После ужина, вооружившись тростью, Кьяра аккуратно обошла шатер, стараясь запомнить расположение предметов и подпорок. Девушка чуть не споткнулась о какой-то предмет на полу. Чертов кнут Эридана так и лежал там, где он бросил его. Поежившись, девушка помрачнела, вспомнив тот день, который, казалось, был вечность назад.
Тифлингесса еще немного пообщалась с волком, поучила его командам на инфернальном языке. На нее навалилась усталость. С одной стороны, было приятно вернуться в шатер, здесь теплее, уютнее и пахнет словно в сосновом лесу. С другой стороны, там была компания, шутки, дружеские беседы. Что, если все это было лишь наваждением болезни, миражом воспаленного разума? Кьяра предпочитала не сближаться с людьми, так было проще все контролировать, держа дистанцию. Одиночество дарило чувство безопасности. Однако в лазарете она вдруг почувствовала себя частью чего-то большего, и это ощущение согрело ее душу, как вино со специями в лютую стужу.