Код Марвел: Сын Криптона

Глава 12

С первыми лучами солнца я ощутил, как в тело начинает проникать волна новой энергии. Она наполняла меня мягким теплом, и дискомфорт, мучивший меня ещё недавно, медленно таял на глазах. Ночная сырость, пронизывавшая лесную чащу, отступала вместе с туманом, и теперь, после нескольких часов, проведённых здесь, я уже успел в полной мере адаптироваться к своему необычному — нет, даже «сверхчеловеческому» — зрению.

Сначала мне казалось забавным просто разглядывать луну: видеть рельеф её поверхности, различать кратеры, которые раньше были для меня лишь белыми пятнами на ночном небе. Но вскоре, когда взгляд сместился за привычные пределы, я обнаружил нечто, от чего внутри всё перевернулось. Я смотрел прямо в глубь чёрной бесконечности космоса и чувствовал, будто моё сознание пронзает само пространство.

Мои глаза словно превратились в гиперспектральные телескопы. Я видел астероид, который мчался где-то в поясе между Марсом и Юпитером. Мне были заметны мельчайшие трещины на его шероховатой поверхности, выступы породы, которые, казалось, могли отломиться от космического тела в любую секунду, а ведь он сам откололся от куда-то миллионы лет назад. Я различал слои, напоминающие застывшую волну истории — от зарождения Солнечной системы до нынешних времён. Но это оказалось лишь началом.

Следом зрачки сжались, и Вселенная раскрылась передо мной ещё масштабнее и глубже, чем я мог вообразить. Я поймал себя на мысли, что в шутку называю это «криптонианской оптикой». Но как ещё объяснить происходящее? Возможно, клетки моей сетчатки поглощают фотоны не только видимого спектра, но и более жёсткие виды излучения — гамма, рентген, ультрафиолет, — и всё это каким-то образом усиливается жёлтым солнцем, преобразуя энергию в импульсы, которые мой сверхмозг успевает расшифровывать.

А может, я вижу не сам свет, путника во времени, а, скорее, ткань пространства: гравитационные волны, квантовые флуктуации, даже будущий свет, который ещё не добрался до нашей планеты. Словно моё сознание выскочило за привычные рамки, а органы чувств научились считывать космос напрямую. Тысячи вопросов вспыхивали в голове, и даже мой, казалось бы, улучшенный интеллект начинал буксовать: слишком много гипотез, слишком мало фактов.

Я решил сместить фокус — и тут же перед моими глазами возник жёлтый карлик, чье сияющий ореол напоминала гигантскую плазменную корону на чёрном фоне. Рядом с этой звездой возникла планета, которую я поначалу принял за Землю. Но, приглядевшись, понял: нет, это не наш дом. Мир без городов и без огней, но живой, покрытый буйной атмосферой. Я видел огромные шторма, грохочущие над океанами, смерчи величиной с целые континенты, зарождённые чудовищной разницей температур. На поверхности этого загадочного мира ледники медленно ползли к экватору, а вулканы беспрестанно выплёвывали пепел, окрашивая небесный свод в жутковатые медные тона. Ни единого намёка на дороги, никакого намёка на разумную жизнь — лишь вечная пляска стихий.

Как я это видел? Где вообще пролегала граница между моим восприятием и объективной реальностью? Голова буквально раскалывалась от бесчисленных догадок. Казалось, ещё немного — и мозг просто закипит от перегрузки.

Мысль о том, что тысячи лет назад свет этой далёкой звезды только начал свой путь к Земле, а я наблюдаю её в режиме «здесь и сейчас», поражала до глубины души. Всё выглядело так, будто моё зрение — не обычный приёмник, а настоящий мост сквозь пространство и время. Может быть, это явление — квантовая синхронизация, позволяющая моим глазам улавливать волновую функцию частиц без характерной задержки в световых годах? Или моя биоплазма взаимодействует с потоком тахионов — гипотетических частиц, которым не страшны преграды скорости света?

Чем сильнее я пытался вникнуть в суть этого феномена, тем скорее всё начинало рассеиваться. Я чувствовал, как безграничная картина космоса схлопывается — словно я сам насильно закрывал эту дверь своим недоверием и бесконечными теориями. Оставались лишь «обычные» улучшенные способности: возможность разглядеть лунные детали ещё чётче, проникать взглядом сквозь деревья, камни и, вероятно, другие препятствия. Но того безбрежного величия Вселенной, той ошеломляющей бескрайности, в которой я только что плавал, больше не было. Я тщетно пытался «приблизить» далёкие звёзды снова, надеясь вернуться туда, где плавал мой разум всего несколько мгновений назад, однако всё было бесполезно.

«Что это было? — спрашивал я себя, тяжело вставая с земли. — Реальное видение космоса или лишь изощрённая галлюцинация, которую мой мозг интерпретировал как действительность?» Ноги слегка дрожали, но с каждой секундой я обретал всё большую уверенность в теле. Похоже, процесс тонкой «перенастройки» завершился.

— Чёрт возьми… — прошептал я вполголоса, сам не зная, кому адресую эти слова. — Какой же это был мощный «приход». И ведь самое странное, что я не чувствую себя крохотной пылинкой перед этим величием космоса…

Я остановился, чтобы проанализировать собственные ощущения. Когда я узрел ту простую, но бескрайнюю красоту, пережил соприкосновение со звёздами и далёкими галактиками, мне не захотелось прижаться к земле и признать своё ничтожество. Вместо этого я ощутил, будто стою над всем этим бесконечным мирозданием. Страшная мысль, ведь она граничит с чудовищной гордыней. Или это безумное высокомерие, рождённое шоком от новых возможностей?

Сердце стучало, а разум метался, пытаясь найти логическое объяснение. Я подумал: «Что, если в моей природе есть нечто, о чём я всегда догадывался, но никогда не осознавал до конца?» Мне казалось, что я мог бы снова достичь того уровня восприятия, если бы только знал, какой «переключатель» щёлкает у меня в голове. Но рискну ли я, понимая, что душевная цена за это может оказаться слишком высокой?

Я позволил себе короткую передышку, опёрся на ствол ближайшего дерева и погрузился в неторопливые размышления:

— С одной стороны, этот дар пугает. Я видел звёзды, планеты и силы, о которых человечество даже не догадывается. Я почти понимал принципы, которые могут ломать фундаментальные законы физики. С другой стороны, я должен признать, что не готов от этого отказаться. Часть меня жаждет большего — новых открытий, новых уровней реальности… Но смогу ли я удержать себя в границах здравомыслия, если снова отправлюсь туда, где любой мысленный эксперимент становится реальностью?

Через несколько мгновений я словно очнулся, ведь затяжное погружение в собственные мысли грозило окончательно меня запутать.

— Так ладно, хватит думать… — пробормотал я и тряхнул головой, словно пытаясь вытряхнуть из неё лишние гипотезы. — А то, мне кажется, я запутался ещё сильнее.

На этом месте я решил прервать мысленный поток, осознавая, что, возможно, мне придётся ещё не раз вернуться к этим вопросам. Но пока что было достаточно.

Ускорившись и практически слившись с сумраком, я всего за несколько секунд вернулся в свою комнату. Сквозь открытое окно проникал прохладный воздух, и я, не раздеваясь, нырнул под одеяло, укрывшись с головой. Ещё оставался лишний час до подъёма, и я зевнул, осознавая, насколько сильно хочу спать. Всё тело ломило от усталости, а в голове гудело от ночных событий. Но, несмотря на это, я был невероятно рад возможности дать себе хоть немного отдыха.

Сон, впрочем, не принёс полного облегчения. Меня разбудили ровно в семь утра, и это пробуждение вышло крайне неудачным: в любой другой день я бы встал без проблем, но сегодня душой и телом желал спать до обеда. Больше всего хотелось остаться в мягкой постели и забыть о тренировках, заданиях и чужих взглядах. Но, увы, распорядок в лагере никто не отменял.

Пока я натягивал кроссовки, привычно собрал мысли и попытался переварить всё, что произошло ночью. Самое важное — то, что я столкнулся с реальными оборотнями. Вернее, в моём поле зрения оказалась девушка-«перевёртыш», которая, обернувшись волком, напала на двоих проклятых и без труда их загрызла. Она не только оказалась сильнее этих созданий, но и владела какой-то магией: её лунный луч, словно вырвавшийся из воздуха, явно не был обычным физическим явлением.

Я закрыл глаза, стараясь воспроизвести в деталях ту ночную сцену. Перед мысленным взором встала знакомая поляна, залитая холодным лунным светом, и двое уродливых оборотней с оскаленными пастями. А напротив них — девушка с черными волосами, напрягшиеся, будто готовая в любую секунду сорваться с места. Я старался припомнить каждую черточку её лица. Потом сосредоточился на памяти, словно листая внутренний каталог всех людей, которых я когда-либо видел в лагере. Мне это давалось легко: я обладал способностью вспоминать малейшие детали любого события, свидетелем которого становился. И вот — нашёл: именно она, та же девушка с чёрными волосами, которую я мельком видел несколько раз на территории лагеря.

В памяти всплыло и её имя — Диана Рассел. Шестнадцать лет, приехала из Калифорнии в этот же самый летний лагерь, причём одновременно со мной. Живёт в седьмом отряде, не особо общительна. Теперь, когда я знал, кого искать, оставалось сделать следующий шаг — поговорить с ней, выяснить, насколько она опасна. А если потребуется — принять меры: я ведь всё-таки охотник.

Но сперва мне нужно было хоть немного прийти в себя. Я сидел на скамейке запасных возле тренировочного поля и размышлял, как лучше всего действовать. Тренировка вот-вот должна начаться, и я понимал, что не хочу заниматься — после такой ночи желания не осталось. Поэтому, обдумав всё, я поднялся и неспешно подошёл к тренеру.

— Мистер Дженкильс, — начал я негромко, стараясь придать голосу усталое звучание, — можно я сегодня пропущу тренировку? Что-то нехорошо себя чувствую. Возможно, перегрелся: жара сегодня просто невыносимая.

Тренер, высокий и жилистый мужчина лет сорока, нахмурил брови и с явным беспокойством осмотрел меня.

— Брюс, может, тебе в медпункт обратиться? Пусть медсестра осмотрит. Вдруг это тепловой удар, — проговорил он.

— Нет, пока не так всё плохо, — ответил я, делая вид, что едва держусь на ногах. — Думаю, мне просто нужно немного отдохнуть, часок вздремнуть, и станет лучше.

На лице мистера Дженкильса промелькнула хитрая улыбка, а в глазах заиграли насмешливые огоньки.

— Подремать? Отдохнуть? Не выспался, значит. Вот что я тебе скажу, парень, — он улыбался, но голос звучал с наигранной серьёзностью. — Ночью надо спать, а не шляться неизвестно где с девчонками. Ладно, ступай, симулянт. Отдыхай, — продолжил он уже мягче. — Я понимаю, дело молодое.

Я кивнул и поблагодарил тренера. Пусть он и догадывается, что я что-то недоговариваю, но, по крайней мере, отнёсся по-человечески. «Хороший мужик», — подумал я, сворачивая на боковую тропинку, ведущую от стадиона к жилым корпусам. Пройдя несколько десятков шагов, я заметил у края площадки большое раскидистое дерево. Оно словно манило меня тенью и надеждой на покой. Однако мне нужно было не просто спрятаться от солнца — у меня была цель.

Я огляделся, убедился, что никто из ребят на меня не смотрит, и прыгнул. Моих сил хватило, чтобы мгновенно оказаться на одной из верхних веток, укрытой зелёной листвой. С высоты было удобно обозревать почти весь лагерь, и я активировал своё «сверхчувствительное» зрение, чтобы разыскать Диану. Вскоре я её заметил: она сидела на небольшом ветхом причале в стороне от главного пляжа, свесив ноги в воду и, похоже, предаваясь размышлениям в одиночестве.

Я спрыгнул с ветки и не торопясь направился к тому причалу. Лёгкий порыв ветра освежил моё лицо; от озера веяло влагой, и это немного помогло мне прийти в себя.

Приближаясь, я заметил, как солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву прибрежных деревьев, скользили по её волосам, отбрасывая странные золотистые отблески на чёрные пряди. Ветер играл этими прядями, аккуратно приподнимая их и опуская, словно невидимая рука художника, добавляющая в картину тонкие штрихи. Диана была одета в простую футболку нежного голубого цвета и шорты, едва доходящие до середины бедра. На первый взгляд, в ней не было ничего примечательного — обычная шестнадцатилетняя девушка из летнего лагеря. Но я чувствовал напряжение, исходящее от неё: в каждом движении угадывалась скрытая сила. Она сидела с прямой спиной, будто готовая в любую секунду вскочить и защищаться или убежать. При этом лицо её оставалось задумчивым, а взгляд устремлён к воде, где рябили солнечные блики и метались теневые разводы.

Вся сцена казалась пропитанной особой тишиной, в которой слышались лишь слабый шелест волн у берега, порывистое дыхание ветра да встревоженные крики птиц где-то вдалеке. На главном пляже кипела жизнь — там плескались ребята, громко смеялись и играли в мяч, но здесь, на этом маленьком тихом причале, время будто замедлилось.

Я подошёл к Диане и, не говоря ни слова, опустился рядом, тоже свесив ноги в воду. Сделал вид, будто меня внезапно заинтересовали мелкие рыбёшки, скользящие между камнями на дне, и старался придать себе максимально беззаботный вид. Диана коснулась меня взглядом, однако не сдвинулась с места, лишь насторожённо напряглась, словно волчица, почувствовавшая опасность.

— Может, хватит играться? — внезапно спросила она, почти шёпотом, но в голосе звучала угроза. — Что тебе нужно от меня?

Я расплылся в небрежной улыбке:

— Играться? Да это скорее ты вчера хотела мной закусить, помнишь? — Я посмотрел на неё краем глаза. — Так что у меня возникли вопросы. Думаю, тебе же выгоднее ответить на них — вдруг я окажусь не последним, кто заметил твоё умение.

— Я тебе ничего не должна, — отрезала она, вставая так резко, что доски под её ногами чуть не заскрипели. — Кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывалась?

Похоже, она собралась уйти. Я понял, что нужно действовать жёстче, чтобы не потерять нить разговора.

— Сядь! — произнёс я твёрдо, буквально пригвоздив её к месту взглядом. — Поверь, это в твоих же интересах.

Она на миг колебалась, но всё-таки послушно опустилась обратно, позволив ногам вновь коснуться воды. Теперь на её лице читались глубокая усталость и грусть, а от прежней напускной дерзости почти ничего не осталось.

— Скажи, ты опасна для окружающих? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно.

— Нет, — покачала головой Диана. — Я себя контролирую. Иначе меня уже давно бы схватили или убили. Так что уверенна на все сто: я не представляю угрозы для тех, кто не нападает на меня первым.

— А почему тогда ночью ты напала на меня? — продолжал я осторожно, стараясь не пропускать ни тени эмоции на её лице.

— Ты… не ощущаешься человеком, — тихо призналась она, словно сомневаясь, стоит ли мне рассказывать подробности. — Ты даже не пахнешь, как они. Поэтому я не заметила тебя, пока ты не заговорил. Когда услышала голос, испугалась… А во время полнолуния все животные инстинкты многократно усиливаются. Когда животное пугается, оно либо убегает, либо атакует. Я атаковала. Вот и всё.

Я молча кивнул, принимая к сведению её объяснение. Её оправдание выглядело логичным, но от этого не становилось легче.

— Хорошо, — сказал я. — А те двое проклятых? Что они делали здесь, в лагере?

— Это уже сложнее, — ответила она с заметной усталостью. — Но если упростить, то они пришли за мной.

— Ну, до этого я и сам догадался, — прищурился я. — Но мне нужны детали. У нас масса времени, и ничего не мешает тебе рассказать всё по порядку.

Диана тяжело вздохнула и закатила глаза, но всё же не стала отказываться от разговора:

— Моего отца зовут Джек Рассел. Оборотничество я унаследовала от него. Первые пятнадцать лет я жила, ни о чём таком, не подозревая: мама воспитывала меня одна, и мне всегда казалось, что мы — обычная семья. Но на моё прошлое день рождения всё изменилось. Впервые превратившись в волка, я чуть не потеряла над собой контроль. Потом оказалось, что мне всё-таки повезло: никого не убила, но маму напугала до смерти. Тогда она и призналась, кто мой отец, — Диана на миг замолчала, словно решая, стоит ли продолжать, — и дала мне его телефон. Я позвонила. Представилась дочерью, сказала: «Здравствуйте, мистер Рассел, я ваша дочь. И у меня проблема — я вою на луну. Может, вы поможете мне с этим?»

Она умолкла, явно вспоминая ту абсурдную ситуацию и чувства, которые ей довелось пережить.

Я тоже погрузился в свои мысли, вспомнив, что мне рассказывал Абрахам об этом самом Джеке Расселе. Он давно связан с нашим сообществом, помогал охотникам, когда мог, но… это был очень непростой человек со своей трагической судьбой. И именно он, по словам Абрахама, являлся своеобразным «союзником охотников». А ещё — весьма несчастным человеком.

Я сидел на краю причала и размышлял о том, что теперь делать с этой информацией, глядя на тихую водную гладь, где солнечные пятна и тени плясали в задумчивом танце. И при этом перед глазами словно стоял образ Джона Рассела, о котором мне так много говорили, но которого я ни разу не видел лично.

*****

«Воспоминания»

Абрахам ненадолго замолчал, словно собираясь с мыслями, и обвёл взглядом тёмное помещение. В свете одинокой лампы его лицо казалось усталым, а в глазах отражалась затаённая боль — память о тех, кого ему довелось встретить и потерять за долгие годы охоты на нечисть. Затем он слегка приподнял подбородок, и тихо, но отчётливо начал говорить:

— Не все «дети ночи» — бездушные чудовища, Брюс. Есть среди них и те, кто вопреки проклятию остаётся человеком, даже в облике монстра. Один из таких — Джек Рассел. Он не выбирал путь тьмы. Судьба предрешила его рождение, окрасив кровь наследственным грехом. Род Расселов начинается от Григория Руссоффа — того самого безумца, который когда-то продал душу за нечеловеческую силу, не задумываясь о цене. С тех пор любой первенец в этой семье становится оборотнем… живым зверем в человеческой шкуре.

Голос Абрахама звучал спокойно и мягко, но в каждом слове чувствовалась горечь. Он нахмурился, словно вспоминая что-то болезненное:

— Джек не выбирал этой доли, Брюс. В полнолуние его кости ломаются, мышцы рвутся, кожа трещит, а сердце бьётся так сильно, словно хочет разорвать грудную клетку и выскочить наружу. И несмотря на это невыносимое страдание, он не теряет себя полностью. В его глазах, даже когда они светятся янтарным хищным огнём, живёт человеческий разум. Это и делает его по-настоящему опасным — и для врагов, и для самого себя.

Он на миг замолчал, чтобы взглянуть мне в лицо и убедиться, что я внимательно слушаю. Я кивнул, признавая, что готов впитать каждое слово. Абрахам продолжил:

— Сейчас он живёт в Лос-Анджелесе. Старается держаться в тени, как призрак среди небоскрёбов. Работает там частным детективом, расследует истории, в которых фигурируют монстры и сверхъестественные твари. Помогает тем, кого преследуют кровожадные существа… потому что сам знает, каково это — быть монстром.

Абрахам тяжело вздохнул, будто вспоминая что-то из своего прошлого. На миг он прикрыл глаза и провёл рукой по лбу, где залегла складка глубокого раздумья.

— Мы с Блэйдом встретили его в восемьдесят первом… или, может, в восьмидесятом? Не буду врать, память иногда подводит, — он слегка усмехнулся, заметив, как я вскинул бровь. — Тогда в доках Лос-Анджелеса вампиры из клана «Морту» устроили настоящую резню. Джек был там — получеловек, полузверь, рвал им глотки, словно дикий зверь, но при этом…

Абрахам прикрыл глаза, словно заново проживая тот момент, и повысил голос, когда заговорил вновь:

— Он плакал, Брюс. Понимаешь? Плакал! Это зрелище я не забуду никогда. После того, как всё закончилось, он стоял, покрытый кровью и пылью, и сказал: «Я не хотел их убивать. Я не убийца. Но если бы я этого не сделал, они бы убили детей…»

Я почувствовал, как что-то болезненно сжимается в груди. Предположить, что зверь с янтарными глазами может оплакивать собственную ярость, было сложно. А ведь и правда — разве это не признак человечности?

— С тех пор он наш союзник, — продолжал Абрахам. — Не могу сказать, что друг — у таких, как мы с Блэйдом, по-настоящему близких друзей не бывает. Но он надёжен. Когда наступает полнолуние, он сам себя запирает в клетке, чтобы не причинить никому вреда. Хотя, говорят, он научился контролировать зверя внутри, но всё равно до смерти боится сорваться и оборвать чужую невинную жизнь. Такого ужаса не пожелаешь никому.

Абрахам встал со скрипучего стула и медленно прошёлся по комнате. Я смотрел ему вслед и видел, как бесшумной тенью скользит за ним его собственное отражение на стене. Поднявшись к небольшому окну, он выглянул наружу, будто ища что-то в вечерних сумерках. В тишине была слышна только моя напряжённая дрожь дыхания да скрип половиц под ногами Абрахама.

— Знаешь, что в этом всём самое страшное? — сказал он, не оборачиваясь. Казалось, он говорил больше себе, чем мне. — Джек хочет быть героем. Даже когда весь мир видит в нём только чудовище, он не сдаётся, не позволяет проклятой крови решить за него, кем ему быть. Именно поэтому, скажу тебе честно, он больше человек, чем многие люди.

*****

А Диана, выходит, — его дочь. Его первенец, унаследовавший проклятую кровь. Ту самую, что не оставляет шансов на выбор и навязывает путь монстра. Теперь я смотрел на девушку иначе: в моём взгляде сквозили сострадание и грусть. Бедный ребёнок, у которого жизнь в один миг перевернулась с ног на голову, а вместе с тем кончилось и само детство.

— Не смотри на меня с жалостью, — произнесла она, сверкая глазами, будто предостерегая меня. — Я этого не люблю. Судьба решила сделать меня такой, и я приняла зверя в себе.

— Ладно, ладно, — я поднял руки, словно сдаваясь. — Больше никакого сочувствия. Я опять становлюсь сама серьёзность. Просто… я кое-что слышал о твоём отце и немного знаю его историю.

— Ты знаешь папу? — её брови удивлённо приподнялись, глаза расширились от неожиданности.

— Лично — нет, — я покачал головой. — Но среди охотников о нём ходит много разговоров. Говорят, он очень достойный человек, — добавил я с добродушной улыбкой.

— Понятно… Значит, ты охотник, — протянула Диана, и в её голосе послышались смешанные чувства: то ли недоверие, то ли лёгкая насмешка. — И чем же вас кормят, что вы все такие… пугающие? Не зря меня отец предупреждал: «Встретишь охотника — беги, а разбираться будешь потом».

— Думаю, в твоём случае он прав, — усмехнулся я. — Обычно охотники сперва стреляют, а уже потом задают вопросы. Так шансов выжить куда больше.

— А ты тогда почему не «стрелял»? — наигранно прищурившись, поинтересовалась Диана. В её глазах промелькнул лукавый блеск.

— Да я был вполне уверен в себе. Такой щеночек, как ты, — я нарочито провёл рукой в воздухе, показывая рост невысокого пёсика, — не опасен для меня.

Резко нахмурившись, Диана надменно надула губы и отвернулась, всем своим видом показывая, что мои слова её задели. Но обиженность смешалась с лёгкой усмешкой, и я понял, что она не слишком-то сердится — скорее играет роль, пытаясь сохранить гордость.

— Ладно, — сказал я, стараясь вернуть разговор в конструктивное русло. — Вернёмся к главному. Зачем проклятые пришли за тобой? И почему именно двое? Судя по-вчерашнему, пара таких тварей тебе не слишком опасна.

Я прищурился, пытаясь проанализировать случившееся ночью. Диана же задумалась на мгновение, её взгляд сместился на водную гладь озера, точно она искала ответ в отражении.

— Не знаю точной причины. Но я догадываюсь, что дело в личной войне отца, — сказала она тихо и устало, будто ей надоело повторять историю снова и снова. — Когда я впервые узнала о своей природе, я позвонила папе. На следующий день он уже был у меня и забрал меня. Год… целый год он учил меня контролировать зверя, принимать его и жить с ним в гармонии, чтобы я не потеряла себя во время превращения. Но вместе с тем он постоянно куда-то уезжал, сражаясь с невидимым врагом. Иногда возвращался сильно раненый, но никогда не рассказывал подробности. Говорил, что не хочет втягивать меня в эту войну. Даже мечтал, что я смогу жить, как обычная девушка, когда пойму, как держать оборотничество под контролем.

Она сделала короткую паузу, стараясь подобрать слова.

— Но, когда я уезжала от него, он сказал мне: «Если вдруг снова окажешься в опасности и не сможешь со мной связаться, беги как можно дальше и прячься». Значит, он допускал, что враги могут меня отыскать. Хотел меня уберечь. Я всё утро пыталась дозвониться до него, но папа не берёт трубку, — голос Дианы начал срываться, в нём звучала безысходность. — И теперь я не знаю, что делать: оставаться или бежать. Если сбегу — они могут легко выследить меня по запаху и прийти сюда, в лагерь… это может обернуться настоящей трагедией.

От отчаяния она вскочила и начала метаться по маленькому причалу, переходя на крик:

— Я не могу убежать! Я единственная, кто может им помешать! Если я уйду, они, возможно, поймут, что я близко, начнут вынюхивать и нападут на детей! Я потом не прощу себе этого. Может, если я погибну в бою, они успокоятся… Поймут, что жертва принесена. И тогда нет смысла нападать на лагерь и убивать невинных.

Сжав зубы, я тоже поднялся. Сердце ныло при виде её слёз и явной беспомощности. Девушка, которую жизнь вынудила взрослеть слишком рано, теперь несла на своих плечах огромный груз вины и страха.

Не раздумывая, я заключил Диану в объятия и стал осторожно гладить её по голове, надеясь хоть немного успокоить. Она уткнулась лицом мне в грудь и разрыдалась взахлёб. Все её прежние угрозы и бравада рассыпались, оставив лишь испуганного подростка, который не знает, куда бежать и как спасти невинных. В этот миг я почувствовал, насколько она хрупка под «шкурой монстра».

— Не волнуйся, — прошептал я, стараясь говорить как можно мягче. — Ты не одна. Я помогу тебе. Я, знаешь ли, не из слабаков. Мы вместе справимся. Ты ведь сама видела вчера, как я бегаю и что умею. Сама поджав хвост убегала от меня.

Девушка отстранилась и покосилась на меня, в её взгляде мелькнуло негодование, но слёзы уже высохли.

— Ничего я не поджимала, — проворчала она. — Это было тактическое отступление.

— Ну-ну, — я усмехнулся, неловко пожимая плечами. — Считаем, что первый раз поверю на слово. Всё, успокоилась?

Диана слабо кивнула, провела рукой по щекам, убирая остатки влаги, и глубоко вдохнула, возвращая себе самообладание.

— Ладно. «Так когда они придут снова?» — спросил я вполголоса, бросив настороженный взгляд в сторону лагеря.

— Сегодня ночью или, самое позднее, завтра. Но я думаю, что всё случится именно сегодня. Сегодня полная луна, причём особенная — кровавая луна. Это может сделать их ещё сильнее. Я чувствую это внутренне, мой зверь как будто предупреждает: «Берегись!» — Она сглотнула, облизнула пересохшие губы и повернулась ко мне. — Они уже напали вчера, значит, сейчас не отступят. Хищники никогда не отказываются от добычи, если уверены, что могут одержать верх.

— Значит, сегодня, — кивнул я. — Что ж, тогда мы и надерём им задницы.

Диана посмотрела мне прямо в глаза, и на её лице проступила решимость — более взрослая и уверенная, чем можно было ожидать от шестнадцатилетней девушки.

— Договор! — сказала она, и её голос звучал твёрдо. Теперь на смену отчаянию пришли собранность и тихая ярость.

Так мы и решили: никаких сомнений, никаких побегов. Сегодня ночью нас ждёт схватка, в которой каждый из нас должен сыграть свою роль. И, глядя на эту девушку, я понимал: в какой бы страх она ни была погружена, она не отступит.

— Договор…