Колдовство любви

29

Шаги… Ухватив со стола глиняную кружку, Лали прислонилась спиной к стене. И как раз вовремя — корабль внезапно накренился, и она наверняка бы упала, если бы не приготовилась.

Девушка в сотый раз ругала себя за то, что, устав после сражения с капитаном, задремала. Проснулась она, когда ее завернули в ковер, и все попытки вырваться уже были бесполезны. Ее долго куда-то несли, затем она услышала шум воды, скрип весел, почувствовала легкое покачивание. И поняла, что окончательно пропала — ее везли на корабль. Затем девушку подняли на борт и вскоре опустили на пол. Когда послышался звук засова, Лали попыталась выбраться из ковра и, к своему удивлению, сумела раскрутиться, правда, при этом больно ударилась о стену. Дверь, разумеется, была заперта, а в маленькое окошечко выбраться не было никакой возможности.

Прильнув к окну, Лали со слезами на глазах смотрела, как удаляется берег. Вот и все. Прощай, Стамбул, дворец, где она выросла, люди, что окружали ее в течение долгих двенадцати лет. Прощай, Антонио. Отныне ее ждет позор и сплошная череда несчастий.

За дверью каюты послышались шаги. Через мгновение в замке повернулся ключ. Дверь осторожно приоткрылась, и полоска света прорезала мрак, царивший в каюте. Медлить было больше нельзя. Бросившись вперед, Лали опустила тяжелую кружку на входящего.

Она ожидала, что капитан рухнет на месте, но вместо этого мужчина обернулся. И Лали задохнулась от изумления.

— Боже, спасибо за мой высокий рост, — пробурчал Антонио, потирая ушибленное плечо.

Потеряв дар речи, Лали жадным взглядом рассматривала знакомые до сердечной боли черты лица, темные волосы, насмешливые губы, светлые глаза. Неужели это не сон? Или она сошла с ума и наяву видит облик дорогого человека? Девушка отчаянно замотала головой. Протянув руку, она осторожно коснулась его плеча и только тогда поверила, что перед ней стоит реальный Антонио.

Вскрикнув, Лали бросилась к итальянцу и приникла к его груди. Крепко вцепившись в его одежду, она боялась ослабить хватку, страшась вновь потерять обретенное. Какое счастье ощущать под своими пальцами теплоту его кожи и знать, что близкий человек не покинул ее! Слезы струились водопадом по лицу девушки. Он не оставил ее!

— Антонио, — девушка запрокинула голову и заглянула в светлые глаза, которые не надеялась увидеть. — Какое счастье, ты не бросил меня.

— Я не смог. Хотя именно так и надо было сделать. Ты сама оставила меня.

— Прости, — прошептала Лали и, поднявшись на цыпочки, прижалась поцелуем к ласковым губам. Зажмурившись от счастья, она вдыхала аромат мужского тела, пахнувшего морем, радовалась и ругала себя за свое глупое поведение. Несколько дней, проведенных вместе с Джаноцци, открыли Лали правду: она не хотела возвращаться во дворец Ибрагим-паши, потому что страшилась потерять Антонио. Потерять человека, от которого сама же сбежала.

Антонио стоял неподвижно, не отвечая на ласки, но Лали чувствовала себя совершенно счастливой и, не в силах сдерживать себя, продолжала покрывать жадными поцелуями его застывшее лицо.

— Тебе не понравился капитан Джаноцци? — Карриоццо осторожно отстранился.

Капитан?.. Капитан Джаноцци! Как могла она забыть о нем? В отчаянии девушка уставилась на Антонио глазами, полными тревоги и отчаяния.

— Нам надо скорее бежать, иначе он обнаружит нас! Капитан — чудовище…

— Да неужели!

Страх сменился изумлением, и Лали растерянно заморгала. Антонио, рискуя жизнью, пробрался ради нее на корабль Джаноцци, но почему он сейчас так спокоен? Почему они теряют время? Капитан в любую минуту может сюда войти. Даже если Антонио удастся с ним справиться, то совладать со всей командой он не сможет.

— Нам надо бежать!

— Ты ошибаешься. Джаноцци остался на берегу в гостинце. Когда он очнется от дурмана анаши, мы будем далеко.

Антонио неспешно прошелся по каюте и зажег фонарь. Лали заметила, что его облик изменился: мускулистую фигуру теперь облегала европейская одежда, исчез тюрбан, а волосы были схвачены на затылке кожаным шнурком.

Откинув крышку стоявшего у стены сундука, Карриоццо достал бархатное платье изумрудного цвета и протянул девушке.

— Тебе следует переодеться.

— Зачем?

Лали помрачнела. Она вспомнила, как совсем недавно вот так же ей протягивал одежду Джаноцци, приказывая переодеться. Куда везет ее этот корабль?.. Капитан Миккеле уверял, что работорговлей промышляют все купцы Средиземноморья.

— Презренный трус! — девушка в ярости швырнула одежду в Антонио. Платье плавно опустилось на пол. — Ты снова украл меня, жалкий ночной воришка! Я думала, что ты с риском для жизни пробрался на корабль ради моего спасения! А ты — обычный вор, воспользовавшийся тем, что капитан обкурился гашиша! Вор и трус! Ты даже не осмелился защитить меня на рынке от кулака Джаноцци!

Антонио, играя желваками, прислонился спиной к стене.

— Я не мог обнаружить себя.

— Не мог?! — девушка почувствовала, как кровь от гнева прилила к лицу. — Капитан Джаноцци мог надругаться надо мной или убить. Он…

— Довольно! — Антонио оторвался от стены и поднял валявшееся на полу платье. — Люди Ибрагим-паши или Мехмеда могли находиться в толпе. Я сильно рисковал, вновь появившись на улицах Галаты. Если бы люди шахзаде узнали меня, я был бы сейчас мертв. А тебя отвезли бы обратно в гарем, и уже никто не смог бы тебя спасти.

Лали, сердито дыша, прикусила губку. Антонио прав. Подними он шум, внимание окружающих тут же было бы привлечено к нему. И к ней. Но признавать свою ошибку она не собиралась.

— Но почему ты медлил? Почему не последовал за мной, когда капитан унес меня? Почему не ворвался в комнату, где Джаноцци издевался надо мной? Почему ты не встретил меня в этой комнате, и я должна была мучиться здесь от страха и неизвестности?

Слушая пылающую гневом Лали и признавая справедливость ее упреков, Антонио безумно хотелось прервать ее речь поцелуем, настолько девушка сейчас была прекрасна в своем праведном гневе. Пламя ярости походило на пламя страсти, полупрозрачное одеяние не скрывало стройные ноги, крутые бедра, напряженные груди, тонкую шею, личико с упрямо вздернутым носиком, с глазами цвета спелых вишен, что смотрели то ласково, то дерзко, с алыми губками, похожими на лепестки алого тюльпана…

— Да знаешь ли ты, какие гадости мне говорил этот негодяй, как он пытался…

Антонио неожиданно широко улыбнулся.

— Могу себе представить, какими ласковыми словами ты его осыпала.

— Не смейся! — девушка сердито топнула ножкой. — Этот мерзавец обещал, что сегодня ночью я буду лежать в его постели на корабле…

— Он не многим ошибся. Эта постель находится на корабле, — мужчина кивнул в сторону кровати. — Правда, принадлежит все это не ему. В том числе и ты сама.

Пышный румянец вспыхнул на щечках Лали. Румянец испуга, стыда и надежды «Он говорил, что будет относиться ко мне, как к сестре, до тех пор, пока мы не покинем Стамбул».

— Прости, что по моей вине ты влипла в дурную историю и попала в лапы Джаноцци, — обреченно вздохнул Антонио. — Но, поверь, я делал все, что мог, пытаясь отыскать тебя в этом огромнейшем городе. Я молил небеса о том, что если выбирать из двух зол, то пусть уже лучше ты попадешь в руки слуг Ибрагим-паши, нежели окажешься в лапах каких-нибудь грязных негодяев.

— А. я почти сразу же пожалела о том, что сбежала от тебя, — виновато призналась Лали. — Капитан Джаноцци… — девушка содрогнулась при воспоминании о злосчастном приключении в грязном трактире. — Сначала он спас меня. И я поверила ему. А потом он сообщил, что продаст меня в Мысре. Но передумал и решил сделать своей любовницей. Он и на рынок меня потащил, чтобы я стала сговорчивее. Иначе меня ожидал бы точно такой кошмар. Я молила Господа о том, чтобы ты меня нашел. Когда ты на рынке отвернулся от меня, я потеряла всякую надежду.

— Я искал тебя повсюду и с трудом поверил своим глазам, когда увидел тебя.

Антонио не стал рассказывать девушке о том, что должен был отплыть еще два дня назад. В посольстве Венеции его приняли весьма радушно, особенно когда выяснилось, что он целый год провел во дворце наследника Баязида и был более чем кто-либо осведомлен о пристрастиях будущего возможного правителя Османской империи. И главное — о готовящемся походе султанского флота. Было принято решение немедленно вывезти Антонио из Стамбула, ведь беглеца, разумеется, разыскивают по всему городу. Если он будет обнаружен в посольстве, разразится большой скандал, и за жизнь Карриоццо никто гроша ломаного не даст. Из-за того, что Антонио пытался найти Лали, отъезд пришлось задержать. Венецианцы с ног сбились, пытаясь хоть что-нибудь разузнать о пропавшей девушке, не привлекая внимания стражников, рыщущих по Стамбулу с той же целью.

Судьбе было угодно, чтобы Антонио в последний день перед отъездом наткнулся на Лали. Его друзья проследили за носилками человека, во власти которого оказалась девушка. Уже через два часа стало известно, что Лали держит у себя капитан Джаноцци, авантюрист, не гнушающийся самыми мерзкими делишками и большой любитель покурить анашу. Именно последнее пристрастие позволило без шума похитить из его комнаты связанную девушку, уснувшую от легкой дозы гашиша, которую мерзавец добавил ей в питье.

Антонио до сих пор жалеет, что ему не позволили лично наведаться к мерзавцу. Впрочем, избить спящего человека, обкурившегося дурмана, он вряд ли бы смог. «Ну, что же, по крайней мере Джаноцци остался в убытке, и это самое меньшее, что он заслуживает за тот ужас и испуг, который довелось испытать Лали».

«За что я разозлилась на Антонио? Он сдержал обещание, сумел спасти меня. Он не уплыл без меня. Во всем, что случилось, виновата я сама».

Стараясь, чтобы не дрожал подбородок, Лали тихо прошептала:

— Прости меня…

Антонио с грустью смотрел в несчастные глаза раскрасневшейся девушки, вспоминая свой страх и гнев, которые скопились из-за нее в его душе. А в сердце против воли росло неожиданно теплое чувство к этому прелестному, взбалмошному созданию.

— Не плачь. Все плохое кончилось. Скоро ты вернешься в Италию и получишь полную свободу, — не удержавшись, Антонио наклонился и легко поцеловал ее в щеку. — Все будет хорошо. А сейчас одевайся, — сказал он, отступая назад. — День сегодня чудесный.

Смущенно вздохнув, Лали подняла одежду и очень удивилась, найдя ее очень странной. Длинное тяжелое платье ничем не напоминало свободные туники, прозрачные рубашки и легкие шаровары, которые она привыкла носить в гареме.

— Что-то не так?

— Я… мне никогда прежде не приходилось носить такую одежду.

— Тебе помочь? — губы Антонио скривились в усмешке.

Он не ожидал согласия, но девушка глубоко вздохнула и протянула Антонио платье.

«Осмелится ли он? — спросила Лали себя. — И хватит ли у меня сил сохранять спокойствие?» Ей нестерпимо захотелось ощутить руки этого мужчины на своем теле, окунуться в мир воспоминаний и грез, которые не раз приходили к ней по ночам, и узнать: насколько отличаются его прикосновения от тех, которые она испытала в объятиях Мехмеда и Джаноцци.

— Ты полагаешь, что можешь мне довериться? — мягко спросил Антонио.

Девушка согласно кивнула. Смущенно отвернувшись, она трясущимися руками расстегнула рубашку и уронила ее на постель. Затем, помедлив, развязала пояс шаровар, и они скользнули вниз, обнажая ее стройные ноги. Собравшись с духом, Лали провела рукой по оставшейся коротенькой тонкой сорочке, не решаясь снять ее. Сердце забилось невыносимо громко, заставляя девушку содрогнуться.

— Ты не птица и не тюльпан… — теплое прикосновение рук Антонио остановило дрожь. — Ты — сирена, способная погубить всякого, кто осмелится услышать твой голос, — нежно произнес мужчина, касаясь щетинистым подбородком гладкой щеки Лали. — Золотоволосая сирена, которая приведет меня к гибели. Ты ведь этого хочешь?

Приятное тепло мужского дыхания заставило Лали стремительно повернуться лицом к Антонио.

— Погубить тебя? — она с неясной надеждой заглянула в светлые глаза и осторожно прикоснулась губами к упрямому подбородку. — Я вовсе не желаю твоей гибели.

— Тогда что ты желаешь? Зачем заставляешь любоваться собой? — неожиданно Антонио замолчал и притронулся к янтарному ожерелью. — Джаноцци?

Она совсем забыла про подарок капитана. Ожерелье нужно немедленно снять. Лали принялась лихорадочно искать застежку — проклятая вещица должна исчезнуть.

— Джаноцци? — ревность окрасила светлые глаза Антонио в цвет грозовой тучи.

— Да, — пришлось признаться Лали.

— Он тоже помогал тебе одеваться?

Девушка попыталась отстраниться, но Карриоццо не позволил ей сделать это.

— Говори! — сурово потребовал он.

Ошеломленная Лали испуганно моргала глазами.

— Ответь мне! — рявкнул Антонио. — Ты раздевалась перед ним?! Он спал с тобой?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Я все еще девственница.

Антонио устало прикрыл глаза. На губах его появилась едва заметная улыбка.

— Прости, я не должен…

— Это важно для тебя? — с жадным любопытством спросила Лали.

Карриоццо медлил с ответом, лицо его стало непроницаемым.

— Да, важно, — наконец произнес он.

— Я… — девушка запнулась и перевела разговор в другое русло: — А почему ты открыто не явился мне на помощь в гостинице?

— В доме полно людей, а я не знал: захочешь ли ты пойти со мной. Ты до невозможности упряма и вполне могла устроить скандал, увидев меня. Когда мы узнали, что человек, у которого ты живешь, капитан Джаноцци — любитель гашиша и опиума, мои друзья тут же подослали к нему человека с товаром. Капитан не сумел удержаться от того, чтобы не побаловаться любимой травкой. А затем тебя завернули в ковер и вынесли из дома. Никто не мог заподозрить ничего дурного, и мы получили возможность спокойно покинуть город.

— Я поеду с тобой в Италию, — опустив глаза, заявила Лали, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее.

— Ты уже едешь, — его взгляд заискрился весельем. — В парусах играет ветер, и пути назад для тебя нет.

Он, как всегда, прав. Стамбул остался позади, ушла в прошлое жизнь, к которой девушка привыкла, а впереди ее ждет неизвестность, которая подобно зыбучим пескам может поглотить ее без остатка. Теперь ее жизнь целиком зависит от Антонио.

— Что будет со мной? Ты не обидишь меня?

Между молодыми людьми повисло долгое напряженное молчание.

— Я не обижу тебя, — наконец заговорил Антонио. — Когда мы доберемся до Венеции, я обращусь за помощью к моим друзьям. Полагаю, они помогут нам найти приличное жилье, обеспечат некоторой суммой денег, и — я очень на это надеюсь — сумеют узнать что-либо о твоей семье.

Лали ощутила, как в груди разочарованно задрожало сердце. Антонио дал понять, что они расстанутся. Стараясь не показывать отчаяние и обиду, девушка опустила голову и принялась перебирать край тонкой рубашки.

— Ты можешь оставить свою сорочку.

Карриоццо подвел поскучневшую Лали к зеркалу и помог ей облачиться в непривычное одеяние.

— Но сорочка видна из-за выреза платья, — удивленно заметила девушка.

— Ты находишься не в гареме среди женщин и евнухов, а на корабле, полном мужчин, и немного скромности тебе не помешает, — резко заявил Антонио.

Высказав это соображение, Карриоццо начал сердито зашнуровывать лиф платья, который оказался таким узким, что Лали стало трудно дышать.

— Я сейчас задохнусь, — пожаловалась она.

— В Европе так одеваются все женщины, и ни одна еще не умерла.

Бросив сожалеющий, прощальный взгляд на тунику и шаровары, Лали попыталась из тонкой шали сделать подобие чадры, но Антонио остановил ее.

— Дамы в Европе не прячут свои лица.

— Как это странно, — удивилась Лали и, не удержавшись, хитро улыбнулась: — А дамы в Европе занимаются любовью?

— Полагаю, больше, чем женщины в гареме, — сквозь зубы процедил Карриоццо, его светлые глаза вновь потемнели.

— Хорошо бы… — девушка сладко потянулась, как кошка.

Антонио в эту минуту проклял и себя и весь женский род. Когда он метался по Стамбулу в тщетной надежде отыскать беглянку, он дал себе клятву: если Лали отыщется и они смогут покинуть опостылевшие берега Босфора, он будет обращаться с ней исключительно почтительно. По крайней мере, пока они не вернутся в Италию. И вот теперь из-за этой искусительной негодницы с каждой минутой увеличивается возможность стать клятвопреступником.

Сделав несколько шагов, Лали упала, наступив на излишне длинный (по ее мнению) подол непривычного одеяния. Руки Антонио мгновенно подхватили ее, поставили на ноги и отряхнули платье.

— Следует немного приподнимать края, — улыбнувшись, пояснил он.

— Платье слишком длинное, — Лали со злостью вцепилась в юбку, — его следует укоротить.

— Не вздумай. Длина именно такая, как положено. А тебе придется многому научиться. В том числе — красиво ходить.

Сердито фыркнув, Лали решила не спорить, но при случае воспользоваться ножницами и укоротить юбку.