По приказу капитана для Лали натянули шатер на носу галеры, и теперь девушка почти все время проводила на верхней палубе, не привлекая любопытные глаза мужчин. За неделю плавания Лали успела привыкнуть к Франческо и была очень благодарна за заботу о ней: несмотря на морской ветер, воздух днем был невыносимо душным, и находиться в каюте было настоящей пыткой. Порой Лали сравнивала Антонио и его кузена и находила, что капитан был, пожалуй, привлекательнее Карриоццо. Крепкий, сильный, гибкий, как кошка, Франческо был несомненно умелым воином и обаятельным мужчиной. На его закаленном солнцем и морским ветром лице отражением аквамариновой волны блестели ясные синие глаза, в которых постоянно играли смешливые искорки, а улыбчивые губы обрамляли золотистые усы и светлая бородка. Одевался капитан с намеренной роскошью: статную фигуру прекрасно подчеркивал нарядный камзол с прорезями, в которых виднелись рукава белоснежной рубашки; сильные ноги облегали темные бархатные бриджи и высокие сапоги с пряжками; курчавые, с легкой сединой волосы прикрывала черная шляпа, украшенная пряжкой с чудесным сапфиром. После достопамятной стычки в первый день плавания Франческо старался поменьше общаться с Лали и лишь издали с усмешкой наблюдал за тем, как развиваются отношения между девушкой и Антонио: мирную перепалку то и дело сменяло упрямое взаимное молчание.
После первой ночи на корабле Антонио подвесил в каюте гамак и спал теперь только в нем, не делая ни малейших попыток забраться в постель своей спутницы. Он вел себя так, словно и впрямь был евнухом. Даже ни разу не пробовал поцеловать Лали. Наблюдая за ним, девушка злилась и начинала придираться без всякого повода. Но сердилась она большей частью на саму себя. Проклятое гаремное воспитание заставляло ее изнывать от желания постельных утех. Да и злосчастный опыт в ненавистных объятиях Мехмеда не прошел для нее бесследно.
— Скучно… — Лали наморщила носик, перекатывая в ладони кубики из слоновой кости, которые они бросали уже около получаса.
Чаще всего Антонио днем находился возле капитана, но сегодня решил спрятаться от палящего солнца в ее шатре и, чтобы чем-то занять себя и Лали, предложил ей игру в кости.
— Эта игра пользуется большой популярностью по всей Европе, — хмыкнул Антонио. — Мой брат Филиппо очень любил в нее играть, хотя чаще всего проигрывал.
— Мне больше нравятся шахматы, — девушка потянулась, как кошка, поудобнее устраиваясь на ковре.
— Ты когда-нибудь забудешь свои восточные привычки? — нахмурился Антонио.
Девушка обиженно взглянула на него.
— В шахматах нет ничего дурного. А в остальном я прилежно выполняю все твои указания: приподнимаю юбки и делаю мелкие шаги при ходьбе, разговариваю по-итальянски и не ругаюсь по-турецки, пытаюсь привыкнуть к этой ужасной еде…
— И отказываешься носить шляпу, чтобы уберечь свою светлую кожу от солнца, — Антонио с улыбкой дотронулся до веснушек, щедро усеявших ее маленький носик.
Смутившись от его нежного прикосновения, Лали опустила глаза, но тут же вскочила на ноги и легкой птицей покинула шатер. Антонио последовал за ней.
— Я люблю солнце, — заявила девушка, гордо подставив лицо солнцу. — Солнце и тепло.
— Спешу тебя огорчить: в Италии солнце светит не так жарко, как в Стамбуле. Особенно в то время, когда лето закончилось. Наверно, именно по этой причине большинство детей рождаются ближе к осени.
— Почему?
В глазах Антонио заискрилось лукавое веселье.
— Когда тучи проливаются на землю дождем, а ветер так холоден, что щиплет щеки, лучшее место на земле — в постели с возлюбленной.
Заставив себя не опускать глаз, Лали с трудом вздохнула.
— Ты это знаешь по личному опыту?
Вместо ответа на столь откровенный вопрос Антонио нахмурился и уставился немигающим взглядом в глаза девушки. Молчание стало невыносимо жарким. Натянуто улыбнувшись, Лали поспешила удалиться в каюту.
Он не позволил ей закрыть дверь перед его носом.
— Что ты хочешь от меня, кара миа?
Лали сердито нахмурилась. Ее мучитель прекрасно знает ответ, но требует, чтобы она в очередной раз призналась ему в этом. Что ж, ей не составит труда произнести нужные слова, если он желает их слышать.
— Я хочу тебя, — четко сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. — Хочу, узнать то, что знаешь ты, но не хочешь мне дать.
В светлых глазах Антонио заблестели легкие молнии, как бывает перед грозой в жаркий полдень.
— Я тоже хочу тебя, — выдохнул Карриоццо, тяжело дыша.
— Тогда почему…
— Не сейчас. Я хочу быть честным перед самим собой. Если нам суждено быть вместе, то рано или поздно это все равно произойдет, — склонившись, мужчина легко поцеловал ее в губы и тут же отошел к двери.
Лали рванулась к нему с блестящими от слез глазами.
— Больше я просить тебя не буду! — прошипела она.
— Чудесно. Наконец-то мы поняли друг друга, — кивнул головой Антонио и вышел из каюты.
Терпение Лали лопнуло. Сбросив с ноги туфлю, она запустила ее в дверь.
— Можешь больше сюда не приходить! Ступай к своему Франческо!
— Отлично, — Карриоццо заглянул в каюту и усмехнулся: — Забыл сказать: мне надоело быть твоим слугой и таскать сюда подносы с едой. Проголодаешься — приходи к Франческо. Ужин, как обычно, перед заходом солнца.