Гнев душил его, и все, на что он бросал взгляд, окрашивалось в красный цвет. Рыцарь даже не заметил прихода оруженосца.
— Я позабочусь о коне, синьор, — предложил юноша, протягивая руку к поводьям.
У Никколо чесались руки ударить оруженосца, но он сдержался.
— Я сам все сделаю. Иди на пир.
— Но…
— Оставь меня, — прогремел голос. Чувствуя, что улыбка хозяина превращается в злобную гримасу, юноша благоразумно исчез.
— Я не злюсь, — пытался уверить себя Никколо. — Я все равно окажусь победителем.
Возможно, он сумел бы успокоиться, но в это время в конюшню вошла его супруга.
— Ублюдок, — проговорила Доротея. — Что он возомнил о себе?
Никколо почувствовал сильное желание ударить жену, но, как всегда, пересилил себя. Доротея не должна догадаться о демонах, гнездящихся в его душе.
— Ты говоришь о Карриоццо? — равнодушно поинтересовался он.
— Кого же я еще могу назвать ублюдком?
— Меня, например.
— Ты прав. Отчего ты не вызвал его на бой? Ты должен был уничтожить мерзавца, бросить под копыта его же собственного коня, поставить на колени. Он должен был пожалеть о том, что вернулся! — воскликнула женщина.
Никколо ушел за лошадь, чтобы жена не увидела, как исказилось его лицо от душившей ярости.
— Ну, почему, почему он вернулся домой! Его приезд лишил возможности Доминику выйти замуж за наследника Карриоццо.
— Ничего. Для нее муж найдется и получше. Брат не оставит ее без приданого.
— И это говоришь ты? Да еще после того, как уже чувствовал себя хозяином Карриоццо? Филиппо был у нас в руках, Доминика из него веревки вила! А серебряные рудники! Теперь они достанутся турецкой шлюхе! Мерзавец умудрился не только вернуться сам, но и притащил сюда дочь Людовико. А ты остался ни с чем!
— Пошла вон! — рявкнул Никколо, багровея от гнева.
— Придется мне самой исправлять ситуацию. Его преосвященство поможет мне в этом. Во всяком случае, он — мужчина, а не… — усмехнувшись в лицо супруга, Доротея вихрем вылетела из конюшни, сообразив, что играть с огнем опасно.
Никколо больше не мог сдерживаться. В его глазах все оказалось залито пожаром. Швырнув в след супруге седло, он завыл от ярости. Лошадь испуганно шарахнулась от дикого, беснующегося хозяина, а он продолжал биться о стены, разбрасывая корзины, щетки, поводья, уздечки — все, что попадалось ему под руку, пока не рухнул на пол без сил. Когда приступ безудержной ярости закончился, Никколо, мокрый от пота, встал и, дрожа, начал приводить в порядок свою одежду.