КОМ: Казачий Особый Механизированный

18. ГУЛЯНИЯ

В воскресенье на город навалилась жара, поэтому предложение погулять у фонтанчиков на Тихвинской площади я принял с удовольствием. Дорожки там пешеходные по кругу деревьями обсажены, тень хорошая, густая.

И вот, значицца. Прогуливаемся мы с Серафимой — и тут совершенно внезапно из-за кустов выруливает барышня и начинает с моей зазнобой здороваться, да так театрально:

— Ах, Симочка! Душа моя! Какая встреча!

И та тоже:

— Ах, не ожидала! — и мне: — Знакомьтесь, мой друг, это моя лучшая подруга, Танечка!

— Итак, она звалась Татьяна, — пробормотал я и приложился к ручке: — Весьма приятно, Илья Коршунов, к вашим услугам.

Лучшая подруга, значит? Ну-ну. На сестёр я вдоволь насмотрелся, пока они женихов выбирали — и на родных, и на двоюродных. Тут, понимаете ли, мнение подруг как бы не выше родительского ставится. Мало семье понравиться. Гораздо важнее понравиться подружкам, иначе они немедленно начнут яростно дружить против тебя, а в женской изобретательности касательно того, чтобы испортить репутацию малознакомому человеку, я вовсе не сомневался.

Ну-с, значит, будем соответствовать.

— Любите «Евгения Онегина»? — Татьяна живо стрельнула глазками, пристраиваясь по другую сторону от Серафимы.

— Весьма приятный для чтения роман, хотя позицию Евгения не одобряю, — тут же ответил я. — Человек он молодой, а чего кроит из себя? Тридцати лет нет ещё, а он уж нос воротит от общества, жизнь ему претит! А сколь высокомерен в общении с дамами. Правильно Татьяна его во второй раз отбрила, — в общем, практически слово в слово повторил дружное мнение моих сестёр и их подружек. И не прогадал!

Дальше можно было просто слушать, изредка поддакивая.

Воспользовавшись паузой, предложил прогуляться до пассажа Второва, рядом с которым, на самом углу, под полотняными навесами, размещалась летняя веранда итальянского ресторанчика.

— Приятные прохладительные напитки, лёгкие десерты.

Все барышни любят, когда их вкусностями угощают.

— Да-да, там даже фрукты холодненькие подают и мороженое, — согласилась Танечка. — Пойдёмте!

Это если бы я с одной из барышень до объявления помолвки в ресторан пошёл, на меня бы косо посмотрели, а в компании — всё прилично. Тоже глупость, как я разумею, но общество не переплюнешь.

По дороге девицы завели разговоры о книжках. Они наперебой обсуждали популярные женские романы, о которых я имел весьма скептическое мнение.

— А вам разве не интересно что-нибудь почитать из совсем далёкой от вас жизни, Илья? — требовательно вперила в меня глазки Танечка.

— Отчего же? Иной раз отдыхаешь, а сон не идёт — можно и книжкой себя занять. Но тут, вы же понимаете, у мужчин привычки и склонности другие. Мне, к примеру, весьма нравятся сочинения господина Крестовского. Очерки его о русско-турецкой войне очень хороши. Да и «Петербургские трущобы»… — я слегка покосился на девушек. — Это вам, наверное, не понравится. Зато жизненно чрезвычайно. Я доподлинно слышал, что сей литератор длительное время общался с известнейшим петербуржским сыщиком, господином Путилиным, и тот сам лично познакомил его с людьми, явившимися прообразом для будущих персонажей.

Ядрёна колупайка, с гимназической скамьи и уроков литературы не приходилось так высокопарно слова складывать!

— Интересно мне, — с подозрением начала Татьяна, — где же вы смогли повстречать человека, близко знакомого с литератором, пусть даже такого… грубого плана.

— Вы не поверите, барышня, — усмехнулся я, — в Трансваале. Был там один профессор. Увидал он как-то, что лежу я на роздыхе в гамаке да книжку ту про Петербург почитываю, вот и говорит: «Поразительно распоряжается судьба, сводя людей и судьбы! А я ведь знаком и с автором вашей книжки, и с человеком, который обеспечивал её достоверность!» Ну и порассказал кое-что, и про сыщика, и про литератора. Но это я уже вам пересказывать не буду. Много там тяжкого и грубого, что барышням вовсе невместно.

В глазах обеих моих спутниц теснилось множество вопросов.

— А вот про Трансвааль и про профессора русской географической экспедиции я вам расскажу, когда мы сядем за столик и вы сделаете свои заказы, — предупредил я их расспросы.

Потому что мы уже пришли и, к моей радости, мест за столиками было предостаточно. Я предоставил барышням право выбирать, где мы будем сидеть, и после некоторых метаний мы, наконец, разместились. Расторопный половой с белоснежным полотенцем через руку предложил нам карты меню, и мои спутницы с чрезвычайно важным видом принялись изучать блюда. А я полистал в конец. Есть сейчас не хочется, жара такая. Лимонаду бы какого… И тут взгляд мой упал на страничку с надписью «КОФЕ». Предлагался он в нескольких вариантах, в том числе с мудрёным названием «аффогато».

— А это что такое, любезный? — я указал строчку.

— О! Наша новинка, как раз для приближающегося лета! Это вариант подачи, чрезвычайно популярный в Италии в жару. В чашку укладывается порция сливочного мороженого и заливается небольшой чашечкой крепкого кофе. Больше похоже на десерт.

— Любопытно. Вот его давайте. И вазу охлаждённых фруктов присовокупите.

— Барышни?..

Барышни заказали себе каких-то десертов с непроизносимыми названиями и холодных соков с бумажными трубочками, очень серьёзно рассуждая, как модны стали нынче эти искусственные соломинки. Глядеть на них было забавно, но я вида не показывал.

Мода так мода. Жалко бумажки, что ли? Я вообще, как контракт на монгольский караван на первое мая подписал, так мне жизнь легче показалась. Не люблю последнюю деньгу в кармане нашаривать. А девушки жлобских кавалеров не любят. Потому как, если он на тебя денег жалеет, пока ухаживает, что же потом будет, когда замуж возьмёт? Вовсе на скудный паёк посадит? Так что с собой у меня всегда было андреек с запасом, на всякие случаи жизни.

Сидели мы в этом ресторанчике часа полтора. Я барышень рассказами веселил.

Слушали они увлечённо, вопросы задавали, особенно Танечка. И так она живо щебетала и заразительно смеялась, что Серафима моя, кажется, под конец её ревновать начала. И когда подружка, сославшись на дела, откланялась, Сима вздохнула с некоторым облегчением. И я тоже. Не хотелось бы мне каждый раз лучшую подругу развлекать. А так, похоже, в следующий раз мне с Танечкой грозит увидеться разве что на каком-нибудь большом празднике.

— А ты слышал, Илюш, на поле возле Большого рынка карусели ставят? — спросила Серафима, глядя вслед уходящей подружке.

Татьяна обернулась, помахала рукой, и Сима тоже в ответ заулыбалась и закивала. Ну, ты глянь! А на карусели не хочет конкурентку звать. Смех и грех.

— Наши кто-то организовать решил, что ли?

— Нет, приезжие, ненадолго, — она поправила шляпку, поглядывая на себя в зеркальный бок ножки фруктовой вазы. — Пойдём и мы, что ли? А то увидит кто, что мы вдвоём сидим, папеньке нажалуются. Или того хуже, тёте.

— Пойдём, — я рассчитался с подскочившим половым, и мы вышли на шумную Пестеревскую. — Можем туда прогуляться, если хочешь.

— Ой, правда! Пошли! Вдруг там написано, когда открытие?

И пошли мы через весь центр — а мне и ладно, куда бы ни идти, лишь бы с ней.

Рядом с Большой Торговой площадью возвышались пёстрые балаганы, за которыми поднимались в небо скелеты массивных металлических конструкций.

— Ух ты! — восхитилась Серафима и невольно ускорила шаг. Мне кажется, она и побежала бы, если бы не необходимость изображать из себя взрослую и солидную мадаму.

На маленькой пёстрой будке с надписью «КАССА №1» висел плакатик с объявлением: «Парк аттракционов ВОСТОЧНАЯ СКАЗКА! С 28 апреля по 18 мая!!! Карусели! Русские горки! Колесо обозрения!» Дальше шли ценники (разные, от гривеника до полтины) и приписка: «Ждём вас ежедневно с полудня до полуночи!»

«До полуночи» было жирно зачёркнуто и выше от руки подписано: «до девяти часов вечера».

— Кто бы им разрешил до полуночи шуметь? — удивился я. — Это ж… как это?.. нарушение общественного порядка?

— М-гм, — многозначительно согласилась Серафима. — А ещё, я слышала, папа сказал: полицмейстер добро не дал, из-за того что драки в потёмках могут быть и всякие прочие дебоширства. А ещё травматизм.

— До отъезда три раза можем прийти. Велики́ли горки, интересно?

— До какого отъезда? — Серафима резко затормозила и уставилась на меня круглыми глазами.

— Ах ты, ёк-макарёк! Я ж не сказал! Вчера не до того было, а сегодня при Тане этой не хотел.

Пришлось срочно и в подробностях обсказывать, куда я подрядился и почему теперь буду показываться на глаза гораздо реже. Барышня моя загрустила и даже немножко надулась, но потом с усилием улыбнулась:

— Всё же это лучше, чем полугодовой контракт.

— Мне ещё повезло, что война закончилась. Иначе бы три дня по окончании курсов — и пилил бы я сейчас на Польский фронт. А сколько там — никому не известно. Служба.

Серафима над этим фактом серьёзно задумалась и минут пять молчала, сосредоточенно обрывая метёлки растущей вдоль дороги травы. А я шёл рядом и размышлял: не зря ли я подкинул ей такие мысли. Казачка — не самая лёгкая судьба, как у жены любого военного человека. Контракты долгие, до́ма — набегами. Не каждая выдержит. Не придёт ли моя любезная к мысли, что лучше уж среди служащих партию присмотреть? Каждый вечер муж дома. Каждый выходной — выйти в общество вместе можно…

— А что делать? — сказала Серафима. — Отечество нужно кому-то защищать, — и без перехода: — Ты, Илюш, приходи завтра пораньше, часов в одиннадцать? К открытию пойдём.

— Конечно, приду! — с облегчением обещал я.

— А сегодня — к нам ужинать! Непременно, — строго сказала Серафима. — Десять дней тебя не будет! Я же соскучусь!

С этим я даже спорить не стал.

На другой день, отправив Марту к Лизавете, как было уговорено, к одиннадцати сам я явился к дому Шальновых, и Серафима тут же нетерпеливо выбежала ко мне навстречу — так сильно хотелось ей поскорее отправиться на карусели.

Мы спускались по прилегавшей к площади Политехнической улицы, и сверху открывалась обширная панорама городского гулянья. Большая торговая площадь бурлила принаряженным народом. И кого тут только не было! Даже тот, кто считал, что десять копеек (не говоря о пятидесяти) — слишком дорого для нескольких минут удовольствия, пришёл поглазеть — чай, это-то можно было вовсе бесплатно!

Кроме того, хитрое Иркутское торговое товарищество поскорее прицепило к большим столбам на Торговой площади свои качели-лодки, на которых можно было по десяти минут качаться, заплатив две копейки, а вокруг развернулась внеочередная ярмарка.

— А вон медведь из зоопарка со своими цыганами! — радостно воскликнула Серафима, восторженно оглядывая площадь.

— Ты вон туда лучше посмотри, — показал я в сторону аттракционных шатров, между которыми выхаживали клоуны-завлекалы на ходулях, вправленных в длиннющие штаны.

— Мамочки, надеюсь они не упадут…

Вокруг шумело, пищало, хохотало. Гремела музыка. А надо всем этим возвышалось медленно вращающееся здоровенное колесо высотой этажа в четыре или даже в пять, с подвешенными по кругу стальными корзинками, в которых сидели люди. Надо полагать, хозяева парка учли чрезвычайное скопление народа и решили открыться пораньше.

К киоску кассы, приукрашенной в восточной манере (как её представляли себе хозяева) выстроилась длиннющая очередь.

— Ничего себе, сколько стоять! — ужаснулась Сима.

— Пошли, сперва посмотрим, на чём захотим кататься? Как наобум билеты-то покупать? А потом, раз это — касса номер один, то внутри где-то, может быть, есть касса номер два?

— А пошли!

Сразу напротив входа публику радовала «Восточная карусель» с расставленными по кругу деревянными верховыми животными. Самое восточное, что здесь было — четыре верблюда, меж горбами которых тоже можно было усесться. В остальном — яркие расписные лошадки в крупных яблоках, весёлые мочальные хвосты. Десять копеек удовольствие.

— На верблюде поедешь? — спросил я Серафиму.

— Ой, нет! Здоровенный он. Я бы на лошадке.

— Запомним.

Мы обогнули ограду карусели и прошли по дорожке, заполненной глазеющими людьми дальше.

— Ух ты! — восторженно выдохнула Серафима.

Так, похоже это ей тоже нравится. Высокая колонна, разукрашенная под вид мозаики с широкой верхушкой-луковицей, а от неё — металлические расходящиеся дуги, к которым на цепях привешены сдвоенные креслица. Всё это крутится с большой скоростью, кресла на цепочках поднимаются, словно лучи. Называется «Ветер Персии». Почему «Персии»? Наверное, потому что Персия на востоке, глупый вопрос. Тоже гривенник.

Следующий аттракцион назывался «Гуси-лебеди» и немного выбивался из восточного ряда. Четыре двухместных «гуся», закреплённых на стрелах, ведущих к центральному столбу, летали по кругу, меняя высоту и даже размахивая крыльями (это, понятно, чисто для вида). Двугривенный за билетик.

Если «Гуси-лебеди» показались Серафиме нестрашными, то насчёт следующего, под названием «Сундук-самолёт» она заявила:

— Категорически нет!

Да уж, не думаю, что найдётся много особ женского пола, желающих покрутиться в эдакой штуке. По виду — качеля качелей, а начинает раскачиваться — сильнее, сильнее, покуда не принимается вертеться по кругу. А ну как вылетишь оттуда вверх тормашками?

Дальше стояло колесо обозрения, на которое мы оба хотели попасть всенепременно. Пятиалтынный за билет.

А за колесом…

— «Русские горки»! — выдохнула Серафима. — Я хочу!

А сама встала, как вкопанная.

— И чего ты? Хочешь — так пойдём.

— Боюсь.

Я засмеялся.

— Не бойся. Я с тобой. И вот дамочки выходят, целые-невредимые. Ну бледненькие слегка, зато глянь, как смеются!

— А я слышала, сердце может от страха остановиться.

— Так это, должно быть, у старушек! Вот послушай. Катерина, сестрица-то моя, с мужем Афоней недавно в Москву летали, там парк аттракционов постоянный есть. И горки там одни из самых больших и длинных в мире, даже с петлёй, на которой вагончики вверх ногами едут. И ничего, никто не помер. Катюха хвасталась, что они три раза ходили. А тут, глянь: ни одной петли вверх тормашками нет. Это ж сборный вариант, не самый большой. Горочки да повороты. Я тебя держать буду. И касса вон, номер два! Пошли, два человека всего в очереди! Заодно и на остальные карусели билетами затаримся!

Мы быстренько купили билеты и взошли на узенький посадочный пандус, пока что перекрытый калиткой. Оказалось, что за один билет мы получаем не один круг, а целых три. Пока смотритель объяснял нам это, мимо нас со страшным визгом пролетел открытый десятиместный вагончик, набитый барышнями. Моя симпатия испугалась и, наверное, убежала бы, если бы за нами уже не выстроилась довольно плотная очередь из таких же молодых пар.

Короткое ожидание — и вот вагончик останавливается. На этот раз он подкатил медленно, и барышни уже не визжали. Высыпали они очень довольные, раскрасневшиеся, обсуждая, что нужно привести сюда кого-то из знакомых и обязательно повторить.

Смотритель выпустил их по другой лестнице и перекинул калиткутак, что нам можно было проходить.

— Как, мы первые? — снова немножко испугалась Серафима.

— Зато никто тебе обзор загораживать не будет, — утешил я её, помогая перешагнуть в вагончик.

Смотритель строго проконтролировал, чтобы перед каждой парой сидящих была застёгнута защитная цепочка (которая, по-моему, вообще ничего не защищала и присутствовала исключительно для успокоения нервов) и дёрнул за рычаг.