КОМ: Казачий Особый Механизированный

06. БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ…

Так прошла неделя. Я упарывался на учёбе, Марта не отставала. В субботу с утра решил вновь наведаться в полюбившуюся Марте кондитерскую. Ей сладостей накупить, да еще чего-нить в Карлук родне — обещался, как-никак. По-любому, опять шалман соберется. Встреча меня любимого номер два. Ага.

Погоды, несмотря на начало апреля, разыгрались прямо майские. Теплынь! Я выглянул на крылечко, решил, что никаких курток мне не надо, кителя предостаточно — и направился за вкусностями. На улицы на радостя́х высыпала масса народа, поскорее сменившего шубы на лёгкие весенние одежды. Отдельные смелые барышни и вовсе игнорировали накидки и пелерины, прогуливаясь в модных платьях цветочных рисунков. Город сразу сделался радостным и нарядным.

Дошёл в отличном настроении. Закупился, ажно два больших бумажных пакета. А на выходе столкнулся с той рёвой, что пирожные прошлый раз выронила.

— Так, — она ткнула меня пальчиком в грудь, — вот и вы! Подождите-ка, господин казак! Я вам в прошлый раз спасибо не сказала, а вы уже исчезли, как же так? Мне что бегать за вами?

— Да, собственно, и не надо. Мы не для спасибов девушкам пирожные покупаем.

Она слегка склонила головку на бок и оценивающе посмотрела на меня.

— А позвольте поинтересоваться, для чего же вы покупаете незнакомым девушкам пирожные?

Я посмотрел на неё внимательнее и мысленно стукнул себя по лбу. Вот я дура-а-ак… Какая же это девчушка? Даром что маленькая и хрупкая, а фигуристая-то какая! И взгляд совсем не детский. Раньше глазки были красные — заплаканные, а сейчас красивые карие. Одета скромно, платье строгое, почти как форма гимназическая, вот я и решил, что… Да понятно, не тем голова занята была, но всё ж таки, вот я олень слепошарый… С чего я в прошлый раз вообразил, что ей лет двенадцать?..

Я стоял, совершенно по-дурацки хлопая глазами и думал, что барышня-то не просто симпатичная — красавица! Её бы приодеть с форсом, и придётся кажный день на дуэли за такую мамзельку драться. А что?.. А и согласный я — драться. Главное, чтоб на меня смотрела и улыбалась мне вот также.

— И что же? — девушка насмешливо прищурилась. — Так никакого ответа и не будет?

Так, казак, спокойнее. Сейчас главное: правильное впечатление произвести.

— Да за ласковый взгляд! Такая цена, вам, красавица, по карману?

Она вдруг сделалась серьёзной:

— Издеваетесь, да? Ну и ладно! Всё равно, спасибо вам.

— Не-е, не издеваюсь, как вы могли такое подумать? Просто растерялся от вашей неземной красоты, вот и несу всякую чушь.

— Точно — издеваетесь. Нашли тоже мне красоту неземную…

— Для того, чтоб доказать вам, что говорю исключительную правду, позвольте пригласить вас завтра куда-нибудь… Воскресенье же, прогулочный день. Я, правда, в местных заведениях, куда пригласить приличную барышню, не шибко силен. Всё знаете, воинская учёба, да дела домашние.

— М-м-м… Это вопрос серьёзный, тут подумать надо, обстоятельства взвесить. — девушка стрельнула на пакеты глазками и с вечным женским любопытством, при этом уводя тему в сторону, спросила: — А сладости кому? Вот уж не думаю, что бравый казак торт в обед трескает. Вам бы больше подошло… — она критически осмотрела меня, — торт… такой слоёный: слой сала, слой мяса, слой сала, слой мяса… Ну не выглядите вы любителем сладкого.

О! Уже бравый казак! Всё же, движемся в правильном направлении! И торты из сала с мясом оченно одобряем!

— А позвольте проводить вас, милая барышня. Куда бы вам ни нужно было… А с тортом вы правы. Это я для родителей и Марты.

— Марты? — Она заметно сникла. — А это кто, невеста ваша?

— Нет. Я на войне польской сиротку подобрал, привёз, теперь она вроде сестры моей младшенькой. А что это мы всё без имён? Позвольте представиться: Илья Коршунов, старший вахмистр Иркутского казачьего войска.

Девушка повеселела.

— Серафима Шальнова. Дочь присяжного стряпчего[14] Александра Ивановича Шальнова. Сейчас как раз к нему направляюсь. Вот зашла в кондитерскую, время к обеду, думала папеньку чем-нибудь угостить. А тут — вы, Илья, мой спаситель.

— Ведите, Серафима, как минимум до места работы батеньки провожу вас, а дальше, извините, тоже родители ждут, — я приподнял пакеты.

Я предложил ей руку, и она чинно прихватила меня за сгиб локтя.

— Да тут недалеко, папенька сегодня в банке, какие-то дела завершает. Но если наша краткая беседа покажется взаимно приятной, то я не исключаю возможности пообщаться ещё раз, но уже не по воле случая и в более приличном для разговоров месте.

Вот девица, палец в рот не клади! Да оно и хорошо. Экая куколка красивая! И на норов бойкая. Оченно мне нравится, когда девица весёлая, а не как рыба снулая… Так, теперь главное — первое впечатление не испортить.

— Итак, куда бы вы желали сходить в моей компании?

Куда ходят с девицами в городе, я ума не приложу. В театр? Э-э-э… в цирк?

Пока сёстры на выданье были, маменька ради общества чуть не каждые выходные выезжала и в театр, и на званые вечера, и на губернаторские балы — с дочерьми, естественно. Где иначе девицам подходящую партию сыскать?

Сеструхи, между прочим, у меня как на подбор — красавицы, да и магическим задатком не обделены, о чём имеют записи в паспортах. Однако на службу государственную ни одна из них пойти не захотела, последовав примеру маменьки — всю себя посвятить домашнему очагу, стать опорой мужу и матерью семейства. Поэтому и личного дворянства не приобрели. Что, впрочем, не помешало им удачно выйти замуж. Афоня вон с Катериной как раз в театре познакомились.

Но одно дело с родителями, и совсем другое — лично девушку пригласить. Такой совместный выход — это практически заявка на женитьбу. Сигнал, так сказать, обчеству. Я-то прям почувствовал в себе немедленную готовность хватать барышню, да двигать с ней под венец, а она вон как осторожно на меня смотрит.

В деревне у нас как было? Гулянья по воскресеньям. Коли не хочешь в город ехать, можно было и там чинно-благородно пообщаться. На площади перед сельской управой оркестрик играл, а иногда и на гармонях умельцы. Там же вечерами танцы — кто-то из бабулек-матрон обязательно рядом, для благопристойного пригляда.

А тут? Как не ляпнуть, чего не след? Да и девушку в дурацкое положение ставить не хочется.

— Ну-у, — она оценивающе посмотрела на меня, — по-первости, можно в городском парке погулять, там нынче зверинец обновили, называется теперь по-модному — зоопарк, очень интересно. Можно по набережной пройтись. Там музыка, Иркутский полковой оркестр по выходным играет. Как вам?

— Да мне, собственно, без разницы. Можно вообще и туда, и туда. И на зверюшек посмотрим, и по набережной прогуляемся. Съедим чего-нибудь, например.

— Мороженое! — сразу оживилась Серафима. — В зоопарке обещались палатку поставить, со всякими сортами!

— Прекрасный план! В вопросах поедания мороженого я весьма сведущ.

— Неужели?

— Да-а, в заграницах случалось разных сортов пробовать. Редко, правда. Там всё больше условия таковы, что не до мороженого.

— А вы уже и в заграницах успели побывать?

— Трижды.

— Да ну⁈ — не поверила Серафима. — С родителями? По семейным делам, наверное?

— В некотором роде. Два раза — с отцом, да. В один отряд завербовались.

— Так вы имеете в виду военную службу? — расширила она глаза.

— Так точно. Три разных точки прохождения контрактов.

— А сколько же вам лет, Илья?

— Двадцать по зиме стукнуло.

— Ничего себе! И прямо приходилось воевать⁈

Я перебрал в голове свои поездки…

— Немножко. Так во сколько удобно будет за вами зайти?

— Может быть, лучше у памятника на набережной встретимся?

Это означало, что меня наглым образом лишат целого часа общения с приятной девушкой — полчаса дороги туда, да полчаса обратно!

— Отчего же так?

— Боюсь, не отпустят меня с кавалером. Папенька у меня строгий.

— Серафима, а давайте я официально попрошу вашего папеньку разрешить нам прогулку. Уж если сам спрошу, то не откажет, я надеюсь?

— Ну не знаю…

— Так мы ж ничего неприличного…

— Все вы так говорите…

Теперь уже я напрягся.

— А кто эти «все», любезная Серафима?

— Да есть тут, — она неопределённо махнула ручкой, — разные… Намёки неприличные делают, улыбаются, а у самих взгляд такой масляный, фу!

— Вы в следующий раз пальчиком мне в оного неприятного ткните, я ему глазки-то попорчу. Сделаем как у китайского мишки.

— Это как?

— А, знаете, — я обвёл рукой область вокруг глаз, — вот тут чёрное всё будет.

Она хихикнула.

— А что есть такие мишки?

— Ага, в Китае, пандами зовутся. Ужасно смешной зверь. Большой, толстый, траву ест.

— Прям траву?

— В Китае растет трава-бамбук, вот он её и ест. Не как наш Потапыч.

Честно говоря, в Китае-то я как раз не был. Но дядья рассказывали.

Болтая о всяких пустяках, мы дошли до здания банка. Действительно совсем недалеко, о чём я даже успел пожалеть.

В банк мы зашли не через центральные вход, а со служебного двора. Серафима предъявила пропуск, и нас впустили.

— Тут, вообще-то, кроме банка куча контор… — мы подошли к двери кабинета. — Вот тут мой папенька сегодня работает.

— Ага…

Но договорить мне не дали.

Стена коридора метрах в пяти дальше от нас вдруг вспухла взрывом. Пакеты я отбросил, не глядя — куда. Наработанным на фронте движением, закрылся левой рукой щитом, а в правой (сам не заметил — как) появился револьвер. Из пролома выскочила фигура в сером комбинезоне мастерового и направила на меня здоровенный ствол непонятного оружия. Разбираться, что это у него за бандура, я не стал, а тупо снёс выстрелом полчерепушки. Не то чтоб я такой снайпер — стреляю-то почти в упор!

— За мной стой! — крикнул я Серафиме. Впрочем, она вперёд и не лезла. Пискнула испуганно и присела, закрывая голову руками. Вот и ладно!

Из пролома выскочил следующий налётчик. Не останавливаясь, метнулся за шкаф и бросил в нас круглый предмет.

— Пригнись!

Круглая хрень, предположительно граната, отскочила от щита и упала мне под ноги. Я успел сделать два выстрела. Впрочем, промахнулся, когда граната таки рванула. Как в анекдоте — «сильный зверь, но лёгкий» — меня впечатало в Серафиму, перекувырнуло, и вместе унесло назад в коридор к здоровенной кадке с фикусом. Серафимины кульки, которые она испуганно прижимала к себе, естественно, художественно сплющились и размазались по нам обоим. Запахло малиновым джемом.

Всё, ядрёна колупайка, вы меня разозлили!

Шип холода пробил навылет шкаф, за которым прятался незадачливый метатель гранат, и разворотил ему грудь.

— В очередь, сукины дети! В очередь! — и уже тише, Серфиме: — Спрячься за бочку фикуса! Сиди мышкой и не выглядывай. Щас я тут!..

Что «я щас» я сам ещё толком не знал, но оставлять без внимания подобное отношение к своей персоне — это, знаете… Отряхнулся от героически погибших пироженок (везёт нам, а!), подскочил в дыре в стене и с трудом удержал палец на спусковом крючке, увидев в проломе изгвазданного в извёстке городового. Служивый, присев за ящиком, увлечённо палил из табельного пистолета куда-то дальше в коридор.

— Помочь⁈

— Ага, я щас перезаряжусь, и мы их… Ты маг? — кивнул он на голубоватую линзу щита.

— Есть маленько, — я перебрался к нему ближе и скрючился, чтоб не изображать мишень. — А это что за уроды?

— Да хрен их знает, тут пока разбираться некогда. Они все в серых комбезах, как будто с обслуги дирижабля какого. И узкоглазые. Можа буряты, якуты или монголы, а можа хунгузы какие… — он перезарядил пистолет.

— Ну, командуй!

— Давай потихоньку вперёд, и не пали в кого попало, а то наших грохнешь, — как будто бы сам, только что, не палил в белый свет как в копеечку.

— Служивый, щит у меня односторонний — всё что в нас летит, отобьёт, а мы сквозь него стрелять можем.

— Удобно, — оценил городовой.

Ведомые его подсказками, мы прошли коридор, миновали изрешеченное тело грабителя, вышли в операционный зал, о чём свидетельствовала бронзовая табличка на дверях, валяющихся прям у входа в этот зал. Длинные стойки резного красного дерева сейчас покрывала белёсая известковая пыль, повсюду блестели осколки стекла. Посреди зала валялись три тела, предположительно — нападавших, один охранник полулежал, привалившись к колонне и из-под него расплывалась красная лужа. Я выдернул из кобуры тюбик универсального геля.

— На-ка, вколи быстренько потерпевшему! — а сам внимательно сканировал помещение. Может ещё кто из нападавших есть… А ничего так охрана, почти отбились. Красавцы!

Охранник от укола пришёл в себя и забормотал:

— Петрович, они с заложниками в сейфовой! Да брось меня! До дохтуров доживу, вы этих валите, только аккуратнее. Они Семёна и Кешу-кассира убили, — раненый махнул рукой в сторону торчащих из-за стойки ног в начищенных штиблетах, — в сейфе Степан Акинфиевич и Людочка… Бандюгов ещё четверо.

Ни хрена себе, у нас нонеча банды по Иркутску-городу бегают! Я тихонько присвистнул.

— Где сейфовая?

— Я покажу, — городовой подобрал валяющийся у тела убитого Семёна пистолет и, явно намереваясь палить с двух рук, осторожно пошёл к незаметной за стойкой двери.

— Не торопись, — слегка притормозил его я. — Значит так, дверь откроется — я сразу параличом лупану, по площади, мож, кого зацеплю. После уж ты стреляй. Лучше по рукам-ногам, энтих бы живыми взять, по любому, у них сообщники есть.

— Давай.

Мы встали около двери. Открывалась она, как назло, на себя. Поэтому служивый убрал один пистолет за ремень и на мой кивок рванул дверь. Время, как со мной в таких ситуациях случается, потекло как патока, тягуче-медленно.

Вот открытая круглая дверь сейфа, около неё стоит на коленях господин в костюме-тройке, над ним — двое в комбинезонах. В руках у грабителей монструозного вида револьверы. Девушка лежит на полу с прижатыми к голове руками. Два бандита внутри сейфа набивают деньгами мешки. Швыряю паралич, он серебристой паутиной оседает на группе у двери сейфа. Хватило всем, — и заложникам и грабителям. Пара в сейфе недоуменно пялится на меня, а потом пытаются вытащить оружие из кобур. Одному пробивает плечо ледяной шип, и он улетает в глубину сейфа, а второй, заорав от нескольких попаданий в ноги, валится на пол.

Всё. Виктория!

— Вяжи этих! — я кивнул городовому на стоящих в параличе бандитов. Судя по бешеному взгляду, они были явно против. — Я в сейф, посмотрю, как там те…

— Принято.

На этом мои приключения закончились. А началась самая натуральная тягомотина. Бандюгов свяжи покрепче, дыры в тушках им по-быстрому перевяжи, чтоб раньше суда дуба не врезали, полицейский наряд, наконец-то прибывший на место ограбления, прими, сопроводи, разъясни, бумажки подпиши, ещё бумажки, ещё…

Спасла меня Серафима. Она, опасливо озираясь, вошла в операционный зал в сопровождении сухонького лысоватого мужчины — наверное, папы.

— Илья, ты тут?..

— Да вот, как-то, — развёл руками, — не отстают, с-с-с… с-служители закона, — вывернулся я.

— Вы это прекратите, молодой человек, — полицейский чиновник, ведающий расследованием, нахмурился в мою сторону. — Геройствовали? Извольте соответствовать!

— Да куда уж больше-то?

— И тем не менее. Немалая копеечка награды и личная благодарность губернатора за поимку преступников и предотвращение преступления положены. Вам же не лишние?

— Э-э, не лишние, — пошёл на попятную я. — А что прям все бумажки нужно сейчас заполнять?

Полицейский коротко переглянулся с папой Серафимы и кивнул каким-то своим мыслям.

— Да мы, в общем-то, уже почти закончили. Вот тут поставьте подпись, спасибо, расшифровку подписи, и-и-и вот тут. На этом всё. Не задерживаю вас. И ещё. О произошедшем прошу пока не распространяться. Идёт следствие.

— Болтать языком не обучен!

— Да не обижайтесь вы, ну, право слово, не хотел обидеть! Просто вас, скорее всего скоро начнут осаждать местные репортёры.

— А вы им про меня ничего не говорите, а? — чего-то с газетчиками у меня желания общаться не было.

— Ага, витязь-спаситель инкогнито, — он улыбнулся. — Вы уж простите, но на каждый роток платок не накинешь.

— Это да.