КОМ: Казачий Особый Механизированный

08. ШАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Проявленный интерес девушке понравился, а я с удовольствием посмеялся вместе с ней.

— А папенька?

— А папенька наоборот. Сказал, что это у меня от пытливого ума, и что лучше бы мне книги по естествознанию приносить. Тётя испугалась и говорит: «Что ты, Сашенька! Ведь в этих книгах и рисунки людей без одежды есть! Даже мужчин!» А я в дверях стояла и говорю: «Тётя! Откуда вы знаете⁈» Потом она соли душистые от обморока нюхала и веером обмахивалась, но брошюрки мне зачитывать перестала. Так, принесёт, положит: «Читай, детка!»

— Читаете?

— Пролистываю на всякий случай. Вдруг спросит что-нибудь, — Серафима поправила ажурную летнюю шляпку. — Да что мы о таких скучных материях! Илья, расскажите лучше, что это за медали у вас? Я видела, папа оценил.

— Так это не всё медали, в нижнем ряду — значки. Где служил, особые события. Это вот последний — за Польский фронт, это — за год погранслужбы, это — за Трансвааль, и ещё один тоже оттуда, за десантную высадку.

— Это как? — удивилась Серафима.

— А с дирижабля, на специальных системах. Из люка тебя выкидывают — вж-ж-ж-жик! — ремни скинул — и в бой.

— Страшно-то!

Я пожал плечами:

— Ну, кто-то же должен. За тот бой нам и медали дали. Всем выжившим.

И начал я рассказывать про свою военную службу. Больше, конечно, старался на интересное упирать — зачем юной барышне подробности про кровищу и смерть, правда же?

Так за разговорами мы до набережной и дошли. А та-а-ам! Музыка гремит! Зазывалы у входа в зоосад диковинами заморскими приманивают, обезьянка в нарядном платьице с желающими фотографируется. По полтине[17] за карточку.

Так-то обычно пятиалтынный[18] за маленькую просят, но тут, вишь — обезьянка!

— Не хотите ли сфотографироваться, Серафима?

Девушка округлила глаза:

— Ой, а она не укусит?

— Что вы-что вы! — зачастила ярко разукрашенная пышная тётя в разноцветной хламиде, долженствовавшей изображать некие чужестранные наряды. — Наша Кокошенька очень ласковая, милая. Присаживайтесь, барышня! Вот сюда, под пальмочку.

И правда, пальма — живая в горшке! Скамеечка при ней.

— А вы что же, молодой человек? — тётя суетилась вокруг, усаживая мою зазнобу в лучшем ракурсе.

— Мож, я лучше встану?

Тётя глянула на меня, критически сощурив правый глаз:

— Такой солидный мужчина! Нет. Стоя вы больше пальмы будете! Вы вот сюда на лавочку… ага-ага… и руку этак в бок уприте… Отлично! И… вы позволите, я чуть вам фуражечку подправлю?.. Оп! Великолепно! Так… Кокоша! Кокошенька, детка, поди сюда!

Обезьянка подошла вразвалочку и резво вспрыгнула Серафиме на колени.

— Ой! — охнула та.

— Не-не-не, не бойтесь! Ручку вот так… Головку чуть вбок и подбородочек приподнять… И улыбочку… Ну, прелесть. Вот так замерли! — тётя выскочила из кадра, и флегматичный фотограф предупредил:

— Внима-ание, не моргаем! Сейчас вылетит птичка! — и спрятался под глухое покрывало.

— Скажите: соси-и-иски! — сбоку скомандовала тётя. — Кокошенька, лапку!

Обезьянка привычным жестом положила свою крохотную коричневую ладошку на Серафимину подставленную ручку в белой кружевной перчатке и улыбнулась во все свои зубы. Хорошо, Серафима сейчас её морду не видит — точно испугалась бы.

Фотоаппарат щёлкнул, и фотограф вынырнул из своего тёмного укрытия:

— Готово, господа! Фотографии будут отпечатаны к завтрему, во всякий день мы здесь с одиннадцати часов утра и до закрытия. Сколько желаете снимков?

— Два сделайте, — попросил я, оставил два гривенника[19] залога, и мы пошли в зоопарк.

Зоопарк за то время, пока меня дома не было, расстроился и расширился почти вдвое. Территорию теперь ограждала кованная узорчатая ограда, внутри подрастали деревья, превращая прежний зверинец в настоящий парк, в котором помимо вольеров с животными организовали прогулочные дорожки, уставленные красивыми скамейками для отдыха.

— Развернулись они, однако! — подивился я.

— А вы давно здесь были? — сразу спросила Серафима.

— Больше двух лет прошло.

— О! Тогда для вас будет много нового! Прежние вольеры значительно расширили и сделали, знаете, как будто в дикой природе. Скалы привезли и даже целые деревья, с огромными комами земли. Мы с девчонками из гимназии бегали в прошлом году смотреть, как их пересаживали. Такие огромнищие машины, с ковшами! А с другой стороны хваталки у них, как клешни, да много! — она наглядно изобразила манипуляторы. — Волкам даже логовище сделали, пещерку настоящую. И всяких экзотических навезли, из жарких стран.

— Как же они зимой не околеют?

— А для этого, представьте себе, организовали крытые павильоны! Купец Второв позаботился!

Купец Второв был известным в нашем городе меценатом, миллионером, и в то, что он мог запросто, с плеча, кинуть сотню-другую тысяч рубликов на благоустройство города, я вполне верил.

Я купил билетики в кассе-будочке, и мы вошли в широкие ворота.

Сразу против входа стоял указатель: большая стрелка с надписью «БЕГЕМОТ».

— Ух ты, бегемота завели!

— Ага! — радостно откликнулась Серафима. — Его недавно совсем доставили! Пойдёмте? Местечко поближе займём. Его в полдень как раз кормить должны.

— Занятная, должно быть, картина! И вам представится отличный случай узнать, сколько же еды помещается в пасть сей экзотической твари. Будет на что беседу с тётушкой переводить.

— И правда! — она весело засмеялась.

Песчаная дорожка пропетляла между деревьями и выскочила на открытую площадку с большим остеклённым павильоном посередине.

— Ну, видно, что Второв строил! — отметил я.

— Точно, инженерная манера весьма сходная, — умненько согласилась Серафима.

Любой человек, который хоть раз видел знаменитый Второвский пассаж, сразу понял бы, что видом павильоны зоопарка напоминали именно его.

Высокие, в два этажа, конструкции несли над собой ажурную металлическую крышу, полностью закрытую стеклянными вставками. Боковые же стенки представляли собой сплошную череду высоких остеклённых окон. Сейчас, по причине наваливающейся на город жары, на крышу была накинута обширная сеть с прикреплёнными к ней тряпичными «листьями», а окна полностью распахнуты, так что внутри павильона гулял ветерок и царила приятная прохлада.

Вот, молодец Второв, что придумал устроить эдакое заведение! Или тот, кто ему подсказал — молодец!

С четырёх сторон в павильон вели лесенки в полтора десятка ступенек. Поднявшись по любой из них, вы попадали на опоясывающую вольер широкую галерею для публики. Здесь уже толпилось немало таких же хитрых, как мы, желающих заранее занять местечко для наблюдения за кормёжкой.

— Вон туда бы, — Серафима показала подбородком. — Там внизу дверца, смотритель заходит, и если рядом встать, видно здорово. Эх, жаль там дядьки столпились!

— Да какие ж это дядьки! — усмехнулся я. — Студиозусы! Пошли.

Мы пробрались сквозь толпу до желанного места и аккуратно протиснулись поближе к ограде. Студенты не очень довольно потеснились, давя на меня косяка, но скандала устраивать не захотели. Вот и славно. А я прикрыл свою барышню от возможных толчков, наслаждаясь тем, что в такой толпе условности стираются, и сейчас я почти её обнимал.

Внизу почти всё внутреннее пространство занимал искусственный водоём с небольшой полосой берега.

— Смотри-смотри, всплывает! — Серафима увлечённо вцепилась в прутья ограды, забыв, что мы пока что на «вы».

В зеленоватой полупрозрачной воде поднялась и подрейфовала в нашу сторону громадная тёмная туша. Над поверхностью виднелась спина да верхняя часть морды. Время от времени бегемот подёргивал ушами — должно быть, отгонял назойливых мошек.

— Ну, здоро́в! — оценил я.

— А вы разве в Африке бегемотов не видели? — живо поинтересовалась Серафима.

— Не водятся они в Трансваале-то. Слоны ходят, носороги, львы, зебры, ну и мелочовка всякая, вроде шакалов да гиен.

— А жирафы?

— И жирафы, — согласился я. — В наших местах редко ходили, один раз только забредшее стадо и видел.

— Ух, как я вам завидую! — вздохнула Серафима. — Во стольких местах побывали! А я вот жирафа только в книжке видела.

— Привезут, поди. Эвон как размахнулись! Только не помёрзнут ли животины зимой? Тонковата защита.

— В прошлую зиму уже слоны зимовали, не помёрзли. На морозы вторые рамы ставят и топят. Тут печи, говорят, с магическими стабилизаторами стоят. А бегемоту даже бассейн с подогревом сделали.

— Серьёзный подход.

Внизу под галереей брякнул колокольчик, и бегемот всплыл повыше, всем своим видом показывая ожидание.

— Смотритель вышел! — восторженно сообщила мне Серафима.

И пусть бы тот смотритель подольше своего бегемотуса кормил, а моя барышня продолжала бы ко мне прижиматься. Понятно, ей я сказал не это, а нечто вроде: здорово-то как. Да и вообще, наблюдать за кормёжкой у меня получилось не очень. Вроде, в распахнутую пасть кидали сено, морковку, яблоки… Мечты мои невольно совсем в другую сторону поехали. Такая девушка в руках! И тут организм мой вовсю начал подавать сигналы, что с мечтами он вполне согласен! Девушка шикарная, и даже очень. Да ёк-макарёк, скоро эту свинюшку переросшую кормить перестанут — как пойду⁈ Надо мысли в какую-никакую другую сторону развернуть!

Я постарался сосредоточиться на чавке, радостно распахивающейся навстречу еде. Ух зубищи здоровенные! Не такая уж безобидная зверюшка, даром что сено ест.

Еле как в нужную кондицию пришёл. Не хотелось бы оконфузиться на первом свидании-то.

Ну вот и закончилась кормёжка, народ потихоньку потянулся с галереи, сразу стало свободнее. Обернувшаяся Серафима мой вспотевший лоб истолковала по-своему.

— Жарко, да?

— Так мы же мороженое есть собирались! — нашёлся я. — Кажись, самое время.

— Ой, правда!

И пошли мы в специальное кафе, посреди зоопарка устроенное. Там можно было взять мороженое и с собой в вафельном кульке, но мы решили, что настоявшись в толпе, можно и отдых ногам дать, купили по три шарика (клубничного, шоколадного и ананасового) и уселись с хрустальными креманочками за столиком в теньке. Болтали про всякое. Потом ещё гуляли, глазели на заморских зверюг. Прошлись по набережной, послушали оркестр и угостились лимонадом. Как-то легко и незаметно перешли на «ты» — куда как веселее общаться!

Потом пошли мимо фонтанчиков на Тихвинской площади, где сидела бабулька, торгующая пирожками.

— А вон у той бабули мы с одноклассницами, когда я в гимназии училась, каждый день пирожки покупали, — сообщила Серафима по мере приближения. — Вкусные!

— Так давай купим? У нас час ещё в запасе, пока гуляем — съедим.

— А прилично будет?

Мы остановились.

— Да кто нас с тротуара столкнёт⁈

— И правда.

— С чем вам? — с готовностью спросила наблюдающая за нами бабуля. — С яблоком? С картошкой? С мясом?

— Всяких давайте, по четыре. Только в разные кульки, чтоб нам не путаться.

— Конечно-конечно…

Нда, с пирожками я, конечно, погорячился. Серафима съела три штучки и начала отдуваться:

— Ой, всё! Я больше не могу…

А мне обжорой тоже в её глазах неловко выглядеть.

— Может, отца возьмёшь, угостишь? — мы как раз до дома Шальновых дошли и чинно стояли у маленького палисадника, выбирая отпущенное время.

Она аж засмеялась:

— Да ну, неудобно. Явлюсь к нему с пирожками…

— А что?

— Не, лучше ты домой неси, Марту свою порадуешь.

— Через полгорода с кульками?

— Да погоди, я тебе авоську вынесу.

Серафима сбегала, притащила мне сетку, мы ещё постояли немного — пока часы в распахнутых окнах нижней квартиры не начали отбивать пять часов — и пошёл я домой, авоськой помахивая. Доволен был страшно! Договорились в следующее воскресенье также встретиться, погулять. А уж как Марта пирожкам обрадовалась! Особенно яблочным. Любит она их, страсть.

Так что день задался.

Но ещё не закончился.

В обмен на сетку с пирожками Марта схватила со стола листок с наклеенными серыми полосками с отпечатанными буквами и давай им трясти:

— Вот! В обед проносить!

— Принесли.

— Принесить.

— Ладно, Бог с тобой. Давай, что там?

Телеграмма была из Управления ведомства военно-технического обеспечения: «Коршунову ИА явиться для выкупа ТС по спецочереди Омск трофейная база 17 апреля 11.00».

Ядрёна колупайка, как успеть⁈ Семнадцатое — среда! Без денег ехать — толку нет, а банки все в воскресенье закрыты!

Рукой Виталия была сделана приписка: «Поехал к бате в Карлук. Прочтёшь — дойди до Афониной конторы. Витя».

— Так, Марфуша! — это её в монастыре так наловчились называть: «Марта» на русский манер «Марфа» будет. — Лопай пирожки, я до воздушного порта сгоняю! Могу допоздна задержаться или вовсе не явиться. На засов дверь заложи! Если что, я постучу и голос дам.

Выскочил со двора, помчался, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на рысь. Мысли в голове скакали вровень с торопливыми шагами. Есть ли рейс подходящий на завтрашнее утро? А если нету — как быть? Не явишься в указанный срок, опоздаешь — поди, другому очередь передадут? Мож, они потому и время такое ма́лое дали, чтобы лишь бы повод был лишних людей из списка подвинуть?

Порт у нас дальше ипподрома. Пока бежал, на сто рядов так и эдак успел тревожные соображения по кругу прокрутить. Принёсся весь в мыле, ввалился к Афоне в контору, а он сидит за столом с купчиной чернобородым, чаи гоняет. Увидел меня, обрадовался:

— Илья, второй раз здоров!

— Здорово! И вам здравствуйте, — мы с незнакомым господином пожали руки, на ходу представляясь:

— Демид, будем знакомы.

— Илья, весьма рад. Так вот, Афоня! Виталя просил к тебе зайти. Я галопом! В курсе насчёт телеграммы?

— Ещё бы! День сегодня — все с обеда мечутся, один ты с барышнями разгуливаешь, — Афоня добродушно посмеялся. — Для начала, успокойся. Демид — товарищ мой, который нам в нашем реприманде берётся помочь, — мы ещё раз раскланялись. — Теперь слушай по порядку. Ты спокойно уехал, — начал обстоятельный рассказ Афоня, — а мы у родителей так славно сидим, ничто не предвещает. Проходит часа три — приносится назад Виталя! Глаза по полтинику, телеграммой трясёт.

— Отцу тоже предписание прислали?

— А как же! На среду же, только на полчаса позже.

— Ну-ну?

— Вот тебе и «ну»! Не был бы наш Виталий в тот день в Почтамте, бате телеграмму только завтра бы доставили. Да и тебе, наверное. Почтальоны-то в воскресенье выходные!

— Мы бы тогда точно никуда не успели!

— Если только военный курьерский не арендовали бы. Но не вариант, что тот сейчас в Иркутске.

— Вряд ли, — покачал головой Демид. — В пятницу делегация с нашего моторного завода во Владивосток улетела. Не вернулись ещё.

— Ну вот. Виталя велел мне в Иркутск гнать, вопрос с транспортом решать и тебя караулить, а сам он чуть позже батю привезёт. Утром к восьми двигаем до банка и снимаем всё, что есть. Чтоб по возможности лучшую модель взять. Оттуда — летим сюда. Мой «Бычок» в рейсе, завтрашний пассажирский западный нам не пойдёт, остановок у него больно много, прибытие в Омск в среду к вечеру. А вот у Демидова «Воздуха» завтра в девять отправление.

— Не успеем к девяти! — едва не запаниковал я.

— Ради такого случая, — чернобородый снова солидно кивнул, — я вылет придержу «по техническим причинам», не переживай. Загрузитесь — ребята сразу двинут, в пути чуть форсажу дадут, нужное время нагонят. Ваше в Омск прибытие в восемь утра. Правда, на погрузочную станцию, от неё до трофейной базы на пролётке часа полтора, но всё равно — ещё и с запасом явитесь!

Полночи я ворочался, переживал: как оно получится и получится ли? Вот странно: только вчера я про дирижабль тот знать не знал, а ещё утром сомневался: нужен ли он мне вообще — или ну его к ядрёне матери? А теперь весь в беспокойстве, чтоб не сорвалось.