КОМ: Казачий Особый Механизированный

20. УДИВИТЕЛЬНАЯ МОНГОЛИЯ

Четыре дня пронеслись как один — едва успел родителей с Мартой сгонять проведать. Маман чинно доложила мне, что «занятия идут», но в таинства снадобьеварений даже краем посвящать не стала. Да и не надо мне тех подробностей, главное: все при деле, всё спокойно — и слава Богу.

Вторая поездка в Монголию тоже прошла рутинно — даже скучно.

Вернулся домой, повторил заход в банк. Вместе с остатками, как говорит батя, «былой роскоши» получилось четыреста двадцать рубликов с копейками. Сразу поехал, посоветовался с батей.

— Ты, Илюшка, малость ещё погоди, — посоветовал он. — В лужу сесть неохота. У нас с матерью, сам знаешь, заначка сейчас пустая. А на хорошую свадьбу тыщонку-то надо. Как рублей шестьсот будет запас — можно с предложением идти.

Покрутил я так и так — прав батя. Хотя бы ещё раз в сопровождение сходить, а там можно и с серьёзными намерениями подкатывать. Поехал к Серафиме. Греет мне душу всё же, как она моим приходам радуется. Погоды, правда, в этот раз стояли дождливые, мы всё больше под присмотром тётушки дома сидели.

Хотя, нет! В первый же день, в субботу, были в театре, приезжая столичная труппа ставила оперу «Царская невеста» сочинения господина Римского-Корсакова, и Серафимина тётушка сочла это развлечение приличным. Не спорю, красиво. Но драматически. Дамы плакали, утирая глаза платочками.

А в воскресенье ходила к сестре Наталье с Олегом на небольшой дружеский вечер (подозреваю, затеянный специально ради того, чтобы «поспособствовать» нашим отношениям).

А двадцать девятого я отправился в свой третий сопроводительный рейс. Знаменательный.

Шагоход неспешно трусил чуть в стороне от тракта. Я с высоты «Саранчи» обозревал унылые окрестности. Вот до чего же человеки — жертвы привычек! Неуютно мне тут, глаз проваливается в даль бесконечную. У нас-то в Восточной Сибири как: деревья, сопки, перелески. А тут до горизонта — словно тарелка ровная. Неуютно. А местные ничего, живут уж на сколько тыщ лет.

На ночлег встали у какого-то озерка. Оно и не сильно большое, а тоже занято. На противоположной стороне юртами всё забито, флаги яркие. Кажись, праздник какой. Ну да не наше то дело. Трактора́выставили телеги с грузом в круг, караванщики сноровисто натягивали тент.

Младший помощник повара, Пашка, спешно рылся в своей поклаже, отыскивая рыболовную снасть. Мы у этого озера постоянно останавливаемся, и в прошлый раз кухня приметила, что рыбы в нём — просто завались! Натурально, хоть сачком греби. Местные, оказывается, рыбу не ловят и не едят, будучи железно уверенными: поешь рыбы — умрёшь!

Бывалые караванщики толковали, что это всё из-за прежнего монгольского устройства. Дров-то мало. Они и хлеб не пекут, и мясо на наш русский вкус полусырое едят. «Горяче сыро не бывает» — слышали? Вот, отсюда.

Рыбу-то сырую начнёшь есть — поди, нахватаешься какой-нибудь пакости. А с медициной тут у них тоже… своеобразно.

В общем, Пашка настрополил удочки, выцепил из закромов банку, в которой, в заботливо досыпанной влажной земельке, шевелились отборные дождевые червяки — и пошла рыбалка. Подлещики, один здоровее другого, кидались на наживку как ошалелые, мне аж завидно стало.

Через некоторое время на берегу появились местные зрители довольно юного возраста — пацаны лет по семи. Они с азартом наблюдали за Пашкой, громко на своём комментируя и тыча пальцами. Пашка, видя такое внимание, подбодрился и начал время от времени показывать пацанам особо крупные экземпляры, покрикивая: видали, мол? Вон какой здоровый!

Никакие крики — ни Пашки, ни зрителей — не перебивали невиданной рыбалки. Подошёл сам Трофимов, постоял, уперев руки в боки и посмеиваясь выкрикам Пашки и местной ребятни, а потом и говорит:

— Ты, Паш, знаешь, чего они верещат?

Поварёнок оглянулся на галдящих пацанов, среди которых, кажется, готова была назреть потасовка.

— Не… Я ж по-монгольски ни бельмеса.

— Они, Паша, рассуждают, что ты — дурень. Наловил рыбы, сейчас наешься — и помрёшь. А они сидят и делят, кто что себе заберёт: кто сапоги, кто шапку…

— Вот же ж ядрёна вошь!

— А вон тот, поздоровее — вишь, драчунов разнимает — самый деловой. Предложил всем подождать, пока ты весь караван рыбой накормишь. Когда русские все помрут — всем добычи хватит.

Подтянувшиеся на рассказ караванщики с удовольствием заржали (в особенности над вытянувшимся лицом Пашки). Кухня принялась споро чистить рыбин — нам-то о нехватке дров беспокоиться не надо, у Трофимовых все печки с дублирующим маго-контуром, как раз на случай мест с дефицитом топлива. Сейчас, глядишь или нажарят или ухи наварят.

Кормёжка в караване была нормальная, повар хороший, готовит вкусно. Сейчас братишки сгоношатся, обязательно позовут. Или сами принесут, если видят, что в охранении занят.

Я прикинул по времени: как раз успею лагерь кругом обойти.

Пока всё было спокойно — если не принимать во внимание разочарованные крики монгольских пацанов, которые поняли, что русские помирать совсем не собираются, и вряд ли кому-то из них сегодня достанется лёгкая добыча.

Прошёлся, осмотрелся. Тишина-спокойствие. Скукота. Поставил «Саранчу» с краю лагеря в положении максимальной высоты. Получилось что-то вроде сторожевой вышки с пулемётом. От кухни вкусно потянуло жареной рыбой. Эх, свеженькой порубаем!

Достал фляжечку с маго-контуром, переключенным в охладительный режим. Чай с лимончиком прохладненький, в жару — самое то! Пару глотков успел сделать… Оп-па!

От противоположного края озера, от юрт к нам потянулся шлейф пыли.

— Внимание, у нас гости!

О! Ты смотри-ка, наши как забегали! Охрана споро разбирала разнообразное оружие и занимала положенное по распорядку места, да и караванщики тож прятаться не пожелали. Сам Трофимов, караван-баши, такую жуткую пушку выдвинул на крышу одного из домиков, что я уж засомневался: а не с шагохода ли он её свинтил? Как из неё с рук-то стрелять? Унесёт отдачей-то!

Сам развернул «Саранчу» и метров с трёхсот дал короткую с крупняка, чисто предупредить. Троица всадников остановилась и, размахивая белым платком, принялась чего-то орать. На монгольском, конечно. А я на ём, как тот Пашка, ни бельмеса.

— Трофим Тимофеевич, орут, чего-то.

— Нутк, подведи-ка своего цыплёнка к повозке! Я к тебе на крышу залезу.

Хозяин — барин. Подвел, значицца, и чуток присел. Шагоход-то сильно здоровше в боевом положении, чем телега. Караван-баши резво заскочил на крышу и ткнул рукой в сторону всадников.

— Давай туда, только осторожно.

Я на всякий случай открыл верхний люк.

— Если чё, прыгайте.

— Да уж не дурнее паровоза-то!

— Так я ж с понятием… — приопустил «Саранчу» и полегоньку двинул в направлении гостей.

На пятидесяти метрах они качали чего-то по-своему орать, Трофимов что-то отвечал. Ну, не знаю я по-монгольски. Через несколько минут он заглянул в люк.

— Отбой тревоги, верни меня на стоянку.

Что характерно, монголы остались топтаться на месте.

— Есть, — я развернул шагоход и подошёл с стене повозок.

Караван-баши перепрыгнул на крышу и развернулся ко мне.

— Слышь, Коршунов! Есть деловое предложение.

— Говорите, Трофим Тимофеевич, чего тянуть?

Он присел на корточки рядом со своей стреляющей бандурой.

— Монголией правят, как и у нас, династии. Кланы, если угодно. Так вот. Те шатры стоят, — он махнул рукой, — свадьбу гуляют. Глава местного аймака — это статус высокий, вроде генерал-губернатора или даже князя. Так вот он сына женит. И невесту, не поверишь, украли. Только украли не понарошку, чтоб спрятать и шутейный выкуп стребовать, а по-настоящему. Охрана у шатра перебита, невесты нет, украшения и свадебные подарки украдены.

— Неслабо повеселились! — присвистнул я, а купец продолжил:

— Одним словом, если поможем вернуть хотя бы невесту, то в будущем это будет очень неслабым подспорьем в здешней торговле. А примчали они, чтобы шагоход о помощи попросить. Это, конечно, не входит в твои обязанности. Однако жених лично просит. Да и я не обижу. Но решать тебе, только быстрее. Время уходит. Что ему скажем: да или нет?

И что-то меня так заусило. Ну, думаю, а ежели кто у меня прям на свадьбе невесту украдёт? И не шутейно, по-скоморошески, а на полном серьёзе?

— Конечно, подмогнём жениху, Трофим Тимофеевич. Как же иначе-то?

— Тогда, значицца так! Подбираешь жениха, — Трофимов ткнул пальцем в ожидающую группу, — сажаешь его на броню и по его указке догоняешь этих уродов. Ну а там уж сам, по обстановке, казак ты у нас бывалый, разберёшься.

— Постараюсь, — кивнул я и застегнул ремешок шагоходного шлема — мало ли, скакать придётся, чтоб не слетел.

— Ну вот и добре, вот и постарайся.

— Выдвигаюсь!

— Ну с Богом, — Трофимов перекрестил меня и отдельно шагоход.

Когда «Саранча» подошла к монголам, с механической лошади спрыгнул крепкий парень в расписном красном халате. Отстегнул от седла сайдак[25] и в один — во даёт! — в один, прыжок оказался на крыше «Саранчи»!

— Тенд! — машет рукой. Ну, «тенд» так «тенд»…

Видимо он там что-то видел, даже сидя на крыше. Потому что несколько раз поправлял меня, крича и махая рукой, указывая направление.

Монгольские степи оказались не совсем ровным столом, как я раньше считал. Ежели вот так, на скорости под восемьдесят, то и ложбинки есть, и холмы. Просто полого всё, и ежели со скоростью каравана — незаметно.

А тут мы бодро летели, почти на максимуме. Только вот, побейте меня семеро, непонятно: как он следы на такой скорости успевает видеть? Это, братцы, совсем другая привычка нужна. Не как у нас по тайге охотники ходят…

И, как оказалось, правильно молодой жених нас вывел. Через сорок минут вдали показались несколько точек. Я, значицца, бинокль достал. Трясёт, конечно, в кабине — дай Бог! — но тут уже дело привычки. В прыгающем мутном кружке показались пять всадников. Три на механических и двое на обычных лошадках.

И тут мой башенный седок начал… петь? Не знаю, можно вообще это пением назвать? Вроде голос — а вроде рык. Как будто и не человек, а инструмент какой.

Смотрю — вокруг шагохода этакое легкое розовое свечение появилось. И прям видно, как воздух вокруг брони заскользил. «Саранча» легче пошла! Монгольская магия!

От это песенка! Стал внимательно вслушиваться. Попробовать подпевать? Так ни слов не разберёшь, ни как их выговаривать. А хотелось бы выучиться. Ежли этот парень может — чем я хужее? Едь да пой себе — а какую пользу имеет, а?

Через десять минут мы догнали беглецов. Я дал короткую очередь по ходу их движения, и они остановились, сбившись в кучу. И тут жених удивил меня в третий раз за сегодняшний день. Что-то гортанно крикнув, он сиганул прямо с крыши. Перекувырнувшись в падении, выдернул саблю и бросился к похитителям. Словно с табуреточки спрыгнул! А я стою, туплю. Стрелять? А если кого не того грохну?

Вдруг от группы похитителей к жениху вышел один и что-то закричал звонким высоким голосом. А парень остановился, словно на стену налетел, негромко так ответил и саблю опустил. Потом медленно пошёл вперёд.

Всё страннее и страннее. Я то думал, мы их щас быстренько положим, невесту заберём — кстати, где она? Что-то на лошадях, как механических, так и на живых, связанных людей не вижу…

А жених и вышедший ему навстречу сошлись и о чём-то говорят, всё громче и громче, руками машут. Остальные в это не ввязываются.

Вообще ничего не понятно.

Пока парочка стояла и о чём-то яростно орала друг на друга, я подвёл шагоход поближе и чутка качнул крупняком на оставшихся похитителей, мол: не балуй!

Присмотрелся к спорщикам. Мать моя женщина, да это ж баба! В смысле жених ругался с бабой. Ну, не совсем баба. Скорее, девушка. Красивая даже, скажу. Такая, знаете, как статуэтка из нефрита. Только вот сейчас она совсем не как статуэтка орала на жениха и трясла сжатым кулачком.

Всё непонятнее и непонятнее.

Поорав несколько минут, они замахали руками на похитителей, и к спорящей парочке подошел один. А потом вся троица подошла к «Саранче».

Жених что-то сказал, девушка как бы поправила его. Вот — не знаешь языка, сложно. Может, они щас вообще баранью похлёбку обсуждали и орали друг на друга — пересолено! Но третий на довольно сносном русском обратился ко мне.

— Произошла ужасная ошибка. Мы просим прощения у доблестного железнага багатура и просим сопроводить нас взад.

— Ну, взад, так взад, — усмехнулся я.

Похитители — или не похитители, я так и не понял? — вернулись к своим лошадкам и неторопливо проскакали мимо шагохода, возвращаясь к месту свадьбы. Жених подошёл к «Саранче» и вновь удивил меня, легко запрыгнув на крышу и махнув в сторону удаляющейся процессии:

— Тенд! — Где-то мы уже это слышали, ага.

Я повёл шагоход за всадниками. Минут через пять вообще успокоился. Ну и хорошо, что всё вроде полюбовно закончилось. И почти без стрельбы…

Вот нельзя в походе расслабляться. Вообще нельзя! Как только я додумал эту фразу, как справа взметнулся песок и в опору «Саранче» влетела какая-то хрень. Шагоход кувырком полетел в землю. Переднее бронестекло уткнулось в низкорослую степную травку. «Полынь» — механически отметил мозг. Нахрен бы ему это было надо?..

Я пару раз дёрнул рычаги, но вставать машина не желала.

Что происходит? Куда я вляпался? — это я думал уже на автомате, с руганью отстёгивая себя из ремней. Выскочив из машины, увидел, как из-за пологого холма к покалеченной «Саранче» несутся замотанные в серые тряпки фигуры.

Времени оставалось совсем немного, и я отщелкнул крепления бесполезно торчащего в небо крупняка. Оно, конечно, лучшее бы обычный, трёхлинейку, но на нём-то машина как раз и лежала.

Упёр крюком в опору и начал не скупясь, очередями, класть в набегающих. Летели гильзы, фирурки врагов складывались, словно порубленная пацанвой крапива. А я почему-то рычал ту немузыкальную хрень, что пел жених. А потом всё закончилось, вернее враги закончились. Оно на крупнокалиберный пулемет Владимирова в атаку идти, в чистом поле, без брони — это вам…

Додумать мыслю не успел. Услышал плач. Рывком развернул пулемёт и облегчённо выругался:

— Ромео с Жульеттой монгольского розливу, раскудрить вашу через коромысло!

Позади «Саранчи», удобно устроившись головой на коленях девушки, лежал жених. Нет, понятно, что торчащая в ноге стрела доставляла ему определённые неудобства, но масляно блестящие глазки выдавали его с головой. Довольный, пень горелый. А плакала, как не трудно догадаться, девушка. Врагов вблизи не наблюдалось. Как, впрочем, и этих недопохитителей. Четыре трупа валялись вокруг жениха с невестой в различной степени разобранности.

— Четыре тру-упа у «Славя-а-анки»[26] дополнят утренний пейзаж!.. — немузыкально проорал я.

За что был награждён двумя недоумёнными взглядами. Ну, это не страшно. А вот страшно то, что шагоход полевому ремонту в одну каску не подлежал от слова совсем. Перерубленная правая опора валялась недалеко от машины, но даже ежели я выпью все боевые матушкины настойки, силов поднять её у меня не хватит. Да даже если и хватит — как, чем чиниться? Да и ещё раненый жених этот…

Пока я горестно ходил вокруг шагохода, невеста помогла жениху взобраться на механическую лошадь, сама уселась позади, и, что-то проорав мне, парочка рванула в сторону свадьбы. И остался я в степи один. В окружении трупов и сломанного шагохода.

— Ну охренеть теперь, а!

На самом деле, я особо не переживал. Караван-баши по-любому меня отсюда вытащит. Значит — что? Значит, пока есть время, надо этих серых проверить, которые меня атаковали. «Трупы обшмонать» — звучит грубо и неприятно. Но они мне, прошу припомнить, боевую машину покалечили. Так шта — что с бою взято, то свято.