КОМ: Казачий Особый Механизированный

24. НА ЗАКОННЫХ ОСНОВАНИЯХ

— Так! Всё, иди, на веранде посиди! — Лиза вытолкала меня из комнат и взглядом матушки посмотрела на Серафиму, которая сидела, крепко прижав ладошки к коленкам и то розовела, то бледнела. — Пойдём-ка, сестричка, поговорим.

Они удалились, многозначительно прикрыв за собой дверь. А я стоял на веранде колом, не совсем понимая, куда себя деть. Вдруг из-за занавесок из глубины комнаты послышался звук колокольчика, невнятное шуршание и негромкий голос Лизаветы:

— Акуля, принесите нам чаю со сливками и печенья.

Да, в доме у Лизы к прислуге тоже обращались на «вы». Он считала, что «ты» — только для своих, близких. И правильно, наверное.

Горничная удалилась. Я силился расслышать, о чём говорили в комнате, но беседа шла тихо, а подойти ближе я не мог, опасаясь привлечь внимание. Акуля очень быстро вернулась, позвякивая чашками, и я воспользовался этим шумом, чтобы сесть под самое окно, чуть сбоку.

— Ты меня, милая, прости за прямоту, — говорила Лиза, — но если тётушка твоя пыталась таким образом забеременеть, неудивительно, что детей у неё нет.

— А как же тогда?.. — совсем тихо спросила Серафима.

Лизавета вздохнула:

— Насколько в деревне проще, а? Хочешь — не хочешь — всё равно узнаешь. И как рожают, и почему. В городе с этим сложнее. Хотя… — мелодично забрякало, и я прям представил, как Лиза размешивает варенье или сахар в чае, — ты неужели никогда не видела, как собаки друг на друга прыгают? Одна на другую сзади — и поехали, м?

— Так я думала, они играют.

— О-хо-хонюшки… — послышался звук отодвигаемого стула и шаги. Я замер. Тюлевая занавеска на окне дёрнулась, Лиза выглянула на улицу, естественно, увидела меня и скроила свирепую мину, пантомимой сигнализируя, чтоб я убирался подальше подобру-поздорову. Убедилась, что я направил стопы свои к беседке в противоположном углу двора и скрылась в комнате, громко возвещая: — Показалось, что ребятишки приехали. Нет никого!

Разговаривали они долго. А я сидел и рассуждал про себя, что, как ни крути, всё равно согласие у меня в кармане, и ловко всё это получилось. Хоть и по-дурацки, мда. Да и ладно! Колечки надо будет зайти завтра выбрать, на Пестеревской хороший ювелирный магазинчик есть. Тут до меня дошло, что стоимость колец мы с Афоней вовсе не учли, а если мы хотим завтра объявить о предстоящей свадьбе, кольца должны непременно быть.

Я чуть не запаниковал. А потом подумал: а какого хрена, пень горелый? Гонит меня кто-то, что ли, с этой машиной? Купим завтра кольца — вот и посмотрю, хватит на прочие хотелки или нет.

Наконец, дамы вышли на веранду. Серафима увидела меня и вспыхнула как маков цвет.

— Нет, никуда не годится! — сказала Лиза, нырнула в комнату и вернулась с веером:

— На вот, по дороге обмахивайся. Отвлечёшься заодно.

Тут за воротами звякнуло, послышался многоголосый детский шум, над которым довлел голос няни:

— Не шалить! Чинно-важно заходим!

В калитку гуськом вошёл Лизаветин выводок под бдительным присмотром серьёзной немолодой дамы. Завидев мать, дети растеряли всю свою чинность, бросившись наперебой рассказывать, как было весело и как бы им хотелось ещё.

Я махнул Лизавете, и мы отправились до Шальновых. Времени до ужина оставалось совсем немного.

Всю дорогу Серафима молчала, обмахивалась веером и, чуть что, начинала интенсивно розоветь. Я судорожно пытался придумать отвлекающую тему для разговора — и как назло ничего не придумывалось. Так и дошагали. А у палисадника папаня Серафимин стоит. Увидел нас и ждёт, чего-то хитро посматривает.

Я подумал, что ужин в таких экстремальных условиях не выдержу, подошёл ближе, руку Серафимину отпустил, каблуками прищёлкнул.

— Александр Иванович! Прошу вас завтра к четырём часам пополудни быть дома, дабы оказать нам с Серафимой честь и благословить грядущий брак. Мои родители также прибудут к этому времени.

Серафима снова покраснела, а Шальнов кивнул:

— Сладилось, значит. Что ж, вы знаете, что моё одобрение у вас есть. Будем ожидать вас к означенному времени. Поужинаете сегодня с нами?

— Прошу прощения, сегодня много дел. Завтра часов около одиннадцати я зайду за Серафимой Александровной, дабы сопроводить её в ювелирный магазин для примерки колец.

Сима старательно смотрела в пол и краснела.

— Она будет ждать, — ответил за неё отец, и я откланялся.

Ядрёна-Матрёна, насколько проще, когда за тебя всё кто-нибудь другой делает. Пусть хоть та же сваха…

Пришёл я домой, парадную форму на комбинезон переодел (парадку сразу к завтрему почистил) и — снова в шагоход. Родителям-то надо сообщить! Накатаюсь сегодня до отвала. Во приехал, называется! Не день, а калейдоскоп сплошной.

Примчал. Маман, конечно, обрадовалась до посинения! Заметалась, побежала за шкатулкой с медалями. Как же, без этого о помолвке объявлять никак невозможно! Иконы принесла в золочёных окладах — оказывается, давно уж куплены, специально для такого случая.

— Ильюша, посмотри — хороши ли?

Мне аж неловко стало:

— Да что ж вы так заметались, мама? Что вы выбрали, то и хорошо будет.

— Мы с отцом там ещё гарнитурчик для невесты приготовили жемчужный. Жемчуг-то — он ко всему, да же, Алёша? — умудрённый батя только кивал и соглашался. — Завтра-то серёжечки подарим с браслетиком, а к свадьбе — диадемку и на шею вот этак сеточку…

— Маман, вы бы чайку с мятой, что ли, выпили…

На удивление, она даже спорить со мной не стала — видать, так была рада.

— А и правда! Пойдёмте чай пить. Ты, Ильюша, у нас ночуешь?

— Не могу, мама. Завтра с утра шагоход на замену двигателя ставить.

— Зачем? — испугалась она. — Сломался?

— Да я же ещё не успел вам рассказать…

Засели за новости. Маман периодически вскакивала и начинала суетиться, батя с Мартой старались не отсвечивать. А им ещё в ночь с ней оставаться! Никому ж покоя не даст.

— Маман, а нет ли у вас настойки посильнее успокоительной? Что-то перенервничал я сегодня, а ещё «Саранчу» в город вести.

Ахнула, глаза выпучила:

— Сейчас! Сейчас-сейчас! — приволокла бутылёк махонький. — Эту по крошечным напёрсточным рюмочкам надо.

— А доеду-то нормально? Не усну за рычагами?

— Не-не! Нормально. Спокойно доедешь, всё.

— Ну, так давай и всем налей. А то взбудоражились.

— Ну, давайте, — она пошарила в аптечном шкафчике и вытащила крохотные, почти кукольные рюмочки. — И я с вами. А то что-то аж сердце заходится…

Микстурка оказалась воистину волшебная. Пять минут — и сидели мы спокойные-е-е, как монгольская статуэтка Чингисхана, я из первой поездки родителям в сувенир такую привёз. Поговорили обстоятельно. Потом с батей в баню сходили — чтоб, значицца, чистым до звонкости перед завтрашним днём быть.

Сабли-винтовки все выгребли. Батя сказал, потихоньку разберётся: что приличное, что в скупку сдать, а что можно подарить кому при случае. Монеты сложил в шкатулку от медалей — с мыслью когда-нибудь монисто Серафиме заказать, у нас бабы на некоторые праздники носят. В серебряных украшениях с нефритовыми камушками батя распознал скотоводческие амулеты — от болезней и сигналка на случай, если скотина куда в сторону побрела. И только с резным шариком было непонятно. Сложил его в карман в платочке — глядишь, завтра на празднике кто посмотрит, назначение определит.

Ещё посидели. Накормила мать, как обычно, от пуза, да с собой котомку насобирала…

Вернулся домой затемно и сразу спать — без задних ног прям. Какой же сегодня день длинный получился, ужас.

С утра перекусил маманиным пирогом и помчал в обход города, на Трофимовский складской двор. Оставил «Саранчу» при входе, сам выскочил. Старший Трофимов стоял посреди двора, обсуждая с каким-то мастеровым вопросы ремонта и тыча в бумаги, увидел меня, рукой махнул:

— Илья! Подь сюда!

— Утро доброе!

— И тебе поздорову, — ответил мастеровой и спросил Трофимова: — Этот, что ли? Ненашенский какой-то.

— Аглицкий! — важно ответил Трофим Тимофеич. — Новейшей системы. Справитесь?

— Совместим, и не такое меж собой женили. Ты, братишка, — это уже мне, — манатки оттель все забрал?

— Все, — приободрился я.

Похоже, морока с поиском мастера на переустановку двигателя отменяется, Трофимов меня прицепом к своему заказу отправил.

— Запирается? — дёрнул бородой мастер.

— Конечно! Держи, — я передал ключи, и пошёл он осматривать фронт работ.

— Трофим Тимофеич, сколько с меня? — негромко уточнил я.

— Да перестань! У нас с депо годовой неограниченный контракт, сделают. Хочешь — премию от себя предложи, чтоб лучше старались.

А что, дело! Я подошёл и обещал мастеру за работу с особым тщанием от себя четвертной[29] накинуть.

Предложение было встречено с энтузиазмом, и, подбодренный обещанием, что «Саранчой» будут заниматься самые лучшие техники, я пошёл за Трофимовым в здание конторы, договор продажи подписывать.

А дальше день завертелся, и всё мне казалось, что мир вокруг скачет, хотя, вроде, и делалось всё с расстановкой.

Недалеко от складов удачно пролётку поймал, доехал до Шальновых — там страшная суета и толкотня, какие-то тёткины подружки, приглашённые швеи и дополнительные горничные. Подозреваю, при таком подходе господин Шальнов и повара из какого-нибудь ресторана для такого случая нанял. Серафима выскочила, совершенно запурхавшись. Увидела меня — снова давай краснеть, но тут из верхнего окна ей закричали что-то про швейные подробности (вроде, и по-русски говорят, а ничего не понятно), она забыла краснеть, замахала руками и поскорее забралась в пролётку.

На все мои вопросы отвечала то «вечером увидишь», то «ты что, это нельзя говорить!» — и всё в таком духе. Плюнул на это дело, стал выяснять, какое колечко она хочет.

— А разве не гладкое положено?

— Вроде бы, с большим камнем нельзя, а узорчатое-то можно?

Но поскольку оба мы не имели чёткого понятия об обручальных кольцах (я, по чести, и не приглядывался к ним никогда), то беседа наша имела весьма расплывчатые формы. Хорошо, приехали быстро.

В ювелирном магазине обручальных колец была выставлена целая витрина. Нижняя треть — серебряных, средняя — просто золотых, а верхняя — со всякого вида мелкими камешками.

— Обручальное кольцо не снимается, — рассудительно подошла к вопросу моя пассия, — надо, чтобы оно подходило ко всему и со всеми украшениями сочеталось. Поэтому без камней.

Продавец, выслушавший эту тираду, радостно предложил модели гранёные, с какими-то веточками и Бог знает с чем ещё — я вообще не слушал. Пусть сама выберет, что хочет…

— Илья, — словно прочитав мои мысли, с укоризной посмотрела на меня Серафима, — тебе, словно, всё равно.

— Если б я хотел выбрать сам, я бы наугад и купил. А я тебя специально пригласил.

Серафима посопела, но, видать, такое объяснение ей понравилось.

— Тогда давай вот такие? По краям как будто бисеринки в рядок, а середина гладкая, как раз для имён.

— А там ещё имена нужны?

— Обязательно!

— Гравировщик выполнит работу в течение часа, — любезно вклинился продавец.

— Ну, тогда давайте эти.

Померили, имена записали — пошли. Обошлись мне колечки в восемьдесят андреек. Экономная у меня Серафима! Нет, не то что бы совсем, конечно — простые гладенькие колечки чуть не вдвое бы дешевле встали. Но были там кольца и за пять, и за восемь сотен! С мелкими рубинами да с брульянтами. Но не стала в них пальчиком тыкать.

А мне выбор понравился. Спокойный, без выпендрёжа. А то как бы оно с формой-то выглядело? То-то и оно.

Вышли из магазинчика, я говорю:

— А пойдём-ка, тут недалеко место одно. Хотел я с тобой кое о чём посоветоваться.

И завёл её к Второву на машинный двор. Показал пятиместную закрытую машинку:

— Нравится?

— Ух ты!

— Я бы хотел, чтобы ты выбрала цвет.

— Илюша! Они, говорят, опасные! До сорока километров разгоняются.

— Добрый день, господа! — вклинился выросший из-под земли приказчик. — Наши машины по трассе спокойно двигаются с крейсерской скоростью пятьдесят километров в час, а в случае нужды могут разгоняться до восьмидесяти, и при особо благоприятных условиях — даже до сотни.

— Ах! — ужаснулась Серафима. — До сотни?

— Вчера мы с тобой с сопки летели сто двадцать, — усмехнулся я, а она снова порозовела. — Любезный, покажите барышне цветовой ряд этой модели.

В общем, страхи страхами, а цвет Сима выбрала. Благородный тёмно-красный с молочно-белыми вставками. Ну, красивый.

Поскольку сразу в наличии не было, сперва заключили договор на доставку машины именно этого цвета. Залога попросили двести рублей, обещаясь привезти за две недели, а там уж — машину на руки и договор о рассрочке. Это меня даже порадовало. Ехать пока всё равно особо некуда, а двести пятьдесят рублей запаса образовалось!

Проводил я Серафиму домой, вернулся в ювелирный, забрал кольца (в бархатной коробочке, как полагается). Потопал до дома. С полдороги свернул и зашёл в знакомый цветочный магазинчик.

— Ну, сударь, как всё прошло? — интонации цветочницы были похожи на докторские.

— Весьма неплохо, и сегодня у нас помолвка. Посоветуйте мне, как специалист: снова нужен букет?

— Хм… — она побарабанила пальцами по прилавку. — Пожалуй, как-то… перебор уже. Послушайте, а возьмите-ка браслет!

— Браслет? — вот не думал, что в цветочном магазине меня смогут удивить.

— Да! Это набирающая популярность мода. Знаете, с Гавайев привезли. Бывают ещё ожерелья, но у нас они как-то идут не очень, а вот браслеты… — она наклонилась и порылась в столе, вытащив картонную коробочку. Открыла: — Смотрите. Цветы магически стабилизированы и посажены на муаровую ленту. Этот браслет ваша дама сможет хранить в качестве памятной вещицы долгие годы.

— Надо ж ты!

— И всего три рубля.

Как большой букет! Продавщица, должно быть, прочитала в моих глазах сомнение и повторила со значением:

— Долгие годы!

— А, давайте! — я нашарил в кармане серебряную трёшку и выложил на прилавок. — Беру.

Заодно в игрушечную лавку рядом зашёл, племяшке на именины подарочек прикупил, бабочку-каталку. Толкаешь её за ручку, а она крыльями машет. Забавно.

Притопал домой — у ворот коляска наша стоит! В смысле, родительская. И внутри, понятное дело, батя с матушкой сидят и Марта, все из себя нарядные.

— Ильюша! — с укоризной сказала матушка.

— Так дела успевал делать, маманя! — я подал ей руку и помог сойти.

— Медали-то забыл вчера.

— Точно, забыл. Привезли?

— А как же! — проворчал батя. — С паникой и выраженьем на лице. Два часа уж кукуем.

— Ну, вы даёте! Я ж говорил, что по делам побегу.

— Какие дела в такой день? — заклопотала матушка.

— А кольца купить?

— Ой, покажи?

— Да в дом пойдёмте…

В общем, я думал, что маман не выдержит и так и будет суетиться, но ко времени она сделалась чинная, торжественная, а под конец, благословляя нас иконами, даже немножко плакала. И Серафимина тётушка тоже плакала. И Серафима. И подружки её, которые оказались приглашены. И Лиза с Натальей, сдавшие ребятишек Катерине на детский праздник, а сами с мужьями тоже присутствовавшие.

Я, если честно, такого скопления народа вообще не ожидал и немного потерялся. Натурально, такое состояние в голове случилось, словно выпил как следует. Помню, очень празднично, торжественно было. И батюшка, освящавший кольца и с благословением нас обручивший.

— Нарекаетесь женихом и невестою! — объявил он громогласно. — Можете поздравить и поцеловать друг друга.

Опа! Так это я на законных основаниях могу теперь с невестой целоваться? Эта мысль мне понравилась, и поздравил я покрасневшую Серафиму от души.

Потом было застолье, с которого мы поехали на другое застолье, в дом к Афоне. И там, специально для Кати, которая по случаю детских именин не могла дом оставить, показывали кольца и снова целовались.