КОМ: Казачий Особый Механизированный

07. ЖИЗНЬ МОЯ ДЕЛАЕТ РЕЗКИЙ ПОВОРОТ

Я повернулся к терпеливо ожидающим меня Серафиме и её папеньке.

— Приношу свои извинения за задержку.

— Нет, это я хочу выразить вам благодарность, за спасение своей дочери, — стряпчий Шальнов схватил мою руку неожиданно крепкой ладонью и энергично затряс. — Вот, значит, не вся молодёжь нынче хлюпики! Есть кому за Россию-матушку постоять!

— Да я и посидеть за неё могу, и даже полежать.

— А вот не надо сарказма, молодой человек! — невзирая на слова, Шальнов улыбался. — Тут ведь главное — своевременная и умелая реакция!

Ну наглеть, так наглеть.

— А позвольте спросить, награда за спасение дочери положена?

А вот сейчас у Шальнова глаза-то заледенели.

— Объяснитесь, молодой человек?

— Так не подумайте плохого! Я просто, ещё когда сюда вашу дочь провожал, всё думал: как бы мне спросить вашего согласия на прогуляться с ней — в центре города, на зверюшек в зоопарке посмотреть, ещё может куда она захочет… Мороженое, опять же…

— Тьфу ты, а я уж подумал. Нет, но каков наглец! Есть у тебя моё согласие, есть. Но! — он поднял палец вверх. — Ежели она сама не против!

Серафима стрельнула глазками.

— Я — не против.

— Ну, вот и отлично! Завтра день воскресный. После обеда ждём вас. Запоминайте адрес…

К тому моменту как я, наконец, откланялся и вышел из здания банка, прошло ещё полчаса. Этак я к родителям только вечером попаду!

Зато, какой концерт с ахами и охами я получил от Марты!

Ну ещё бы! Пошёл за тортом, пропал на несколько часов, а явился расписной и грязный, как чушка!

Заламывания рук продолжались до тех пор, пока я не рявкнул. Ну правда, сколько можно, а? Тут полицейские чины всю душу вымотали — и ещё эта девчонка! Ну, понятно, что она обо мне заботится. И это, в общем-то, даже приятно. Но не сегодня, пень горелый!

— Так. Прекращаем кошачьи вопли! Доставай мой комбинезон пилота, он, слава Богу, в порядке — и за мной в порт. Молчать, я сказал!

И представьте себе, она дисциплинированно заткнулась и бросилась выполнять приказы. Вот что немецкая кровь значит! Орднунг — наше всё.

А почему комбинезон, а не парадную форму? А вот. Опасался я, как бы ещё какое приключение мне на голову не свалилось. Повседневную форму Марта сразу поволокла, замочила, если с парадкой что случится — в чём я завтра на свидание пойду, а? В пилотском комбинезоне? Очень смешно.

Свиданием я рисковать не хотел, родню парадной формой не удивлю, они меня всякого видали, так что, как любил говаривать наш полковой интендант: выбор очевиден. К тому ж, помчим мы всё одно на шагоходе.

По итогу, до Карлука мы добрались уже поздним вечером. И это хорошо, что на «Саранче» — конным экипажем вообще бы впотьмах прибыли. Гости распевали за столами на усталом энтузиазме. Чувствую, уже всё выпито и съедено. Так, остаточки подбирают. И тут я! Ага — встречайте, кто на ногах стоит.

Не, ну встретили, конечно, и даже матушка от приветственных воплей удержалась. Смотри-ка, блюдёт обещание. После штрафной рюмки чаю, значит, рассказал о причине задержки.

Зря.

Вот реально, нахрена мне это надо было? Сказал бы, что вчера злоупотребил — поверили бы, и всё норм… Так нет же!

Половина казаков на пьяную лавочку решила вот прямо сейчас ехать бить хунгузов!

Я им:

— Так непонятно, хунгузы это вообще были или нет?

— А не важно! — отвечают. — Мы найдём, кому чего выписать!

Еле уболтал до завтра подождать. Мол, на свежую (ну или, в их случае, трезвую) голову по-любому лучше́е будет. Сам дядьёв спрашиваю:

— Городовой где? Кто эту ораву буйную завтра угомонить должо́н?

А они мне:

— Вон, у плетня лежит.

Ах ты, титька тараканья! Вот не было же хлопот! Судя по всему, он завтра этот их пьяный набег на Иркутск и возглавит. Вот как проснутся, похмелятся — и всё, «Мальбрук в поход собрался»!

Но, слава Богу, утром, едва я продрал глаза, в усадьбе обнаружился батюшка. И я не своего папаню имею в виду, а нашего Карлукского настоятеля, явившегося после воскресной службы (на которой он не обнаружил добрую четверть мужской части своей паствы) увещевать и наставлять заблудшие души.

И вот тут-то я и узнал, что такое «кары египетские, аспидам винопийным да похмельным на голову посылаемые…» Попик ругался так виртуозно, что эти самые похмельные казаки только морщились и втягивали головы в плечи. Досталось даже городовому, хотя в обычное время они с батюшкой выступали единым фронтом на ниве вразумления провинившихся. Пожалуй, только я да Марта избежали матерных отповедей. Я — как героическая личность, а Марта потому как сроду алкоголь не пила, и даже обычные в женском обчестве сладкие наливки недолюбливала.

Так что «алкогольный мятеж, подрыв порядка и лично госуда-а-аревой (палец гневно в небо!) власти!» не состоялся. И хорошо.

А вдвойне хорошо, что батюшка наш в целительной магии шарит, от щедрости душевной больные головы «овцам заблудшим» полечил, после чего искренне раскаявшиеся радостно вымелись со двора, пока батёк на второй круг с проповедью не пошёл.

После разгона похмельной братии в усадьбе настала тишь да гладь, да полная благодать. Батя самовар давай кочегарить. Деловитая маман с утра летала по дому в прекрасном расположении духа.

— Ой, Ильюша! Поди-ка! Чуть не забыла, так и запурхалась бы!

Такие заходы меня сразу настораживают.

— Чё, мам?

— Да чё настрополился-то? Иди, чё покажу!

Слава Богу, никаких страшных «сурпрызов» не обнаружилось. Маман с гордостью продемонстрировала нам «партаменты», в которых будет проживать Марта — ну, это в будущем ещё. Такой симпатичный флигелёк, и даже с отдельным санузлом. Эти удобства как в моду вошли, по первости-то, вообще казались верхом роскоши. Это сейчас почти у кажного прям в избе — и тебе душ с горячей водой, и тёплый туалет. Расчухал народ, сколь комфорту прибавляется, возрадовался! А то по нашим зимам бегать на улицу, как я в детстве — не набегаешься. Особливо для баб с их деликатным устройством.

Комната хорошая, светлая, кровать с высокой периной, покрывало шёлковое китайское переливается, три подушки горкой, комодик кружевной салфеткой накинут (это, по-любому, сестра Лизавета расстаралась), стол рабочий с письменным прибором, пара стульев да выгородка, шторками завешанная, с крючками-плечиками для одежды.

Марте очень понравилось, глазки заблестели.

А маман-то хитрюга! Ишь, за прошлый вечер как расстаралась! Дескать, раз уж ты вместо котёнка сиротку с фронта привёз — так глянь, как мы к ней со всей душой. Дипломатия!

Пришлось хвалить, раз такое дело.

За утренний чай сели уже только семьёй, и я обстоятельно обсказал: чего, где, как, и вообще — нахрена это я в банк полез. По-моему, больше всего маманю с сестрами обрадовал образ некоей Серафимы и мои сегодняшние предстоявшие с ней «променады». Это, прям… даже… некоторым образом, настораживало.

Я собрался с мыслями и твёрдо (ну, я надеюсь) заявил:

— Маман. Сеструхи. Ежели я увижу в моём будущем свидании тень… — чёт они не сильно прониклись, пришлось встать и слегка нависнуть: — Я сказал внятно: ТЕНЬ!.. Вашего!.. Присутствия!.. Считайте, что я не ваш сын, и не ваш брат. Свою жену, спутницу на долгие времена, ту, что я буду беречь и любить… Ай, раскудрить твою через коромысло! Чего вам объяснять, а⁈ Жену я буду выбирать сам, и без ваших, несомненно, умелых подсказок! Ясно сказал? Или повторить для особо упёртых и непонятливых?

Таковых не нашлось. Ну, по крайней мере, на словах… Но и это было огромным завоеванием. Таки за полгода разлуки присмирели. Или притаились…

Афоня, Катин муж, перевёл разговор на транспортную тему:

— Алексей Аркадьевич, получил я подтверждение по дирижаблям. Наша очередь четвёртая и пятая.

— Что, сразу два можно взять? — удивился батя. — Ты ж говорил, только один?

— Я на Илюху сразу подал. У него уж третья компания, да не просто, а с боевыми! Он теперь тоже ветеран считается.

— Дело! — обрадовались все.

— И туточки финансовое вспоможение от губернатора очень даже в строку ляжет! — довольно потёр руки батя.

— Так, погодите! — не понял я. — Какой ветеран, какие дирижабли?

И главное — кто и куда уже пристраивает мою честную кубышку⁈

Сеструхи сразу наперебой кинулись объяснять, но батя цыкнул:

— Да не клопочите вы! Чисто куры перед кормёжкой! Афанасий пусть расскажет.

Афоня огладил аккуратную бородку:

— Ситуация простая. Наши на польском фронте ломят. Много техники трофейной, в том числе и дирижабли. А у нас и так переоснащение в армии только прошло, старый парк в частные руки распродают. И тут ещё машины! На общий рынок их выставить — сразу что?

— Цены на всё вниз сползут, ежу понятно, — уж насколько я не торговец, дак и то соображаю.

— Во-о-от! Выйдет шило на мыло, только мороки в три раза больше. Так наше ведомство военно-технического обеспечения решило хитро. На русские модели ценник оставить прежним, а трофейные распродать со скидкой. Но! Только ветеранам боевых действий и без права перепродажи ранее десяти лет. Чтоб, значицца, недобросовестных спекуляций не было. Официальное оповещение вчера утром в «Военных ведомостях» вышло. А я узнал вечером в пятницу. У меня в управлении ведомства однокашник служит, позвонил — я вас с отцом сразу и записал. Такое предложение раз в десять лет приваливает, и то по счастливому случаю. Соображаешь?

Я прикинул, сколько там у меня на счету контрактных скуркулено, да если алмазные приплюсовать…

— А если не хватит? Дирижабль даже со скидкой — игрушка не дешёвая.

— Не хватит — мы с матерью добавим, — веско сказал отец. — Считай, на обзаведение. Это ж у тебя, Илюша, сразу за душой дело будет! Для семьи гарантированное содержание. При нашей лихой службе — сам понимаешь…

— Ты пойми, за четверть цены технику получишь! — горячо убеждал меня Афоня. — Ох, была бы у меня такая возможность, я бы займ в банке взял!.. Они ж распродаются как есть, только вооружение снято. А так всё оставляют: и защиты, и двигатели мощнее гражданских!

— Жрут они тоже мощнее, хочу тебя предупредить, — усмехнулся Виталий, Лизаветин муж (это который почтмейстер).

— Да и пусть! — Афоня с азартом развёл руками. — Зато скорость! Это ж можно скоростные поставки организовать! Экспресс! Спрос у нас есть, а никто не делает — парка подходящего нет. И грузоподъёмность у военных выше, — он повернулся ко мне. — Я, Илюха, что бате предложил: мой дирижабль да два ваших — объединяемся в товарищество. У меня клиентская база наработана, возможности для расширения, ремонтная зона, техническая обслуга, конторские работники — всё есть. Обеспечиваю загрузку товаропотоком. Прибыль делим поровну на троих.

Вот это меня прям убедило. Видать, посчитал Афоня и решил, что сильно выгодное дело получится, раз готов всё на себя взвалить, а делиться поровну. Я протянул руку:

— Согласен!

Все как отмашки ждали — загомонили радостно.

— За это надо выпить! — перекрыл всех батин командный голос.

— Только мне винца, — попросил я. — Не буду водку пить сегодня.

— Праильно! — подпрыгнула маман. — Сегодня у Илюшеньки день ответственный! И не зыркай на меня, сынок. За тебя ж переживаю!

И вот опять — хоть режьте, а как начинает она в мою пользу выступать, меня сразу терзают смутные сомнения. Эх, маманя…

Выпили за дирижабли по рюмочке, и засобирался я на променад. Попрощался с роднёй, папане руку жамкнул, расцеловался с маманей. Загрузились с Мартой в «Саранчу». Ей ещё завтра на учёбу. Заодно Виталия до города подбросил. Вот должность начальственная! Хоть выходной, хоть праздник, а ежли важное что предвидится — изволь, присутствуй!

На главпочтамте Витю высадили, быстренько доскакали до сьёмного дома. Я в прыжке загнал шагоход во дворик — обвершка[15]-то низко стоит, для боевых машин ни в какую не предназначена, даже если это МЛШ[16].

Видели бы вы лица соседей, когда мы с Мартой из «Саранчи» вылезли. Так-то они все, в принципе, знали, что я пилот шагохода, но чтоб своими глазами, вживую увидать! В Иркутске крупногабаритная техника вообще была редкостью. По центру нельзя — мостовые портит, лошадей пугает. А ещё, окромя того, дамочки впечатлительные попадаются, в обмороки хлопаются.

А по окраинам шарашиться большим железякам — дела нет. Тут же предместья, почти дерёвня. Куда ни глянь — в основном одноэтажные простые домики. Улицы и проулочки широкие, немощёные. Просто травка да подорожники. И тут — на тебе! Чудеса технического прогресса!

Не обращая внимания на торчащие над заборами лица соседей, поставил «Саранчу» в походное положение и запер. А то, знаете ли, разные люди бывают…

Надел парадку, протёр бархоткой ордена с медалями, шашку нацепил, глянул на себя в зеркало — красавец! Взъерошил Марте волосы и вышел.

В доме Шальновых меня ожидали. Папенька вышел лично проводить дочку на променад, оценил мой бравый вид, кивнул строго:

— К пяти часам пополудни вернуться!

— Будет сделано, Александр Иванович! — прищёлкнул я каблуками и предложил Серафиме руку.

Наряжена она сегодня была куда как симпатичнее, но, на мой личный вкус, можно было и не столь строгий вырез у платья выбирать. А тут прям под горлышко, да ещё воротничок-стоечка с кружавчиками. Зато расцветка весёленькая, розочки-листики, а не то что серая мышка. И подол не в самый пол, а по последней девичьей моде, открывающий изящные щиколотки в ажурных тоненьких чулочках.

Так, казак, спокойно! Нам ещё идти надо. Переключился с мыслей про ножки… Переключился, сказал! В черепушке суетно заскакали соображения: о чём говорить-то⁈ О погоде⁈

— Славная нынче погодка, не находите?

Серафима сморщила носик:

— Илья! Только не говорите мне, что в ожидании прогулки вы штудировали наставления мадам Куролеповой!

Честно сказать, я немного растерялся:

— А кто это?

Серафима стрельнула глазками:

— Есть такая… матрона. Нудная, ужас! Строчит нравоучительные брошюрки. «Приличные темы для общения между молодыми людьми»… «Поведение юношества на светских мероприятиях»… — она передёрнула плечиками. — Тётушке моей очень нравится. Она считает своим долгом, раз уж папе приходится меня одному воспитывать, помогать ему в этом нелёгком деле, — Серафима слегка закатила глаза. — Приходит и зачитывает мне всякую муть из этих книженций. Я сперва не знала, как с ней быть. Родни у нас и так немного, ссориться не хочется. А потом придумала!

Девушка посмотрела на меня с весёлым лукавством, и я, конечно же, сразу спросил:

— И как же?

Она слегка задрала носик и, весьма довольная собой, пояснила:

— А я ей всякие вопросы глупые задаю. Только она паузу сделает — воздуха-то тоже набирать надо — я тут же что-нибудь и спрашиваю.

— К примеру?

— К примеру: «Тётушка, вы не знаете, сколько килограмм морковки бегемоту в пасть войдёт?»

— Озадачилась, верно, ваша тётя. Бегемот — скотина серьёзная.

Серафима засмеялась:

— Ещё как озадачилась! Очки на нос стянула и поверх на меня смотрела. А потом говорит: «Детка, тебе уже семнадцать лет, что за вопросы⁈» А я говорю: «Вдруг я в цирке буду счетоводом служить — должна же я знать объём затрат»? На это она не нашлась, что ответить и пошла чай успокоительный с валерианой пить. А в другой раз не успела она книжечку достать, я и говорю: «Тётя, а у слона хобот — он же вместо рук, верно?» Она говорит: «Верно, там у него и пальчик такой специальный есть», — а сама книжечку открывает. А я спрашиваю: «Как же он тогда им дышит-то? Выходит, это — нос?» Она говорит: «Ну, выходит — нос». А я тогда: «Как же он носом брёвна носит?» Захлопнула она книжечку и пошла папеньке жаловаться на мою легкомысленность.