Глава 26

— Эту фигню, цепляю за выпирающую здесь лабуду. И накручиваю, пока острая хрень не спрячется за спрятанную в земле дребедень. И всю эту байду, притрушиваю травой… Вроде всё? — Я вопросительно посмотрел на родителя, слово в слово повторив его содержательную инструкцию по установке очередной, мудрёной ловушки.

— Все правильно, сын. — огромный детина потеребил мои ниспадающие на плечи, чёрные волосы. — Молодец! Всё на лету схватываешь! — подняв с земли насквозь проткнутого острой «хренью» лесного обитателя, отец закинул лиса на плечо и поспешил за вырвавшимися вперёд мужиками.

Взойдя на небольшой пригорок, я порядком удивился. Перед моим взором открылся небольшой городок. Ну, как городок… Скорее поселение. Как и прежде, никаких высоток и асфальтовых дорог здесь не было и в помине. И даже захудалого деревенского ларька с вечно пьяной бабой Нюрой, тоже не наблюдалось… Хотя дорога к этому ощетинившемуся заострёнными, обожжёнными кольями, пятиметровому забору, всё же имелась…

***

— Вижу! Вижу охотники, как вы наохотились! — выкрикнул выглядывавший из-за забора, безбородый юноша. — Снова всю ночь, бухали небось?

— Открывай, давай! Видит он… — заорали недовольно мужики на молодого стражника. — Что у жёнки под юбкой творится, он не видит. А на нас, заглядывается… Придурок… — почти у каждого бородача за поясом был если не заяц, то лис, или же пара белок, пойманных моим отцом в благодарность за помощь в доставке молодой волчицы.

Моя бедная белка, успешно продрыхнув всю ночь беспробудным сном, с трудом вылезла мне на плечо и обалдевшим от смены окружающей её обстановки, единственным глазом, поглядывала на своих дохлых родственников. Заодно шарахаясь от вида помятых, с самого утра приложившихся к очередному вонючему бурдюку, огромных мужиков. Особенно её почему-то напрягал, мой внезапно объявившийся папаша.

— А это, ещё что?! — проорал охранник, увидав накрытую отцовским плащом волчицу. — Что вы там, такое прячете? Оленя небось… Если крупный зверь, велено половину туши, в общую кладовую изымать!

— Половину?! — охренели мужики. — Это кем, таким, велено? Десятина всегда была! Ну, может, пятая часть…

— Старейшиной! Кем же ещё? Не нравится, — валите отсель! И олениху вашу дохлую забирайте! Князья из вас самих, колбас наделают! — совсем раздухарился наш молодой воин.

— Ах ты ж, гадёныш! — заорали мужики. — Ты нам, ещё и угрожать удумал?! Да мы здесь жили, когда тебя и в помине-то не было! Спускайся давай! Мы половину твоего вонючего дерьма, быстро из тебя выбьем! И его же сожрать заставим!

Но не успели мужики как следует накричаться и забросать стражника кусками грязи и конского навоза из под ног, как ворота отворились и все тут же расступились, пропуская воина на огромном коне, по размерам не уступающим моему Пегасу.

Одетый в расшитый замысловатыми восточными узорами, длинный, шерстяной кафтан с широким ремнём и висящим на нём мечом, воин сверкал идеально бритым подбородком и головой, венчавшейся собранным на макушке в пучок, с помощью железной проволоки, хвостом волос.

— Что тут происходит? — спрыгнув с коня, спросил у вернувшихся, статный, грозный мужик и обвёл присутствующих строгим взглядом. — Чего гвалт с самого утра подняли? — длинные усы странного воина смешно дёргались при каждом слове, но мужики почему-то не смеялись, а потупившись смотрели на его кожаные сапожки с острыми металлическими носками и небольшими шпорами.

— Так, не пускает нас, мудак мелкий! Говорит, что бы мы половину добычи отдавали! А где это видано? Целую половину! — наперебой начали жаловаться мужички.

— С сегодняшнего дня, старейшина половину от крупной добычи, приказал забирать. А кто не согласен, может возвращаться в рабство к бывшим хозяевам. Они с вас, и жён ваших, ещё и всю шкуру сдерут. А не половину. Так что думайте… А что там у вас? Неужто, действительно оленя вполевали? И мужик в одно движение снял отцовскую накидку со связанной волчицы. — Ого! — удивлённо выкрикнул он. — Какая холёная волчица! Шкуру хоть не попортили? Хорошая шкура, — дорогого стоит!

— Не для этого я её живьём ловил, Чуб. — вклинился отец.

— Полукровок наплодить хочешь? — догадался воин. — Хорошая идея, и волчица для этого дела справная… Но течка, в конце зимы будет. А до того времени все псы здесь, на пену изойдут. Ты об этом не подумал? Да и что, с ногами-то? Почему в другую сторону смотрят?

— Сломаны ноги… — вздохнул отец. — Но может и выживет…

— Сомневаюсь я. Да и как половину отдавать будешь? Подумай. Не проще ли, сейчас поделить?

— Как, поделить-то? — не понял отец. — Приплода то, нету ещё пока…

— Да, вот так! — кривой меч с характерным шарканьем вышел из ножен. — Всё равно, она не жилец! — констатировал Чуб и тут же блеснувшая сталь со всей дури полетела в направлении и так еле живой волчицы…

***

Утешать Хо рассказами о том, как быстро и безболезненно убили её любимую Ри, у меня желания почему-то не было. Поэтому, схватив за конец рогатины стоявшего возле меня Хвата, я со всей дури ткнул её наперерез летящему в голову волчцы мечу. Лязгнувший о широкое лезвие рогатины метал, тут же выбил толстое древко из лап подавшегося вперёд, и чуть не свалившегося под смертельный удар мощного мужика, растерявшегося Хвата. Но и этого оказалось достаточно, чтобы остановить смертельную, острую сталь.

Ошарашенный Чуб, еще больше обалдел, когда у него перед глазами появилась карабкающаяся по его длинным усам, одноглазая белка. И не став долго церемонится, цапнула за его горбатый нос. Я же, воспользовавшись моментом, усилил его недоумение, тут же укусив рубаку за его опустившую меч, сильную руку. И навалившись всем своим небольшим весом, вывернул рукоять на болевой, прихватив с собой, на удивление лёгкий и хорошо сделанный меч, тут же отбежав вместе с вернувшейся ко мне рыжей бестией, от греха подальше.

— Ах ты ж, мерзкий крысёныш! — орал огромный мужик, с залитыми кровью длинными усами. Непонятно кого имея ввиду, меня или белку. И тут же принялся гоняться за юрким пацаном. — А ну! Верни мне меч!

***

— Да я тебе сейчас все ноги повыдёргиваю! Голову откручу и на изгородь навешу! — не обращая внимания на сыпавшиеся на меня проклятия, я быстро уходил от попыток меня схватить, при этом легко уклоняясь от его огромных прыжков с хватающими воздух, расставленными в стороны руками. Волоча за собой его длинный меч, я бегал вокруг ржущих с запыхавшегося Чуба, бородатых мужиков. Горячо поддерживаемых ещё как минимум, двумя сотнями местного люда, собравшихся поглазеть на это невиданное зрелище.

Устав за мной безрезультатно гонятся и сплюнув всё ещё сочащуюся из горбатого носа кровь, Чуб подошёл к своему огромному коню и достав с сагайдака лук, до звона натянул тетиву и прицелился в наглого пацанёнка.

— А ну, разошлись! — проорал Чуб мешавшим обзору мужикам. — А то я и вас пристрелю, как эту скачущую белку! — мужики нехотя разошлись. И даже мой найденный отец, тяжело вздохнув и ни слова не сказав, сделал шаг в сторону, оставив сына вместе с белкой, наедине с явно не шутившим, обозлённым мужиком…

Я хорошо слышал как заскрипел его кривой лук от могучего натяга. Как запела тетива от невыносимой нагрузки. А у мужика, даже скула от напряжения не дёрнулась. Этот разозлённый гигант, точно прошьёт мальца насквозь и не задумается. Я демонстративно, неспеша положил меч на землю. И вставая поднял руки, при этом улыбаясь и всем своим видом показывая, что я просто дурачился… Неразумное дитя, что с него взять-то!

— Ты чей, такой дерзкий? — спросил перед тем как выстрелить, Чуб. — и поводив луком со стороны в сторону, ткнул в растерявшегося Хвата. — твоя сопля? Что-то я раньше его здесь не видел?

— Нет! Чуб! Что ты! Я не знаю этого мальца! — растеряно прокричал, перепуганный мужик.

— Тогда зачем, рогатиной своей тыкал? — Не понял воин.

— Я? — испугано ткнул себя в грудь, Хват.

— Ну, не я же! Придурок! — Чуб ещё больше натянул и так бедную тетиву, целясь ошарашенному мужику прямо в глаз. — На тот свет захотел? Так я быстро тебе твои хотелки, помогу исполнить…

— Эй! Дылда усатая! — выкрикнул я, подойдя поближе. — Он тут ни причём! Это я помешал тебе убить волчицу! Со мной и разбирайся! Или кишка тонка?! — все присутствующие селяне, глядя на эту удивительную картину, где совсем мелкий сопляк, почти вплотную подойдя к нацеленной в него стреле, угрожал самому страшному человеку в их поселении, тут же притихли. Ни на грамм не сомневаясь, что малец больше не жилец. — Так что? Будешь стрелять, или мы своей дорогой пойдём? А то я устал как собака. Есть хочу… Спать… — выдал я всю правду о своём достаточно бедственном положении.

Прожжённый вояка, явно растерялся, не представляя что ему с этим всем делать… С одной стороны, застрели он сейчас этого мелкого паршивца, никто ему и слова не скажет. И все тут же разойдутся и пойдут заниматься своими делами. Но он почему-то, делать этого совсем не хотел. Было в этом мелком молокососе, что то, что он давно уже не встречал в своей нелёгкой жизни… Или он, всё же ошибся…

— Ладно пацан… — отпустив тетиву и став на одно колено, Чуб пристально посмотрел мне в глаза. — Давай белке твоей противной, голову открутим за мой прокушенный нос. И забирай свою волчицу, да и иди с миром… Как тебе, такое условие? Или может, ты всё же драться со мной хочешь? — тут же улыбнувшись сказанному, сам не поверил, что предложил желторотому мальцу такое, мужик. — Может ещё и честный поединок, при всём народе устроим, раз ты такой смелый? — все поселяне тут же засмеялись. Кроме пришедших со мной мужиков.

— Белке?.. — я с непониманием посмотрел на спрятавшуюся у мне за спиной, одноглазую крысу. Затем неспеша вернулся назад, поднял меч и аккуратно держа за острое лезвие, протянул его хозяину. — Извини за нос… Но я друзей не предаю… Держи свой ножик. А я и со своим медвежьем когтём, как-то справлюсь… — тяжело вздохнул я.

Подождав пока Чуб возьмёт меч я отошёл на пяток шагов назад и сверкнув детским клинком, поманил воина к себе. Приглашая того, попытать счастья против карапуза с ножом в честном поединке. Чуб встал, улыбнулся моему грозному оружию и тоже отошёл на более безопасное расстояние. Тут же прочертив в воздухе мечом, красивую восьмёрку. А затем, резко крутанувшись и непрерывно играя мельтешащей сталью, не отводя взгляд, смотрел за моей реакцией. Не изменились ли у наглого щенка планы?

А я, если честно, такого ещё отродясь не видел! Это точно не было, какое-то цирковое представление. В каждом выверенном движении этого бывалого воина, чувствовалась реальная угроза и не дюжая опасность. Да что там говорить! Лезвие меча в его ловких руках сливалось в одну непрерывную линию, а затем и вовсе исчезало из виду! — «Вот бы мне так научится!» — Мелькнуло у меня в голове…

— Ух-ты! — непроизвольно выкрикнул я, не скрывая свой детский восторг. Открыв от изумления рот и опустив свой ножичек. Чем видимо, смутил своего опытного оппонента. Дождавшись конца невероятного танца, и на этот раз видимо, уж точно в последний раз посмотрев на яркое солнышко, я снова тяжело вздохнул и покрепче сжав свой мелкий ножик, искренне улыбнулся, явно самому опасному моему противнику, приготовившись к его смертельной атаке…

Раскрутившись словно юла, ещё недавно неуклюже бегавший за мной огромный мужик, получив в свои руки новую точку опоры, в мгновение ока оказался предо мой и невероятно быстрым движением рубанул по моей грешной фигуре…

Уж не знаю как, но я умудрился уйти от его свистящей стали. Крепко сцепив зубы, я до потери кровообращения напряг все свои мышцы, для своего решающего прыжка, выцеливая брешь в защите моего быстрого противника. И как только я увидел шанс на спасение и прыгнул, рыча словно волк и крепко сжимая медвежий коготь. Целясь в бедро моему сопернику. Как увернувшийся от ножа мужик, приложили меня по голове, плашмя своим мечом…

— Эй, пацан! Ты там хоть живой? — я открыл глаза и меня усадили на задницу.

— Да, вроде… — отвёл я рукой маячивший возле моего лица меч и попытался встать на ноги. — Не спал всю ночь. Вот видно и сморило… — не понял я что произошло. — Погоди… — что есть сил похлопал я себя, по белым как луна щекам. — Сейчас немного в себя приду и продолжим…

— Ты это, пацан… — запнулся Чуб. И пряча свой меч, присел поближе. — Давай, не будем продолжать, добро? Ты лучше оклемайся немного, и приходи к нам в курень. Поговорим, что ли… Чуб меня зовут. А тебя как?

— Комар-р! — выдохнув с облегчением, прорычал я своё имя. Не знаю почему, но нормально произносить его, у меня так и не получалось.

— Комар? — улыбнулся Чуб. — Ну, это ты себя сильно недооцениваешь. Грузнул то ты меня, аки волк! — засмеявшись, похлопал меня по плечу мужик. Чем вызвал у собравшихся зевак, одобрительный смех. — Я бы даже сказал, медведь! — смех усилился. — А как ты тут-то, оказался? Я вроде, всех мальцов знаю? — только я хотел открыть рот, как батя, заметив что всё вроде уладилось, тут же встал сзади меня и положив руки на плечи, пролил свет всей деревне на моё внезапное появление.

— Это моей Любавы племянник из Нижних Топей! Погостить пришёл! — проорал Балун. — За тёткой своей соскучился…

— Племянник значит… — посмотрел искоса на Балуна Чуб.

— Он самый. Совершенно безобидный ребёнок… — поспешил заверить воина, мой отец. — Просто животных очень любит, зайчиков там, белок… — вдруг осёкся мой папаша, глядя на залитый кровью нос, — вот за волчицу и заступился… Прости его Чуб. Так он, и мухи не обидит А я его дома, как следует отшлёпаю, научу старших уважать…

— Не обидит, говоришь? — хмыкнул Чуб. — Отшлёпает он… Смотри, что бы он тебя не отшлёпал…

— Этот может! — выкрикнул кто-то из собравшейся толпы поселян. Все засмеялись.

— За то что друга не предал, я со своего кармана за волчцу, так и быть, заплачу. И со Стариком, как-нибудь договорюсь. Но вот приплодом поделится, всё же придётся. По рукам? — я кивнул. — Пропустите мужиков, гаркнул Чуб, на вновь закрывших ворота охранников. — Рассчитались уже…

***

Пройдя ворота мы попали на дольно просторный внутренний двор с разбитыми возами и лошадьми, дорогами. Поселение состоящее в основном из деревянных домов, обложенных на стыках брёвен мхом, и крыш с камыша, выделялось довольно большим, маячившим в двухстах шагах от входа, двухэтажным зданием. Над которым возвышалась небольшой колокольня, с дежурившим на ней мужиком. Перед этой громадиной кроме одиноко стоящего дерева, была ещё одна свободная от застройки площадь, служившая видимо для общих собраний, проживающих здесь поселенцев. Мы же с мужиками свернули налево. И по небольшой, явно пешеходной улочке, пошли вдоль забора мимо похожих, неказистых домиков, в самый конец этого городка.

Не успели мы с отцом подойти к небольшой постройке, больше похожей на старый, полуразвалившийся сарай, чем на дом, как с него вышла до боли знакомая мне женщина. Я смотрел на неё и не мог поверить… Это была моя мать!

— Мама! — выкрикнул я, и со всех ног подбежав к этой белокурой девушке, что есть сил её обнял. Одновременно вдохнув и аромат знакомого с детства молока, чуть не захлебнувшись от нахлынувших на меня слёз и детских воспоминаний. Женщина поглядывала то на меня, то на отца, то на вылезшую на её голову белку. Расставив руки в стороны и не понимая, что же ей делать дальше. Но затем, всё же опустила ладонь мне на взлохмаченные волосы и очень нежно их погладила. От её мягких, тёплых пальцев, я чуть не растворился в и так влажном, утреннем воздухе…

«Это было невероятно! Моя мать, — она жива! Всё что меня мучало и терзало в последнее время, тут же отошло на задний план. И я, что есть сил вцепившись в её до боли знакомую фигуру, больше всего на свете боялся её отпустить. Опасаясь, что как только я разожму руки, она тут же исчезнет, и в этот раз, уже навсегда…

— Ну всё, всё, сынок… — похлопал меня по плечу отец, забирая заодно и рыжую бестию. Которая его почему-то не боялась. — Мне очень жаль. Но это не твоя мать… — я на него непонимающе посмотрел, своим затуманенным от счастья и слёз взглядом. — Она просто, очень на неё похожа. Это её сестра…

Я ещё раз взглянул в до боли знакомые глаза.

«Что он такое несёт! — пронеслось у меня в голове. — Какая ещё сестра! Вот же они, родные, мамины глаза. Мамины нежные руки! И запах! Точно такой же запах! Ну, или почти такой же… Неважно! Ведь это была она!» — я снова взглянул на мать налившимися слезами глазами.

Женщина присела на корточки и стерев мои слёзы со щеки, словно гром с ясного неба произнесла…

— Извини малыш. Я не твоя мать… — с явно читающейся горечью в голосе, прошептала она. — Вновь погладив меня. Но уже как-то по другому, неприятно…

— Ты врёшь! — оттолкнул я её. — Я, я просто тебе не нужен, — так и скажи! — проорал я на женщину. — Я тебе никогда не был нужен! Никогда… — я что есть силы закусил себе губу, что бы хоть немного унять душевную боль, физической. Не помогло. Растолкав озадаченных мужиков, всё ещё стоявших с волчицей на руках, побежал куда глаза глядят…

— Сын! Комар! — орал отец. — Погоди!

— Пускай бежит… — окликнул его Хват. Остынет, вернётся. Куда он денется, кругом лес и сплошные болота… Не к медведям же в берлогу, сбежит жить, в самом то деле… Балун, а куда, зверюгу-то девать?..

***

Всхлипывая и раз за разом шмыгая носом, я еле успевал протирать глаза от слёз, что бы хоть немного понимать, куда я вообще иду-то! Но я не понимал… Всё таки я был маленьким мальчиком, невероятным образом обрётшим, и снова потерявшим свою мать…

— Ум-м! — простонал я, поняв что споткнувшись об чью-то ногу, только-что грохнулся на землю.

— Вы только посмотрите, кто тут к нам в гости пожаловал! — мальчишка лет восьми, довольно упитанный, ходя вокруг распластавшегося меня, слегка пнул по рёбрам ногой. У него в руках была довольно массивная деревянная палица. Я попробовал встать. — Лежи чучело! — промычал с насмешкой толстый, тут же больно приложив меня своей дубинкой по загривку.

— Ух-ты, какой ножичек! — ещё один сопляк его же возраста, но уже худой, длинный шкет, заметив как моя рука потянулась к поясу, наступил на неё рукой и тут же вытащил медвежий коготь.

— И сапожки какие крутые! Никак княжеские… — где же ты сопля, такие достал-то? — белобрысый пацан лет десяти, тут же стащил с меня обувку и передал её семилетней, черноволосой девчонке с косичками. Одетой в расшитый золотыми узорами, голубой сарафан. Туда же перекочевал и мой медвежий коготь.

И вот я, абсолютно босой, с заплаканным лицом и вновь сочащимся шармом на шее, разбитый физически и морально, лежу лицом в грязи, придавленный в затылок довольно увесистой дубиной с неприятно острыми сучками. Которые больно вонзаются в мою кожу, и я не могу толком пошевелится. Рука на извороте зафиксирована тощей лапой. А тучный пацан навалился на мою бедную шею, почти всем своим телом. А я лишь исподлобья смотрю на эту картину, под названием, местная, голопузая шпана, наехала на бывшего десятника золотой орды. И не просто наехала, а втоптала его в грязь.

— Толстый, смотри не сломай волчонку шею, а то ты можешь… — звенящим словно колокольчики, детским, властным голоском, остановила от необдуманных действий тучного парнишку, явно заправлявшая здесь девчонка.

— Могу! — заржал пацан. — И шею могу, и руку, и ногу…

— Я знаю, что ты можешь! Тупица! — она подошла поближе и заехала смачный подзатыльник. — Вот по этому и говорю, что бы ничего волчонку не сломал.

— Чего бьёшься! — обиделся толстяк. — Я не тупица… Или может, ты в этого зверёныша влюбилась? Не каждый с Чубом закуситься посмеет! А этот, даже на поединок его вызвал. — явно съехидничал толстый. — Ай! — это прилетел подзатыльник, уже от самого старшего из троицы.

— Думай, что языком своим мелешь! — дал понюхать свой кулак подросток. — И кому! Это понятно?

— Белый! Да пошутил я… — оправдывался толстый. — И пошутить уже нельзя, что-ли…

— В следующий раз, за такие шутки выбью тебе все зубы. — спокойно сказал Белый. — А у тебя их и так, не очень много осталось… Сладкоежка… — я хоть и не мог толком крутить головой, но краем глаза видел что происходит. И как только худой пацан немного ослабил давление на руку, тоже двинув за компанию Толстому по шее, а жирный тут же убрал свою дубинку, в попытке хоть кому-то дать сдачи, выбрав видно самого слабого, я перекувыркнувшись, высвободил свою руку.

Оказавшись возле девчонки, быстрым движением выхватил у неё ножик и тут же двинул ошарашенному блондину головой в живот. А затем со всей дури заехал по ноге. Запрыгнув на опустившуюся на колено, согнувшуюся от боли в три погибели фигуру, приставил свой волчий коготь к его горлу.

— Эй! Пацан. Успокойся… — прошептал блондин. — Мы же просто пошутили… — и парень, почувствовав что я немного ослабил хват, тут же попробовал перехватить мой ножик и встать на ноги. Я же в ответ вонзился зубами в его ухо. — Всё, всё! — заорал Белый. — Отпусти! Больно то как!

— А вы драться больше не будете? — очень вежливо процедил я сквозь зубы, всё ещё не отпуская его покусанное ухо. — Или мне его полностью откусить? — пускать в ход нож, я ясное дело не планировал.

— Не будем, не будем! — искренне заверил меня блондин. Я посмотрел на девчонку.

— Хм! — хмыкнула она и бросив мне мои сапожки, развернулась и пошла дальше по улице. Я немного оторопев, отпустил блондина и тупо смотрел как вся шайка, включая и державшегося за ухо Белого, тут же двинулась вслед за ней. Пройдя метров двадцать, девчонка обернулась в мою сторону и крикнула:

— Чего стоишь? Чай, не на сватанье. Догоняй давай! — и снова направилась к центральной площади. А за ней в припрыжку, и вся её свита.

Догнавшая меня и запрыгнувшая на плечо одноглазая белка, вывела меня из ступора. Тяжело вздохнув, я пустил её себе под рубаху и пытаясь на ходу одеть свои сапожки, отправился вслед за исчезающими за поворотом ребятами…

Загрузка...