Конан и слепая богиня

Глава 13

Было прекрасное ясное утро второго дня весенних торгов на рынках Кармайры. Озеро Венн сияло тысячей оттенков синего цвета: от светло-голубого, как у полупрозрачной глади поверхности, до тёмно-синего и почти чернильного в более глубоких местах. Отблески солнечного света жалили глаза, создавая над водой ослепительно блестящую вуаль, и, играя, убегали бликами по блокам циклопической кладки крепости. С озера дул свежий ветер, и, несмотря на прохладу раннего утра, в нём были ощутимы запахи весны, полные сил вновь пробуждённой природы.

Сайят-Нов ничего из этого не видел. Содрогаясь от ужаса, он забился в самый дальний уголок своей кровати, смотрел перед собой и жаждал смерти.

Нынешним утром он проспал аж до рассвета. Пробудившись от мучительных кошмаров, он увидел склонённую над собой нечеловеческую тёмную фигуру с клыками и когтями дикого зверя. Тот молча осматривал его голодными тигриными глазами, и паренёк ощущал — тварь стремится к убийству. Мальчуган заверещал от ужаса и кричал ещё долго, потому что наконец понял, что это — его Учитель. Его спаситель. Его отец. Просто облачённый в плащ с капюшоном, без которых никогда не выходил.

Нар-Дост рассмеялся. Ему понравился ужас этого наивного глупца — некоторое время он наблюдал за спящим, не выдавая своего присутствия, но проникая в его кошмары. Сверху он взирал, как паренёк мечется в постели, преследуемый кошмарными снами. Ощущал биение его сердца, колотящийся пульс и медлил, колебался, так как не был голоден. Ещё мгновение он с трепетом взирал за пульсирующей артерией на шее Сайят-Нова, думая о том, как же сладка человеческая кровь. Но потом он передумал. Та кровь, что текла внизу, была самой обыкновенной, в отличие от той, истинной крови, которую он вправду жаждал в связи с магическим обрядом, для которого будет своё время и место. Это случится уже через пару дней. Он подождёт.

«А парнишка?» Ещё немного Нар-Дост посомневался, однако потом его разум успокоился.

Сайят-Нов набрал воздух, глубоко вдохнув, и едва не раскрыл рот для другого отчаянного вскрика, когда ужасное страшилище окинуло его диким взором. И вдруг малец явственно увидел своего приемного отца — гордого, довольного собой, а с ним — доброго, ласкового, любящего. И смолк, счастливо улыбаясь. Наконец человек, которого он любил, возвратился. Уже никогда ему не будет так страшно одному. И он побежал ему навстречу, так же, как когда был ещё ребёнком. Навстречу спасительным объятиям.

— Отец! Я тебе всегда верил!

— Глупец! — Нар-Дост, ошеломлённый проявлением детской любви, отпрянул, словно пораженный ударом молотка, и прервал наведённые чары.

Сайят-Нов, очнувшись и придя в себя, закричал снова и выскочил из своей комнаты. Он прошмыгнул через кухню и выскочил, пошатываясь в зал. В последний миг он еле удержал равновесие, чтобы не рухнуть с высоких каменных ступеней перед входными воротами, пересёк двор, хаотично стремительно петляя, врезался плечом в стену барбакана. Вскоре шаги паренька застучали по деревянным мосткам и понемногу утихали, отдаляясь вниз, в долину, где лежала Кармайра.

Нар-Дост, ещё стоявший на месте в комнате за кухней, не двигался. Он ощутил сопротивление, негодование и ужас почти детского разума, но одновременно и его отчаянную любовь и безнадёжную скорбь о утрате своего отца. Колдун каждый миг держал связь с разумом мальчугана и легко мог убить его. Для этого было достаточно лишь мысленного приказа, чтобы тот вонзил себе в грудь один из кухонных ножей или спрыгнул с головокружительно высокого бастиона в глубокие волны. Это можно сделать даже сейчас — заставить его разбежаться, врезаться в скалы и биться о камень до тех пор, пока от головы не останется только кровавое месиво.

Вдруг, непонятно почему, на миг перед его глазами мелькнуло воспоминание о том, как он, когда ещё был знахарем-целителем, подобрал у ворот барбакана беспомощного, никому не нужного подкидыша. Он мог убить его и тогда, просто оставив там лежать. Стоит ли возиться с ним сейчас?

Впервые за многие годы Нар-Дост действительно остался один. Во всём Топраккале не осталось ни одной живой души. Потихоньку он вышел во двор, вымощенный давно рассыпающимися каменными плитами. Сильные ноги, натренированные сотнями подскоков и прыжков, без малейшего напряжения и усилий переступали через груды осыпающихся камней и щебня, которые Сайят-Нов старался аккуратно огибать, чтобы не вывихнуть лодыжки. Колдун раскрыл великолепные полупрозрачные крылья, гладкие и упругие, и бесшумно взлетел ввысь. Его крепкие чешуйки вспыхнули под весенним солнцем, сияя как серебро.

Приземлился он среди множества уже трухлявых, некогда могучих черноствольных сосен. Прислонившись спиной к защитной стене бастиона, он всмотрелся вдаль, в темную синеву озера. Его зрачки под натиском яркого весеннего света сразу же сжались до узких вертикальных щёлочек с фиолетовым оттенком, отражающих яркие лучи светила, как живые аметисты. Когда колдун повернулся, нечеловечески зоркие глаза разглядели крошечные серые камешки, сорванные ветром и катящиеся с заснеженных пиков Карпашских гор, и каждый из ярко-красочных цветков на лугах, лежащих на дороге к Кармайре. Он ощущал изобилие жизни, бурлящей под водной гладью озера, однако студёная кровь рыб его теперь нисколько не привлекала, даже не интересовала.

Он одинок. Действительно одинок. Один из своего рода. Уникальный. Наисильнейший, наисвирепейший, наимогущественнейший. Он старался насладиться этим ощущениями, но не удалось.

Нар-Дост раздраженно потряс головой, словно отгоняя неприятные мысли. Он знал, что ему поможет. Элегантной изящной дугой облетев крепость, он направился к окну своей спальни. Из инкрустированного ониксом ларца, скрытого защитным колдовством и проявившегося после произнесения заклинания, из-под одной потрёпанной старой книги он вытянул удивительный амулет — наиважнейшую, редчайшую и бесценнейшую из принадлежащих ему вещей. Купил он это незадолго до исчезновения Кетта. И не прогадал. На массивной цепочке из чернённого серебра качался полупрозрачный серебристый стеклянный куб с отшлифованными гранями и с мёртвой бабочкой внутри.

«Смертоглав был когда-то давно жрецом Сэта, — утверждал ему махраабадский старьёвщик. — Но он проиграл в колдовском поединке и оказался заключён в кулон на груди неприятеля в виде бабочки «мёртвая голова». Однако его ненависть была настолько сильна, что он отказался пройти по пути смерти и, говорят, до сих пор откуда-то из-за пределов загробного света влияет на мир живых посредством своего изменённого тела. Покуда подвеска спокойна, её владельца хранят могущественные тёмные заклинания. Если нет…» — Тряпичник немного побледнел.

Амулет стоил не так уж и дорого, и Нар-Дост подумал, что зря поддался на россказни. Однако его опасения не подтвердились. Подвеска действовала надежно. Она висела у него на шее, вызывая смутный страх у каждого из тех, кто взглянул на колдуна. Это и позволило ему захватить крепость.

Колдун устремил взгляд на амулет, пристально всматриваясь сквозь его полупрозрачные стенки. Череп на теле бабочки начал тускло мерцать. Хотя это и было невозможно, но Нар-Досту вдруг показалось, что Смертоглав шевельнул крыльями.

«Наверное, это просто солнечные блики, — обеспокоенно подумал чародей. И внезапно его переполнило ощущение удовлетворённости самим собой. — Как мог я даже на малый миг засомневаться в своей уникальности, в своих способностях? Мир ещё узнает, кто такой Нар-Дост!»

Измотанные комедианты, усеянные ранами и ещё содрогающиеся от перенапряжения после минувшей схватки, с трудом переводили дыхание. Среди мужчин не имел ранений лишь один Хикмет. Хуже всех пришлось Зурну — изломанная ключица, белея, торчала из открытой раны. Разбойничья секира глубоко пропорола его правое плечо. Карагиз, Кермар и Таурус и кровоточили в нескольких местах, однако их ранения были незначительными. На бедре Конана открылась длинная глубокая рана. Поскольку враги не могли приблизиться к киммерийцу, когда тот вращал над головой мечом, они поразили его в ногу. Женщины отделались сильным испугом, но остались невредимы.

Солнце понемногу поднималось над холмами. Только при свете можно было полностью оценить всю дряхлость разбойничьего гнезда. Деревня состояла из десятка домов, или, скорее, хижин, и более половины из них были необитаема. Над всей долиной лежала мёртвая тишина. Антару найти будет не трудно, но что-то Конану подсказывало, что чем скорее они отправятся на её поиски, тем лучше. Если ещё не слишком поздно.

— Таурус, Кермар, идём за Антарой. Карагиз, Хикмет, Зурн, побудьте здесь и оставайтесь настороже. А ты не опускай лук наземь, меткострелая. Ты с ним чертовски опасна, — издевался над смущённой Каринной киммериец. — Забаррикадируйтесь в таверне и выглядывайте из окон — парочка подонков ещё живы.

Осторожно оглядываясь, они прошли между рухнувших заборов, а ноги их коней то и дело проваливались в навоз, валяющийся на дороге. Прямое нападение им, вероятно, не угрожало, но стрела, выпущенная из укрытия, может убить так же, как и острое лезвие в поединке, варвар знал это.

Они проверили уже четыре хижины, но никого так и не встретили. Всюду царили заброшенность и безлюдье. Они вновь сели на коней, обсуждая, к какому из отдалённых зданий направиться, когда воздух разорвал отчаянный девичий крик, а затем резко умолк.

Но Конану хватило и этого короткого мгновения, чтобы понять, откуда донёсся крик.

— Туда! — повелительно приказал варвар и безошибочно указал на здание, стоящее на холме позади них.

Все трое коней резко рванули галопом в указанном направлении. Хоть другие два коня и были в отличной форме и сыты, но с чистокровным породистым сравняться не могли. Даже на относительно коротком расстоянии тот оказался на несколько саженей впереди. Пока их копыта ещё цокали по дороге, тёмно-серый уже достиг строения.

Сама хижина не слишком отличалась от остальных, но выделялась прочными закрытыми воротами. Однако киммериец определённо не собирался задерживаться и вежливо стучать. Отдёрнув коня на пару шагов назад, он безжалостно ударил животное пятками и заставил его прыжком перескочить через забор.

Они приземлились в облаке пыли рядом с полуразвалившейся телегой с решётками по бокам. Конан соскочил с седла раньше, чем копыта его коня коснулись земли. Огромный двор выглядел совершенно заброшенным. Засохшая грязь на вытоптанной земле была перемешана с отвратительно пахнущими кучами навоза. Бесколёсный остов тележки с кучей сгнившей прошлогодней соломы наполовину погрузился, словно затонув, в землю. От жилого дома остались только руины. Провалившаяся крыша уже давно рухнула, а зазубренные края повреждённых наружных стен вздымались к небу, как щербатые зубы мифических драконов.

Прямо перед киммерийцем зияла тёмная дыра, когда-то бывшая входом в сарай. Ворота давно исчезли, безвозвратно канув куда-то в вечность. О стену опиралась тяжёлая лестница. Её верхний конец исчезал в дверном отверстии сеновала, а нижний твёрдо упирался в землю. На этой лестнице, со связанными над головой руками, висела в путах Антара, облачённая в окровавленную порванную рубашку, с задранной юбкой, почти без сознания от ужаса, с невидящими, широко раскрытыми глазами. Она отчаянно вскрикнула, явно перепутав киммерийца со своим мучителем.

Конан рванулся к ней и, несмотря на напряженную ситуацию, ощутил охватившее его возбуждение. Неудивительно, что кто-то из разбойников не смог устоять перед похищением. Даже теперь, униженная и измученная, Антара оставалась неимоверно прекрасна. Руки над её головой болезненно дёргались, открытая грудь вздымалась, как купола белостенного дворца махраабадского шаха, а вызывающе торчащие красные соски напоминали зрелую бруснику. Тонкая талия словно умоляла, чтобы мужские руки её стиснули, а густые волоски…

— Кром!.. — Конан сглотнул и нерешительно дотронулся до шелковистой кожи. Тело девушки ответило на лёгкое поглаживание лихорадочной дрожью, как будто получило удар кнутом.

Киммериец разом опомнился и одним движением разорвал путы. Девица обессилено соскользнула ему на руки. Только теперь узнав своего спасителя, она громко разрыдалась, дрожа всем телом, как осина или листик на ветру. Смущённый киммериец понял, что рыдания скорее вызваны её стеснением в связи с отсутствием одеяний на бёдрах, нежели беспокойством о слишком тугих путах.

— Успокойся, дивчина, просто расслабься. Уже всё хорошо. — Он обнял её, но ничего не мог с собой поделать, чтобы не обращать внимание на шелковистую кожу и очаровательные формы, тесно прильнувшего к его мускулистому телу.

Голосистые рыдания перешли в облегчённый плач. Пока киммериец тщетно пытался успокоить её и беспомощно озирался вокруг, ворота вдруг накренились под могучими ударами — Зурн и Таурус, видимо, пытались проникнуть внутрь. Киммериец поднял ещё дрожащую Антару на руки и направился к ним, чтобы снять затвор.

Инстинкт предостерёг его как раз вовремя. Поскольку комедианты грохотали за воротами так, словно во двор ломилась вся армия Немедии, Конан едва смог расслышать подозрительный шорох позади. Просто он внезапно отпрянул в сторону. Его инстинкты не ошиблись. Там, где только что была его шея, пролетел кинжал и вонзился, загудев, в несущую балку ворот.

Именно в этот миг петли издали визг и с голосистым треском рухнули во двор. Вслед за облаком оседающей пыли внутрь по инерции влетели Таурус и Зурн. Они в изумлении остановились при виде заплаканной Антары и смущённого Конана, свалившихся на землю во время прыжка варвара, который и спас его жизнь.

Тень, мелькнувшая в сарае, всё объяснила.

— Он кинул в меня нож, — прорычал варвар. — Не троньте его — парень мой!

Без оглядки он нырнул кувырком в тёмное отверстие, плавно прокатившись до середины помещения мимо освещаемого прямоугольника света. Позади него затрещал ломающийся тяжеленный брус, падающий откуда-то сверху. Всё окутали темнота и тишина. Преследуемый разбойник, видимо, замер неподвижно. Киммериец также не шелохнулся. Спину его сильно придавил тяжёлый брус. Сжимая в вытянутых руках меч, он замер в ожидании любого шороха, который выдал бы ему врага. Золотая пыль, лениво закручиваясь столбами в ярком солнечном свете, медленно оседала. Снаружи доносились рыдания Антары и утешительный бас Тауруса.

В этот миг что-то шлёпнуло на землю. И снова. И ещё. На границе света и тени вблизи входа стали разливаться красные лужицы. Конану этого хватило. Молча выхватив кинжал из-за пояса, он, особо не целясь, метнул его наверх, где, как он подозревал, и скрывался злодей. Раздался вскрик, и мужчина свалился к ногам киммерийца. Тот подскочил к нему с мечом наготове, но этого не потребовалось.

Коротышка, который едва достигал груди варвара, лежал неподвижно. Заурядное лицо украшало красное пятно в середине — кончик носа отсутствовал. А в правом его плече аж до рукояти застрял кинжал Конана.

— Удачная встреча! — зловеще осклабился киммериец. — В третий раз тебе удрать не получится.

Злодей настолько пострадал от падения, что не сопротивлялся. И когда из его тела вырвали кинжал, он лишь застонал. Из открытой раны хлынула кровь. Конан небрежно вытер лезвие о его штаны, словно разбойник был уже мёртв.

— Пошёл вон! — приказал киммериец металлическим холодным голосом, который не сулил ничего хорошего.

Мерзавец, однако, не шелохнулся. Он застыл от ужаса, оставаясь наполовину в сарае, наполовину во дворе.

При взгляде на него Антара вскрикнула от ужаса.

— Он что-нибудь сделал с тобой?

Девица кивнула и снова расплакалась.

— Нет… В самом деле… нет, — поправилась она сразу же. — Он оглушил меня и отнёс сюда. Привязал меня к лестнице, — продолжила она между рыданиями. — Но потом из таверны донёсся страшный шум. Он схватил свою саблю и сказал что… что возвратится.

Прервало её слова болезненное завывание, когда Конан пнул разбойника ногой по рёбрам.

— Когда он вернулся, его лицо было залито кровью. Он вылил ведро воды себе на голову и попытался остановить кровотечение, — Антара кивнула в угол двора — на перевернутую пустую деревянную кадку и окровавленные тряпки. — Потом… пришёл ко мне. Это было так страшно. Он разорвал мою блузку. Хотел меня… хотел…

Мужчины смущённо переминались с ноги на ногу.

Разбойник использовал миг рассеянности и, держась левой рукой за раненное плечо, как заяц ринулся к рухнувшим вратам. В последний момент Кермар подставил ему ногу, и тот растянулся в грязи во весь рост. Перевернувшись на бок, разбойник отскочил и в отчаянной попытке спастись помчался зигзагами по всему двору, петляя как заяц. Наконец он забежал в рухнувшее здание. Таурус заблокировал выход со двора, Кермар стоял, защищая Антару, а Конан шагнул в отверстие, которое когда-то было дверью.

Бандит протискивался через отворённое окно в стене напротив, когда метко брошенный сзади камень ударил его прямо между лопаток. Он споткнулся и отскочил в сторону, задев при этом несущую балку потолка. Сгнившая трухлявая древесина напора не выдержала и обрушилась. Киммериец едва успел выскочить обратно во двор. Когда осела поднятая пыль, он увидел, что всё кончено. Тяжёлое дубовое бревно, которое, видимо, служило подпоркой крыши, разломилось, вонзившись краями точно в шею человека. Тот ещё дышал, но треск раздавленных позвонков ясно свидетельствовал, что долго это не продлится, и он неминуемо отправится к Белу отвечать за свои недостойные поступки и деяния.

Варвар повернулся и вышел за дверь.

— Идём, — сказал варвар без дальнейших объяснений. — Здесь мы всё закончили.

Но едва он успел вскочить на коня, из таверны донёсся грохот боя. Рядом с ней суетились несколько человек, пытаясь проникнуть внутрь. Над крышей вздымалось пламя.

— Яйца Баадб! — негромко ругнулся Конан. Горло, пересохшее как после богатырской пьянки, саднило. И этот день казался бесконечным.

— Где же Первый? И почему мы здесь? — Неннус с подозрением разглядывал уютную обстановку мегрельского особняка. Из огромных, доходящих аж до земли, окон были видны как на ладони заснеженные пики Карпашских гор. Медовые оттенки дерева и шелковистые ткани действовали успокаивающе, однако молодой маг беспокойно ходил по инкрустированному полу, пока двое, брат и сестра, сидели в удобных креслах.

— Первый не придёт, он не знает о нашей встрече, — спокойно пояснила Кинна. Золотистый цвет её любимого платья совпадал с оттенком ткани, покрывающей кресла, так что казалось, что яркие карие глаза женщины сияют на бледном овале лица, который бестелесно парит над землей, словно воздушный шар, сшитый из овечьих кишок и наполненный горячим дымом над огнем.

— Как — не знает?

Далиус нервно шевельнулся.

— Послушай, Неннус, Первый от нас что-то утаивает. — Кинна говорила не громко, но каждое из её слов как будто было выгравировано на стали: точно, чётко, недвусмысленно, убедительно. Невозможно было от них сбежать или ослушаться, и было очень трудно не воспринять то, что она говорила. — Когда мы виделись с ним в прошлый раз, он использовал внушение.

— Это же немыслимо!

— Вспомните о том вечере. Как окончился разговор?

— Мы говорили о том варваре. И о шкатулке. Предупреждал я вас — это далеко не так безопасно, как считает Первый. Необходимо вмешаться, пока ещё есть время! Но мы должны повременить и выждать, верить и оставаться вместе, иначе всё пропало… — громкое прерывистое дыхание показало, что только теперь ошеломлённый Неннус понял слова, вложенные в его сознание кем-то иным. — Но… почему? Всё-таки он же сам нас разыскал. Учил нас. Определял цели. Годами боролся с несправедливостями вместе с нами, помогал, защищал. Почему именно теперь…

— Чтобы ему верили, а не действовали по своему усмотрению.

— Но мы ему всё-таки поверили!

Долгая напряжённая тишина пронзала болью уши.

— Так чего он хотел достичь или получить?

— Шкатулку Армиды. Он надеялся, что мы поможем ему, а не будем стоять на его пути. А как ты думаешь, когда мы встретимся с варваром, кто из нас протянет за ней свою руку?

— Почему…

— Первый, — договорила спокойно Кинна за него. — Первый, как наимогущественнейший из нас, может, пожалуй, справиться с силой Вселенной, скрытой в тех драгоценных камнях. Первый сосредоточился на желании, которое от нас уже давно скрывает.

Неннус тяжело опустился в кресло.

— И что ты хочешь делать?

— Мы всё ещё чародеи Радужного квадрата. Маги без личных амбиций и сторонних умыслов. Наша цель — служение, а не владычество. В связи с нашим стремлением к справедливости, а не к власти, богиня одарила нас сильной магией, о которой другие могут только мечтать. Первый изрекал правду, говоря, что мы должны верить и оставаться едины. Вот поэтому ему и удалось так легко нас облапошить и одурачить. И именно поэтому мы тебя пригласили. Необходимо договориться о том, что дальше делать. — Как обычно, в присутствии сестры, Далиус говорил довольно мало. И его слова не очень убеждали.

— Продолжим делать то, что всегда делаем, — сказала Кинна. — В последнее время мы думаем о магии больше, нежели о людях. Уже давно необходимо навести порядок в Кармайре, где дело зашло слишком далеко. И нам пора прекратить наблюдать за Нар-Достом, его необходимо остановить. Его преобразование чрезвычайно опасно.

— А Первый?

— Не будем более встречаться с ним, чтобы не вызывать подозрения. Но мы не должны позволить ему захватить шкатулку и овладеть ею.

— Но ведь он может читать мысли гораздо лучше, чем любой из нас может их скрывать, — возразил Неннус.

— Мы об этом также размышляли. Далиусу и мне придётся пройти через церемонию посвящения Анахиты. Полученные таким образом силы помогут нам сопротивляться ему. — Кинна произнесла эти слова твёрдо, но в голосе её впервые ощущались сомнения.

— Единственный, кто может посвятить нас, это он сам. Никого из остальных сведущих посвящённых уже нет в живых, — тихо возразил молодой маг.

В его словах чувствовались скрытые опасения, тоска и подавленность.

— А не задумывался ли ты, Неннус, почему нас до сих пор всё ещё не посвящают? Ты имеешь талант, великий талант, хотя для этой церемонии ещё слишком молод, — немножко смущённо улыбнулась Кинна рыжему магу, — но мы?..

— Пройти в смерть…

Молодой человек вздрогнул. Наконец это было произнесено.

— Так к этому мы стремимся всю нашу жизнь. Посвятить себя смерти. И мы всё время это знаем… — кивнул Далиус.

— Но как провести обряд без посредника? — голос Неннус сорвался до фальцета.

— За трое суток до дня возрождения Анахит. У нас будет достаточно времени на подготовку, если ты нам поможешь.

— А если богиня не примет твою жертву?

— Так на то её воля, — категорично ответила Кинна.