Конан и слепая богиня

Глава 4

— Не знаю, почему нас выгнали из замка, где мы играли так хорошо, — разочаровано протянул Карагиз. Впрочем, очевидное разочарование никак не отразилось на его идеальном произношении и дикции.

— Играли здорово, но не в подходящем месте, а также, по-видимому, в очень неудачное время, — вздохнул Хикмет и погладил шею тощего гнедого мерина, запряжённого в повозку.

Конь пошевелил ушами, но не прибавил шага. Это был опытный ветеран. Телегу он тащил уверенно, без чьего-либо понуждения.

— Ещё только рассветает, а городские ворота отворены. Мы должны радоваться, что шах Ара не спустил на нас свою гончую свору.

— Во-первых, его взбесил дикарь на ветвях, потом — пожар в замке. А та зеленоокая цаца — та не отрывалась от происходящего сцене, фыркая, как дикая кошка. Только это было глупое представление. И в Махраабаде мы уже никогда не покажемся… — стенания и жалобы Кермара исчезли, заглушённые грохотанием колёс. — Ах, девонька, как это ты сама в одиночку выбралась за городские стены? Это небезопасно для такой красавицы, как ты, — его ворчание неожиданно сменилось на тихо журчащий шепоток.

Прямо посередине дороги сидела скрюченная девичья фигурка. Это была явно не шлюха и не нищенка. Красивое облачение выдавало обеспеченную горожанку. Спадающие локоны волос не утратили ухоженного лоска и блеска даже под слоем пыли.

— Не могу встать, господин, я растянула лодыжку, — и она посмотрела на него смертельно усталыми тёмно-голубыми очами, мокрыми от слёз. Обеими руками схватилась за правую ногу, заметно распухшую выше щиколотки над туфлей.

— Тебе требуется помощь. Эй, Таур, проснись! У нас тут интереснейшая компания!

Из телеги, укрытой залатанной парусиной, выбрался коренастый человек с заспанными глазами. При взгляде на девушку он разом пробудился.

— Кто ты, девочка?

— Я иду до Шадизара к родственникам, — уклонилась Антара от ответа.

Она явно не желала поведать, как из роскошного великолепия блистающего дворца очутилась в дорожной пыли за пределами городских стен. Минувшая безумная ночь была полна запутанных событий и началась с пожара вверху башни. Даже Дахоману не удалось заставить замолчать истошно вопящую голову Медузы — стража на дверях, и эти нечеловеческие вопли ещё некоторое время терзали всех оказавшихся в замке людей, причиняя им нестерпимо-невыразимые муки, прежде чем молоток расплавился от жара. Чародей, бог знает почему, отчаянно бросился в пламя. А когда его принесли, он едва мог дышать. Лицо и тело обгорели, сожжённые почти дотла.

Шагия пребывала в необычайно мерзком настроении. Праздника уже не возвратить. Антаре пришлось остаться с ней. Она бесконечно долго расчёсывала медные волосы своей госпожи, протирала её виски ароматными мазями и носила ей тяжёлые бокалы красного вина. К утру девушка задремала перед опочивальней хозяйки, когда двери с треском распахнул сам шах, споткнувшийся об неё. Злобно сверкая глазами, он обрушил на свою наложницу множество упрёков, после чего насильно повалил Антару на землю и овладел ею прямо на глазах у Шагии. Едва осознавая, что происходит, она сломалась перед его страстью, подвергшись жёсткому насилию.

Искажённое ненавистью лицо Шагии помогло девушке оправиться от изнасилования. Медлить было нельзя. Чтобы не разбудить отца, она просто схватила плащ и пару золотых и, не попрощавшись, и побежала к ближайшим городским воротам, надеясь найти убежище у двоюродной сестры отца в Шадизаре.

— Сама и пешком? Если ты убежала из дома, то должна быстрее возвратиться. Путешествие по диким местам — небезопасная забава для молоденьких барышень из хороших семей, — нахмурился мужчина на бричке.

— Я не могу возвратиться, поверь мне, господин. Прошу, возьми меня с собой до Шадизара. Я заплачу за поездку.

Настойчивость в её голосе убедила мужчину.

— Ты ранена и нуждаешься в этом. Не надо давать деньги заранее. Если доберёмся удачно, заплатишь по своему усмотрению. И не называй меня господином. Кто когда-нибудь слышал, чтобы комедиантов величали как вельмож и господ? Меня зовут Таурус. Как мне тебя называть?

— Антара.

— Добро пожаловать в кочевую труппу Тауруса, Антара. Кермер, Карагиз, что смотрите? Не видите, что она не может подняться? Помогите ей забраться в повозку, раз я уже выспался.

Два раза повторять не потребовалось. Оба мужчины охотно шагнули вперёд и осторожно помогли девушке привстать, после чего уложили её на тюфяк в повозку под парусину. Спасённая не заметила даже, как из-под растрёпанных светлых волос негодующе блеснули голубые глаза, сузившиеся от обиды, и, извиняюще промямлив что-то, она уснула. Ответом ей была лишь враждебная тишина. Однако и она не длилась долго — вскоре её нарушил стук копыт.

— Путь до Махраабада мы преодолеем до рассвета, — забурчал Таурус про себя. И с опаской оглянулся.

Обвинения в похищении дочери горожанина для путешествующих бродячих комедиантов могло иметь весьма неприятные последствия. Лучше поторапливаться. Таурус выдохнул облегчённо, когда из пыльного вихря, взвившегося из-за поворота дороги, возник лишь одинокий всадник. Тот не выглядел опасным для них, хотя и явно куда-то спешил, нетерпеливо подгоняя каблуками здоровенную рыжую кобылу со сбруей и новым седлом. Однако, когда он разглядел комедиантов перед собой, то притормозил.

Судя по всему, этот молодой человек был благородного происхождения. Одни только жёлтые сапоги из натуральной кожи стоили целое состояние. На коричневом бархатном плаще сверкали золотые блёстки и камушки. Элегантный наряд дополняли расшитая золотом шёлковая рубашка и чёрные кожаные штаны наездника.

— Приветствую вас этим прекрасным утром, — заявил он, едва оказавшись в пределах слышимости. И хотя он и улыбался, его светлые глаза оставались настороженными. Он пристально осмотрел комедиантов, казалось, размышляя, что делать дальше.

— Что тебе, господин? — осторожно спросил Таурус.

— Куда вы держите путь?

Вместо ответа владелец балагана лишь неопределённо махнул рукой в сторону запада.

Молодой человек одобрительно кивнул.

— Похоже, нам по пути. Дорога небезопасна для одного. Не будете возражать, если я к вам на время присоединюсь? Чем больше людей вместе, тем легче защищаться от грабителей.

— Не знаю, достаточно ли мы хорошая компания для вас, господин, — ответил Таурус голосом, в котором явно не хватало энтузиазма.

Всадник на рыжей лошади вместо ответа потянулся к поясу и бросил Таурусу мешочек с серебряными монетами.

— Может быть, у меня появилось немножко времени, чтобы проехаться инкогнито, и потому вы для меня — наилучшая компания на свете.

— Против такого аргумента нельзя протестовать, господин, — Таурус подбросил в руке мешочек с деньгами. Эта сумма сполна покроет прибыль, утраченную в Махраабаде. — Мы рады приветствовать вас в нашем скромном обществе.

— Называйте меня Ардазир, — молодой человек закончил разговор и занял место в конце путешествующих.

— Седло новое, новый плащ, сапоги новые — кто знает, откуда и кто он такой, — проворчал находящийся впереди Хикмет так, чтобы всадник его не услышал. — Сынок вельможи, который натворил что-то у себя дома и теперь бежит от родительского гнева? Или, возможно, наёмный убийца, скрывающийся от преследования закона? Говорю тебе, Таурус, мы не должны позволять ему находиться с нами, пусть бежит в одиночку. Как будто тебе не хватает той беглянки.

— Не каркай, Хикмет. Может он просто захотел покинуть город без надзора родителей и заплатил более чем хорошо. В самом деле, и как я бы смог запретить ему ехать с нами?

Солнце, уже потратившее много времени, чтобы воссиять над горизонтом, начало палить. Тень, укрывающая их передвижение утром, уменьшилась и отступила. Повисли изнуряющий зной и духота.

Хикмет с сожалением махнул рукой и ушёл, не дождавшись ответа, к остальным.

— Советник Дахоман умирает, госпожа. Катается и орёт в бреду. Кричит о каком-то кристаллическом талисмане. И без устали повторяет твоё имя. Наисветлейший шах выехал спозаранку на охоту, даже не сменив одежду, в которой был на пиру. При этом безумно стегал коня, как взбешённый.

Шагия сжала белоснежные зубы аж до боли. Раздражённая и обиженная из-за ревности предыдущей ночи, она хорошо понимала серьёзность ситуации.

— Где эта сучка Антара?

— Как сквозь землю провалилась. Даже Фараз не знает, куда она исчезла. — Бартакус неловко смолк.

— Ну? — подстегнула его наложница, так барабаня костяшками пальцев по крышке инкрустированной шкатулки, что та аж подрагивала. Казалось, что изящная фарфоровая фигурка танцовщицы на её крышке ожила.

— Здесь побывал личный раб шаха. Ара хочет, чтобы вы до этой ночи освободили эти покои. Он повелел подготовить для тебя комфортабельный дом в квартале купцов.

— Меня выселяют? В квартал купцов? — Красотка Шагия плюнула с презрением, достойным женщины благородных кровей. — Неужели тот грубый хам полагает, что я отношусь к торгашам? Что буду чесать языком над кочанами капусты с упитанными купеческими бабищами?

Она сердито отшвырнула шкатулку на землю. Фигурка разбилась, редчайший кхитайский полупрозрачный фарфор разлетелся на тысячи мельчайших молочно-белых черепков. Обида опалила, как клеймо. Но никакого выбора у неё не было, и она хорошо знала об этом.

Капитан стражи в смущении опустил голову, понимая глубину её унижения.

Шагия не хотела сдаваться. Она не привыкла проигрывать и поэтому гордо подняла голову:

— Бартакус, не откажешь мне в помощи?

— Что будет угодно, госпожа.

Наложница не уловила пренебрежения в его голосе. Впервые в жизни она внимательно посмотрела в глаза человека, который стоял перед ней, и увидела в них глубокую преданность и, возможно, нечто большее.

— Вижу, что тебе можно верить. Ты меня не предашь.

— Никогда, моя госпожа. — Бартакус ударил сжатым кулаком себя в грудь, а его глаза запылали фанатичным огнём.

— Тот киммериец, Конан, должен был принести мне хрустальную шкатулку из башни Дахомана. — Она неловко замолчала. — Хм… советник всё равно хотел мне её просто подарить. И я не знала, что такое случится. Понятия не имею, что произошло в башне. Может, ему не удалось раздобыть шкатулку, а может он специально организовал поджог. Скорее всего, он решил оставить драгоценность при себе, и теперь уже где-то на пути из города… Я дам тебе рекомендательные письма к моим приятелям в Аренджун и Шадизар. Они помогут тебе, когда потребуется. Если варвар ещё жив, найди его. Как только найдёшь — убей, а ту шкатулку принеси мне. И помни — ни при каких обстоятельствах не вздумай её открывать!

Бартакус опустился перед ней на колени:

— Ты получишь её. Скорее я умру, чем подведу!

Было очевидно — он счастлив, что мог стать хоть чем-то полезен своей повелительнице. И у него не возникло никаких сомнений или вопросов относительного услышанного. А в придачу ещё и выпала возможность убить наглого дикаря! Это само по себе являлось достаточной наградой.

— Иди и вернись живым, — Шагия погладила его по щеке.

Это был жест ледяной страсти. Взор её очей обжигал, словно хлыст.

Полдень тихо катился к предвечерью. Пересечённая возвышенность с лиственными лесами постепенно перешла в засушливые каменистые степи. Развесистые дубы и ясени сменились корявыми грабами с серебристой корой и карликовым можжевельником. Изнурённые зноем комедианты прошли мимо подножья горы и глади соляных озёр, чьи берега очерчивала ряд блестящих белых кристаллов.

Зурн, Карагиз и Хикмет возглавляли небольшую процессию. Шли они в основном молча, лишь изредка обмениваясь репликами. Было видно, что передвигающийся таким способом старик изрядно утомлён, но продолжает упорно шлёпать дальше. Отдохнувшая Антара села в бричке сзади. Возле неё шёл Кермар. От его бормотания и огорчений не осталось ни следа. Он на ходу играл на мандолине, свисающей с его плеча, травил пошлые анекдоты и шутки, заискивал, сулил девушке небольшие подарки. Ардазир, который тщетно пытался завязать разговор с Таурусом, наконец привязал лошадь к повозке и подсел сбоку, пристраиваясь к Каринне. Оживлённый разговор, перемежаемый вспышками хрипловатого смеха и глуповатого ребячьего хихикания, показывал, что оба весело развлекаются. Владелец балагана замыкал процессию, и его запавшие глаза время от времени на миг задумчиво останавливались на Антаре.

Внезапно голубое небо над их головами затянуло серо-стальными тучами. Хотя солнце ещё стояло высоко над горизонтом, день потемнел задолго до ночной мглы. Казалось, что своевольный повелитель разом задул освещающую мир лампаду. Удушливая тяжёлая духота накрыла их как мокрое покрывало.

— Необходимо скорее найти укрытие от дождя, — заявил Хикмет.

Как нарочно, ничего подходящего не было видно. Неглубокую долину, через которую они проезжали, справа окаймляло каменистое дно высохшего потока, а за ним, насколько хватало взора, лежали непроходимые поля валунов. Слева вздымались до трех саженей ввысь выветренные скалы без единого навеса. Не было иного выбора, кроме как идти дальше.

Прямо им в лица со свистом ударил порыв шквалистого ветра, принёсший и первые маленькие капельки дождя. Резко похолодало.

Кобыла Ардазира начала пугливо брыкаться. Юноша вынужденно взял её на короткие поводья. Хикмет присел в крытую бричку к обеим женщинам и взял поводья обеспокоенного гнедого. Остальные люди инстинктивно столпились, обступив бричку. В парусину ударили первые тяжёлые капли.

Они проехали лишь с десяток саженей, когда внезапный порыв ветра едва не опрокинул укрытую тележку. Четверо мужчин приложили усилия, чтобы удержать её на дороге.

Зурн подскочил к гнедому и набросил свой плащ ему на голову. Зверь трясся, дрожа всем телом, но стоял на месте. Кобыла усиливала сумятицу тем, что взбрыкивала сзади. Ардазир буквально повис на вожжах, чтобы она не вырвалась. А потом всех залило непрерывным потоком воды, настолько плотным, что и люди, стоящие возле раскачивающейся брички, и её парусиновое покрытие мгновенно промокли.

Небо пересекли ослепительно блестящие вспышки молнии. Раскаты грома эхом отразились в скалах, как будто пронеслась, грохоча кованными железными колёсами, колесница Митры — в последний судный день за грехи всего человечества. По пересохшему руслу потекли, набирая силу и сливаясь в журчащий поток, струйки воды.

Пришлось передвинуть бричку поближе к скалам. Коней завели с подветренной стороны. Зурн и Ардазир остались с ними, остальные спрятались под промокшую капающую холстину. Казалось, что этот хаос — испытание, ниспосланное богами — продлится бесконечно долго. Но спустя какое-то время проливной дождь, сквозь пелену которого не было видно и на два шага, внезапно перешёл в пронзающий, холодный ливень.

Рыжая кобыла внезапно заинтересованно фыркнула. Откуда-то спереди в ответ раздалось приглушенное радостное ржание. Ардазир и Зурн переглянулись. Слов не требовалось. Конь, который ранее был взволнован из-за непогоды, успокоился и уверенно пошёл на звук. Через пару шагов в скалах показалась широкая расщелина не менее двух сажен в ширину. Ржание доносилось прямо из неё. А с ним — запах горящего огня и жаркого.

Ардазир непроизвольно и неосознанно облизал губы. Они осторожно вступили в скалистую расщелину с многочисленными извилистыми поворотами. Прошли около пятидесяти шагов, когда тропка внезапно оборвалась, завершившись маленькой площадкой, большую часть которой укрывал как навесом огромный выступ. Почти на расстоянии вытянутой руки от них светился в полумраке небольшой огонёк, освещающий благородного тёмного чалого. Это был красивый жеребец с огромной выгнутой грудью, длинными стройными ногами и короткой тёмно-серой шерстью с подпалинами в виде серебряных звёздочек. Изящная маленькая голова с роскошной густой тёмной гривой повернулась к вошедшим и беспокойно фыркнула, вслед за чем конь застучал копытами, высекая из скалы искры.

Только теперь все заметили и его владельца. У огня сидела одинокая девушка, почти дитя, и поворачивала вертел, на котором был наколот соблазнительно пахнущий кролик. Девица куталась в потрёпанный плащ, который резко контрастировал с внушительным благородным зверем. Чёрные волосы ровными прядями спадали на плечи, глубокие тёмные глаза неподвижно смотрели прямо перед собой.

— Простите, сударыня, что нарушаю ваше уединение, — доброжелательный голос Зурна внушал доверие. Он с интересом смотрел на девушку, словно пытаясь разгадать тайну ее присутствия в такой пустоши.

— Кто вы? — поинтересовалась она, даже не глянув на вошедших.

— Просто странствующие актеры. Проливные дожди застали нас в пути. Дозволишь обогреться у твоего огня? — Зурн немножко двинулся вперёд.

Ответа не последовало.

— Мерзавец! Так мы опять встретились! Я так и думал, что найду тебя по следу!

Из мрака выскользнула какая-то тень, и Ардазира, который только что вступил в круг света от костра, тут же схватил за горло человек, ранее прятавшийся у подножия скалы. Воришка едва успел пискнуть, прежде чем давящий захват, уже знакомый ему, стиснул его глотку, почти перекрыв дыхание.

— Господин, мой бесценный господин, пощади меня! Ради белоснежной красы всемилостивейшей Деркето, я просто не имел иного выбора! — Ардазир хватал ртом воздух, как рыба на суше.

— Обожди! Пожалуй, ты не прав по отношению к нему, — попытался вмешаться Зурн.

— Он хотел меня убить! — проворчал Конан и сильнее надавил на горло воришки.

Молодой человек посинел, его глаза вылезли из орбит. Прерывистое дыхание перешло в отчаянный хрип.

— Конан, прошу, нет! Не убивай его! Он же был добр со мной! — умоляющий голосок Митанни застал удивлённого киммерийца врасплох.

Варвар ослабил зажим, но глотку юноши не выпустил.

— Я не хотел тебя убивать, — засипел Ардазир. — Если бы захотел, ещё тогда мог бы сбросить тебя с башни головой вниз. А так — просто оглушил, чтоб не путался на моём пути. Собственно, этим я на самом деле я спас твою жизнь.

— Если бы меня схватила дворцовая стража, то моя жизнь предназначалась бы только для забав палача шаха, — проворчал Конан, всё же отпуская его.

— Если я не ошибаюсь, то я видел вчера твоего чалого на рынке. Тот коротышка, кофийский жмот Динак, вероятно, будет достаточно раздражён, когда обнаружит, что из-за ограды исчез его лучший жеребец. Ты — разбойник, я — тоже. А на башне я был первым. — К вору понемногу возвращалась решимость. Он осторожно ощупал саднящее болью горло, но даже не рискнул попытаться сбежать. — Кроме того, у тебя теперь нет причин бежать из города. Того, что ты искал, никто не хватился. Все думают, что случайный пожар в башне уничтожил всё, что было внутри. Если хочешь, я компенсирую ущерб. Успокойся. — Он быстро потянулся к поясу и достал мешочек звенящих золотых динаров.

— Сдаётся мне, что лучше сломать тебе шею сразу, не откладывая на потом! — проворчал Конан придушенному, но гнев в его голосе понемногу исчезал.

— В конце концов, Шагия тебя подвела и обманула, ты ничем ей не обязан! А Шадизар ещё больше и богаче, чем Махраабад — и зачем тогда возвращаться?

Умелым движением Конан прикинул вес мешочка, полученного от Ардазира, и сунул его себе за пояс.

— Так лучше. Но будь осторожен. Я не спущу с тебя глаз. Лишь только небольшая уловка — и послужишь пищей воронам.

— Господин, я знаю, что у тебя нет повода и причин быть добрым по отношению к нам, — смущённо обратился Зурн к Конану в наступившей неловкой тишине. — Но буря застала нас на дороге, и мы до костей промокли. С нами две женщины. Можем ли мы воспользоваться твоим гостеприимством и присесть к огню?

— Сколько мужчин?

— Четверо.

— Так приводи их, — неохотно кивнул киммериец. Хотя он и хотел изгнать комедиантов под дождь, но вдруг вспомнил о Митанни, которая сегодня села на коня в первый раз в жизни и которую он снял с седла чуть ли не полумёртвой. Для неё же будет лучше, если она заберётся в телегу. По крайней мере, тогда она не будет сидеть у него на шее. Он проводит её и комедиантов до Шадизара и распрощается с ними.

Ардазир воспользовался мгновениями затишья и бочком придвинулся к Митанни.

— Спасибо, малышка. Ты уже второй раз мне помогла. Я твой должник, — произнёс он тихо, но тепло. — Перед тем, в бане, этот твой дикарь почти наткнулся на меня. И лишь в последний миг мне удалось протиснуться в проход, — добавил он искренне, торопливо, как бы стыдясь своих слов благодарности.

Дождь постепенно утихал. В воздухе запахло свежестью. По ложу ручья с гулким рёвом нёсся неистовый поток воды. Разрывая немногочисленные облака, на мгновение показалось и заходящее солнце, озарило кровавым цветом вершины скал, нависших над головами, после чего окончательно скрылось.

В сухости под навесом потрескивал огонь и приятно потеплело. Шесть мужчин и три женщины, съёжившиеся и сгрудившиеся вокруг него, понемногу впадали в дремоту, измождённые и обессиленные. Только Конан глядел в горящие угольки, размышляя о будущем, и в их зареве видел своё грядущее, полное кровавых сражений и побед, богатой добычи и красивых девушек с шелковистой кожей и ярко-красными устами.

Человек выжидающе стоял напротив Конана. Его массивный меч отражал ослепительные вспышки солнца. Шлем закрывал лицо, но решимость убивать и выживать сквозила из каждого его движения. Конан испытывал такое неоднократно, но теперь он почувствовал страх. Ужас, парализующий страх пред смертью. Но было тут и кое-что ещё. Какая-то жалость, опасение перед убийством того, другого.

Противник двигался по кругу, ступая бесшумно, словно хищная кошка. Нервы Конана натянулись, как струны. Противник не нападал, держась на расстоянии досягаемости клинка. И Конан снова содрогнулся. За все это время, может быть за минуту или больше, его соперник не допустил ни одной ошибки, а движения его были очень грациозны. Киммериец, словно боровшийся с отражением в зеркале, почувствовал восхищение противником. Будет жалко убивать этого человека. Если это вообще возможно.

Оба напали друг на друга внезапно и стремительно, словно кобры. Последовал смерч убийственных ударов. Конан и его противник поочерёдно обменивались ударами, проверяя защиту друг друга с такой скоростью, что обычным смертным вряд ли удалось бы вообще хоть что-то рассмотреть.

Воины молча отскочили друг от друга. Неестественную тишину нарушало только их учащённое дыхание. По груди обоих мужчин стекал пот — единственный признак физической нагрузки и одновременно огромной сосредоточенности.

Время потеряло свой смысл. Во всём мире остались только они двое.

«Теперь это действительно Жизнь», — пронеслось в голове у Конана.

Он перепробовал почти все фехтовальные трюки и уловки, которым за всё время разнообразной, хотя и короткой жизни научился. Соперник отражал их один за другим, копируя абсолютно во всём. Сам он атаковал Конана хаотично, делая совершенно непредсказуемые выпады, но без малейшей утраты устойчивости и равновесия. Он словно поддразнивал киммерийца, и этим выводил его из себя. Теперь же противник отразил удар, нанесённый ему слева, и варвар получил тягучий укол кинжалом в живот.

Конан ощутил обжигающую боль. Словно во сне он смотрел, как из открывшейся раны в его собственном теле хлещет кровь. В рассечённой брюшной полости виднелись глянцевые внутренности.

«Это конец», — подумал он.

— Ты победил, — прохрипел варвар, с головы которого сполз шлем. — Это был хороший бой.

В тот миг противник киммерийца в первый раз предстал его удивлённому взору, пренебрегая защитой. Из последних оставшихся сил варвар тихо, словно волк, набросился на него с жаждой отомстить за своё смертельное ранение. Остриё его меча разорвало сонную артерию человека чуть ниже края шлема. Из горла хрипящего соперника брызнул поток яркой крови. Оба сражающихся рухнули одновременно.

— Это был хороший бой, — снова просипел Конан, но на этот раз удовлетворённо. Схватив мертвеца за ноги, он подтянул его к себе, снял с него шлем — для того, чтобы поглядеть в лицо своего противника прежде, чем предстать пред Кромом — и замер от ужаса.

В ясное небо взирали незрячие голубые глаза. На испещрённом шрамами лице воина, посеревшем от утраты крови, застыло выражение неверящего удивления. Точно такое же выражение лица было теперь и у умирающего Конана. Тело противника понемногу холодело, песок багровел, пропитываясь кровью погибшего, которая вытекала из него вместе с жизнью, словно из разорванных рыбацких сетей.

То лицо… было его лицом!

«Кром!» — яростно рванулся киммериец и чуть не свалился в выгорающие угольки.

— Не требуй твоего неотёсанного северного деспота. Приди ко мне, ты, Конан из Киммерии, уже сейчас взмокший от ужаса. А когда узнаешь, что не сможешь отличать реальность от сна… — В полусне он услышал злобный женский смех, подобный звону колокольчиков из льда, и полностью проснулся.

Комедианты, раскинувшись вдоль всего костра, крепко спали. Таурус героически храпел. Не отставала и Каринна. Их ночной дуэт был почти так же голосист и громок, как и пение на рынке.

— Приснился плохой сон? У меня иногда бывает такое, — произнесла Митанни за спиной варвара, взирая незрячими глазами куда-то через плечо Конана.

Вместо ответа варвар фыркнул и сердито потряс головой, отгоняя кошмарные видения. Потом ощутил робкое прикосновение мягкой ладони, холодящей, как роса ранним утром. Удивительно сильные пальцы стали нежно массировать раскалённые виски. Под их уверенными прикосновениями последние остатки наваждения исчезли, словно утренний туман под солнцем.