Конан и слепая богиня

Глава 15

До захода солнца они натащили столько дров и веток, что хватило бы на половину зимы. Весенние ночи в горах холодны, и странники хорошо помнили слова целительницы. Ложе для Митанни и Зурна они выстлали листьями и мхом и устроили тех у огня, обложив гранитными валунами из близлежащего ручья. В пламени запекались четыре пухлые курицы, обваленные в глине — непроизвольный привет из разбойничьей деревеньки. А когда станет ещё прохладнее, нагретые камни они обернут тряпками и их тепло будет долго греть раненых.

Через какое-то время от курицы остались только тщательно обглоданные кости. Бочонок вина на удивление остался почти не тронутым. Позже они заварили два бокала вина с шалфеем. Митанни глотнула несколько раз, но потом сказала, что чувствует себя великолепно, и от остального отказалась. Зурн же расправился не только с предназначенной ему долей, но и с остатком, недопитым Митанни, и теперь тихо дремал. Остальные уселись вокруг костра и договаривались о порядке ночных дежурств.

Конан, помня о предупреждении Кинны, был полон решимости дежурить целую ночь. Однако, чтобы прекратить рассуждения, он сам взял первую вахту. Его должен был сменить Кермар, после которого наступила бы очередь Карагиза, а позже — Тауруса. Хикмет решил присоединиться Карагизу, Карина — к Таурусу. День выдался не лёгким, и поэтому все уснули достаточно быстро. Тишину ночи изредка нарушали случайные всхрапывания.

Киммериец подбросил веток в огонь и уже собирался отправиться в обход лагеря, чтобы разогнать давящую на веки усталость, когда к его ногам тихо прильнула Митанни.

— Нечто приближается. Что-то злое. Я боюсь. — В её незрячих глазах, устремлённых куда-то за киммерийца, мелькали отблески пламени.

— Я же здесь, девочка. Тебе нечего бояться, — погладил её Конан.

Она потёрлась лицом о его руку, как если бы это сделала кошка, ищущая продолжения ласки. Это определенно было не детским жестом, и Конан беспокойно заёрзал. На краткий миг девочка, опирающаяся о его голени, показалась ему достаточно взрослой.

— Шла бы ты лучше отдохнуть, — произнёс он неуверенно.

— Я знаю, что ты полностью измотан и утомлён. Думаю, тебе бы помог массаж, — негромко возразила она.

Варвар ощущал незначительные ушибы бёдер и плеч, но, конечно, не было ничего, на что стоило бы обращать внимание. Однако мысль о том, как изящные ручки разминают его мускулы, оказалась чрезвычайно привлекательной, и он заколебался. Когда время для возражений истекло, Митанни протянула к нему руку. Нехотя, всё ещё сомневаясь, Конан подхватил её и положил себе на грудь. Потом позволил ей расстегнуть пряжки на его рубахе и стянуть её через голову, а также ослабить тесёмки штанов и пояс на талии. К большому облегчению Конана, а также одновременно и к небольшому разочарованию, Митанни только немного отогнула материю на бедрах.

— Ложись на живот, — повелела девушка.

И было совершенно очевидно — она делает такое не впервые.

Митанни опустилась на колени возле варвара. Поместив обе руки на его крестец, она уверенно заскользила своими изящными ладонями вдоль позвоночника вверх. Маленькие мягкие руки оказались на удивление сильными и от бёдер понемногу продвигались к лопаткам. Киммериец, не привыкший к изнеженности и наслаждениям цивилизации, с удовольствием ощущал её прикосновения, которые сейчас уже перешли на плечи. Тонкие пальцы, казалось, ласкали каждую мышцу. В позвоночнике возникло приятное оцепенение, а между расслабленными бёдрами образовался проём, в котором, вероятно, могло укрыться целое кроличье семейство. Потом его шеи коснулось ласковое девичье дыхание, и Конан ощутил, как Митанни возлегла на него всем своим телом. Давление медленно перемещалось от бёдер к плечам. И обратно.

«Кром!» — выдохнул резко киммериец, и тепло затопило его от пальцев ног до темени.

— Подобное раньше нравилось мне больше всего, — прозвучал шёпот возле уха.

Киммериец понимал, что она имела в виду клиентов Абулетеса, посетителей бань. И, конечно, поверил ей. Но, в отличие от них, он был настоящим мужчиной. Такого долго не выдержать. Ещё немножечко, и…

Внезапно он перевернулся на спину, схватил Митанни за запястье и стиснул сильнее, чем намеревался.

Девушка тихо всплакнула.

— Этого достаточно. Ты, наверное, устала. Иди спать. — Голос киммерийца стал грубым и хриплым.

— Я останусь, — возразила она тихо, но настойчиво, и прильнула к его груди.

Оба умолкли. Их лица находились так близко друг друга, что один вдыхал дыхание другого. Дыхание становилось всё более и более учащённое. Неровное прерывистое дыхание…

— Смена караула, — очи Антары вспыхнули тёмно-синим. Не было никаких сомнений, что от злости.

Митанни зарыдала, как будто её хлестнула плеть рабовладельца, и свернулась в клубок, разом превратившись в маленькую беззащитную девочку, внезапно пойманную родителями за какой-то шалостью.

Киммериец с непроницаемым выражением лица встал, взял её на руки, нежно придерживая за локотки, как маленькое дитя, и аккуратно уложил на устроенные лежанки. Не говоря ни слова, он откатил камни от огня, завернул их в тряпки и уложил их возле обоих раненых. Потом виновато погладил Митанни по челу и вернулся к огню. Антара не удостоила его ни единым взглядом. Она согревала руки, вытянув их к пламени, как будто от этого зависела её жизнь.

— Пришло время сменить стражей. — Его голос не оставлял иного выбора.

Антара медленно повернулась к нему. Её тело настолько одеревенело, что она ощущала покалывание аж в кончиках пальцев. Конан молча подошёл к ней, перебросил её через плечо и уверенно зашагал во тьму.

Кермар наполовину дремал. Ожидание своей очереди патрулирования не позволило ему поглубже погрузиться в сон. Чувство долга пробудило его поздно ночью. Огонь потух, кроме парочки раскалённых угольков. Никого вблизи видно не было, лишь Митанни тихо всхлипывала на своей лежанке.

— Где Конан? И почему ты плачешь, малышка?

От взрыва горького плача, громкого и неожиданного, Кермар совершенно растерялся. Затем он заметил, что Антара исчезла, и яростно ругнулся. Он даже не осознал, как в его кулаке оказался кинжал. Но именно это спасло ему жизнь.

Прямо перед ним вдруг выросла тёмная тень. Лезвие кинжала мелькнуло красным, отражая отблеск угасающего пламени. Оружие Кермара описало низкий полукруг и вонзилось в нечто жёсткое и упругое. Хрустнули кости. Ночь разорвал страшный рёв, к которому внезапно присоединились другие голоса.

Из кустарника, окаймляющего подножие скалы, появился Конан с окровавленным кинжалом в руке и Антарой позади. Когда он увидел мертвеца у ног Кермара, то одобрительно кивнул.

— Хо! Они вернулись из деревни. Двоих мы прикончили. Ещё трое или четверо до сих пор бродят где-то неподалёку.

Однако казалось, что Кермар его слова не воспринимал. На грабителя, который пытался его убить, он даже не взглянул. Кровожадным взором он окидывал обоих подошедших с выражением безграничной ярости на лице, держа сжатое оружие наготове.

Внезапно киммериец понял и понемногу выпрямился. Сжимая кинжал, он остановился перед Кермаром и холодно произнёс:

— Не делай этого. Я не хочу убивать тебя, но если ты не оставишь мне иной возможности… — Не было никаких сомнений в том, что это было сказано серьёзно. Равно как и в том, как этот бой закончился бы.

С земли поднимались наполовину проснувшиеся комедианты, непонимающе таращась на них.

— Берегитесь, за вами! — крик Антары раздался как раз вовремя.

Воры решили воспользоваться мгновениями замешательства и прикончить побольше своих врагов, которые из-за невнимательности сами попали им в руки.

Это был неравный бой. Оба соперника, вынужденные сражаться бок о бок, обратили свой гнев против грабителей. Двое из них пали почти мгновенно: один — с плечами, рассечёнными надвое ударом Кермара, другой — с кинжалом варвара в глазу. Оставшиеся двое дрогнули. Прежде чем они успели решить, следует ли рисковать жизнью или лучше сбежать, месяц закрыла тёмная тень.

Все разом замерли, глубоко поражённые, взволнованные и устрашённые одновременно. Ощущения безнадёжного угрожающего ужаса и безграничного восхищения заставили их нутро задрожать от возбуждения. Они опьянили экстазом мозг и заставили сердца замереть от страха. Комедианты и разбойники повалились наземь, катаясь, плача и воя от переизбытка эмоций. Антара упала в обморок. Конан споткнулся и выронил кинжал.

Тварь, которая молча возникла между ними, была столь же восхитительна, как и ужасающе страшна. У неё были величественные полупрозрачные крылья, смертоносные когти и клыки, глаза хищника, сверкающие в темноте, как два фиолетовых аметиста. Всё тело твари покрывали мерцающие серебристые чешуйки, а на её могучей груди блестел куб с расплывчатым тёмным силуэтом внутри.

В ночи раздался властный голос, бархатисто-мягкий, как крылья ночных кошмаров, волнующе-тревожный, как труба судного дня, жуткий, как пекло, неумолимо-безостановочный, как сама смерть:

— Иди!

Митанни, бледная, как мраморная статуя, всё ещё со следами слёз на лице, встала и медленно направилась навстречу призыву.

— Нет!

Воля киммерийца воспротивилась приказам чужеродного разума. Подняв с земли кинжал Кермара, он выставил его перед собой и, шатаясь, как будто нёс на плечах весь небесный свод, направился навстречу твари.

Митанни оцепенела, замерла на полушаге.

Узкие бескровные губы твари оскалились в зловещей ухмылке, обнажающей ослепительно белые клыки. Она лениво повернула голову и уставилась прямо в глаза варвара.

— Ну же!

Девчушка вновь шагнула, а Конан почувствовал, как против своей воли опускает меч рукоятью к земле и как направляет его остриё к сердцу, понемногу наваливаясь на него всем своим весом. Где-то в глубине его разума раздался злобный насмешливый голос:

— Ты не сумеешь защитить её! Не удастся!

Ярость дикаря пробудилась как раз вовремя — когда из пореза по его груди начала стекать тонкая струйка крови. Он забыл про ужас, про отчаяние, про весь окружающий мир. Он ощущал только горячую ненависть, которая как яд, бурля, текла по его венам. Оторвав меч от своей груди, он саданул им по чудовищу. Клинок скользнул по прочным чешуйкам с громким скрежетом. Тварь только насмешливо зарычала, не намереваясь отступать. Варвар рассвирепел и размахнулся вновь, на этот раз целясь в шею. Тварь поймала кинжал голой ладонью, словно та была сделана из дерева, вырвала его у себя из руки и отбросила далеко за спину. Потом в грудь твари внезапно впилась яркая вспышка оранжевого цвета. Она окутала тело, и на миг из тьмы проступили контуры тёмного силуэта — мужской фигуры с непропорционально широкими плечами и перепончатыми крыльями. Тварь взвыла от неожиданности и обратила своё внимание на нового врага.

За киммерийцем стояло трое человек: целительница Кинна и по её бокам двое мужчин — один зрелого возраста и поразительно похожий на неё, другой помоложе, с рыжей бородой. Женщина держала на ладони хрустальный шар и сквозь него смотрела на тварь. Из шара непрерывным потоком хлестал оранжевый свет, заливая монстра и стекая по нему, как вода со стекла. Озаряя каждый изгиб его призрачного тела и клубясь жёлто-серым дымом, этот свет просачивался в землю под его ногами. Казалось, что тварь обездвижена, но при этом серьёзно не пострадала. Зато рука Кинны опускалась к земле под тяжестью шара, хотя оба мужчины её поддерживали. Губы чародейки плотно сжались, а на челе понемногу начали выступать крупинки пота.

О Конане в колдовском поединке подзабыли. А тот шаг за шагом осторожно отступал, пока не нащупал под ногами выроненный перед этим кинжал. Нагнувшись, он подкинул его в руке, нацелил на шею твари и, без взмаха, метнул оружие прямо с руки. Звеня, кинжал скользнул по свету, который окутывал удивительное создание, и вонзился в землю.

Но в руке Конана уже оказался его нож.

Однако прежде чем он успел бросить его, рядом с ним материализовался другой человек. Он был старым и морщинистым, с горделивой осанкой и острым, как бритва, взглядом, но внушал уважение и ясно давал понять, что он не просто беспомощный старичок, который пришёл к огню.

— Остынь! У него мощная защита. Я сумею её преодолеть, но только сконцентрировавшись и приложив все силы, и то — на время. Большего я сделать не смогу. Ты должен метнуть кинжал, когда защитный барьер исчезнет, в противном случае мы все обречены. Приготовься. — И старец поднял правую руку со сжатым кулаком над плечом и направил её в сторону ног твари. В тот миг, когда движение руки остановилось, он раскрыл ладонь с прижатыми друг к другу пальцами и оттопыренным под прямым углом большим пальцем.

— Кассаби Махиртум! — воскликнул он звонким чётким голосом.

С ладони хлынул ослепительной тонкой струйкой холодный синий свет, который, как змея, подполз к ногам твари и вдруг объял её, завернул с головы до пят. Оранжевый и синий свет смешались и взорвались в шквале искр.

Клинок уверенно очертил полукруг, но монстр быстро отскочил. И вместо того, чтобы поразить шею, нож застрял где-то под лопаткой.

От вопля, который издало существо, воздух завибрировал. И вдруг, оттолкнувшись от земли, он взлетел и как стрела промчался над их головами.

— Ещё увидимся! — загрохотало в скалах над ними, и на головы им обрушилась лавина камней.

Камнепад безвредно скользнул над ярко-синим сверкающим навесом над ними, небрежно созданным стариком.

А потом наступила тишина.

— Приветствую, какая неожиданная встреча! — прервал затянувшееся молчание свистящий голос. — Очень рад с тобой познакомиться, Конан из Киммерии.

Варвар в ответ свирепо зарычал. Колдунов он не любил, их присутствие обычно означало неприятности и проблемы. По его неколебимому убеждению, мир без магов был бы много лучшим местом для жизни. А теперь их собралось здесь предостаточно для того, чтобы проблемы стали действительно серьезными.

— Друзья, — кивнул старец, явно не озабоченный очевидной неприязнью, дружелюбно обращаясь к троице во главе с Кинной.

— Мы рады видеть вас, Первый. И благодарим. Ваше вмешательство пришло как раз вовремя. — В голосе женщины было что угодно, но только не восторг.

Старец окинул приятельским взором изумлённых комедиантов, слегка коснулся Митанни и остановился на Таурусе:

— Приветствую вас, мастера слова и иллюзии!

Таурус слегка кивнул головой в ответ.

Затем взор чародея упал на грабителей, которые до сих пор корчились на земле — там, где они и упали — и более ни на что не претендовали. Их жажда мести исчезла под давлением последних событий, как истаивают остатки снега на полуденном весеннем солнце. Они помчались прочь так, что лишь столбцы пыли поднимались вслед и позади них. Было ясно, что они уже не вернутся.

— Светает. Глоток горячего кофе нас всех, несомненно, взбодрит и пойдёт на пользу.

Его спокойные слова несколько разрядили напряженную атмосферу. Каринна старательно разожгла костёр, и все расселись вокруг него. Вскоре в воздухе запахло свежезаваренным кофе.

— Ну… — Старик откашлялся, и те, кто до сих пор говорил шёпотом, умолкли. — Как я уже говорил, я очень рад, что повстречал тебя, Конан. Такое впечатление, что сами боги предопределили тебя исполнить задачи, которые принесут благополучие нашей земле. И кажется, что твоя миссия подошла к концу.

Киммериец вопросительно посмотрел на сморщенное лицо мрачным взором.

— Всю дорогу от Махраабада ты носишь с собой то, что принадлежит этой земле. Это мощный драгоценный камень, который создал один из наших древних магов для королевы Армиды.

— Шкатулка Армиды! — внезапно всё поняв, выдохнула Антара.

— Правильно, — окинул её старец удивлённым взглядом. — Шкатулка Армиды. Тебе эта драгоценность ни к чему, она для тебя всё равно бесполезна. — Он снова обратился к варвару. — С ней может совладать только очень опытный чародей. Отдай нам шкатулку, а мы исполним любое твоё желание, которое будет в наших силах. Мы обладаем могучими силами, как ты мог видеть.

Конан задумался, застигнутый врасплох. Откровенно говоря, так случилось, что в последние несколько дней он просто забыл о шкатулке, которая таким странным образом повлияла на жизнь нескольких людей вокруг него. И тот чародей прав — не стоит она этого ни капельки! Магические предметы были для Конана также противны, как и сами чародеи — те жили своей собственной жизнью и, как правило, от них бывали только большие проблемы. Просто он хотел продать шкатулку первому, кто предложит за неё разумную цену, как только они достигнут цивилизованных мест. И если за ней пришли сами чернокнижники — тем лучше. Значит, для них она действительно имеет большое значение и в ходе переговоров цена всё ещё может увеличиться! Несмотря на отсутствие опыта в торговле, ощущения от предложения чародея были не очень хорошие. Словно его предупреждал тот инстинкт, на который он всегда мог рассчитывать.

— Смертный человек не сможет овладеть большей силой, нежели ему предопределят боги, — тихо произнесла Антара. — Так говорил мой папочка, — смущённо пояснила она, когда увидела, что взоры всех присутствующих обратились к ней.

Морщинистое лицо старого колдуна оставалось спокойным, но его глаза при этих словах дико сверкнули. Он сделал выбор и принял решение.

— А если я не отдам ту шкатулку? Заберёте её силой? Или чарами? — воинственно спросил Конан.

— Конечно, нет, — ответил Первый, голос которого снова звучал тихо и терпеливо. — Сокровище ваше, и я — все мы — это в полной мере уважаем. Конечно, мы увидимся ещё раз в ближайшее время, и, возможно, я смогу предоставить тебе кое-какую информацию, которая тебя убедит. А до этого, прошу, подумай.

Чародеи поднялись как по команде. Кинна ещё раз кивнула Конану в знак приветствия, а затем все четверо растаяли в ясном утреннем воздухе.

Рассвет четвёртого дня весенних торгов, дня Анахит, был мрачен. После нескольких недель необычного тепла жителей Кармайры встретило небо, покрытое тёмными тучами, и холодный ветер. А предыдущие три несчастных дня им тоже особой радости и восторга не доставили. Процессия, которая отправилась в паломничество к святыне, в храм Аннах Тепе, на этот раз была очень скромной. Перед ступеньками зиккурата собралось лишь несколько десятков молчаливых озябших горожан. Среди них были Раффи, Бек, а также Сардур и его жена Сарийя с заметно округлившимся животом. Они стояли в окружении других горожан и тоже иногда бросали любопытные взгляды на трёх чужаков-незнакомцев.

Женщина с серьёзным благородным лицом была им знакома.

— Мегрельская волшебница, — зашелестел чей-то шёпот за спиной столяра.

Один из мужчин, сопровождавших целительницу, был поразительно похож на неё, и столяр-краснодеревщик вспомнил, что у чародейки из Мегрелы есть брат-близнец. Второго, беспокойного молодого человека с рыжей бородой, он не знал.

Верховный жрец, именуемый среди магов Радужного квадрата «Первым», не заставил себя долго ждать. Сморщенный, но держащийся прямо, он появился в тёмном входе скинии, едва стену преодолели первые проблески зари. Лицо старца было строгим, как и очертания здания, возвышающегося за ним. Измождённая сухощавая фигура почти сливалась с укрывающей её рясой из грубого серого полотна; лысую голову укрывал капюшон. Старик не носил никаких украшений. Единственным украшением был его величественный плащ из тонко выделанной дублёной кожи чёрной пантеры, напоминание о лучших временах, когда богиня была почитаема паломниками гостеприимного города. Благословляющим жестом Верховный жрец поднял над головами людей усыпанный изумрудами жезл, на вершине которого сиял глаз без белка и зрачка, символизировавший незрячее око Анахит. Сквозь завесу тёмных облаков вдруг прорвался сноп солнечных лучей, заставивший драгоценные камни вспыхнуть ярко-зелёным светом. Толпа зашумела. Но потом отверстие в мрачных небесах исчезло, и свет погас.

— Анахит всеведущая! Анахит всемогущая! Анахит всемилостивейшая! Та, что пожертвовала обоими глазами, чтобы своим внутренним взором видеть всё так ясно! Тебе поклоняемся, тебя призываем, тебе вверяем наши судьбы. Благослови нас, услышь нас, веди нас до конца наших дней! Явись!

— Идём! — И процессия во главе с Верховным жрецом направилась к потайным вратам в горы. Едва они начали подниматься по холмам за городом, как сумрачные небеса ещё больше потемнели, а в облаках над горными вершинами сверкнула первая вспышка. Капризная богиня сегодня была не в лучшем настроении.

Ближе к полудню нелёгкий подъём близился к завершению. Небо очистилось, а солнце стало нещадно палить, как в пору сбора урожая. Царила невыносимая духота. Толпа усталых людей отдыхала в тени высоких чёрных сосен, которые устремлялись в небо, словно храмовые колонны. Между этими горными великанами люди выглядели, словно муравьи, и таковыми себя и ощущали. Вдали под ними лежало сверкающая гладь озера Венна, подобная блестящему зеркалу, которое блуждающий гигант забросил куда-то в глубь страны, да и позабыл о нём. Ледники на склонах хребтов искрились, играя нетронутой белизной. Первый обеспокоенно посмотрел вдоль тропы.

— Продолжим, — заявила беременная Сарийя, с трудом поднимаясь.

— Говорил же тебе, чтобы осталась дома! — озабоченно произнёс Сардур, бережно помогая ей подняться на ноги.

— Я сама хочу помолиться. И даже за самого маленького из нас, который вскоре должен появиться на свет. Пусть его ждут лучшие времена. Может, богиня смилостивится, если её попросит женщина, — она остановилась.

Сардур обнял её, и она склонила голову ему на плечо.

— Похоже, молитвы не помогают. Может, мы сами должны помочь себе.

Женщина удивлённо отпрянула:

— Не богохульствуй! Что делать, если тебя услышат?..

Вместо ответа он только вздохнул.

Процессия возобновила движение. Первый шёл впереди, чужаки — позади. Не успели они дойти до ближайшего поворота, как Сарийя застонала и пошатнулась. Не поймай её муж вовремя, она бы рухнула на каменистый путь.

Сардур уложил жену наземь и беспомощно склонился над ней. Женщина дышала быстро, часто и прерывисто, обеими руками хватаясь за живот. Столяр уже начал паниковать, когда чья-то фигура вдруг затмила солнце.

— Позволь, я постараюсь помочь ей, — раздался повелительный голос, но карие глаза целительницы смотрели ласково.

Мужчина отошел в сторону.

Чародейка наклонилась над беременной и нежно погладила её живот. Ощупав его, она схватила запястье женщины, измеряя пульс.

— Она в порядке, потребуется лишь небольшой отдых. Подайте мне воды!

— Но сейчас необходимо идти, — возразил чей-то недовольный голос.

Люди же почтительно расступились. Верховный жрец вернулся, чтобы узнать, что их задерживает.

— Если не хочешь, чтобы преждевременные роды прошли прямо на пороге Анахита, она должна отдохнуть, — спокойно возразила чародейка.

Взгляды неизвестной и жреца встретились. К всеобщему удивлению кармайранцев жрец первым склонил голову.

— Тогда подождём, — решил он с непроницаемым лицом и вернулся во главу процессии.

После глотка холодной воды лицо Сарии стало быстро обретать нормальный цвет. На лоб ей положили влажный платок, а в ноги подложили плоский камень. Незнакомка села рядом, тихо и ласково разговаривая с ней и, казалось, никак не реагируя на взгляды окружающих.

Через некоторое время чародейка встала.

— Осталось совсем чуть-чуть, пойдём. Не бойся, всё будет в порядке. Наверху отдохнёшь получше и вниз спускаться будет легче.

— Спасибо, госпожа, — прошептала жена столяра. — Пусть Богиня сопровождает твои шаги, и никто не сможет встать на твоём пути!

Чародейка только улыбнулась.

Процессия снова возобновилась.

Кинна оказалась права. Всего через несколько поворотов перед ними открылась потрясающая панорама Карпашских гор. Анахита выбрала хорошее место для своего храма. Аннах Тепе, округлая скалистая площадка, возносящаяся высоко в небеса и парящая в сердце гор, была потрясающе красива, словно храмы самого Митры. С трёх сторон её окаймляли обрывистые гранитные утёсы, с четвертой — свободно нисходящий вниз каменный массив открывал взорам все горы. От подножья до верховий в каменных стенах были вытесаны ниши, в которых стояли саркофаги жрецов, подобно их богине прошедших дорогой смерти, чтобы властвовать над судьбой. Их выступающие рельефные лица, высеченные на саркофагах, сурово взирали прямо перед собой, словно были призваны отпугивать непосвящённых от некой доступной только избранным тайны.

«В этом молчаливом ряду предстоит покоиться и мне, — подумал Верховный жрец. — Пока же необходимо жить — и действовать».

Прямо в центре Аннах Тепе стояло небольшое строение с наклонной крышей. Оно было квадратным, с закруглёнными углами и на высоте роста взрослого мужчины его украшали рельефные изображения со сценами разных древних событий. Легенда о путешествии богини Анахит в подземный мир, её долгая борьба с древними титанами, истории о любви королевы Армиды и певца Нумидора, взлете и падении Диона, победе коринтийских древних королей, об устрашающем и могучем колдовстве жрецов… Сотни человеческих и звериных фигур переплетались с таинственными письменами, напоминающими разбросанные хвойные иглы, прочесть которые могли только посвящённые.

Выступающие слова, украшающие гладкую дугу арочного портала над низкой дверью, знал наизусть каждый местный ребенок:

«Никто не избежит предназначенного судьбой!»

Притихшие жители Кармайры учтиво с трепетом вступили в обитель своей богини. Однако все несчастные, измождённые, затравленные или запуганные ныне ощущали в своём сердце мир и покой. Ряд узких окон завершался полукруглыми арками, окаймляющими стены. Проникающий снаружи мягкий рассеянный свет освещал храм, внутри которого находился лишь один большой зал. Охрой оштукатуренные стены были голы и украшены лишь красным четырёхугольным узором в том месте, где в опоясывающие низкие своды вклинивалась полоска зеркала. Из зеркала взирало вниз зелёное око без белков и зрачков. Пол устилали тщательно подогнанные каменные блоки, отполированные до матового блеска непрерывной поступью ног нескольких десятков поколений. Жертвенный алтарь — широкий плоский блок гранита, настолько гладкий, что он сверкал как зеркало — стоял посреди святилища прямо под оком. Ничего лишнего.

Паломники вступили в зал. Каждый остался стоять, где ему нравилось, среди них был и Верховный жрец.

— Молитесь!

Головы склонились в молчаливой сосредоточенности.

— Анахит всеведущая! Анахит всемогущая! Анахит всемилостивейшая! Та, что сама пожертвовала обоими глазами, чтобы видеть своим внутренним взором так ясно! Та, что восстала из мёртвых! Та, кто владеет людскими судьбами, — причитания жреца разносились в пространстве под сводами, как будто обретая собственную жизнь, и поднимались куда-то ввысь к зелёному оку.

— Тебе поклоняемся! — произносил жрец.

— Посмотри на нас! — продолжала толпа верующих.

— Тебя вызываем! — продолжал Верховный жрец.

— Услышь нас! — просила толпа.

— С тобой достигнем своей судьбы!

— Веди нас до конца наших дней!

Обряд закончился. Теперь пришло время для уединённых индивидуальных молитв и жертв. Потом жертвенный алтарь покроется недорогими дарами, и люди понемногу начнут расходиться, возвращаясь обратно к повседневной жизни в свои дома.