Конан и слепая богиня

Эпилог

Они погребли мертвецов, и всё начало возвращаться в свою привычную колею.

Весна медленно переходила в лето.

Тавернщика Раффи избрали старостой Кармайры. Город ожил. Люди наконец вздохнули без страха и работали с охотой и удовольствием. Ожидалось, что предзимние торги уже пройдут торжественно и с блеском. Святилищем Анахит, утопающим в городских стенах, теперь управлял посвящённый в жрецы Далиус. Его сестра по-прежнему обходила окрестности — лечила, советовала, утешала, подбодряла.

Митанни горько оплакивала утрату отца, радость общения с которым была такой короткой. Но спустя какое-то время её наконец полностью захватило разноцветие красочного мира, внезапно открывшегося перед ней. Она обходила всю крепость снова и снова, находя давно забытые уголки, пожирала взглядом величественные вершины Карпашских гор. Смотрела, как солнце шествует по небу и меняет цвет озёрной воды, восторженно искрящейся волнами у каменных стен. Проводила целые вечера, смотря на огонь и строя в своих фантазиях пламенеющие замки.

Хотя Топраккале почти опустел и в нём обветшали смотровые башни и замусорились подземелья, осмотр подвалов показал, что дочь Кетта стала поразительно богатой наследницей. Нар-Дост потратил совсем немного из богатств, ранее накопленных её родом, а его присутствие в замке надёжно охраняло и сдерживало воров. А теперь за порядком следил меч Конана.

Комедианты поселились в крепости, как будто так и было с незапамятных времен, а Митанни им была благодарна за компанию и поддержку. После многих лет, проведенных под парусиной брички и в дороге, Каринна особенно оценила удобство жизни в башне — стоило только Таурусу лишь упомянуть о путешествии, как она превращалась в лютого дракона, от которого он спасался бегством. Антара наконец получила ежедневную теплую купель и чистое бельё. Хикмет из-за исследований почти не выходил из башни. Целыми днями он восседал за огромным столом из светлого дерева и, поглядывая на озеро, царапал пером по пергаменту. Таурус, Кермар и Зурн не особо надрывались и не утруждали себя, в основном просто наблюдая за ремонтными работами или тщательно осматривая обширный винный погреб. В крепость вновь начинали стекаться люди, которые когда-то в ужасе бежали от Нар-Доста, ошибочно полагая, что в соседнем городишке дела обстоят лучше. Топраккале бурлил от охватившей его деловой активности.

Один Конан был сам не свой. Кермар до сих пор относился к нему враждебно — из-за той страстной ночи с Антарой. Но несмотря на то, что Митанни относилась к киммерйцу с особым вниманием, и даже несмотря на притягательное кешанское вино, аромат и вкус которого усилился за годы выдержки в погребе, варвар всё более ощущал себя как в клетке.

Удары молотков, визжание пил и перекличка строительных работников утихли лишь мгновение назад. Конан сопровождал новую властительницу Топраккале на вечерней прогулке по отремонтированным навесным бойницам бастиона. Бывшая рабыня Митанни весьма изменилась. Ранимость, чувствительность и хрупкая нежность — наследие её матери — остались, как и грустные тёмные глаза. Однако растрёпанную гриву прямых тёмных волос сменила прелестная причёска, подчеркивающая изящность шеи. Вместо ветоши и лохмотьев, едва прикрывающих некогда слепую девочку, теперь девичью фигурку обтягивали тонкие яркие платья из хороших тканей. Новая хозяйка замка сама оказалась неплохой портнихой, и с этой её наклонностью весьма считались. А когда вместе с Антарой и Каринной она нашла семейные сокровища, то все три дня провела перед зеркалом.

С укреплением её позиций и статуса возросла и женская самоуверенность. Миттанжи, владычица Топраккале, уже не была застенчива и робка. Начали в её характере проявляться и черты отца — его гордость и решительность. Уже давно она перестала беспокоить всех каждодневными вопросами об организации жизни и проведении ремонтно-восстановительных работ в крепости, и Конан уже не опасался, что она не обойдётся без него или не справится без его советов.

Возле распиленных пополам и вдоль чёрных сосен распространялся опьяняющий ароматный запах сосновой смолы. Как серая лента, обвивающая луга вокруг крепости, пылила дорога до Кармайры. Сено дозревало, и голосистый концерт сверчков нёсся аж до бастиона. Солнце исчезло в мутных водах озера, поверхность которого была гладкой, как зеркало, и точно отражала каждый камень циклопической кладки строения. При взгляде с берега казалось, что на водной глади поверхности встречаются две крепости, обе такие реальные и столь же легко взаимозаменяемые, как иллюзия и жизнь в умело сыгранном комедиантами представлении.

Митанни мечтательно глядела на волны, на которых отражались красные отблески заката.

— Иногда мне кажется, что солнце истекает кровью, пока не падает наконец за горизонт, полностью обессиленное и истощённое. И тогда я боюсь, что утром оно уже не взойдёт, — произнесла она тихим голоском.

Киммериец беспокойно пошевелился. Разговоры на подобные темы немного выводили его из себя.

— Знаешь, я тоскую по папочке.

— Он умер счастливым от того, что нашёл тебя, — проворчал варвар, не очень довольный тем, куда сворачивает зашедший разговор.

— Его судьба исполнилась, и он теперь навечно упокоился со своей Танией, — с печалью в голосе продолжала Митанни. — И мне его не достаёт. Я ощущаю себя такой одинокой… — неуверенный взгляд шелковистых тёмных очей заставил Конана смутиться ещё больше, чем сказанные ею слова. — Я… Карина говорила, что я должна выйти замуж. Выбрать мужчину, который меня будет защищать, воспитывать наших детей. Она говорила… что из тебя получился бы хороший правитель крепости.

Теперь Конан наконец понял.

«Мне нужно взять в жёны Митанни, такую красивую, нежную, преданную? Я буду владеть крепостью, чувствуя себя в ней безопасно, как в гнезде орла на скале, и время от времени отправляться с Таурусом в Кармайру, чтобы попить пива в «Сломанном колесе». Каждый день буду созерцать всё это великолепие отвесных скал и горных вершин, отражающихся в зеркале озера. Постоянно видеть одно и тоже день ото дня. Жить с одной и той же женщиной, медленно стареющей. И непредсказуемой, капризной, своенравной богиней за плечами».

Он весело осклабился и потряс головой.

— Прости, дивчина, но такое не для меня. На самом деле я всё это время собирался добраться до Шадизара, и просто маленько тут подзадержался… — Он потёр разочаровано лоб, как и тогда, перед ночной стражей. — Но когда я окажусь рядом, то обязательно зайду на массаж.

По девичьему лицу разлился румянец.

«Наилучшее время уйти», — мысленно решил киммериец.

Варвар оседлал тёмно-чалого на следующий же день рано утром. Прощание с комедиантами прошло быстро. Антара плакала. Каринна матерински поцеловала его в лоб, а он в ответ озорно хлопнул ей по заднице так, что та аж пискнула. Хикмет просто кивнул головой — волку не место среди овец. Зурн стиснул ему руку, а Кермар холодно, но с облегчением кивнул. Митанни же проститься не пришла. Таурус сопровождал его аж до перекрестка перед Кармайрой. Здесь они спешились. Таурус направлялся в город за покупками, а варвар в обход — на Дорогу королей.

— Так… — откашлялся смущённо Таурус, — счастливого пути. А уж если ты натолкнёшься где-то на комедиантов, вспомни о нас. Собственно, думаю, мы ещё встретимся снова. Поможем тут с сенокосом, перезимуем и с наступлением весны опять уйдём. Возможно, владычица Топраккале даст нам и бричку на дорогу, — улыбнулся он.

В его голосе ощущалась тоска, и Конан знал, что Таурус больше никогда не отправится в путь. И никто из комедиантов тоже — он хорошо это знал. Ведь кто, в конце концов, променяет безопасность за каменными стенами и удобство собственной постели на блуждания в темноте…

Мужчины молча обнялись. Таурус, вдруг немного сгорбившись, повлёк рыжую за собой к городским воротам и ни разу даже не оглянулся.

Киммериец же вскочил на своего жеребца и погнал его рысью. Чёрная грива развивалась на ветру. Варвар ощутил, что летит прямо навстречу желанной Заморе — стране, дарящей так много возможностей, и столь же богатой, как и распутной. Там его ожидали захватывающие поединки, груды золота и драгоценных камней, галлоны наилучших вин и столько же жуткой бурды, а также женщины, много женщин. Каждую ночь — новая.

«А действительно, зачем мне только одна женщина?..»

Конан радостно хохотнул и погнал коня галопом.