Глава 2

На улице Конан почувствовал себя свободнее. Его уже не стесняли и не сдерживали низкие потолки и узкие пространства между лавками и столами. Он мог исчезнуть раньше, чем любой из полудюжины мужчин, плетущихся позади него, мог бы опомниться. Однако поступить так помешало любопытство. Конан решился расспросить таинственную женщину, но, прежде чем он смог вдохнуть, та прижала нежный палец к его губам.

— Не здесь, прошу! Поспешим, ты скоро узнаешь всё, что нужно, — произнесла она решительно.

Без дальнейших слов женщина села в носилки, ожидающие перед притоном. Киммерийца опять немедленно окружили шестеро вооруженных охранников. Конан просто пожал плечами, положил правую руку на рукоять меча, и, не говоря ни слова, последовал за носильщиками.

Ослепительный полуденный зной уступил место приветливому мягкому свету приближающегося вечера. На переполненных шумящих улицах люди, завидев хлысты в руках сопровождающих незнакомку охранников, стремительно расступались, очищая им путь.

Они быстро выбрались из запутанного лабиринта кривоватых улочек пресловутого квартала и достигли более широких благоустроенных мостовых, идущих вдоль домов купцов, после чего поднялись на холм к тому месту, где селились наибогатейшие вельможи. По пути им попадалось всё больше дворцов, утопающих в зелени и пестреющих яркими красками и цветами. На удивление юноши, они направились прямо во дворец из белого мрамора, расположенный на высочайшем холме города. К тому моменту, когда дневного света уже не хватало, чтобы растворить полумрак наступающей ночи, они прошли почти весь город, и в конце концов Конан оказался прямо во дворце шаха Ары.

* * *

— Твои глаза должны быть подобны бездонному колодцу порока. Такими, чтобы мужчина никогда не догадался, что именно в них отражается. Твои жесты должны источать морозный холод страсти падшего ангела. А голос должен вызывать ощущение того наслаждения, какое получит шестнадцатилетний сын конюха, будучи до сих пор девственником, когда его лицо вместо удара хлещущего кнута погладит красивая наложница шаха. Но, главное, помни, малышка, что мужчины — всего лишь звери.

Шагии было четырнадцать лет, когда этот совет ей дала бывалая куртизанка Аро. Хотя она была страшна, стара и с всклокоченными космами, её глаза всё ещё оставались поразительно ясными и живыми. До смерти она не испытывала нужды — шах назначил ей пожизненное содержание, которое его потомки щедро выплачивали.

Шагия эти советы хорошо запомнила. Усвоила и, использовав, через два года стала известнейшей наложницей шаха Ары. Даже сейчас, по прошествии четырнадцати лет, она оставалась его наилюбимейшей наложницей. И тщательно скрывала первые мелкие морщинки в уголках её глаз, в душе опасаясь проявлений старости.

Телохранитель остался пред дверями.

— Не думаю, Бартакус, чтобы я была в смертельной опасности, — сказала она испуганному командиру своих охранников, когда жестом пригласила варвара войти в её личные покои. — Смотри, чтоб меня никто не беспокоил — после прогулки в город я намерена отдохнуть, — она позволила соскользнуть с плеч тяжёлому бархатному плащу и злорадно уловила восхищённый вздох любующегося ею киммерийца. Конан ещё хорошо помнил прелести ныне покойной красотки Туэнн и теперь почувствовал, будто та вернулась в мир живых — по крайней мере, идеальные изгибы тела незнакомки очень её напоминали. Но в ядовитых зелёных глазах женщины, стоящей перед ним, не было даже тени, напоминающей Туэнн. То, что он в них видел, заставляло его кровь вскипать, но глубоко в подсознании что-то вынуждало его остерегаться.

— Назови мне своё имя! — властным голосом произнёс варвар.

— Шагия. А как мне называть тебя, дикий северянин? — произнесла женщина с лёгким оттенком насмешки на своих полных соблазнительных губах.

— Я Конан, киммериец.

— Конати, киммериец, — игриво протянула она.

Небрежным жестом Шагия освободила волосы от золотой заколки, украшенной изумрудами и разноцветными узорами. По её обнажённым плечам хлынул поток тяжёлых волос цвета тёмной меди. Зеленоватые полупрозрачные одеяния не могли скрыть упругую грудь и лишь подчеркивали её. Тонкую талию, казалось, можно было охватить большим и средним пальцами обеих рук, а округлые бедра напоминали своими изгибами четырёхструнный тунбур из мастерской знаменитого мастера Артане. Её кожа светилась матовой белизной редчайшего жемчуга, из-за которого племена урождённых ныряльщиков в Чёрных королевствах рискуют своими жизнями в глубинах Западного океана.

Шагия уселась на софу, покрытую пурпурным шелками с серебряными символами, скрестив длинные ноги под собой, чтобы ещё более выставить напоказ свою стройную фигуру, и кивнула, приглашая Конана присесть рядом с ней.

Киммериец почувствовал, как от прилива стучащей крови готов лопнуть его череп.

— У меня есть для тебя задание, мой могучий северянин. Никто из этого города не сможет справиться с ним, кроме тебя.

— Почему именно я?

— Мои люди видели, как ты дрался на рынке. Только такой воин, как ты, может победить дворцовых стражей. Кроме того, ты не местный. Никто тебя здесь не знает, ты не сможешь предать. И неважно, в каком городе ты потратишь награду, — кожаный мешочек величиной с кулак киммерийца упал рядом с ним, звякнув чистым златом.

— Что мне нужно сделать?

— Сущий пустяк. Принеси мне из башни советника шаха Дахомана одну драгоценность, которая имеет ценность только для меня. Ты узнаешь её легко, она вырезана из чистого горного хрусталя. Но, возможно, найти её будет трудновато. В башне находятся две комнаты и замаскированная крытая терраса в бельэтаже. Караульное помещение под лестницей уже не используется. В большой комнате под крышей живёт советник. Кроме него, туда никогда никто не входит, так что понятия не имею, где там может находиться шкатулка. Командир моей стражи проведёт тебя по дворцу и объяснит всё, что необходимо. Он укажет тебе проход во двор и боковую дверцу в стене цитадели. Переждёшь там и выберешься после наступления темноты, когда советник отправится на праздник. Если никто не заметит исчезновения шкатулки, возвращайся в мои покои и жди меня там. Если внезапно появится дворцовая стража, беги прямо к дверцам — они будут открыты — и мой верный посыльный отыщет тебя у Тамира. Деньги получишь, когда ларец будет у меня в руках. И помни, никогда и ни за что не смей открывать шкатулку. Иначе можешь распрощаться с наградой.

«Этот сильный простачок мог бы достичь успеха», прикинула про себя Шагия. Оценивающе, с восторгом, она скользила взглядом по великолепно сложенной фигуре варвара, по рельефно выступающим твёрдым мускулам. И этот дикий, но прямой взгляд… «Он сможет разделаться с внезапно появившейся стражей одной левой рукой. Если их окажется слишком много, всё равно трудно будет захватить его живым, но если это и случится, то кто поверит вору, будто его послала наложница шаха… Хрустальный ларец, говорят, исполняет людские желания. А я не хочу состариться», — подумала красавица Шагия.

— А что в залог?

— Моего слова тебе не достаточно?

Вместо ответа он легко, как бы небрежно, коснулся мощными пальцами одной руки её стройного предплечья, а другой рукой схватил её за локоны на затылке так сильно, что она не могла даже пошевелить головой. Голубое пламя в его глазах, вспыхнув, угрожающе разгоралось.

— Я закричу, — шепнула она тихо, охваченная приливом внезапно захлестнувшей её страсти.

— Не думаю. Лишишься единственного воина в городе, который может удовлетворить все твои прихоти и желания, — тихо и бесстрастно ответил киммериец.

Теперь это был голос, в котором звучал намёк на триумф. Конан ослабил захват у затылка, неожиданно мягко провел рукой по её подбородку и полуоткрытым губам, после чего спустился к длинной шее и двинулся вниз, к талии.

— Но если ты и правда хочешь, чтобы я ушел… — он опустился на колени перед софой, лаская губами вздымающиеся груди.

Вместо ответа она выгнула зад, положила руки на его широкие плечи и легонько впилась в них ногтями, словно дикая кошка, играющая с добычей.

* * *

В отличном настроении, с горько-сладким запахом арники и жасмина в ноздрях и длинными горящими царапинами на спине, киммериец шёл через дворец рядом с нахмурившимся командиром дворцовой стражи.

Над очаровательными белостенными зданиями возвышалась огромные, инкрустированные золотом купола, по бокам виднелись облицованные купола поменьше и шпили башен с маковками луковичных крыш, рассеивающие тени. В неподвижной водной глади канала, протекающего вдоль заднего фасада, отражались мраморные колонны, подковообразные порталы, воздушные террасы, филигранные карнизы, от чего создавалось впечатление иллюзии, состоящей из четырёх одинаковых, зеркально перевернутых частей. Заходящее солнце окрашивало замок и воду в тысячи оттенков красного цвета. Раскинувшиеся висячие дворцовые сады, фонтаны, пруды и экзотические растения умножали великолепные впечатления.

Миновав тайную калитку, спутники подошли к бастиону Дахомана. Строение одиноко прижималось к стене дворца в запустелом северном закутке — «закоулке заброшенного сада». Квадратная башня из тёмно-красных терракотовых кирпичей, увенчанная короткими зубцами, являла прямую противоположность прекрасному замку Ара. Отталкивающе непривлекательная, она уродливо возвышалась до десяти саженей над пышным зелёным садом. Казалось, башню окутала завеса тишины. Создавалось впечатление, что щебетание птиц и опьяняющий аромат цветов, охватывающие вечером весь парк, избегали этого места. Единственный вход закрывали тяжелые эбеновые створки из чёрного дерева с серебряным молоточком в форме медузы с женским лицом. А в двух третях высоты, тремя саженями выше стены, каждый фасад пересекался многочисленными тяжёлыми арками, поддерживаемыми массивными колоннами.

«Терраса», блеснуло в голове Конана.

Верхнюю часть башни венчал стеклянный купол, по-видимому, возведённый позднее.

— Не думаю, что хозяин дома любит частые визиты гостей, — проронил киммериец, который не мог избавиться от ощущения, что за ним неотступно наблюдают.

— Однажды сюда попытался проникнуть взломщик. В те дни там ещё не было молотка. Он без проблем попал в башню. Советник шаха никогда не запирался. Никто так и не узнал, что случилось внутри. Тем не менее на всё ушло не больше времени, чем для очистки апельсина, и вор выбежал, отчаянно вопя, прямо в руки дворцовой стражи. Смертельно напуганный, он упал вниз к их ногам и взирал на них, как на спасителей, хотя и не получил ни единой царапины. И по сей день он никому не рассказал, что его так испугало, потому как онемел, лишившись дара речи. Вскоре после этого появился дверной молоток. Говорят, он обладает возможностью людским голосом предупреждать хозяина дома о непрошеных гостях. Но до сих пор это никто не решился проверить, — злорадно добавил сопровождавший Конана охранник. Это были первые слова, которые он произнёс за всё время.

Киммериец выразительно взглянул на Бартакуса, но ничего не ответил. Ему стало ясно, почему Шагия не могла найти другого исполнителя своего замысла. Все воры в городе, безусловно, знали о скверной и крайне дурной репутации бастиона Дахомана, и башню обходили стороной.

Они вернулись во дворец, когда зашло солнце, а слуги разжигали факелы. Конан был сосредоточен и старался запомнить все закутки и повороты коридоров, застекленные беседки с терракотовыми скульптурами быков и коней, гобелены, искусно украшенные геометрическими узорами и пронизанные рельефными изображениями, показывающими сцены сражений, охот, придворных церемоний и шествий покорённых народов. Бесшумно ступая по разноцветному мозаичному полу, он шёл мимо искусно вырезанных из тёмного морёного дуба диванов, покрытых шелковыми накидками с грифонами.

Конан остановился перед портретом всадника в натуральную величину, в золоченой раме с разноцветными драгоценными камнями. Сапфиры, рубины и изумруды светились во мраке коридора и отражали мерцание пламени. Даже одного из этих камней было бы достаточно для бедной семьи из городских предместий, чтобы они могли безбедно прожить целый год. С холста картины на Конана властно взирал прекрасно сложенный вельможа. Пронзительные чёрные глаза подчёркивали властность и авторитарность прирождённого предводителя, преисполненного могущества.

— Кто это? — спросил Конан.

— Не узнаёшь нашего шаха, варвар? Правда, уже пятнадцать лет минуло, как её написали, но даже тогда его нарекали «Ара Великолепный», — усмехнулся командир стражи, демонстрируя очевидную на его взгляд осведомленность цивилизованного человека.

— Я не знаю твоего шаха. И тебя я размажу прямо об его двери, если ты не сменишь тон или ещё раз посмеешь заговорить со мной в подобном духе, — прорычал Конан.

Напряженность, мгновенно вспыхнувшая между двумя воинами с мгновения, когда они вышли, чтобы осмотреть замок, выплеснулась наружу с удвоенной силой. Долгое время они стояли под портретом с руками на рукоятях мечей и впитывали горящими взорами испепеляющее пламя взаимной ненависти двух различных миров.

С одной стороны — дикий северный варвар со смертоносным ледяным пламенем в прищуренных голубых глазах и гривой чёрных волос, с другой — гандермандский наёмник с аккуратно подстриженной бородой и светлыми волосами, заплетёнными в хвост на затылке, чьи серые глаза выдавали насмешливое высокомерие, свойственное людям, обладающим властью и могуществом. Он был немного ниже Конана, но не менее широкоплеч.

Затем командир стражи отступил на шаг назад.

— Моя госпожа, к сожалению, не захотела бы, чтоб я убил тебя здесь и сейчас. Но поберегись. Если мы когда-нибудь встретимся в городе, я разделаюсь с тобой раз и навсегда. Бичом, а не клинком. Жаль марать благородную сталь о дикаря.

— Надеюсь, что встретимся, — прошипел киммериец, не скрывая жажды крови. Бартакус молча повернулся и пошёл в палаты своей госпожи. Конан немного задержался у картины, а затем последовал за ним. В кармане его играл изумруд величиной с ноготь большого пальца, который несколько мгновений назад покоился в орнаменте рамки портрета шаха.

* * *

Вдоль ярко освещённых стен пиршественного квадратного зала с приподнятым постаментом стояли вооружённые воины. Их посеребренные доспехи и заострённые шлемы напоминали облачение заморийской королевской гвардии и отражали вспышки сотен факелов. Плачущий голос флейты дополнял приглушенные аккорды тунбура. Негромкий женский голос пел о любви.

Шагия собиралась шагнуть внутрь, когда тощая ладонь вдруг неожиданно схватила её за локоть и грубо втолкнула в нишу, укрытую гобеленами радостных расцветок.

— Удели мне чуточку своего милостивого внимания, пока твой господин и повелитель занят происходящим на сцене, о очаровательная! — иронично обратился к ней мягкий голос.

— Это не только мой господин и владыка, но и твой, Дахоман, — одёрнула его наложница и быстро осмотрелась. — Это надо помнить и иметь в виду, по крайней мере, здесь, где каждый может нас увидеть, — мягко и тихо прибавила она, когда убедилась, что их никто не услышит.

Он ухватил её ладонь и страстно прижал к своим губам.

— Ждать осталось недолго, как я и говорил. Шкатулка Армиды нам поможет. Ара умрёт, и я сяду на его трон, а ты, ты станешь рядом со мной.

— Тот хрустальный талисман и вправду настолько мощный? — зашептала женщина, едва скрывая свои чувства.

— Больше, чем кто-либо сумеет представить. Но коринфийские маги, которые однажды создали эту шкатулку, преподнеся её в качестве свадебного подарка для легендарной ахеронской королевы Армиды, не подозревали, что это всего лишь тень минувшего. И если бы возник хотя бы намёк на подозрение, что вещица представляет собой на самом деле, их король собрал бы войска и повёл бы в бой, чтобы вернуть артефакт обратно.

Бегающие глаза советника шаха полыхнули фанатичным пламенем.

— Я сам отыскал её при довольно странных обстоятельств. Несколько лет назад в аренджунской гостинице жил один маг, который забрёл по Дороге королей в Кхитай. Я тогда разместился в соседней комнате и услышал, как несколько мужчин вломились к нему. Прежде, чем они его убили, и убили весьма безжалостно, тот смог произнести только заклинание невидимости — не знаю, почему. А когда, перевернув в комнате всё вверх дном, злоумышленники, проклиная всех богов, ушли, я понял — та вещь, из-за которой они пошли на убийство, скрыта иллюзией. Если необходимо спрятать небольшую вещицу, то это заклинание не трудное. Я произнёс пару слов — и пустой кувшин на камине превратился в декоративную деревянную шкатулку медового цвета. Такой была маскировка хрустальной шкатулки с семью драгоценными камнями. Эти камни были, несомненно, бесценной редкой окраски и огранки, но в большинстве домов вельмож опытный грабитель обнаружил бы и более ценную добычу. Мне стало ясно, что это магическая вещь. Прошли годы, прежде чем я понял принцип её действия. Теперь с её помощью я могу стать шахом Махраабада, королём всей Хайбории, владыкой всего мира! Та вещица исполнит любое желание.

— Так уж и любое?

— Именно так. Просто…

— Осторожно, кто-то идёт! — тихо шепнула женщина. — Благодарю за сопровождение, почтенный господин советник, — чуть громче добавила она, учтиво отступая от мужчины. — Я довольна рассказанной тобой историей, но последуем же на праздник.

Дахоман молча поклонился и с непроницаемо-каменным лицом последовал за ней.

— Опаздываешь, Дахоман, и ты, моя милая, — шах прищурил глаза, глядя на приближающуюся пару.

— Прости меня, сиятельный. Только напряжённейшая работа во имя твоей ещё большей славы так задержала меня, — учтиво поклонился небольшой худощавый человек с хищными чертами лица и длинными волосами цвета воронова крыла.

Шах Ара, которого называли «Великолепным», только небрежно кивнул, после чего величественно растянулся на шёлковых подушках и указал Шагии на место у своих ног. Ему уже минуло пятьдесят, но горделивая осанка, однако, выдавала не ослабевшие мускулы. И, несмотря на седеющие виски и первые нити серебра в тёмной, коротко остриженной бородке, он ещё оставался привлекательным мужчиной. Отхлебнув шумно красное вино из золотого кубка, инкрустированного розовым стеклом и кристаллами, он вновь обратил своё внимание на комедиантов.

Опять душу мою лихорадит печаль каждого властелина —

Лесть — когда я сам себя возвёл на трон?

Иль должен я признать, что мой взор правду изрекает:

Что любовь эта притворна, наигранна и двулична,

Так как волшебник — урод и подлое чудище,

Но с красивым, подобным вашему, лицом,

Превращающий любое зло в наивысшее благо всюду

Куда лишь в данный миг падёт его взор?[1]

В зале время как будто остановилось. Тишину нарушали лишь шипящие факелы. Араик рассеянно поглаживал рукой изгибы тела своей прекрасной наложницы. Шагии это напомнило прикосновение другого человека, молодого черноволосого киммерийца, который оказался весьма опытным любовником. При воспоминании о его дикой страсти, её грудь и шею защемило сладостное оцепенение. Дахоман обеспокоенно шевельнулся, опустил глаза и искоса бросил в её сторону взгляд. Шагия опустилась на колени у ног владыки в глубокой задумчивости, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг себя. Она мечтательно осматривала внушительные цилиндрические своды, подпёртые прочными аркадами и колоннами из полосатого цветного мрамора, как будто видела их впервые в своей жизни.

Мне уже ничем не помочь, мой разум тут и там,

И я как безумец не нахожу покой,

как блаженный думаю и также говорю,

не досягаема правда и ничего не понять.

Ибо мои клятвы ясны и светлы, как утро,

а у тебя — чернее, нежели ночь и само пекло.[2]

Актёр с горечью выплеснул последние слова и отчаянно ударился головой о холодные плитки. Шагия вздрогнула и посмотрела на него отсутствующим взглядом.

— Комедианты наскучили? — Ара задумчиво накручивал её волосы на палец до тех пор, пока её лицо не оказалось напротив его лица. Волосы, отливающие блеском меди, растрепались, когда одна из гаремных девок повеяла опахалом из павлиньих перьев, очи загорелись, блеснув ярко-зелёным светом горных озёр.

— Не совсем. Просто задумалась, в какие одеяния облачиться на праздник. Замёрзла, — невинно ответила Шагия и напряглась. Мороз, пробежавший по спине, вызвал не холод.

— Ты прекрасна и без всяких одежд, — непроницаемо-загадочно усмехнулся шах. — Но сейчас выглядишь усталой. Видимо, сказался нелёгкий путь через весь город. Может быть, тебе лучше было бы отдохнуть в тихой комнате, нежели на шумном застольном пиру.

Она выпрямилась, словно получила пощёчину. С невнятной улыбкой посмотрела на Ару, но на его лице не отражалось ничего.

— Вы правы, мой господин, — она покорно склонила голову и с вычурно-вынужденной элегантностью направилась к выходу из зала.

Но прежде, чем она успела дойти до дверей, от стен дворца эхом отразился вибрирующий пронзительный крик. И издавал его не человек.

Загрузка...