Конан и слепая богиня

Глава 7

— Они поскачут за нами. Догонят и поймают нас, прежде чем доберёмся до города, это же ясно, как оплеуха, — огорчённо размышлял Хикмет.

— Они не нападут на нас прямо, в открытую. Будут скрываться где-то вдоль дороги и стараться подстрелить нескольких из нас из укрытий, чтобы получить преимущество, прежде чем дело дойдёт до мечей, — возразил ему Конан. — В любом случае, необходимо как можно скорее свернуть с дороги, чтобы их запутать. Но не здесь — тут слишком мягкая почва. С этой бричкой за собой мы оставили бы чёткий след. Это выглядело бы как приглашение на заклание.

Слишком образное, метафорическое сравнение никого не утешило и не обрадовало, и поэтому дальше ехали молча. Однако, как нарочно, по обе стороны пути тянулась широкая, ровная и хорошо просматриваемая степь. Солнце уже понемногу начинало палить, но нигде, куда ни кинь взор, не было видно даже и тени леса, не говоря уже о намёке на каменистую почву, где можно было спокойно развернуться. Каждый шаг приближал их не только к относительной безопасности городских стен, но и к смертельной ловушке.

— Там, — вдруг указал Конан.

Менее чем в миле от них к югу в степи виднелся небольшой хребет, увенчанный нагромождением скал из песчаника и валунов. Небольшие скалы местами имели округлую форму, и их окружали высокие покачивающиеся травы.

— Ехать степью? Но так нас легко найдут по следам, — возразил Таурус.

— Когда нет выбора, используем и это, — возразил в ответ Конан. — Лучше выбрать место для боя, чем быть застигнутым врасплох. Если мы не можем исчезнуть незаметно, заманим в ловушку их самих.

— Выходит так, что иного выбора нет, — наконец неохотно признал Таурус.

Теперь речь шла о каждой минуте. Чем раньше они доберутся до скал, тем больше будет времени для подготовки своей защиты и устройства ловушек. И тем больше шансов на выживание. Хикмет погнал гнедого рысью. Тот раздражённо зашевелил ушами, но всё же перешёл на рысь. От их скачки, пока они пробирались к цели, полегли серебристо-зелёные стебли. Потом степь внезапно перешла в сухой песчаный грунт. Они оказались на месте.

Около них и вокруг, высотой от десяти до двадцати сажен, возвышались округлые рифлёные блоки песчаника, напоминающие башни. Во многих пещерах имелись словно выдолбленные углубления, где при опасности в случае необходимости могли бы укрыться, удобно устроившись, несколько человек. Меж скалами вилось несколько песчаных тропок разной протяжённости, сплетающихся и пересекающихся всевозможным образом, но приводящих в конце в тупики и образовывающих идеальный лабиринт.

— Зурн, влезай наверх и дай знать, если кто-то приблизится. И позаботься, чтобы тебя не увидели. Когда приблизятся — свистни. Остальные заезжайте сюда за скалы с бричкой, скройтесь от взоров и оставайтесь тут. Я же пойду гляну, как это выглядит оттуда. — И раньше, чем кто-нибудь смог хоть что-то произнести, Конан исчез в лабиринте скалистых стен.

Вскоре он вернулся с сияющим лицом и изрёк:

— Думаю, у нас есть неплохие шансы. Идите за мной. — И, взяв под уздцы чалого, Конан первым направился внутрь, в сердце скал.

Широкая дорога постепенно сузилась так, что там едва могли протиснуться бок о бок два всадника, едущие вплотную рядом. Повозка порой шаркала боками о каменные стены. Примерно через четверть мили показалась круглая площадка, ограниченная со всех сторон отвесными скалистыми стенами.

— Заезжайте на середину и выпрягайте коней, — приказал киммериец. — Таурас, возьми рыжую и следуй за мною. Каринна, ты и Митанни, также. — Затем он взял одной рукой за узду чалого, а другой — гнедого комедиантов и направился к противоположной стене.

Только теперь Таурус заметил, что тропка дальше резко поворачивает, и там имеется второй выход с плато, который при первом осмотре он упустил из виду. Через пятьдесят шагов впереди показалась узкая щель, через которую было едва видно небо. Киммериец передал гнедого Каринне и шагнул вперёд в тень. Чалый недовольно зафыркал и начал цокать копытами. Конан сжал его губы и ласково успокоил. Наконец конь перестал фырчать, однако опустил уши и беспокойно потряхивал склонённой головой, явно давая знак, что его всадник не впервые избрал неверную дорогу.

Ещё две сажени, и они очутились в просторной пещере с песчаным дном, сводчатым потолком и прорезанными в задней части отверстиями. Конь разом успокоился. Остальные два животных последовали за ним уже спокойно. Наконец варвар привёл за руку и Митанни.

— Здесь будете в безопасности и вы, и кони, — сказал он обеим женщинам. — Принесите сюда остальные вещи, пищу, запасы еды и воды. Потом завалим вход валуном и замаскируем следы. Оставим только одну щель, чтобы вы смогли вылезти сами, если снаружи никто из нас не выживет.

Прошло немного времени и все вещи, которые имели ценность, были принесены в пещеру. Только тогда Конан сказал Антаре:

— Мне бы очень не хотелось подвергать тебя опасности и риску, дивчина. Но стрелок нам очень необходим. Реши для себя — ты останешься здесь, в пещере, или будешь с нами, снаружи?

Та радостно улыбнулась, слегка пробежав кончиком язычка по верхними зубам и кокетливо спросила:

— Что думаешь?

— Думаю, ты скорее будешь рада подышать свежим воздухом, — восхищенно ухмыльнулся ей в ответ киммериец. Потом он положил на колени Митанни свой мешочек с талисманом и сказал: — Хорошенько следи за этим. Если не вернусь, он — твой.

Они возвратились к бричке.

— Семеро против девяти, мне это по нраву, — подытожил стратегию варвар. — Преподнесём им прекрасный сюрприз. Я спрячусь за повозкой, остальные укроются за скалами. А если бандиты взберутся сюда, встретьте всех градом камней. Ты, Антара, залезешь туда, на вершину. Будешь там защищена от прямой атаки. Целься и стреляй так хорошо, как только можешь. Рази их насмерть каждым выстрелом.

— Может ещё и использовать костюмы, — размышляла девушка. — Если набить их травой, они будут выглядеть как павшие мертвецы. Перевернём бричку, и ты ляжешь между колесами. Разбойники подумают, что кто-то нас здесь подстерёг, избил и ограбил раньше, чем это сделали они. И будут менее осторожны.

— Отличная идея! — расхохотался Таурус, схватившись за живот. — Ты — голова, Антара!

Остальные мужчины присоединились к радостному смеху, который нарушил резкий свист Зурна. Потом парень начал спускаться.

Они быстро перевернули бричку на бок и уложили костюмы так, чтобы это выглядело правдоподобно. Затем схватили своё оружие и спрятались в укрытиях, слившись с окружающими скалами. Конан, с кинжалом на поясе, рухнул между колес, спрятав меч под тело.

Они успели в самый раз. Меж каменных стен загудели копыта.

Фикрет, скачущий на небольшом коне во главе орды, поднял руку. Вся кавалькада остановилась на месте. Вождь кочевников кипел от ярости. Целую вечность они караулили, затаившись в засаде перед Шадизаром. Потратили много времени, пока не стало ясно, что что-то не так. Они возвратились на пару миль назад по тропе и наткнулись на явные следы брички, ведущие к скалам из песчаника. Проскакали галопом вокруг всего горного массива. Следы вели только внутрь. То, что здесь их ждёт ловушка, было ясно с первого взгляда. Комедианты проявили большую предусмотрительность, нежели кто-то ожидал.

Оставить их только из-за невыгодного для атаки положения или идти дальше и наказать? Риск против утраты чести. Вспоминание о павшем Тургуте всё определило.

— Идём по их следам. Намик первым — на разведку, остальные — за ним. Обращайте внимание на каждый шорох, это засада. Но вторично мы не попадёмся.

Они въехали шагом в тени скал, опасливо озираясь. В любой миг на них могли напасть со всех сторон или сверху. Вокруг господствовала зловещая тишина.

Удивленный вскрик Намика их всполошил. Разведчик указал на показавшуюся в двух дюжинах шагов впереди открытую площадку между скал и расщелину, после чего внезапно пришпорил своего коня в галоп. Орда, жаждущая крови, слепо ринулась за ним. Напрасных усилий своего вождя, который тщетно пытался их остановить, они даже не заметили.

Копыта первого коня затанцевали над притворным покойником как раз в тот самый момент, когда горло его наездника пробила стрела. Подстреленный мужчина застыл в седле, а затем, качнувшись, бессильно рухнул под копыта собственного коня. Его правая нога застряла в стремени, и перепуганный жеребец волочил обмякшее тело за собой, когда отчаянно скакал галопом вокруг скал, чтобы увернуться от камней.

Град камней, который обрушился на кочевников, хоть и задел их, но не причинил большого вреда. Фикрет поворотил коня, когда обнаружил, что из-за его спины вынырнули двое комедиантов и перекрыли узкую дорогу назад. Другой кочевник резко выгнулся и откинулся на спину. Из его груди торчала стрела. Ловушка захлопнулась.

Степные разбойники отступили к бричке, чтобы сопротивляться атаке нападающих.

Мускулистый варвар с развевающимися чёрными волосами, который встал из-за их спин словно дух мщения, застиг кочевников врасплох и внёс между ними смятение. Двое мужчин пали, прежде чем успели понять, что произошло. Первому остриё меча пробило грудь так быстро, что он даже не вскрикнул. Упав на колени, он устремил взор на поток собственной крови, которая красным потоком брызнула из артерий сердца и даже забрызгала его лицо. И солёный вкус теплой красной жидкости на губах был тем последним, что сопровождало его к теням предков. Другой же успел наполовину развернуться. Окровавленный клинок, вырванный из тела его приятеля, с размаху наискось рассёк его брюхо. Вывалились блестящие белесые внутренности. Мужчина тупо взирал на них довольно долгое время. Затем завыл как шакал и сломился в талии, оседая наземь, как куча опадающего тряпья.

Соотношение сил изменилось. Семь кочевников, до сих пор скрытые в тени скал, выступили вперёд, вынуждая пятерых нападающих перейти к защите.

А потом вспыхнула и закипела ожесточённая схватка. Кочевники уже сражались не за добычу, честь или месть. Они отчаянно боролись за свои жизни.

Четверо мужчин напирали на киммерийца со всех сторон, окружив его как мухи, роящиеся вокруг медведя. Тот, широко расставив ноги, защищённый со спины перевёрнутой бричкой, раздавал удары направо и налево, глаза светились безумием схватки. Один из налётчиков в пылу боя забыл о защите. Меч Конана скользнул наискось вдоль его груди и нанёс глубокую рану глубиной с палец, а длиной — в две приличные стопы. Раненый вскрикнул от боли и покачнулся. Заминка и промедление стоили ему жизни. Киммериец отразил две скрещенные сабли разом и молниеносным движением смог пробить защиту человека ударом сверху через правое плечо аж до бедра. Он отбросил окровавленный труп к двум его приятелям, когда у него над головой просвистел широкий кинжал третьего.

«Кром!» — ему уже за мгновенье стало ясно, что он не успеет увернуться. Удара, однако, не последовало. Изогнутое блестящее лезвие пронеслось над ним, и оружие выпало из рук мужчины за его спиной.

Хикмет выдернул свой кинжал из спины кочевника. Яркая пенистая кровь говорила о том, что старец пронзил сердце врага с одного удара, как и в его собственном спектакле он убедительно поражал лживого кхитайского императора Чань-Ю.

— Блестящий бросок, Хикма! — выдохнул киммериец.

Оставшихся двоих разбойников комедианты скосили без жалости и без особых усилий.

— Конан, помоги!

От отчаянного крика Антары все застыли.

Фикрет сориентировался быстрее, чем его товарищи, и прошмыгнул к скалам. Он скакал, как горный козел, взбираясь с камня на камень с единственной целью — отомстить одинокому стрелку, который так неожиданно изменил баланс сил. Он выскочил на маленьком выступе всего в пяти саженях от перепуганной девушки. Его силуэт с широкими плечами и занесённым оружием на мгновение мелькнул на фоне неба. Потом он беспомощно замахал руками и рухнул назад, свалившись к подножию скалы прямо под ноги Таурусу. Метко брошенный камень весом добрых три фунта поломал ему рёбра и выбил дух.

— Он не достоин стали, — стряхнул с руки пыль довольный киммериец.

Раненый, при падении потерявший нож, вдруг стремительно обхватил колени Тауруса и рванул его на землю. Комедиант потерял равновесие и упал на него. Двое мужчин покатились по земле, не разжимая объятий. В один миг разбойнику удалось подмять Тауруса под себя и сжать его горло обеими руками. Глаза Тауруса уже выкатывались из орбит, когда ему всё же удалось вырваться и освободиться — после того, как он внезапно пнул коленом в промежность Фикрета. Затем Таурус показал себя таким же хорошим борцом, как и актёром. Прежде, чем остальные успели подбежать на помощь, он повернул ошарашенного соперника лбом к земле, сел ему на спину и, заведя свой локоть под его подбородок и согнув вторую руку сильным рычагом с другой стороны, сжал кочевника, как клещами. Он давил изо всех сил, от напряжения даже прокусив себе губу до крови. На лбу владельца балагана выступили капельки пота. Вдруг голова Фикрета опустилась под странным углом — Таурус сломал главарю разбойников шею.

Орда прекратила существование.

Косые лучи позднего полуденного солнца протянули тени от развесистого высокого платана далеко в степь. Заросший недельной щетиной воин со спутанными светлыми волосами соскочил с коня рядом с могилой. Небольшой холмик в форме прямоугольника не мог быть ничем иным, кроме как недавно засыпанной могилой, в этом Бартакус ни на миг не сомневался. Стиснув зубы, он с неохотой, но поспешно начал ножом и руками отгребать навершие из камней и глины. Воин работал, как сумасшедший, пот лил с него градом. Горсти земли и камней отлетали далеко за спину.

Из-под тяжёлого покрова тёмной глины начали понемногу проступать контуры тела. Бартакус яростно ругнулся — он выкопал левую ногу. Переместившись в противоположный конец могилы, он начал вытаскивать лицо. Рыжие волосы, бледное веснушчатое лицо и выступающие зубы были ему знакомы, но так мимолётно, словно он видел этого юношу где-то среди толпы людей в храме. Но где же он мог его видеть? Одно было ясно — киммерийца тут определённо нет.

Командир телохранителей Шагии не потрудился зарыть останки человека, чьё последнее место пристанища и упокоения так бесцеремонно нарушил. Его добыча всё ещё впереди, к чему задержка? Уже восседая на коне, чуть дальше в степи, он заприметил остатки другого кострища и примятой травы. А там — ещё одну могилу с навершием из камня в том месте, где, вероятно, должна быть голова. Бартакус снова приступил к страшной работе.

Заходящее солнце уже окрасило отдалённые вершины Карпашских гор в бордовые цвета, когда Бартакус закончил. На небо слепо взирало восковое жёлтое лицо степного кочевника с перерезанным горлом. Теперь Бартакус знал всё, что ему было нужно. На миг он прислонился к стволу. Глаза его закрылись сами. За последние недели он спал меньше, нежели привык изо дня в день. Подбородок опустился к груди.

Пробудило его какое-то завывание, раздавшееся в непосредственной близости. Сумрак уже понемногу переходил в тёмную ночь. «Удалось уснуть по крайней мере на два часа!» — Бартакус стало протёр глаза. Он взглянул на разрытую могилу в двух саженях от него и оцепенел: труп юноши явно переместился.

«Митра Спаситель!»

Волосы Бартакуса встали дыбом от ужаса. Стиснув зубы, он с мечом в руке осторожно подошёл к могиле. Внизу мелькнула тень и остановилась в двадцати шагах от него. Из тьмы засверкали жёлтые глаза. Раздался вой, и далеко в степи кто-то завыл в ответ. Разодранные кишки и опустевшие глазницы внесли ясность: Бартакуса пробудило не воскрешение мертвеца, а пиршество гиен и шакалов.

Бартакус сердито бросил в тень камнем и привалился к стволу дереву, чтобы преодолеть внезапный приступ головокружения и тошноты. Затем он вскочил в седло и без оглядки поскакал по дороге. Над открытой могилой падальщики уже начали описывать широкие круги.

— За здравие!

— За прибыль!

— Так живём!

— За то, что все ещё живы!

На этот раз Конан напился по-настоящему. И был в этом не одинок. Празднование победы над шайкой разбойников переросло из выпивки в нечестивую попойку. Хотя все три женщины уже давно спали на шёлковых подушках в лучшей комнате дорогой шадизарской таверны, мужчины пили до поздней ночи. Деньги они не экономили, платя серебром павших кочевников.

И погуляли неплохо. Вечер начался с паштета из утиной печени и с жаренных загогулин из теста, фаршированных телятиной и грибами. Вкусный кремовый суп с трюфелями хорошо подготовил их желудки для основного блюда: внутренностей бесценнейшего и редкого гигантского краба из моря Вилайет. Блаженно чавкая, они пережёвывали розовые оболочки из трескающихся панцирей; солёная вода стекала по подбородкам и пальцам, словно огнём опаляя ссадины и ранки. Деликатесное белое мясо исчезало в ненасытных утробах вместе с горами хлеба и хрупкого весеннего салата. Всё это они запивали сухим белым кешанским вином.

— За Антару! Стреляющую метко, как богиня охоты!

— За Антару и её прекрасную сообразительную голову!

Драгоценные бокалы, изготовленные из массивной офирской керамики, глухо стукнулись. Один из них под дикий хохот разлетелся на тысячу осколков. Услужливый толстый хозяин, почтительно склонившись, немедленно заменил его новым.

— А это знаете? «Едет наемник на коне и подпевает себе:

— Конан из Киммерии!

— За киммерийца, короля забияк!

На стол брызнули капли золотой ароматной жидкости. Таурус довольно рыгнул и, оттолкнув миску с двумя последними клешнями, протёр пальцы о хлебный мякиш.

— Живи и здравствуй, хозяин Таурус! Славься!

Трактирщик испарился, чтобы приготовить следующее блюдо. Его гости щедро заплатили аванс серебром. Требуется покрутиться и постараться, чтобы и завтрашняя их оплата была столь же высока, как и его недельный заработок.

От миски с крабами они перешли к керамическому подносу с острым, пряным и хрустящим пивным сыром, посыпанным паприкой и сладким фиолетовым луком, а также к мискам, наполненным доверху прозрачной красной икрой, чьи шарики были как большие соски роскошных куртизанок, и варёным перепелиным яйцам, ровными рядами разложенным по серебряным подносам и напоминающим стойкостью и выправкой безжалостное немедийское войско в дни его наивысшей славы. Жбаны лёгкого кешанского сменили пропылённые бутыли выдержанного красного вина с южных склонов Ильбарских гор.

Ночь понемногу катилась к утру. Теперь пили изысканный, двенадцатилетней выдержки самогон из кукурузы, хранящийся в бочках, сколоченных из досок тысячелетних дубов, растущих только в Боссонском приграничье (по крайней мере, в этом клялся хозяин), который закусывали ломтиками копчёного лосося. Начинало рассветать.

В сознании оставались только Конан и Таурус. Обняв друг друга за плечи, они без удержу непрестанно выкрикивали похабные песни наёмников и солдат, какие только могли припомнить. Они уже и не старались даже разливать по чашам — выпивали благородный выдержанный напиток прямо из горлышка бутыли, которую справедливо передавали из рук в руки. Хикмет, Зурн и Карагиз подрёмали, опустив головы на стол. Кермар упал рядом с очагом, огонь в котором давным-давно догорел и угас, а храп его напоминал тот звук, когда напильником проводят по металлическому крутящемуся обручу. Хозяин таверны присел на лавочку в углу, прислонив голову к стене, и, несмотря на шум и обязанности, заснул безмятежным сном праведника.

Но затишье длилось лишь мгновение. Веки Тауруса закрылись, Конан как раз проглотил последний глоток того, что оставалось на дне. Тогда вдруг Хикмет вздрогнул, дёрнулся и, выкатив пустые невидящие глаза на противоположную стену, начал что-то лепетать. Сначала это бормотание звучало крайне неразборчиво, но постепенно его голос обрёл ясность и убедительность и под конец зазвенел неестественным металлический тоном:

— Не заслужил лёгкой смерти тот, кто противится и бросает вызов богам. Однако причудливо переплетены и запутаны линии судьбы. Страдания дочери проклятого отца подходят к концу. Чужак восстановит справедливость и вдохнёт испепеляющий зной восхитительной страсти тысячелетней крови, прежде чем пойдёт дальше своею дорогой».

Автор пьес был явно не в себе. Глаза его закатились, и он изрыгал одно слово за другим.

— Хикмет, очнись! — затряс киммериец хилые плечи.

Старец повернул к нему безжизненное лицо и снова промолвил холодным, чужим, металлически звучащим голосом:

— Уже сжимается петля, враги украдкой ползут в тени утра. Беги, если тебе жизнь дорога.

— Что ты несёшь? Какие враги?

Внезапно встревоженный Конан посмотрел в окно На миг ему показалось, что где-то в тени фруктового сада, окаймляющего подъездную дорогу в трактир, он заметил неприметные движения, внезапно разом прекратившиеся.

Киммериец выпустил старика, который бессильно рухнул к его ногам и ударился головой о полированный деревянный пол. Задув масляную лампу, Конан осторожно подошёл к окну. Да, он не ошибся. В двухстах метрах от здания он заметил блеснувший в ярком свете месяца металл оружия. Псы, стерегущие ночью здание, подрёмывали в загонах на заднем дворе. Комедианты были единственными гостями, которые могли позволить себе заночевать в дорогой таверне. Получается, внезапное нападение направлено против них. И владелец таверны должен был об этом знать.

Конан не колебался. Как тень он пересёк комнату, всунул в рот заспанному мужчине кляп из полотенца и привязал его к лавке, прежде чем тот смог проснуться.

— Таурус, вставай! — зашипел варвар. — Убираемся отсюда!

— Кто? Почему? Что стряслось? — Балаганщик тщетно пытался избавить гудящую голову от остатков сна и похмелья.

— Посмотри в окно! И буди остальных! Живее! — и, больше не мешкая, варвар побежал наверх — туда, где спали женщины.

— Митанни! Антара! Каринна!

Его неожиданное вторжение в дамскую спальню первоначально встретили чуть ли не с нежностью. Но только до того момента, пока комнату не наполнил удушливый запах вина и самогона, который киммериец вливал себе в глотку.

— Свинья! — зашипела Антара.

Впервые Карина была с ней согласна.

— Нападение! Быстрее одевайтесь! Удёрем чёрным ходом! — выкрикнул Конан, радуясь, что так легко вывернулся из очень деликатной ситуации.

Подскочив к Митанни, он швырнул её одежду в сумку, помог ей надеть обувь и завернул в плащ, одновременно с этим краешком глаза заметив матовый блеск нежной кожи Антары.

Актерский опыт быстро менять костюмы теперь оказался бесценен. Едва ли не за меньшее время, чем затрачивал благочестивый жрец на вознесение своей утренней молитвы Митре, комедианты оделись и теперь стояли у двери в кухню, заспанные, с трещащими головами, но готовые исчезнуть, не задавая никаких вопросов. Они уже научились доверять инстинкту варвара.

Им повезло. Те, кто хотел на них напасть и ограбить, по-видимому, поджидали, когда все уснут. Двор был по-прежнему пуст. Они обползли сарай и конюшню, большую кучу навоза за домом и оказались в двух саженях от высокой стены, отделяющей дорогую часть гостиницы от более дешёвых комнат. Перелезть её было несложно, и они сделали это быстро и без усилий.

Они не отошли и на четверть мили, когда в таверне разгорелся свет и раздались сердитые выкрики. Дальше они помчались бегом.

— Как же наши кони? А бричка? Костюмы, реквизит… — протестовал немного запыхавшийся Хикмет.

— Вернёмся за ними позже, — мрачно провозгласил Конан. — Необходимо ещё побеседовать с трактирщиком. Но всё не так уж и плохо, — вдруг добавил удовлетворённо. — Ведь мы смылись, не заплатив!

Без коней и большинства вещей, но живые и избавившиеся от похмелья, комедианты растворились в серых тенях наступающего утра.