Зависимость

Вскоре после того, как мы с Хён Кён расстались, мне позвонил наш университетский староста. Я удивился, потому что совсем не думал, что кто-то из присутствовавших тогда на встрече захочет со мной связаться. Хотя в тот вечер я, получив по лицу в темном переулке, привлек к себе больше внимания, чем за все годы учебы, близкими друзьями мы не стали и больше не общались. Староста работал в крупной компании. Он занимал довольно высокую должность и вел ничем не примечательный образ жизни. Я принимал участие в планировании убийства президента этой фирмы, но знать этого он не мог. Сколько бы я ни гадал, мне все же было неясно, почему он вдруг решил мне позвонить. Я решил с ним встретиться.

Со дня нашей последней встречи он ничуть не изменился, за исключением того, что его живот стал немного больше. Он по-доброму улыбнулся, протянул ладонь, и мы пожали друг другу руки. Он сказал, что знает хорошее место, и повел меня за собой. Это оказался один из винных баров в районе Апгучжонг, построенный из-за того, что за последние несколько лет интерес к этому напитку крайне вырос. С потолка низко свисали лампы с неярким светом, стены были отделаны деревом и красным кирпичом, в погребе собрались разные виды вин. Мне, как человеку, который выпивал довольно редко, это место показалось немного чудным. Возможно, дело было в своеобразном стиле интерьера, но я в этом не разбирался и просто радовался темноте.

— В последнее время меня так и тянет на бургундские вина.

Он заказал вино с длинным названием, которое я сразу же забыл, а потом добавил:

— А к нему подайте сырную тарелку, но уберите оттуда, пожалуйста, козий сыр.

Мне вспомнилась осень, когда мы заканчивали третий курс. Тогда в ресторанчике, где мы собрались, чтобы отпраздновать это событие, поужинав жареными свиными потрохами и выпив настойки, староста сделал заказ так же уверенно, как и сейчас. В его голосе слышались нотки гордости за то, что он знает такое модное место, а еще некоторая фамильярность, смешанная с отстраненностью.

— Вижу, ты разбираешься в вине?

— Не особо, но ты же сам знаешь — это полезно для делового образа. Как в университете. Тогда тебя считали белой вороной, если у тебя не было белых кроссовок Nike, теперь то же самое происходит с вином. У вас разве не так?

— Это может показаться необычным, но я почти не бываю в коллективе.

— Завидую! Но для корпоративной жизни это все равно полезный навык.

Его суждения о «корпоративной жизни» показались мне странными. Он все продолжал рассказывать о вине. Казалось, что он выучил наизусть весь разворот выходного выпуска еженедельной газеты. Мне рассказать было особо не о чем, поэтому я чувствовал благодарность за такой энтузиазм, но через какое-то время эта лекция стала мне надоедать. Внезапно с вина он переключился на мечты.

— Вот бы мне сейчас на дегустацию по бутылке «Шато Мутон Ротшильд» восемьдесят шестого года, «Шато Марго» девяностого и «Шато О-Брион» двухтысячного… У них просто потрясающий аромат…

Мне вдруг стало интересно, сколько еще названий вин, которые и выговорить-то сложно, он знает.

— Ты пробовал какое-то из них?

Он застенчиво рассмеялся.

— Понимаешь… Это очень известные вина. Ведь мне не обязательно пробовать их, чтобы знать их названия?

— Нет, но…

— Хотя, конечно, хотелось бы. Если выиграю в лотерею, сразу же куплю. Знаешь, сколько стоит одна бутылка такого вина?

— Естественно, нет. Куда уж мне. Просто ты говорил о них с видом настоящего эксперта, вот я и решил спросить, какие они на вкус.

— Вот потому я и сказал, что сейчас разбираться в вине должен каждый. Ты еще скажешь мне спасибо за то, что я тебе сегодня рассказал. Если бы ты ляпнул такое кому-то другому, с тобой бы и разговаривать не стали.

Ничего не ответив, я кивнул. Он был прав. Я — нет. Ведь знают же некоторые люди максимальную скорость автомобиля, на котором никогда не ездили. И это не единственный пример. Мы мечтаем о винах, которых никогда не пробовали, мелодиях, которых никогда не слышали, драгоценностях, которых не покупали, одежде, которую никогда не мерили, и верим, что когда-нибудь, однажды, сможем все это приобрести.

В юности мы постоянно ждали, что с нами произойдет что-то невероятное, как, например, появление суперсилы. Нам снились сны о динозаврах и монстрах; о том, как случается конец света или как мы летаем по небу. Нам хотелось быть героями: спасти мир или оказаться давно потерянной принцессой. В период полового созревания эти фантазии сменились мечтами о противоположном поле. Меня всегда сводили с ума телезвезды и соблазнительные незнакомки из автобусов. Я воображал себе душераздирающие истории, которые в итоге всегда заканчивались тем, что я находил свою истинную любовь. Но в какой-то момент все изменилось. Эти бессчетные истории и предметы воздыханий будто попали в корзину компьютера в моей голове и со временем были безвозвратно стерты из памяти. Адреса и номера автомобилей, названия любимых брендов… Все это забывалось. Значение имело лишь материальное. Теперь я мечтал о банальных вещах, вроде выигрыша в лотерею или удачи на бирже. Захватывающие повороты событий и прекрасные незнакомки стали лишь воспоминаниями.

Вино оставило горькое послевкусие.

— Кстати, а почему ты предложил встретиться?

— Ну, ты же разбираешься?

— В чем?

— В реструктуризации.

В его компанию прислали стажеров, и он стал их куратором. Их было трое: все отличались умом, быстро учились и отлично работали. Вскоре стажеры превзошли даже своих штатных коллег и младших сотрудников. Но стажировка закончилась, и принять на работу компания могла лишь одного из них. Он должен был выбрать, кого из них взять в штат, и подумал, что я смогу дать ему совет. Я ведь консультант по вопросам реструктуризации. Я задумался. Какой же совет ему дать? По сути, это не сильно отличалось от того, чем я занимался на самом деле, поэтому я максимально подробно изложил то, что знал о реструктуризации.

— Совершенно не важно, кого ты выберешь. Кто-то из них может навредить компании? Или, может, кто-то выгодно отличается от других? Даже если в отделе кадров задают такие вопросы, на самом деле им просто нужен тот, кто будет молча выполнять свои обязанности. Так что поступай как хочешь.

Он кивнул с очень грустным выражением лица.

— Эх, ты прав. Вот слушаю тебя и понимаю, что больше не хочу там работать.

— Ну так не работай. Тебя ведь никто не заставляет.

Я почувствовал легкое раздражение. Если он решит уйти с работы, его жизни не будет грозить опасность, как моей.

— Шутишь? Мне в этом месяце платить за карту, за страховку, за кредит на машину. Я тут еще и жизнь решил застраховать… Деньги просто утекают сквозь пальцы, сил моих нет.

Я помнил его восемнадцатилетним парнем, который вечно рассказывал, что, как только поступит в университет, отправится путешествовать. Он говорил, что ни за что не станет простым клерком, а будет познавать мир и описывать свои приключения в дневнике. Но теперь он путешествует максимум до ресторана, в котором привык обедать. Староста с мрачным выражением лица поднял бокал.

— Ты же эксперт. Неужели это все, что ты можешь мне посоветовать?

— Эксперт?

Я посмотрел на лежащие на тарелке кусочки сыра. На ум сразу пришло несколько видов ядов, которые хорошо подходят к сыру. Эксперт так эксперт.

— Думаешь, раз я консультант, то разбираюсь в производстве автомобилей, бытовой техники, строительстве зданий? Да, к нам часто обращаются за советом. Но наши решения не всегда основываются на объективной оценке ситуации — иногда это лишь простые догадки.

Он поставил бокал на стол и окинул меня недоверчивым взглядом.

— Но все же в ваших советах есть хоть какая-то доля объективности?

— Объективности? Как ты думаешь, кто предоставляет нам материалы, на которые мы опираемся для принятия решения? Компания. Мое личное мнение здесь ни при чем, но это не значит, что я всегда объективен.

Меня больше не волновало, плохими или хорошими людьми были мои клиенты. Я просто делал свою работу.

— То есть ты хочешь сказать, что причина, по которой тебе доверяют принятие решений, — это нежелание нести ответственность?

— Конечно, но есть и другие. Ведь заказчики уверены в том, что мы являемся абсолютно объективными и высококвалифицированными профессионалами своего дела. Это очень важно. Но бывает, что мы не всегда хорошо справляемся со своей работой.

Я думал о тех, чьи убийства спланировал. Хотя мы не были знакомы и нам не доводилось вмести проживать радости или печали, я знал их лучше, чем кто-либо другой. Я не хуже лечащего врача мог бы рассказать о состоянии их здоровья, хотя никогда не знал ни запаха, ни тепла их тел. Вот что такое профессионализм.

— Нам легко решать такие вопросы, потому что мы беспристрастны. Мы так и остаемся всем чужими. А ты боишься принять решение, потому что привязался к своим стажерам. Установил с ними слишком близкие отношения.

— Боюсь? Да это простая забота — жаль лишать парней работы…

— Жаль? Я назову тебе настоящую причину твоей неуверенности. Ты ведь и сам можешь однажды оказаться на их месте?

Я вдруг понял, что, говоря эти слова, обращался больше к самому себе. Пока я пытался объяснить ему суть реструктуризации, я, сам того не замечая, составил точное описание своей профессии. Вот вам и проконсультировал.

— Мы снова вернулись к вопросу об ответственности.

— Естественно.

Глядя на красное, словно кровь, вино, он пробормотал:

— Не хочу, чтобы эта ответственность ложилась на меня. Как, черт возьми, понять, кого из них оставить, а кого уволить?

И все же от его выбора не зависела ничья жизнь. Я ему завидовал. Мы допили французское бургундское вино. Завтра он сообщит начальству имя того из стажеров, кто сможет продолжить работу, а двое других будут уволены. Я же должен буду изучить личные данные человека, которого мне придется убить.

Таков мир, в котором мы живем.

Мы стояли на парковке и ждали, когда подъедет его водитель. Машина у старосты была неплохая. Я из вежливости сделал ему комплимент на этот счет, и он радостно, но в то же время немного застенчиво рассказал мне, что ему остался всего год платежей по кредиту. Выпил он немного, подчеркнув, что сделал это лишь для того, чтобы справиться со стрессом, и осторожно признался, что имеет своеобразную зависимость от покупок в телемагазинах. Он рассказал, что только на этой неделе уже успел купить маринованных в соевом соусе крабов, три пары брюк и лекарственную настойку. Он будто не мог ничего не покупать. Таким достаточно безобидным способом он справлялся с чувством вины за необходимость уволить двоих ребят, в течение полугода исправно выполнявших свою работу. Я кашлянул.

— А у тебя как на работе?

— Ну, я ведь занимаюсь реструктуризацией, так что у меня каждый день начинается с увольнения.

— Я смотрю, везде все одинаково.

— Конечно. Это же бизнес.

— Если нам понадобится консультант, я буду рекомендовать тебя.

— Боюсь, мои услуги покажутся вам достаточно дорогими.

— Ну, мне ведь не из своего кармана платить.

— Наоборот, лучше надеяться, что моя помощь вам не понадобится.

— Когда нужно повысить производительность, выбирать не приходится.

Он провел рукой по шее, сделав вид, что перерезает себе горло. Тут наконец подъехала его машина. Староста неожиданно схватил меня за руку и выпалил:

— От души тебя благодарю. Я этого не забуду.

Выслушав эти формальные и неискренние слова, я лишь улыбнулся. Мне захотелось признаться ему, что недавно я «реструктурировал» президента его компании.

Я вдруг понял, зачем он предложил встретиться. Проблема заключалась не в том, что он не знал, кого выбрать. На самом деле он лишь хотел, чтобы кто-то рационализировал его действия. Мне пришлось сыграть роль злодея ради того, чтобы этот ничем не примечательный клерк смог оправдаться в своих глазах. Понять это оказалось неприятнее, чем я ожидал. Мне вдруг захотелось заняться любовью с Хён Кён. Но я не стал ей звонить. Подумал, что моя зависимость от нее ничем не отличалась от желания старосты покупать барахло из телемагазинов. Иллюзия утешения. Я вспомнил, как однажды читал, что, по мнению британских ученых, центр удовольствия, которое человек получает от секса, шопинга и наркотиков, находится в одном и том же участке головного мозга.

Как же я завидовал беззаботности старосты. Ею обладали лишь самые обычные люди. Эта беззаботность казалась мне важнее всего остального. По крайней мере тогда.

Загрузка...