Консультант

Символ

Группы наемных убийц существовали не только в исламском обществе. Еще одна печально известная группировка находилась в Индии. Она появилась примерно в то же время, когда монголы уничтожили отряд исмаилитов. Интересен, однако, факт, что, как только одна группировка исчезла, вместо нее сразу появилась другая.

Индийским отрядам наемных убийц принадлежали обширные территории, в них входили люди разных рас, а еще у них была сложная культура и классовая система. В отличие от исмаилитов, их гораздо больше интересовала именно финансовая сторона ассасинской деятельности. Они так же, как и первая группировка, отстаивали свою религию, однако в то время как для исламских наемников она играла главную роль и служила основной причиной формирования их отряда, являясь своего рода идеологией, индийцев объединяло довольно туманное понятие товарищества. Они поклонялись Кали — богине разрушения. Считалось, что она повелевает смертью. Индийские наемники верили, что убийства приносят Кали радость, поэтому они находятся под ее покровительством. Эти ассасины утверждали, что выполняют миссию, которая описана в легенде, но их поклонение Кали больше походило на предлог, чем на культ.

Кали была женой Шивы, бога разрушения, но единого мнения на этот счет нет. Кто-то считал, что она является лишь одной из многих его жен, кто-то — что она сборный образ всех его супруг, и есть даже мнение, что она являла собой женскую сторону разрушительной силы Шивы. Конечно, если разобраться в религиозных представлениях индусов, которые верят, что богов так много, что, в конце концов, их можно считать единым целым, то это не покажется чем-то странным.

Из всех индийских божеств образ Кали, богини разрушения, можно назвать, пожалуй, одним из самых ужасающих. Ее изображают с развевающимися волосами и ожерельем из вражеских черепов на шее, а еще она носит юбку из отрубленных рук своих жертв. Кроме того, она гордо демонстрирует язык, окрашенный в цвет крови съеденного ею несчастного. Рукой она держит орудие — копье, которым пронзила демона, а ногой попирает своего мужа Шиву. Какая красота. Прекрасная богиня.

В легенде о Кали, которую ассасины называли покровительницей, описывалась борьба с Рактавиджей. Рактавиджа — это тот самый демон, которого Кали, как я упомянул выше, пронзила копьем. Но убить его было невозможно. Потому что, когда капля его крови падала на землю, на этом месте появлялись тысячи новых демонов. Тогда Кали оторвала подол своего платья и отдала его двоим воинам, чтобы они задушили им бесов, рожденных из крови Рактавиджи. Затем она подбросила тело демона в воздух, насадила на копье и выпила всю стекавшую по нему кровь. Такое может сделать только поистине великая женщина. Ее последователи утверждали, что убивали потомков Рактавиджи, перерезая им горло. Интересно, что его потомками всегда оказывались лишь богачи. Не могли же они, в самом деле, быть бедняками.

В отличие от наемников-исмаилитов, работали они неорганизованно и непрофессионально. Их мишенями в основном становились странствующие по всему континенту путешественники, паломники и торговцы. Под видом группы пилигримов они предлагали намеченным жертвам сопроводить их в дороге, делая вид, что встретили их совершенно случайно. Как только они заходили подальше и их спутники теряли бдительность, ассасины приступали к работе. Один из убийц привлекал внимание, другой — душил несчастного шарфом под названием «румал», который всегда носил с собой. Румал обычно был желтого цвета, что символизировало подол платья Кали. Потом разбойники выкапывали яму и прятали туда тело.

Но было кое-что, в чем они превосходили исламских наемников. Это преимущество заключалось в эффективном разделении труда и серьезном отношении к хранению тайн. Тем не менее убивали они ради наживы, потому что у них не было рая, в который они могли вернуться, потерпев неудачу. Они грабили убитых, хоронили их в отдаленных местах и после возвращались домой. Поскольку индийское общество подразделялось на касты, профессия убийцы передавалась по наследству. Принадлежность к ней держалась в строжайшем секрете, поэтому знали об этом лишь сами убийцы. Они могли хранить свою тайну невероятно долго, потому что использовали уникальный термин «рамашина». Индийские ассасины платили определенный налог на свой доход и состояли в хороших взаимоотношениях с местными жителями и королевской семьей, так как нехитрым способом помогали им решать их проблемы. Находясь под защитой властей, они смогли довольно долго сохранять независимость. Поскольку их организация являлась семейной, у нее не было систематической скоординированной власти, которой гордились исмаилиты. Они не имели политического влияния и собственной крепости. Узнать друг друга им помогал только символизирующий подол платья Кали желтый румал, которым они душили жертву. Именно поэтому индийские убийцы никогда не имели такой власти, которой обладали исламские наемники, и не вселяли в людей такой страх.

Однако именно по этой причине они, в отличие от группировки исмаилитов, которая в итоге была уничтожена, смогли спокойно продолжать свою деятельность в течение сотен лет. Конечно, в Индии ходили слухи о некоем отряде убийц, но их считали чем-то вроде историй о привидениях. Никто не знал правды. Но каждый год бессчетное количество путников так и не возвращалось домой. Неизвестно, достоверна ли статистика, но считается, что на сегодняшний день в большинстве стран ежегодно пропадает без вести около тридцати тысяч человек. Однако теперь это происходит не в горной местности, а в достаточно оживленных местах.

Индийская группировка также прекратила свое существование из-за вмешательства могущественных иностранных держав. В XIX веке власти Великобритании решили истребить в Индии организованную преступность, так как она мешала ее развитию, и открыли на ассасинов масштабную охоту. Британцы никогда не становились жертвами местных убийц, поэтому не проявляли к ним особого интереса. Они считали рассказы о них байками или своего рода легендами. Но однажды все перевернулось с ног на голову, и британские солдаты внезапно начали истреблять местных разбойников.

Существует две теории. Одна из них состоит в том, что бандиты убили кого-то из британцев. В конце концов, поскольку британцы со временем монополизировали богатство Индии, они неизбежно должны были стать мишенью последователей Кали. Встревоженные колонизаторы решили расследовать исчезновения своих соотечественников и, обнаружив, что за этим стоит местная преступная группировка, зачистили ее.

Другая теория связана с храмом Кали. Британские солдаты, дислоцированные неподалеку, стали свидетелями невероятного зрелища: алтари храма были полны трупов, на многих из них виднелись следы укусов. Пораженные британские солдаты стали расспрашивать служителей храма. Те рассказали немыслимую историю о том, что на рассвете в храм является Кали, чтобы съесть тела. Британцы решили подождать, но богиня так и не явилась. Тогда солдаты предположили, что в этом варварстве были повинны служители храма, и убили их. Однако позже им стало известно, что это сделали члены группировки.

Как бы то ни было, они решили уничтожить местный отряд убийц. Эту тяжелую обязанность возложили на человека по фамилии Стивенсон, который яро поддерживал идею устранения бандитов. На предполагаемых местах захоронений жертв ассасинов провели раскопки, и в лесах и джунглях обнаружили сотни трупов. По стране прокатилась волна массовых арестов, пыток и казней, и пресловутые банды убийц, терроризировавшие Индию сотни лет, исчезли.

Даже Кали, которой они поклонялись, не смогла спасти их от поражения. Наемники решили, что богиня отвернулась от них, потому что их тайна перестала быть тайной. Большинство арестованных убийц в конце концов умерли в тюрьмах и не смогли передать профессию сыновьям. Однако никто не знает, действительно ли те, кого обезвредила британская армия, принадлежали к тому самому отряду ассасинов. Тогда арестовали очень много индийцев, которых впоследствии признали убийцами и казнили. Во время пыток всплыло гораздо больше имен, чем борцы с преступностью ожидали.

Тем не менее кое-что совершенно ясно: на сегодняшний день наивных убийц, которые поклоняются богине Кали и душат жертв румалом, больше нет. Люди почти не ходят пешком и не ездят верхом, а новые средства передвижения редко останавливаются в удобных для убийства местах. Фактически самым большим вкладом в избавление Индии от ассасинов стало развитие транспорта. В мире не осталось места для разбойников, которые душат людей шарфами. Именно индустриализация общества и развитие капитализма в конченом итоге привели к их исчезновению. Они не смогли адаптироваться к изменениям в мире. В любом случае в Индии до сих пор существует множество организованных преступных группировок, участники которых утверждают, что являются потомками тех самых убийц. Однако они не более чем гангстеры, которые собирают протекционистский налог и вмешиваются в частную жизнь других людей. В итоге индийский отряд великих убийц так же, как и исмаилитский, канул в Лету.

Когда я вернулся домой, меня уже ожидала менеджер. Она спросила, удобно ли мне будет встретиться с ней дня через два, но время уже не имело для меня значения. Ничего больше не имело значения. Я слишком устал, чтобы спорить. Она сообщила, что со мной желает встретиться начальство. Вместо ответа я кивнул. На самом деле я хотел задать ей много вопросов. Однако маловероятно, что ей было что-то известно о смерти Хён Кён. Тем не менее обо мне этой женщине было известно слишком много. Мне не хотелось случайно выдать ей больше, чем она уже знала. Но ведь, если Хён Кён действительно погибла от рук Компании, она не могла не знать об этом. Наверное, мне просто было стыдно.

— Тебе лучше поспать. Выглядишь ты не очень, — сказала она и ушла.

Она впервые сказала мне что-то подобное. Очевидно, я действительно выглядел очень плохо. Либо же она знала что-то, чего не знал я. Я посмотрел в зеркало. Из него на меня уставился мужчина. Самый что ни на есть обычный мужчина с невыразительным лицом, которое забудешь, стоит лишь отвернуться. Мы часто слышим от других, мол: «Что это у тебя сегодня с лицом?» Но в чем тогда заключается определение «нормального лица»? Не знаю. Мое лицо — это лицо убийцы. Наверное, я всегда так и выглядел.

Хоть менеджер и посоветовала лечь спать, заснуть мне не удалось. Я достал бутылку виски, поставил ее на стол и еще раз перечитал предсмертную записку Хён Кён. Я уже не был уверен, что это подделка. Точнее, оснований для такого вывода не имел. Мне не с чем было сравнить ее почерк, но даже если бы и было — я слабо разбирался в этой процедуре. Необходимо проанализировать угол наклона текста, манеру выводить букву «н», ставить точку и рисовать ноль. Но никудышного эксперта вроде меня обмануть несложно. Особенно когда он пьян. То же можно было сказать и о содержании записки. Где-то оно казалось слишком абстрактным, где-то слишком конкретным. Если бы кто-то с работы подслушал наш с ней разговор, то, используя лишь толику воображения, он легко бы создал такой текст. К тому же, насколько мне известно, компания отслеживает каждое действие будущей жертвы. Я решил отложить размышления. Скорее всего, у меня были на это какие-то причины, но сейчас я уже плохо их помню. Воспоминания разлетелись вдребезги, словно битое стекло. То же самое я чувствовал и тогда. Мне казалось, что я упускаю что-то важное, но пока не мог понять, что именно. Битое стекло. Вот что я ощущал в душе.

Я лег на кровать, вздохнул, закрыл глаза. И заплакал. Я плакал навзрыд, словно ребенок. Причин для слез у меня не было. Просто захотелось поплакать. Потом я встал с кровати, включил плиту и сжег предсмертную записку Хён Кён. Престранный поступок, если подумать. Это письмо было единственной уликой, которая могла пролить свет на смерть Хён Кён. Наверное, я слишком сильно напился. Да, вероятно, так и было.

Проснулся я лишь на следующий день после обеда. У кровати сидела Эрин.

— Я сварила тебе рисовую кашу.

Я вскочил. Каждое движение отдавалось болью.

— Как ты сюда попала?

Даже слова отзывались в голове тупой болью.

— Ты не помнишь?

Я сел за стол и закрыл глаза. Ко мне пришло смутное воспоминание о том, как я плакал, положив голову ей на колени.

Я почувствовал, как краснею до кончиков ушей.

— Я тебе позвонил?

— Да, на рассвете.

Она подошла к плите, подняла кастрюлю с кашей и стала умело, но осторожно зачерпывать рис, который уже начал остывать.

— Прости меня. Я вчера, наверное, лишнего наговорил?

— Все в порядке.

Она поставила передо мной тарелку с кашей и накрыла мою ладонь своей.

— Я рада, что ты позвонил.

По моей руке распространилось тепло ее тела. Я был смущен, потому что не ожидал такой реакции.

— Когда все закончится, расскажешь мне, почему ты так поступил.

Эрин оставалась со мной до самого вечера. Должно быть, она тоже устала, но ничем этого не выдавала. Я тупо сидел на диване, смотрел на нее и думал о Хён Кён. А думая о ней, смотрел на Эрин. Ладно. Нужно было это признать. Я убил около тридцати человек, и, возможно, теперь к ним добавился еще один, а может, даже два. Если ад существует, то там мне уже уготовано наказание. Мне было жаль Хён Кён, но расстраивать Эрин я тоже не хотел. Сможет ли она принять мое прошлое? Мне было страшно. Но какая-то уверенность все же ощущалась. Она казалась человеком, который сможет меня понять. По крайней мере, все то время, что мы провели вместе, именно это она и делала. Эрин казалась настолько замечательной, что мне с трудом верилось, что она реальный человек. Она будто знала обо мне все и была готова принять меня любым. Даже Хён Кён в своей предсмертной записке именно так ее и описала. Это замечал не только я, но и другие.

Однако проблем с работой это не решит. Даже если я и смогу объяснить, что смерть Хён Кён стала неизбежным результатом цепочки досадных недоразумений, мне все равно придется продолжать разрабатывать настоящие планы убийств. Ведь именно за убийства мне платят те деньги, что и свели нас вместе. Если я уволюсь, их больше не будет. Может быть, Компания и позволит мне уйти. Но если я обеднею, останется ли Эрин со мной? Или, может, она все же примет тот факт, что я убиваю людей? Ни один из этих вариантов не казался мне правдоподобным. Если я действительно хочу сделать ей предложение, придется ли скрывать мою профессию до конца своих дней или лучше быть с ней откровенным? Стоило подумать об этом до того, как я, идиот, пошел покупать кольцо.

Той ночью я в полном одиночестве, точно так же, как и когда планировал убийства, начертил табличку с колонками «за» и «против» и попытался проанализировать риски. Но ответ все никак не находился. Планировать убийства оказалось все же легче. Мне стало немного стыдно, что решить, стоит ли говорить правду и заключать брак, мне труднее, чем убить человека. В конце концов, жизни других не имели для меня большого значения.

На следующий день была назначена встреча с одним из руководителей Компании. Рано утром я, надев черный костюм, отправился на похороны Хён Кён. Никто из членов ее семьи меня не узнал. Все остальные коллеги уже простились с ней, поэтому я затерялся среди других скорбящих. Мне хотелось взглянуть на ее лицо, а не на портрет, но выбора у меня не было. Я вернулся в похоронный зал и немного поплакал, прислонившись к стене морга, где она, вероятно, находилась. В душе творилось что-то непонятное. Я никак не мог понять, что же чувствую к ней на самом деле. Скорбь, печаль, чувство вины — но было и что-то еще. Я чувствовал, что это важнее, чем я мог себе представить, но если я хотел остаться в себе, то нужно было жениться. Никто не может жить с такой тяжестью на сердце. Иногда, чтобы выжить, приходится сбросить часть груза. Даже если подсознание подсказывает, что это что-то важное.

Я решил избавиться от этих сложных мыслей так же, как мафия избавляется от трупов. Сбросить бочку размышлений в пучину океана, именуемого забвением, и тогда все будет кончено.

Представитель Компании оказался старше, чем я думал. На его лице застыла доброжелательная улыбка, как у Чой Бол Ама[11].

— Похоже, вы сегодня были на похоронах? — сказал он, глядя на мой костюм.

Вместо ответа я кивнул и сел напротив.

— Зачем вы хотели со мной встретиться?

— Не спешите. Если все в порядке, то это будет первый и последний раз, когда мы с вами видимся. Давайте спокойно поговорим. Уверен, вам есть что сказать и вы о многом хотите спросить.

Он сказал это с видом, будто знает все на свете. Такое поведение казалось мне настолько отвратительным, что я машинально сжал кулаки.

— Вовсе нет. Я и так много знаю. Так много, что аж тошно.

Он кивнул.

— Такая скромность высоко ценится в нашей Компании.

Интересно, как Компания оценит меня, если я сейчас вмажу ему кулаком по лицу?

— Прежде всего поздравляю. Вы прошли еще одно испытание.

— Вы хотите сказать, что… Будут и другие тесты?

Я почти упомянул имя Хён Кён. Но спрашивать было бесполезно. Какой бы ответ он ни дал, я был уверен, что не поверю. Теперь мне казалось, что хоть и смутно, но я все же понимал суть игры. Компания не лжет, лишь приправляет правду ложью. Чтобы добиться целостности и скрыть истину. Если я спрошу его о Хён Кён, он что-нибудь, да ответит. Но если я попытаюсь уточнить, он начнет: «С одной стороны…» Да. Для них это лишь вопрос перспективы. Хён Кён могла и правда покончить с собой, а может, ее убили; это могло случиться из-за меня или же оказаться подстроено. Хён Кён и правда могла забеременеть и в итоге сделать аборт, но это мог быть и обман. Я в любом случае не поверил бы его словам. Когда я, напившись, сжег ее исповедь, то стал сообщником тех, кто ее убил.

Он откинулся на стуле и, всем телом прислонившись к спинке, заинтересованно произнес:

— Даже мы не знаем, будут ли другие тесты.

Я еле-еле сдержался, чтобы не выругаться. Злиться было неразумно. Чтобы извлечь из разговора как можно больше информации, мне следовало вести себя максимально вежливо. Только Компания могла знать правду о том, что произошло. Я задумался над тем, что сказал этот незнакомец. Он действительно мог ничего не знать. Однако он использовал выражение «мы тоже». Иными словами, этого не знал не только он, но и сама Компания. Возможно, он был одним из лиц, представляющих ее интересы. То есть мог выносить решения от ее лица.

— Вы хотите сказать, что Компания не контролирует испытания сотрудников?

— Вы заблуждаетесь. Испытания проводятся не для Компании, — ответил он с вежливой, доброй улыбкой. В горле у меня пересохло.

— Что?

— Компании нет в этом надобности. Мы можем противостоять чему угодно, хотя сомнительно, что существуют какие-либо угрозы.

Я никак не мог понять, о чем он говорит. Представитель Компании же внимательно наблюдал за моей реакцией и наслаждался ею. Я ничего не мог поделать. Сила всегда за тем, кому больше всего известно.

— Компания проводит проверки не для того, что сохранить тайны или предотвратить угрозы. Все дело в повышении квалификации. Это делается для вашей же безопасности, потому что вы важны нам. Конечно, пока мы в вас нуждаемся.

Видимо, тут та же история, что и с водительскими правами. Дело в квалификации: они хотят, чтобы я продлил лицензию.

— Способ тестирования очень прост. Когда цель находится под достаточным давлением, мы добавляем к нему еще немного. Другого мотива нет. В любом случае нам важно знать, кто есть кто. Если человек для нас важен, мы должны его защищать.

Сыграла ли роль этой «добавки» предсмертная записка Хён Кён, требование спланировать ее убийство или все это вместе? Компания проводит испытания, чтобы защитить меня. Какой бред!

— Так что если испытуемый под такой тяжестью рухнет — ничего не поделать, но если нет, то ему откроется больше. Больше правды.

Уголки его рта слегка приподнялись.

— Ведь правда иногда бывает болезненной.

Он определенно пытался меня запутать, издевался надо мной. Что ж, я не против. Лишь бы все узнать.

— Так в чем же правда?

Он наклонил голову. Я вдруг понял, что он едва сдерживает смех. «Интересно, сколько потребуется времени, чтобы его задушить», — подумал я.

— Не понимаю, почему вы спрашиваете. Ведь ответ вам уже известен.

Внезапно я почувствовал, как медленно проваливаюсь в кресло, на котором сидел. Бочка, в которой я похоронил мысли о Хён Кён, снова поднималась из бездны забвения. Как он и сказал, я знал причину, по которой Компания хотела убрать Хён Кён. Она пыталась убить меня. Но так ли это? Незнакомец продолжал ухмыляться. Мне захотелось вспороть ему живот, вынуть кишки и разбросать их вокруг, но я не мог даже пошевелиться. Постепенно у меня стала затекать шея.

— Но мне кажется, что этот факт вы еще не приняли, — продолжил он, доставая носовой платок и прикрывая им рот. Затем он сделал резкий вдох. Мне открылось его улыбающееся лицо. Он наклонился и приблизился ко мне. Мне захотелось вырвать ему язык, но такая реакция его бы лишь обрадовала. Этот человек наслаждался моими страданиями. Моей болью. Чем сильнее я мучился, тем больше он радовался. Я закрыл глаза и глубоко вдохнул. Из бочки медленно показалась рука Хён Кён. Он вдруг прошептал:

— Какая у вас отличная самодисциплина. Я думал, вы меня ударите. Вы подходите нам лучше, чем я ожидал. В награду я с вами кое-чем поделюсь.

Он достал из верхнего кармана рубашки блокнот и что-то в нем нарисовал. Я взял протянутый мне листок. На нем были схематично изображены три треугольника: два поменьше поддерживали один большой. Сказать наверняка сложно, но мне казалось, что я видел этот знак много раз.

— Это логотип Компании. Конечно, официально он не используется. В любом случае это лишь базовая модель, существует множество вариаций.

Мне показалось удивительным, что у Компании есть свой логотип. Это не соответствовало образу, который я успел себе выстроить.

— Вижу, вы ожидали другого. Но имейте в виду: Компания — свободная и гибкая организация. Иногда нам приходится работать вместе, даже не зная имен друг друга. Для этого нам и нужен этот символ.

— Что он означает?

— Это принцип порядка, который установлен в нашем мире. Большой треугольник символизирует власть. Верхушку пищевой цепи, доминирование и устойчивость. Надежность. Ромб, который находится в середине, символизирует наше общество. Вы изучали это в школе. Иерархическая структура — три класса: малочисленные высший и низший, а также многочисленный средний. Разве не удивительно, что такой мир вообще существует?

Я указал пальцем на треугольники, расположенные по бокам.

— А эти зачем?

— На них опирается верхний треугольник. Стоять сам по себе он не может. Затем и нужны треугольники поменьше — чтобы его поддерживать. Снова объединить весь мир. Вы даже не представляете, как нас много и насколько мы разные.

Он продолжал болтать, гордо глядя на меня с таким видом, будто бы Компания отвечала за весь порядок в мире. Зачем они прислали этого сумасшедшего, страдающего манией величия? Чтобы он рассказал мне правду?

Он весело продолжал:

— Пока вы еще не все понимаете. Но поймете. Рано или поздно. Думаю, в вашем случае это произойдет довольно скоро. Я дам вам подсказку: все люди, которых мы убили, относятся к маленьким треугольникам.

Он снова откинулся на спинку стула. Некоторое время мы спокойно пили чай. В моей голове роились мысли. Хён Кён выползла из бочки и обняла меня за шею. Все, о чем я хотел забыть, вернулось. Я размышлял над его словами. В них был скрыт какой-то смысл, которого я не понимал. Но какой? Он вдруг встал.

— Скоро Компания начнет обращаться к вам за консультацией по другим вопросам. Вознаграждение за вашу работу значительно увеличится. Вы прошли проверку и получаете повышение. Не будьте настроены к нам так враждебно. Я говорю это, потому что вы показались мне хорошим парнем. Хотя скоро вы сами все поймете. Испытание никогда не заканчивается. На самом деле оно еще даже не началось…

Он протянул руку и подобрал рисунок.

— Вы поймете, что я имел в виду, как только разберетесь в том, что значит этот символ. Либо примите все как есть, либо все забудьте.

Он слегка улыбнулся. Затем скомкал листок в руке и ушел.

Я остался наедине со своими мыслями, думая о болезненных истинах, которые пытался отрицать, и о загадках, которые оставил мне представитель Компании. Да, нужно было признать: узнав о смерти Хён Кён, я струсил. Была ли она убита Компанией или покончила с собой, в конечном счете ее кровь на моих руках. Ребенок… Скорее всего, это правда. Даже если предсмертную записку подделала Компания, у них нет никаких причин изобретать такие детали. Наверное, поэтому я, напившись, и не придумал ничего лучше, чем сжечь письмо. Но что я мог сделать? Я бессчетное количество раз ударил ее ножом в самое сердце, а потом еще и решил повесить. Если бы я только мог спасти ее и нашего ребенка, я бы сделал все. Но теперь это невозможно. Уже ничего не изменишь.

Вероятно, этого человека я больше никогда не увижу. Но мне было ясно, что смысл его слов скоро мне откроется. В противном случае Компания бы его не послала.

Мне не пришлось долго думать, почему он был так любезен объяснить мне суть логотипа. В нем и правда скрывался огромный смысл. Но больше всего стоило опасаться его последних слов. Я должен был или принять все как есть, или все забыть.

Принять все либо забыть об этом… Неужели среднего не дано?