По дороге в туристическое агентство мне уже начало казаться, что я свернул куда-то не туда — настолько разительно отличалась местность вокруг. Завернув за угол, я увидел на земле тело мужчины. Он был одет во что-то наподобие синей военной формы, и на левом рукаве виднелась надпись «Полиция». В нескольких метрах лежало тело еще одного мужчины в гавайской рубашке и джинсах. Черная кровь, стекавшая по низу его живота, будто сочеталась с его темной кожей, образовывая странную гармонию. Хотя на моих руках была кровь огромного количества людей, я впервые видел настоящий труп. Мужчина в гавайской рубашке был босым. Белые шелушащиеся мозоли у больших пальцев его ног странно контрастировали с собравшейся на черной земле кровью. Теперь ясно, кто был главным участником вчерашней перестрелки. Около тел суетились немецкие солдаты с нарукавными повязками ООН. Один отдавал приказы по рации, а другой, в наушниках, сидел в броневике и курил сигарету. Белые наушники от плеера IPod — девайса, который буквально свел с ума весь мир. Эта белизна на мгновение сбила меня с толку, и я даже забыл, где нахожусь. Машина ехала быстро, и вскоре эта сцена, как и другие сцены из киншасской повседневности, исчезла из виду.
Я посмотрел на лицо водителя, отражавшееся в боковом зеркале. На нем была написана легкая скука. Мое сердце бешено колотилось. Вот она — смерть, которая обычно оставалась для меня лишь частью ежедневной рутины. Окровавленный асфальт, мутный замерший зрачок, белые мозоли на ногах и мухи на носу. Смерть, оставленная без внимания, люди, проходящие мимо. Здесь это было чем-то обыденным.
Туристическое агентство выглядело гораздо лучше, чем я ожидал. Все было совершенно новым, от свежеокрашенных белых стен до мебели. Больше всего меня удивило то, что вместо стула клиенту предлагалось расположиться на диване. Ни одно туристическое агентство Кореи не могло похвастаться такой роскошью. Я сел. Молодая темнокожая девушка, обязанностью которой, видимо, было выполнение небольших поручений, вежливо спросила, что я предпочитаю пить. Я отказался, но она меня не поняла. Я показал ей это жестом. Девушка широко улыбнулась и ушла. Ее белые зубы необычно сияли на темном лице. Подошедший турагент посмотрел на меня и улыбнулся. Затем он спросил, кореец я или японец. Его произношение звучало гораздо лучше, чем мое. Я ответил, что приехал из Кореи. Он с улыбкой на лице объяснил, что корейцы часто приезжают сюда в последнее время, а потом добавил, что корейская бытовая техника — самая лучшая. Я про себя обругал корейское туристическое агентство за некомпетентность. Перерыв весь интернет, я нашел турагентство, которое специализировалось на Африке, — так почему же там ничего не знали? Причина, по которой корейцы часто приезжали в Конго, видимо, заключалась в том, что они не пользовались услугами корейских туристических агентств. После короткой беседы, во время которой я ужасно говорил по-английски, агент сказал:
— Мы рекомендуем тропическое сафари. Вам интересно южное или восточное направление?
Я ответил:
— Не уверен… Я хочу увидеть горилл. Горных горилл.
Турагент нахмурился.
— Вы имеете в виду восточную сторону Гомы? Туда ездят многие корейцы.
— Мне все равно, я лишь хочу увидеть горилл.
Услышав мой ответ, он наклонил голову. Посчитав, что я плохо понимаю по-английски, он медленно продолжил:
— Восточный путь — это тот, что проходит через Уганду и затем ведет обратно в Гому.
Я посетовал на свой слабый английский. Я непонятно произношу слово «гора» или проблема в том, как я говорю «горилла»? Я повторил еще раз, как можно четче:
— Горная горилла. Мне все равно, куда ехать. Я хочу увидеть горную гориллу.
В одно мгновение выражение его лица переменилось: он осознал мои слова, и его наполнил гнев. Тем не менее ему удалось сдержаться, и он, несколько раз насмешливо кашлянув, ответил с сомнением и разочарованием:
— Вы не сможете увидеть горилл.
Затем он упомянул национальный парк Вирунга — знакомое название, которое я слышал еще в Корее. Турагент сообщил, что официальные представители парка в данный момент отсутствуют, поэтому в настоящее время въезд туда иностранным туристам запрещен. Тогда я спросил о равнинных гориллах, которых как-то раз тоже показывали в «Царстве животных», и национальном парке Кахузи-Биега. Однако на это он тоже ответил, что сейчас иностранцам въезжать туда нельзя.
Я не мог в это поверить. Впервые в жизни я уехал так далеко, и теперь получаю отказ? В таком хорошем агентстве мне не могут организовать поездку к гориллам?
Я попробовал другой подход. Искренне объяснил, почему ехал из Кореи, чтобы посмотреть на горилл, но цвет его лица стал меняться на глазах: агент то бледнел, то краснел. Как только я закончил, он встал и начал кричать, но понять его я не мог. Этот громкий монолог, произнесенный на местном африканском языке с примесью французского, озадачил меня.
Я тоже вскочил, размышляя, следует ли и мне рассердиться. Я абсолютно не понимал, почему он так разозлился и что вообще происходит. Я подумал, что, возможно, допустил какую-то культурную ошибку. Но на этом мой визит подошел к концу. Двое крепких темнокожих мужчин подхватили меня под руки и выставили вон. Но это было только начало.
В тот день я посетил еще три агентства, и из всех меня выгнали. Где-то злились, где-то смеялись, а где-то молчали. Я был по-прежнему далек от горилл и, расстроенный такой несправедливостью, завершил этот странный день, залпом выпив коктейль в баре отеля. Мне хотелось вернуться в Сеул, но я уже зашел слишком далеко, чтобы сдаться.
Ничего не изменилось ни на следующий день, ни через день. Я, сам того не понимая, превратился в главное посмешище Конго. Я одно за другим посетил все турагентства, которые мне назвали на стойке регистрации отеля, пока не осталось лишь одно. Чувство свободы от того, что Компании сюда не добраться, и странная вера в то, что стоит мне лишь увидеть горилл, и все будет хорошо, медленно растворялись в душном африканском воздухе. Мне уже не хотелось увидеть горилл так же отчаянно, как раньше. Они, помаячив передо мной, насмешливо скрылись из виду. Добрая негритянка из последнего турагентства сочувственно сказала:
— Туристические агентства здесь не для путешествий. Возвращайтесь в свою страну.
Я вычеркнул из списка последнее турагентство. Больше идти было некуда. За домами, где жили иностранцы, садилось солнце. Засунув руки в карманы, я поднял голову и посмотрел на африканское небо. Что я могу делать, кроме как работать в Компании? Я больше ничего не умел — только планировать естественные смерти. И какого черта я сюда притащился?
Солнце село. Я шел мимо роскошных особняков — наследия колониальных времен. Дневная жара спала, и стало довольно прохладно. Передо мной возникла проблема, которая заключалась в том, что я понятия не имел, куда мне идти. Я даже не мог вспомнить, в какой стороне находится мой отель, — чего уж говорить о гориллах. Я впервые самостоятельно принял решение — и вот чего добился. В конце концов я оказался не более чем марионеткой. Вдруг рядом со мной остановилось такси. Такое теперь можно увидеть только в фильмах восьмидесятых. Машина выглядела очень старой, на ее двери красовалась надпись «такси», но по крайней мере она была на ходу. Водитель поинтересовался:
— Такси?
Он напоминал добродушного мясника. Рядом с ним на пассажирском сиденье расположился темнокожий мужчина средних лет в очках. Он выглядел очень умным. Я открыл заднюю дверь. На заднем сиденье я увидел еще одного конголезца, чей возраст не угадывался. Он был очень худым и выглядел так, будто умирает с голоду. Это такси напоминало маршрутное: в Сеуле такое обычно вызывали, чтобы добраться домой после попойки. Однако попавшиеся мне попутчики не были похожи на пьяных клерков, которых можно встретить в сеульском такси. Причин не сесть в него я не нашел: я не знал, где нахожусь и куда мне ехать. Я залез в машину, закрыл дверь и назвал свой отель. Машина тронулась. Трясясь на заднем сиденье, я почувствовал, как на меня уставились три пары глаз. Внезапно я понял, что оказался не в том месте не в то время. У меня выдался достаточно длинный день, но теперь стало ясно, что на этом он не закончится.