Консультант

Первородный грех

В детстве я как-то попал в церковь на рождественскую службу. Если вы подумали, что я пришел туда ради угощения, то вы явно старше меня. В начале восьмидесятых печенье и булочки, которые предлагали в церкви по праздникам, могли привлечь только бедняков. Но я подружился с мальчиком из очень бедной семьи. В те времена, если бы я попросил своих друзей пойти со мной в церковь за сладостями, то их ответ звучал бы так:

— Вот еще. Лучше поиграем в компьютер.

Но, желая порадовать друга, я решил все же сходить. Причина, по которой Рождество было для меня особенным днем, не печенье и булочки. Я любил его, потому что в этот день все было по-другому.

Сейчас это кажется мне смешным, но, когда я был маленьким, каждый день в девять часов перед выпуском вечерних новостей на экране на фоне картинки с изображением луны и спящего ребенка появлялся диктор и сообщал, что детям пора отправляться в страну снов. Это было весьма в духе того времени, и каждый взрослый человек, застав на улице детей поздно вечером, отправлял их домой. Самим взрослым также не разрешалось выходить на улицу после того, как прозвучала сирена, так что они находились в аналогичной ситуации. В те времена страной правил солдат, за душой у которого было лишь двести девяносто тысяч вон, поэтому государство уподобилось армии.

Тогда мне больше всего хотелось узнать ответ на вопрос «что происходит после полуночи?». Я мечтал увидеть настоящее привидение, а они, как известно, появлялись лишь в полночь. По всей видимости, причина, по которой я их не видел, заключалась именно в том, что я ложился спать в девять часов. А может, в полночь открывалась дверь в четвертое измерение, прямо как в мультфильме «Чудесные задумки Пола»? Вот какие мысли занимали меня перед сном.

«Почему же взрослые заставляют детей ложиться спать так рано? — без конца гадал я. — Во имя сохранения какой тайны детей укладывают в постель всего в девять часов?» Мне хотелось повзрослеть быстрее. Но время редко вставало на мою сторону. Когда кто-то говорил о будущем, мне казалось, что неделя длится как целый месяц, а один год занимает десять. У меня было чувство, что это пресловутое «через десять лет» никогда не наступит.

Но я осознал, что не обязательно ждать, пока я стану взрослым. Исключения есть в любом правиле, и в моем случае этим исключением стало Рождество. Именно в этот день я получал от родителей разрешение остаться в церкви до окончания службы.

Когда я впервые пришел в церковь, все казалось мне странным. Я увидел спектакль, услышал пение и поучаствовал в различных мероприятиях, посвященных Рождеству. Но привычка — ужасная вещь, и к девяти часам мои веки так отяжелели, что сил уже не осталось. Стулья были жесткими, но скука и необычная атмосфера церковного уюта привели меня в страну грез. Так, клюя носом, я проспал почти до полуночи.

Незадолго до двенадцати я проснулся от громкого голоса. Он принадлежал священнику. Звучно и громко он рассказывал о том, как Иисус был распят за наши грехи, уделяя особенное внимание тому, что, если мы не примем его, дорога на небеса будет для нас закрыта. Подтерев слюну, я тихонько спросил сидящего рядом со мной учителя:

— Получается, люди, которые не совершили ни одного греха, попадают на небеса, даже если не верят в бога?

Он осуждающе посмотрел на меня и ответил:

— Все мы грешники.

— Но мои друзья пока совсем маленькие и очень добрые…Что же такого они могли сделать?

Учитель, устав от вопросов незнакомого ребенка, с досадой объяснил, что поскольку Адам, первый человек на Земле, согрешил, то все его потомки тоже грешны от рождения. Это называлось «первородный грех», и в нем повинен каждый человек лишь потому, что явился из чрева матери. Даже в детстве это казалось слегка абсурдным. Я попытался возразить, но учитель знаком показал, что нужно сидеть тихо и слушать проповедь. Пробормотав, что он сам говорил больше меня, я встал со своего места. Я почувствовал, как взгляды всех находившихся там людей устремились на меня. Но, не обращая на них внимания, я вышел из церкви. Потому что пришел туда не за этим.

На улице стояла тишина, ночной зимний воздух был очень холодным. Остатки сна унеслись вместе с прохладным ветром. Где-то шумно веселилась пьяная компания, слышался лай собак. Забил церковный колокол, возвещая о наступлении полуночи. Я остановился. Мое сердце колотилось. Я невольно улыбнулся.

Вот и все. Никакой тайны не было. Колокол замолчал, на улице снова стало тихо. Лай собак постепенно стихал, звук шагов шумной компании отдалялся, но больше ничего не происходило. Время не остановилось, как это случалось в комиксах, небо не заполонили большие летучие мыши, не появился призрак молодой девушки в саване, не было ни оборотней, ни привидений. Так почему же взрослые заставляли нас ложиться спать так рано? Я вдруг рассердился. Полночь оказалась особенной только потому, что была для нас запретной. И все.

Когда я понял, что мир после полуночи точно такой же, то потерял к Рождеству весь интерес. Не было ни привидений, ни врат в четвертое измерение, ни волшебного часа, и, конечно, никакого Деда Мороза тоже не было. Внутри меня зародилось какое-то новое сложное чувство, но тогда я не мог толком его объяснить. Лишь когда я стал намного старше, то смог понять, что тогда почувствовал, будто надо мной посмеялись.

Моя мама спросила, понравилось ли мне в церкви, и я ответил, что не особенно. Выпив горячего какао, я заснул. Когда я проснулся, у изголовья кровати меня ждал рождественский подарок. Я еле устоял перед желанием фыркнуть, но в итоге все же воскликнул:

— Ух ты! Что, правда Дед Мороз приходил?

После этого все пошло наперекосяк. Со следующего года ночной комендантский час отменили, и дурацкий ролик, призывающий детей ложиться спать в девять часов, сняли с эфира. Компьютерную игру «Галага» заменила новая, под названием «Ксевиус». К началу нового семестра по школе, словно лихорадка, распространилась мода на покупку книжных собраний, и если вы принадлежали к среднему классу, то были просто обязаны иметь дома все тома «Библиотеки всемирной литературы» или большой цикл энциклопедий. Моя семья приобрела коллекцию книг о приключениях Шерлока Холмса. Преступления и детективы вытеснили из моего сердца мир магии, авантюр и рождественского волшебства.

Несмотря на то что вокруг все менялось, время от времени я вспоминал о том, что такое первородный грех. Грех, совершаемый самим фактом своего существования. Почему же появиться на свет — это грех? Почему взрослые образованные люди верят в такую чепуху? Я рос, из мальчишки превратился в мужчину, мне было уже за тридцать, но все равно каждой холодной ночью я не мог перестать думать об этом.

Ответ я узнал после поездки в Конго. Единственной причиной, по которой я туда отправился, был бежевый конверт, наполнявший меня отчаянием. Конечно, тогда я не знал, что найду в Конго ответ на вопрос, который мучил меня так долго.

Девушка, чье досье оказалось в конверте, работала не иллюстратором. К счастью, мои ожидания не оправдались. Однако плакать от радости мне тоже не хотелось. Потому что менеджер не лгала: я действительно был лично знаком с новой клиенткой.

Целью оказалась Хён Кён. Что я почувствовал? Сначала на меня накатило облегчение. Думаю, я даже был немного счастлив. Затем на мгновение я словно окаменел. Не знаю, можно ли назвать то, что между нами было, отношениями, но все же я считал, что мы с ней встречались. Мне стало некомфортно. Мы вместе ходили смотреть на горилл в зоопарке. Я у нее многому научился, например разбираться в стиле и брендах, производящих люксовую одежду. На первый взгляд все вещи выглядели одинаково, но на самом деле они были совершенно разными и очень яркими, хоть сначала поверить в это было и сложно. Она открыла мне новый мир символики, аллюзии и метафор. Особых причин помешать ее смерти у меня не нашлось. Секс с ней был достаточно неплох, но не настолько, чтобы теперь я стал рисковать своей жизнью. К тому же я не имел права решать, жить ей или умереть.

Я постарался смотреть на это только с хорошей стороны. В конце концов, Эрин остается жива, я смогу сделать ей предложение. Конечно, мне жаль Хён Кён, но уж лучше я сам спланирую ее смерть, чем она умрет в мучениях из-за кого-то еще. В любом случае не настолько уж и близкие у нас были отношения: вряд ли мы тогда могли называть себя парой.

Я разложил листы досье и воссоздал по ним будни Хён Кён. Я чувствовал себя странно, ведь раньше судил о ее жизни лишь по одному дню в неделе, в который мы обычно виделись. Пока я просматривал бумаги, узнал о ее семье больше, чем за все то время, что мы были вместе.

Они жили очень бедно. Ее отец был безработным и проводил дни в праздном безделье, а младший брат трудился на заводе. Содержала их мать, которая торговала на рынке. Ужасно бедная девчонка с ужасно скучным именем. План выстроился в моей голове, стоило мне лишь взглянуть на досье. Для Хён Кён бренды, вероятно, были своеобразным способом доказать, что она гораздо успешнее, чем на самом деле. Мне вдруг стало интересно, что же такое она разузнала.

Догадаться было несложно. Она работала бухгалтером и, судя по всему, обнаружила что-то странное, проверяя расчеты. Мне стало немного грустно, что причиной ее смерти стала добросовестность. Наверное, из настоящих брендовых вещей у нее были лишь те, что ей подарил я, да еще сумка, которую она раньше всегда носила. Я представил себе, как эта девушка, получив зарплату, сразу начинает поиск качественных подделок. Я вспомнил ее комнату, которая находилась в каком-то полуподвале, и шкаф, где хранились все эти вещи. Какое грустное зрелище! Еще печальнее было то, что все, что я купил для нее, она складывала в тот же самый шкаф. Что вообще можно доказать вещью от Louis Vuitton, если человек, которому она принадлежит, живет в съемной комнате в полуподвале?

Исключив все эмоции, я начал методично и внимательно составлять план. Убить молодого человека непросто. Потому что выбирать практически не из чего. Всегда грустно, когда уходят молодые. Отчасти из-за контраста между смертью и юностью, но еще из-за того, что обычно они трагически погибают в результате несчастных случаев. Пожилые люди склонны к различным заболеваниям и принимают много лекарств. Кроме того, смерть человека такого возраста воспринимается довольно спокойно. Уровень сложности — это отдельная тема. К счастью, с молодых обычно особо нечего брать, поэтому заказывают их убийства редко. Наша работа слишком дорога, чтобы платить за устранение кого-то незначительного. В капиталистическом обществе даже у Компании, предоставляющей услуги по организации смерти, существуют четкие понятия о классовых различиях. Обычно тем, кого я убивал, было немного больше сорока.

Я знал ее лично, мы даже занимались любовью. Я не хотел, чтобы она умерла безобразно и мучительно, поэтому изучил ее данные с особой тщательностью. Благодаря этому я смог утолить давно мучившее меня любопытство касаемо одного вопроса.

Сумку, которую она раньше носила, подарил ей руководитель филиала. До того, как начать со мной встречаться, — нет, до того, как впервые переспать со мной, — она состояла с ним в очень непростых отношениях. Мне стало немного неприятно. Но в то же время это помогло мне избавиться от чувства вины, и я даже вспомнил одну необходимую для моего плана деталь.

Самоубийство, пожалуй, является одной из самых распространенных причин смерти среди молодых людей. Людям часто кажется, что его легко сымитировать, но они заблуждаются. Самоубийство можно подделать, лишь подкупив следователя. В противном случае сделать это будет очень трудно. Потому что само тело всегда свидетельствует о смерти. Если во время нападения жертва будет хоть немного сопротивляться, на нем останутся следы. Более разумно использовать наркотики, но в таком случае в медицинской карте погибшего должна быть запись о том, что он страдает от зависимости. К тому же достать сотню таблеток снотворного без рецепта почти невозможно, а скормить их другому человеку, не вызвав сопротивления, еще сложнее. В США можно было бы использовать психостимуляторы, такие как кокаин. Все довольно просто: распылить какой-нибудь препарат, вставить в руку шприц. Но если кто-то умирает при таких обстоятельствах в Корее, оперативная группа по борьбе с наркотиками немедленно цепляется за этот случай и копает до самого дна. В конце концов, самоубийства такого рода признают чересчур подозрительными.

Как насчет того, чтобы убить человека так, чтобы все решили, что он повесился? Опытному специалисту нетрудно понять, произошла ли смерть от удушья добровольно или ее причинили насильно. Все, начиная с того, как распределилась сила и каково направление руки, до расположения следов удушья и места, где обнаружили тело, будет свидетельствовать о том, что произошло на самом деле. То же самое относится и к другим способам, таким как прыжки с крыши и перерезание вен в ванной, — замаскировать самоубийство редко бывает так же просто, как это выглядит в кино.

Как в случае с профессором Чхве Чон Гилем. Даже спецслужбам, которым было необходимо его убрать, не удалось выдать смерть от падения с большой высоты за самоубийство, хотя на самом деле этот метод самый простой. Если убийство ошибочно признают суицидом, то обычно это происходит не потому, что его удачно спланировали, а потому, что расследование проводили некомпетентные специалисты. Конечно, в случае с Хён Кён мне могло повезти, но тогда этим заинтересовалась бы Компания. Я всегда представляю самый плохой вариант развития событий. Это помогает выполнять работу идеально.

Вот насколько сложно сымитировать самоубийство. Способы всё же существуют: когда клиент страдает от депрессии и в ящике стола у него лежит предсмертная записка или когда история его болезни так же длинна, как программа телевизионных передач. Тогда ни полиция, ни семья покойного не заподозрят чего-то неладного. В противном случае даже мельчайшая деталь может вызвать у родных погибшего подозрения. Представьте, что у вас умер близкий друг или любимый человек. Вряд ли бы вы поверили, что тот, кто вчера смеялся над вашими шутками, сегодня покончил с собой. Вы почувствуете ответственность. Возможно, его удалось бы остановить? Когда выносить бремя ответственности становится слишком тяжело, людям обычно начинает казаться, что самоубийства не было. Они не находят себе места и принимаются выискивать улики, которые бы избавили от страданий вовсе не того, кто уже мертв, а их самих. В таком случае близких покойного не остановить — если только у вас нет возможности проводить с уликами любые махинации.

Именно такую возможность мне и посчастливилось иметь. Хён Кён после каждого приема пищи глотала антидепрессанты, словно конфетки, утверждая, что это делает ее счастливой. Конечно, за ними приходилось ходить в больницу, но ее это не слишком волновало.

— Это не трудно. Нужно только сделать грустное выражение лица и сказать, что больше не хочется жить, — как-то сообщила она.

Девушка смешно нахмурилась и проглотила таблетку. «Ничего себе, вот дает», — подумал тогда я. Вот почему отсутствие у меня интереса к ней совсем ее не расстраивало. Где-то в ее брендовой сумке лежали маленькие пилюли, полные позитива. Попадая в ее организм, они дарили ей жизненные силы и счастье. Волшебная палочка, как у феи из сказки про Золушку, ей была не нужна. Чтобы чувствовать себя счастливой, ей было достаточно лишь немного себя обманывать. Я никогда не мог понять: она пила их, чтобы справиться с тяготами жизни, или потому, что ей просто нравилось находиться в приподнятом настроении? В любом случае эти таблетки оказались мне очень полезны.

По статистике, люди, страдающие депрессией, совершают самоубийство, когда уже начинают выздоравливать. Они думают, что им становится лучше, и перестают принимать лекарство. Их мозг неистово требует дофамина, и депрессия накатывает снова, как приливная волна. В конце концов человек предпочитает лекарствам самоубийство. Мой план был прост: выкрасть антидепрессанты, усыпить ее хлороформом и повесить. Когда у нее не найдут таблеток, полиция, основываясь на многолетнем опыте, придет к выводу, что Хён Кён перестала принимать лекарства и в итоге покончила с собой.

Но я кое-что упускал из вида: наши с ней отношения. Я не подумал, что, случись с ней что-то, полиция решит выяснить, какую роль в ее жизни играл я.