Корделия

Глава XVI

Брук был в приподнятом настроении. Он получил письмо из Атенеума, с приглашением в следующем месяце выступить у них с чтением своих стихов. Он годами мечтал о подобной чести, и она свалилась на него как раз вовремя: когда его самоуважение достигло низшей точки.

К тому же Брук неплохо себя чувствовал, что случалось крайне редко. Забыв печали, он с воодушевлением беседовал с женой и даже не огорчился из-за того, что она в его отсутствие трижды побывала в красильне. Будь Корделия в настроении, она оценила бы это по достоинству, поняла бы, что он жил с постоянным ощущением своей неполноценности и только во имя самозащиты сопротивлялся переменам.

Они обсудили предстоящий летний отдых.

Наконец Брук что-то заметил и встревожился.

– Что с тобой, дорогая? Только не говори, что ты неважно себя чувствуешь.

– Я прекрасно себя чувствую, – ответила она. – Просто сегодня очень душно.

– Ты по мне скучала?

– Конечно.

– Тебя кто-нибудь навещал?

Она поведала ему о гостях в пятницу.

– В пятницу? – удивился Брук. – Ты имеешь в виду – вчера?

– О… Неужели это было только вчера? А мне показалось – сто лет назад.

– Все-таки что-то случилось, – настаивал он. – Отец?…

– Нет-нет. Никто и ничего, я же сказала. Просто на меня давит зной. Пойду прилягу.

– Как хочешь, родная.

Прилечь – но не спать. Разве пятница была вчера? Нет, это было давным-давно – в какой-то другой жизни. За несколько часов можно прожить целую жизнь. Вначале, при первых поползновениях Брука доказать ей свою любовь, Корделия почувствовала дурноту, гнев, унижение и дикий страх перед неизбежным разоблачением. Он не мог выбрать худшего момента – когда еще были свежи воспоминания о прошлой ночи. Корделия принимала ласки мужа с таким же отвращением, как если бы знала, что в гардеробной прячется мистер Фергюсон.

Брук больше не донимал ее расспросами, но время от времени бросал в ее сторону удивленный взгляд. Как большинство болезненных людей, он был вечно погружен в собственные ощущения, однако его нельзя было обвинить в нечуткости; он угадал перемену в отношении Корделии, хотя и был далек от понимания истинной причины.

Корделия давно не видела Стивена. Она не покидала Гроув-Холла, даже написала матери, что помогает мистеру Фергюсону и поэтому не сможет какое-то время бывать у них – примерно с месяц. Потом она нажала на Брука, и он в конце концов согласился уехать, так что оставшуюся часть июля они провели в Саутпорте. Корделия прилагала бешеные усилия, чтобы воскресить в своем сердце любовь к мужу, но эти попытки были обречены на неудачу, потому что нельзя воскресить то, чего никогда не существовало в природе. Даже если она вдруг разлюбит Стивена, это ничего не изменит.

Брук совсем потерялся в догадках, пытаясь объяснить кое-какие признаки, которые ей не удалось скрыть. Его собственная страсть к Корделии, разбуженная этой неожиданной переменой, обрела второе дыхание. В результате они стали добрее и терпимее друг к другу.

Она не знала, что предпринимает Стивен для того, чтобы увидеться с ней, знала лишь, что он потерпел поражение.

На самом деле таких попыток было одна или две, да и те предприняты без особого рвения. Почти все то время, что супруги отдыхали в Саутпорте, Стивен провел в Лондоне.

Однажды в конце июля, вечерней порой, он шел по фешенебельной улице в районе Мейда-Вейл. Дойдя до небольшого коттеджа, он остановился и постучал. Дверь открыла горничная. Он осведомился, дома ли миссис Кроссли. Девушка получила это место совсем недавно, и ему пришлось назвать свое имя. После продолжительного ожидания она провела его в белую гостиную. Там никого не оказалось, однако на столе лежало явно только что оставленное рукоделие.

Стивен огляделся, выглянул в окно и понаблюдал за наемным экипажем, в который как раз садился пассажир. Потом взял книгу и прочел название.

Вошла молодая женщина.

– Как ты, дорогая? – спросил он. – Не знала, что я в Лондоне? Вот, решил устроить тебе сюрприз. Ты прекрасно выглядишь.

Это была женщина лет двадцати пяти, со стройной, соблазнительной фигурой. При виде Стивена в ее красивых черных глазах вспыхнули огоньки, но что-то в интонации его голоса заставило их погаснуть.

– Вот уж точно сюрприз, – произнесла она. – Хочешь чаю?

– Я уже пил, но – спасибо, не откажусь.

Они немного поболтали о том, о сем, пока горничная накрывала на стол. Стивен был разговорчивее, нежели обычно, а она, напротив, больше слушала. Понемногу его непринужденное оживление помогло ей оттаять.

– Как тебе нравится в Манчестере?

– Превосходно. Я уже освоился.

– Охотно верю. Иногда я представляю себе этот город – унылые, грязные улицы, дым из фабричных труб, булыжные мостовые… Похоже?

– Нет. Впрочем, да. Все дело в обществе. Там довольно интересный народ. Ко мне хорошо относятся. "Варьете" процветает.

– Когда ты возвращаешься?

– Завтра или в среду.

– Это что, дружеский визит?

Стивен смутился.

– Что же еще?

– Разве я не имею права знать?

Он встал с чашкой в руке и, помешивая чай, отошел к окну.

– Я был уверен, что тебе все равно.

Она передернула плечами.

– Сама не знаю, – но он почуял фальшь, и от этого его миссия показалась еще труднее.

– Просто ты ко мне привыкла. Вот и все.

– Больше тебе ничего не приходит в голову?

– Нет. Послушай… нам было хорошо вместе – пару лет. Очень хорошо. А потом… что-то случилось. Поэтому мы поступили так, как представлялось единственно правильным.

Взгляд молодой женщины жег ему спину.

– Конечно. Единственно правильным. Ты хотел мне что-то сказать?

– Мы разошлись. Наш брак провалился. Но, слава Богу, мы не питаем горьких чувств друг к другу. Все к лучшему.

К лучшему!… Женщина продолжала хранить молчание. В окно, противно жужжа, билась муха.

– Но так не может длиться вечно, – гнул свою линию Стивен. – Быть одновременно свободным и связанным по рукам и по ногам, точно стреноженная лошадь… Неужели тебе никогда не хотелось стать по-настоящему свободной? Закрыть эту главу? Мы могли бы по-прежнему оставаться друзьями, даже большими, чем сейчас. Должно быть, тебе самой надоело…

– Должна ли я понимать это так, что тебе надоело? – осведомилась она.

– В последнее время я много думал…

Женщина добавила в свою чашку молока, но не стала пить.

– Стивен, кто она?

Он обернулся. Их взгляды встретились. В его глазах отразилось крайнее замешательство.

– Ты ее не знаешь.

– Кто-то, с кем ты познакомился в Манчестере?

– Да.

– Почему ты считаешь, что это надолго?

– Я чувствую.

– Разве ты не чувствовал то же самое, когда женился на мне?

– Я был слишком молод. Мне очень жаль, Вирджиния.

– Мне тоже очень жаль.

– В любом случае, лучше довести дело до конца. Покончить с тем двусмысленным положением, в котором мы оказались.

– Она обо мне знает?

– Нет еще.

– Думаешь, она решится выйти замуж за разведенного?

– Да.

– Это несмываемое пятно – и на твоей репутации, и на моей. "Ах, она разведена!" – и все отворачиваются. Никому нет дела до того, кто прав, а кто виноват.

Он начал мерить шагами комнату.

– Нет смысла притворяться перед тобой. Ты знаешь, я не ангел. Но со мной никогда не было ничего подобного. Я знал только два серьезных увлечения – тобой и вот сейчас.

– Благодарю, – сухо произнесла она. - Я счастлива, что ты включил меня в почетный список.

Он закусил губу.

– Надеюсь, ты поможешь мне. От этого слишком многое зависит. В сущности, все на свете.

– Я не уверена. Мне нужно хорошенько подумать.

Он начал с жаром объяснять ей ситуацию, но она вскоре перебила его.

– Я должна с ней познакомиться. Как ее зовут?

– Это невозможно.

– Почему? Ты что, меня стыдишься?

– Нет. Неужели ты не понимаешь – для нее это не имеет значения!

– Имеет, и очень большое!

Стивен встревожился.

– Разве я не имею права начать…

– Пожалуй, мне понадобится несколько месяцев, чтобы принять решение. Ничего ей не сделается, если придется повременить.

– Мне очень не хочется этого говорить, – произнес Стивен, – но я все-таки скажу: наши отношения не зависят от каких бы то ни было юридических закавык.

В ее глазах мелькнуло любопытство.

– Ты всегда был уверен в своих женщинах, не так ли?

– Особенно в тех, которые для меня ничего не значили.

Она состроила гримасу.

– Спасибо.

– Я не имел в виду тебя, Вирджиния. Только всех прочих.

– Вот не думала, что вхожу в их число.

– Ты и не входишь. Я сто раз говорил…

– А эта? Она тоже не такая, как все? Ты уверен, что сможешь удовлетвориться ею одной?

– Я это знаю.

– Она сильно влюблена в тебя?

Он усмехнулся.

– Как прикажешь отвечать на такой вопрос?

– Если да, то мне ее жаль. Бедняжка, ее ждет тяжкое разочарование.

Вирджиния встала. Стивен подошел и обнял ее за плечи.

– Ты так много выстрадала из-за меня?

Она передернула плечами, чтобы высвободиться, и отошла в сторону.

– Оставь меня в покое.

– Вирджиния, ты несправедлива. Зачем ты нарочно все усложняешь? Я никогда не был с тобой жесток. Мы всегда играли на равных. Что толку притворяться?

– Говорю тебе, мне ее жаль. Она в худшем положении, чем я, потому что не может рассчитывать даже на сохранение своего доброго имени.

– То есть, ты отказываешься предоставить мне свободу?

– Что я от этого буду иметь?

– Может быть, ты захочешь снова выйти замуж.

– Не захочу.

Он уставился на нее – с растущим разочарованием и злостью. Но все-таки сделал еще одну попытку.

– К сожалению, я не могу рассказать тебе всего – возможно, тогда ты поняла бы… Нет, не могу. Знаю, я давно задолжал тебе этот визит. Мне хочется поступить по справедливости с вами обеими…

Она взглянула ему прямо в лицо.

– Она очень красива?

– Ох! – с отчаянием в голосе воскликнул он. – Какое это имеет значение? Я был круглым идиотом, рассчитывая добиться толку от женщины! Я ухожу.

Она не стала звать горничную, а сама проводила его до двери.

– Приеду через неделю, – сказал он. – Может быть, тогда мы сумеем договориться. У тебя будет время подумать.

– Нет! – вырвалось у нее. – Не приезжай, пожалуйста!

– Почему?

Она избегала встретиться с ним взглядом.

– Просто не хочу. Но обещаю подумать. Я… напишу тебе. У тебя тот же адрес?

– Да.

– Вот и отлично. До свидания, Стивен.

Он пожал ей руку.

– До свидания, Вирджиния. Я очень надеюсь, что ты передумаешь.

Он вышел на улицу; за ним громко захлопнулась дверь. Стивеном овладело желание вернуться и попробовать переубедить ее. Но он знал – из этого ничего не получится. Во всяком случае, сегодня.