Корделия

Глава XX

Несколько шагов по узкому коридору – и они на балконе. Как раз в это время "Бостонские менестрели" затянули "Уберите подальше мои детские башмачки". Публика подпевала. Сентиментальная песенка, как раз в духе этой аудитории. Корделия подметила: некоторые мужчины вытирали глаза, а один щеголеватый молодой человек шумно высморкался, прежде чем потянуться за кружкой пива.

Стивен прокладывал ей путь, здороваясь со знакомыми. На Корделию устремлялись любопытные взгляды; она старалась не обращать внимания и радовалась тому, что шляпа с вуалью скрывала ее черты. Для них с трудом освободили места за одним из столиков в передней части балкона.

Снова звучала "Суэйни-ривер". Корделия посмотрела по сторонам. Кроме них, за столом сидели шестеро мужчин и одна девушка – хорошенькая, разряженная в пух и прах и накрашенная чуточку больше, чем нужно. В зале царила теплая, дружелюбная атмосфера – она проникала в кровь, как вино, ударяла в голову. За соседним столиком веселились офицеры из числа добровольцев, гордые своими усами и белыми лайковыми перчатками. Немного подальше разместились букмекеры – эти перешептывались о делах, нависая над своими кружками. Далее сидели две дамы… группа пожилых мужчин… из угла на нее смотрел Дэн Мэссингтон.

– Сейчас исполнят "Хозяин лежит в земле сырой", – шепнул Стивен. – По моей заявке.

– Да? – Корделия подняла свой бокал.

– Мне показалось, ты хотела услышать эту песню?

– Да, Стивен, спасибо. Ты очень внимателен.

– Леди и джентльмены, – возвестил Моррис, вынимая изо рта сигару, которую поместил туда, чтобы не мешала аплодировать. – Леди и джентльмены, я имею честь объявить, что сейчас по специальной заявке одного из почетных гостей нашего заведения будет исполнена популярная песня…

Мэссингтон злорадствовал. Корделия больше не смотрела в его сторону: перед ее мысленным взором и так стояла его кривоватая улыбка; в зловещем оскале обнажились зубы. Все происходящее казалось Корделии кошмарным сном. Ну, что ж. Терять больше нечего, а значит, и бояться тоже. Только бы Стивен не заметил.

– У тебя холодные руки. Они не имеют права быть холодными – в таком теплом помещении. Ты нервничаешь?

– Должно быть, шампанское нарушило мое кровообращение. Интересно, почему это происходит?

– Это бывает на промежуточной стадии. Скоро пройдет. Дай, я наполню твой бокал.

На сцену вышел Вэл Джонсон в обмундировании матроса, получившего увольнительную, – соломенная шляпа с черной шелковой лентой, рубашка в крапинку с черным развевающимся галстуком, вельветовая куртка с медными пуговицами поверх белого жилета и брюки-клеш; черные усы густо нафабрены; пенсне на ленточке и огромная сигара в зубах. Он запел:

Когда по городу иду на склоне дня,

Взирают с завистью все парни на меня,

И дамы смотрят вслед,

Для них на свете нет

Морского волка желаннее меня!

Стивен веселился от души.

– Пожалуй, старый проныра заслуживает прибавки жалованья. И он ее получит – в следующем месяце. Но ты что-то совсем притихла. Выше нос, дорогая, завтра суббота!

Смеясь, он повернулся к сцене, и вдруг выражение его лица изменилось.

– Ага, наш старый приятель мистер Дэн Мэссингтон собственной персоной. – Стивен усмехнулся и отвесил преувеличенно вежливый поклон. – Делия, здесь мистер Дэн Мэссингтон. Видишь, вон там, в углу? Поздоровайся с ним.

– И не думаю.

– В нашем деле, – поддразнивал он, – нельзя игнорировать посетителей.

– Я давно его заметила.

– Так вот почему у моей Делии были холодные ручки. Хотел бы я знать, какого черта ему здесь нужно? Что с тобой, любимая? Он уже не может причинить нам зла. Пускай себе скалится, как зловредная старая обезьяна.

– У меня скверное предчувствие. Этот человек связан со всем, что в моей жизни было плохого. Может быть, мсье Густав смог бы это объяснить?

– Вышвырнуть его отсюда?

– Силы небесные, ни в коем случае! Может, вернемся в ложу?

– Чего ради? Но, кажется, он не собирается довольствоваться малым. Идет сюда. Держись, родная, сейчас будет потеха.

С бешено бьющимся сердцем она устремила невидящий взор на сцену. Кажется, там кто-то кривлялся; во всю мощь ухали медные трубы.

– Привет, Кроссли, – раздался сзади знакомый голос. – Ничего, если я присоединюсь к вам?

– Чем тебя не устраивает собственный столик?

– Там не так интересно. Я же не умею притягивать женщин так, как ты. Может, познакомишь меня со своей дамой?

– С удовольствием – если тебе отшибло память.

– Так это все-таки наша юная приятельница? Кошки нет – мышам раздолье? Боюсь, что этому котенку не миновать беды. Не то чтобы я осуждал…

Корделия подняла на него глаза. Он был пьян больше обычного.

– Не то чтобы я осуждал, – повторил Мэссингтон. – Помните, дорогая, я при первой же встрече предупреждал, что ваша жизнь с Бруком окажется невыносимой, если вы не пойдете на компромисс с собой. Вы явно пошли на такой компромисс. Единственное, о чем я могу сожалеть, это что вы избрали не самого лучшего учителя.

Подперев рукой подбородок, Корделия внимательно следила за тем, что происходило на сцене. Нельзя реагировать на его выпады – чтобы не осложнять ситуацию для Стивена.

Но тот уже закусил удила.

– Для джентльмена ты ведешь себя по меньшей мере странно. У меня стойкое ощущение, что язык – самая храбрая часть твоего тела.

Мэссингтон осклабился.

– Зато ты, дорогой Кроссли, ведешь себя в точности, как подобает выскочке.

– Ш-ш! Ш-ш! – послышалось со всех сторон.

Но Стивен уже не мог остановиться.

– Не сомневаюсь в том, что ты поставил своей целью быть выдворенным отсюда – и таким образом бросить пятно на репутацию этого заведения. Может быть, все-таки соблаговолишь выйти сам, и мы уладим это дело в ближайшей аллее?

– В таком тумане? А твои головорезы будут следить за соблюдением правил дуэли?

– Можешь позвать своих друзей – конечно, если таковые найдутся. А если ты опасаешься ранения, здесь наверняка найдутся боксерские перчатки.

– Не сомневаюсь, – съязвил Мэссингтон. – Уж ты сумеешь обучить меня новейшим запрещенным приемам.

– Конечно. Но главное – я научу тебя держать язык за зубами.

– Надеюсь, не навсегда? – Мэссингтон повернулся к Корделии – Вы расстроены? Или вам все равно? Неужели сей сладкоречивый Джек-Обманщик успел убедить вас, что на сей раз, в виде исключения, ведет честную игру? Во что только не поверит женщина! Мой отец говаривал: "Чем женщина красивее, тем глупее. Только дурнушкам удается сохранить ясную голову". По-моему, в этом что-то есть.

Стивен поднялся из-за стола и потянул Мэссингтона за рукав.

– Ты выйдешь отсюда без лишнего шума или предпочитаешь, чтобы тебя вынесли на руках? Могу тебя заверить, мы сумеем исполнить твое желание!

– Стивен, – пролепетала Корделия.

Мэссингтон брезгливо посмотрел на руку Стивена. Он сохранил врожденные аристократические манеры – и ни на йоту выдержки.

– Убери свою грязную руку!

– Тс-с!

– Сейчас же убери! Я останусь здесь столько, сколько захочу! Я, как всякий другой, заплатил за вход!

Стивен сделал знак двоим служителям, и те ринулись к ним, проталкиваясь между столиками.

– Выведите его на улицу и пошлите за полицией. – Стивен заколебался. – Нет, просто вышвырните его, и все. Прошу всех оставаться на местах.

За ближайшим столиком встревожились. Стивен выпустил рукав своего противника и сделал им знак соблюдать спокойствие. Один из вышибал взял Мэссингтона за локоть.

– Пройдемте, сэр. Вам нужно подышать свежим воздухом.

Тот обернулся и уставился на человека в униформе. Потом резко вырвал руку и с размаху толкнул его в грудь, так что тот повалился прямо на сидящих за соседним столиком. Увещевания Стивена не возымели действия. Люди повскакивали с мест. Кто-то усмотрел в этом развлечение, кто-то – опасность.

Второй вышибала попробовал схватить хулигана, но тот вывернулся и с удвоенной силой обрушился на него. Корделия ахнула. Вместе со служителем потерял равновесие и Стивен. Мэссингтон очутился под столом. Один служитель вцепился в него, а другой попытался отодвинуть стол. Приподнявшись, Мэссингтон опрокинул столик; тарелки, вилки, графины полетели на пол. Накрашенная девушка взвизгнула: ее прижали к бортику. Стивену удалось подняться на ноги и освободить ее. Со всех сторон неслись крики; оба служителя боролись с Мэссингтоном; в результате стол еще немного сдвинулся и мог вот-вот, протаранив балюстраду, рухнуть в зал. Стивен ухватился за него, но стол перевесил; у него в руках осталась только скатерть. Стол полетел вниз – послышались вопли и стоны; возможно, кого-то ранило или даже убило.

Служители надежно держали Мэссингтона; у него было в кровь разбито лицо; он яростно сопротивлялся. Стивен глянул в зал: представление было прервано, началась паника. Край белой скатерти угодил в висевшую на стене газовую лампу; вспыхнул огонь. Кто-то закричал: "Пожар!" Оркестр прекратил играть; все вскочили на ноги и, расталкивая друг друга, ринулись к выходу. Администратор Моррис крикнул оркестрантам, чтобы продолжали играть. Две танцовщицы застыли на сцене, Стивен размахивал руками, показывая назад. Кто-то задул остальные лампы на стенах и вдоль бортика балкона.

Сомнительный шаг. Теперь свет остался только в баре, на сцене, да еще пылала горящая скатерть; пламя перекинулось на розовые занавески. Всеми овладело одно стремление – бежать, неудержимое, как поток воды, либо крови, как пар из чайника или как химическая реакция. Этот безудержный поток нес Корделию к выходу. Напрасно Стивен кричал: "Соблюдайте спокойствие!" – его никто не слушал. Полутьма пугала людей даже больше, чем огонь. Они вскакивали на столы, переворачивались вместе с ними; оркестр неожиданно грянул "Когда я бродил…" Вэл Джонсон в одной рубашке выскочил на сцену.

– Корделия? Где ты? – Стивен разрывался на части. Наконец он махнул рукой на публику и бросился на поиски возлюбленной. "Стивен! Сюда!" – кричала она. Рядом, издав душераздирающий вопль, упала какая-то женщина. Пожар еще не разгорелся, но дикий зверь неудержимо рвался на волю.

Мэссингтон куда-то пропал. Стивен бросился догонять Корделию. Спотыкаясь и перепрыгивая через стулья, они почти добежали до лестницы; у нее сломался кринолин. Кто-то просил: "Не толкайтесь! У нас еще уйма времени!" Корделия переступила через кого-то, лежащего на полу: иначе не пройти. Ты либо перешагиваешь, либо падаешь сам. Отовсюду слышался треск стульев; где-то вспыхнула драка.

На лестнице Стивен почти догнал ее. Скорее вниз – одна, другая, третья ступенька! "Не напирайте!"; "Смотрите под ноги!", "Осторожно – женщины!" Люди все равно напирали сверху, движимые одной мыслью – успеть спастись от пожара. Скорее на улицу, на свежий воздух! На лестничной площадке схлестнулись два людских потока.

Движение вниз прекратилось: люди мешали друг другу, возникла пробка.

Корделия оказалась зажатой между тремя мужчинами, не в силах шевельнуть рукой. Лопнул китовый ус; порвалась юбка. Ей сдавили плечи, спину, грудь, она едва дышала. "Прошу вас, – простонала она, – пожалуйста!" Давление чуточку уменьшилось; ей удалось несколько раз вдохнуть и выдохнуть. "Господи, если мне суждено умереть, прими мою грешную душу! Что это – стихи? Стивен!"

– Я здесь! – раздался благословенный голос Стивена. Но он был не в состоянии пошевелиться, не мог дотянуться до нее через чужие плечи. – Расступитесь! Подайтесь немного назад! Назад! Прекратите напирать! Опасность невелика, если мы не поддадимся панике! Поднимитесь на несколько ступенек назад!

Что можно втолковать охваченному слепой яростью зверю, рвущемуся на волю? "О Боже! – выдохнул кто-то. – Я умираю! Выпустите меня отсюда!"

Упасть означало быть раздавленным; да и трудно было упасть зажатому со всех сторон. Но когда толпа снова ринулась вниз, Корделия почувствовала, что слабеет.

– Вы в порядке, мисс? – крикнули рядом. – Жарковато, не правда ли? Выше голову!

– Я в порядке, – ответила она и вдруг увидела, как у человека, который попытался ее ободрить, начал меняться цвет лица: от багрового до зеленоватого. У него закатились глаза, и голова безвольно свесилась на грудь, но он не упал – толпа понесла вниз его торчащее стоймя мертвое тело.

И так всю ночь, и так каждую ночь – огонь, и дождь со снегом, и свечи, и "Господи, прими мою душу!" Этот человек был приятелем ее отца – однажды в канун Рождества он…

Они уже были внизу. Жара – как будто сам воздух превратился в огонь; и этот страшный запах… люди низведены до уровня их химического состава… хруст костей… "Корделия!" У нее в глазах плясали огни. "В последнее мгновение моей жизни – хорошо бы в последний раз зайтись в крике. Боже, Боже, Боже! Отец Небесный, прости их, ибо не ведают…" Со стоном – дальше вниз. "Корделия, любимая!" – "Я здесь, Стивен!" Еще одна ступенька. Одна нога уже почти на земле, но где же земля? "Будь проклят ваш Бог и все святые! Дайте нам воздуху!" Что-то текло по крыльям носа – пот со лба! Она вся взмокла. Вокруг стоял стон. Стивен с кем-то боролся. Они завернули за угол.

Это было похоже на леденящее кровь побоище, когда мертвые и живые не находили места, чтобы упасть. Все же некоторые нашли место. Корделия чувствовала их у себя под ногами. Один из них чуть не увлек ее за собой, она с трудом отодрала от себя его мертвое тело.

Стало немного свободнее; Стивен достал до нее рукой; она судорожно втянула в себя пропитанный гарью воздух; что-то взорвалось в мозгу. "Корделия!"

Она упала на колени, но кто-то схватил ее за плечи, потащил чуть ли не на четвереньках – к выходу. Через разбитое стекло двери – на воздух! Рядом стонал Стивен. Корделия догадалась: ее спас один из служителей. Наполовину потерявшая сознание, она очутилась на свежем воздухе, ее окружал холодный, родной, тысячу раз благословенный туман! Стивен обнял ее за талию; Корделия в изнеможении прислонилась к стене.

Кругом были люди, еле различимые сквозь туман; они сидели на тротуаре, пошатываясь, стояли на дороге. Пожарные еще не прибыли. Рухнула одна из колонн; наверняка прибавилось раненых – если не хуже. Требовалась срочная медицинская помощь.

– С тобой все в порядке? Ответь: с тобой все…

– Ох, Стивен, – пролепетала Корделия. – Я… думаю, что да. А ты как?

Его лицо покрылось копотью; он где-то потерял сюртук; жилет и рубашка изорваны в клочья; он твердил, как безумный: "Я пытался остановить их… пытался остановить…" Он отпустил ее руку и спрятал лицо в ладонях.

Корделия только и могла, что стоять, прислонившись к стене, глубоко вдыхая туманный воздух.

– Где же огонь? – удивилась она. – Почему его не видно?

Стивен с трудом выпрямился и вздрогнул всем телом, словно пытаясь стряхнуть с себя наваждение.

– Я боялся, что с тобой что-то случилось. Клянусь всеми святыми! Ты уверена, что не ранена?

– Так, какие-то синяки. Скоро пройдет. Ох, Стивен, слава Богу! Это было ужасно!

Он обернулся и бросил взгляд на здание. Теперь, когда непосредственная опасность для обоих миновала, в нем взяли верх профессиональные интересы.

– Я должен взглянуть, что там такое. Давай, я посажу тебя в кэб. Поезжай домой.

– Не ходи туда! Ты ничего не спасешь. Я боюсь за тебя!

Из здания, пошатываясь, вышел человек – один из последних.

– Они лежат там! – истерично крикнул он. – Мертвые! Несколько дюжин! По всей лестнице! Я не могу этого вынести! Кто-нибудь видел моего брата? Он был как раз передо мной, но я не могу найти его.

– Прекратите истерику! – Стивен шагнул вперед и схватил его за плечо. – Иначе снова начнется паника.

Из тумана вынырнул кэб с двумя полисменами. Туда тотчас погрузили нескольких пострадавших.

– Я видел кэб за углом, – сказал Стивен. – Идем скорее.

И потащил Корделию в боковую улочку.

– Не знаю, на каком я свете, – пожаловался он. – Все наши чудесные планы! Корделия, если завтра я не смогу заехать за тобой, ты сможешь отправиться самостоятельно?

– Как скажешь. Только не возвращайся туда. Мне страшно. Или позволь мне остаться.

– Чтобы тебя начали допрашивать? Ни за что. Ради Бога, садись в кэб. Прошу вас отвезти эту даму в Гроув-Холл. Так быстро, как только сможете.

Стивен разрывался на части. Посадив Корделию в экипаж, он просунул голову в окно и спросил:

– У тебя есть адрес отеля, где я забронировал номер? Расписание поездов?

– Ты мне все записал.

– Ох, Делия, какой страшный вечер! Я-то надеялся…

– У меня такое чувство, будто я виновата…

– А, не в этом дело.

– Ты действительно хочешь, чтобы я завтра уехала?

– Да-да, больше ничего не остается. Ты была права насчет этого типа. Боже, какая неудача! Попадись он мне сейчас, я мог бы убить его!

– Будь осторожен, Стивен!

– Завтра я напишу тебе в Лондон, все новости. Держись отсюда подальше. Поезжай домой и ни о чем не волнуйся. До свидания, любимая. Мне нужно идти.

Он скользнул по ее губам быстрым поцелуем, и Корделия откинулась на спинку сиденья дрожащая, измученная. Кэб тронулся с места, однако вскоре остановился. Кэбмен вышел с фонариком – посмотреть дорогу.

– Не знаю, в каком конце улицы мы находимся. – Он кашлянул. – Кажется, нужно повернуть направо. – Он взобрался на козлы, и они снова тронулись в путь.

Корделию тошнило от стоящего в носу, в легких запаха толпы; мутило от по-прежнему ощущаемых ею прикосновений множества рук. Во рту пересохло и горчило; на руках синяки; саднило колено; юбка изорвалась; волосы распустились. Никогда ей не забыть этих страшных минут; никогда она не будет чувствовать себя в безопасности в толпе; вечно будет жить в душе страх перед этим многоликим зверем. Она боялась за Стивена, но нервное истощение было так велико, что она позволила увезти себя подальше от этого места. И от Стивена.

Наконец по изменившемуся стуку колес она поняла, что карета подъезжает к Гроув-Холлу. Корделия инстинктивно выпрямилась и попыталась привести в порядок прическу, разгладить одежду. Что подумают слуги? Если бы можно было пробраться в дом незамеченной!

Она попросила кэбмена остановиться у ворот и заплатила ему. Пошатываясь, превозмогая боль, пошла по дорожке. Во всех окнах горел свет. Который теперь час? Она не имела понятия. Холлоуз еще не запер входную дверь.

Немного постоять на крыльце между двумя массивными колоннами, остудить голову о холодный мрамор. Достать платок, вытереть лицо – много ли на нем грязи? Заколоть волосы. Несчастный случай. Да, несчастный случай в тумане.

Корделия вошла в дом. Холл ярко освещен, но никого нет. Подобрать юбки, храбро устремиться вверх по лестнице. Завтра…

Показался дядя Прайди.

– Моя виолончель… Кто-то играл на ней и совсем спустил струны. Как вы думаете, это новая служанка – Флосси, Флорри, или как ее там?… Что с вами, юная леди? Где вы были?

– Я попала в аварию, - запинаясь, произнесла она. – Мой кэб столкнулся с другим кэбом. Очень густой туман…

– Вы не ранены? Только не говорите мне, что вы ранены.

– Нет-нет. Просто мне нужно прилечь…

– Это чертовски раздражает, – пожаловался дядя Прайди, по-прежнему не сводя с нее глаз. – Другое дело, если бы в доме были дети… Дурные примеры заразительны. Вы не первая, кто явился в этот дом с единственной мыслью скорее прилечь. Вы, должно быть, знаете? Или нет? – он нахмурился. – Боюсь, вы слишком увлеклись прогулками. Вы ведь ездили на прогулку? Не знаю и знать не хочу. Но теперь все будет по-другому. Брук вернулся.

Она тупо уставилась на дядю Прайди, как бы надеясь отыскать в его глазах признаки того, что он шутит. Но нет…

– Посмотрите на вашу юбку, – продолжал старик. – Все равно что зонтик, в который угодила молния. Но, знаете, никто не имеет права трогать чужие вещи. Придется держать виолончель у себя в спальне.

– Вы сказали – Брук?

– Наверху, лежит в постели. У него жар. Или озноб. Или что-то еще. Как всегда, чихает и кашляет – пришлось раньше времени вернуться домой. Он будет рад вас видеть, вы подержите его за руку…

Корделия поднялась по лестнице.