Корона Меднобородого

23. Глава. История Доминго

— Вот теперь все, — сказал Ласка, вернувшись на постоялый двор следующим вечером, — Устал я тут больше, чем дома.

— Зато с деньгами, — сказал Доминго.

— Слушай, Доминго. Есть в наших краях обычай. Гостя сначала напоить-накормить, спать уложить. Потом расспрашивать. Я с тобой уже две недели кров и хлеб делю, и вижу, что ты слишком умен для простой птицы. Даже для большой птицы. Ты лучше многих людей читать, писать и даже считать умеешь. Пора бы и рассказать, кто ты и откуда.

— Порра! — ответил попугай.

Если вам интересно, сколько мне лет, то достаточно знать, что много. Большие попугаи живут лет по триста и выгодно отличаются от прочего населения Нового Света умом и сообразительностью. Много лет я провел в деревне, где человечки кормили меня в обмен на мудрые советы, выращивали маис, поклонялись богу солнца Уицилопочтли и богу неба Тескатлипоке.

Вы ведь не обидитесь, что я называю их богами? В ваших языках нет подходящего слова для сущностей, имеющих подобную силу, но не равных вашему единственному Богу, который запрещает вам впадать в грех многобожия.

В один прекрасный день в деревню пришел человек, который рассказал, что правитель Тулума взял в плен человека из-за моря. Я полетел в Тулум и познакомился с этим пленником. Его звали Херонимо де Агилар, и в своем мире он был священником.

Испанец рассказал мне, что за океаном есть огромный мир, где жизнь бьет ключом. Где строят корабли, которые месяцами идут через океан. Где люди убили божьего сына, но сразу поняли, что не убили, и Он еще вернется. Может быть, Агилар преувеличил свою важность в восточном мире, но мы с ним ждали, что соплеменники его не бросят.

Его не бросили. Когда на нашем побережье высадился Эрнан Кортес, он первым делом послал за Агиларом. Тот неплохо говорил на языке табасков, разбирался в местных делах и стал весьма полезным проводником. Агилар предложил быстренько сходить в место, где можно найти некоторое количество золота, забрать столько, сколько получится унести, и вернуться в Испанию. Кортес ответил, что не гонится за мелкой выгодой, а находится здесь с целью служить Богу и королю. Поэтому пойдет медленно и заберет вообще все.

Этими словами Эрнан меня очень заинтересовал. Одно дело, когда на твой берег высаживаются просто люди, и совсем другое, когда экспансию руками людей ведут боги. Желая узнать больше о вашем мире, я раскрыл Эрнану, что говорю на языках всех племен от Теночтитлана до Юкатана, но предпочитаю выглядеть простой птицей. Так началась наша долгая дружба. Я рассказывал, как устроен мир к западу от океана, а он рассказывал, как устроен мир к востоку.

Эрнан был рослым и широкоплечим. Высокое искусство фехтования давалось ему легко, а повелевать конем он мог легкими движениями ног, держа в руках оружие. Если не знать испанцев, можно бы было сказать, что у него слишком живой и беспокойный характер, но по сравнению с соотечественниками он выглядел наиболее здравомыслящим. Как я понял, к востоку от океана он учился знанию и применению законов управления людьми вашего мира. Я решил, что мир к востоку от океана очень густо населен, если там нужны специальные заведения, чтобы массово учить людей управлять другими людьми, судить их не по собственному разумению, а по писаным правилам, и даже придумывать новые правила.

Его люди носили удивительной длины стальные мечи, а некоторые надевали даже и доспехи из стали. По мою сторону океана железа еще не знали. Еще у них были пушки, аркебузы и арбалеты против индейских луков и пращей. Те из испанцев, которые не имели стальных нагрудников, защищали свое тело одеждой из простеганного хлопка. Прямо как индейцы, как у вас принято называть живущих к западу от океана.

Индейцы сражались дубинками из крепкого дерева с обсидиановыми лезвиями. При некотором умении мечом из дерева и обсидиана можно перебить шею коню. Но им совершенно невозможно фехтовать, выделывая все эти защиты и выпады.

Войско Эрнана я оценил в менее тысячи человек и всего шестнадцать лошадей. Казалось бы, что можно сделать настолько скромными силами? Когда бы он знал, сколько человек живет в одном только Теночтитлане… Он узнал. И не впечатился, потому что в Теночтитлане не было ни конных рыцарей, ни артиллерии, а никакое количество простолюдинов испанский идальго не считает угрозой.

Первой битвой, где я увидел, на что способны испанцы, стало взятие Потончаны. Эрнан всегда начинал с переговоров, но пришельцев из-за моря в нашем мире еще не привыкли принимать за достаточно серьезную силу, чтобы договариваться, и тем более, чтобы уступать.

Индейские стрелы не пробивали испанские панцири, зато испанские аркебузы наносили смертельные раны. Никто из индейцев не умел лечить поражения свинцом и порохом. В рукопашной стальные мечи превосходили деревянные. Потончана пала, и Кортес объявил о взятии этой земли во владение именем короля.

После этого индейцы собрали войско и напали на испанский лагерь, имея как бы не трехсоткратное преимущество. Трех. Сот. Кратное. Я именно это и хотел сказать. Испанцы встретили их артиллерийским огнем и атакой тяжелой кавалерии. Индейцы потеряли более восьмисот человек, отступили и сочли, что стоило все-таки попытаться договориться миром.

В Потончане испанцы первый раз поднялись на теокали. Пирамиды, посвященные богам. Испанцам очень понравились найденные там золотые украшения и очень не понравились глиняные идолы, постоянно поливаемые жертвенной кровью. Еще больше им не понравились жрецы, чьи длинные волосы пропитались той же кровью. Но жрецов пощадили, а идолов сбросили с пирамид и разбили.

Испанские священники говорили, будто индейцы поклоняются вашему Дьяволу. Поначалу я думал, что они заблуждаются. Во-первых, я точно знаю, кому поклоняются индейцы. Во-вторых, в ваших серьезных книгах достаточно хорошо описан тот, кто сидит в девятом круге вашего ада. В-третьих, в ваших забавных устных историях достаточно хорошо описаны его слуги с ногами и рогами, как у скотины, живущей по вашу сторону океана.

Ваши «черти» это довольно сильные колдуны. Они очень хитрые, но не кровожадные. Почти все истории про чертей это истории про то, кто кого обманул. В половине из них человек обманывает черта, в половине наоборот. Черти там, что характерно, всегда соблюдают букву договора.

В отличие от чертей, жрецы Уицилопочтли приносят людей в жертву десятками тысяч, и не просто убивают, а совершают всякие изуверства над еще живыми и над уже мертвыми. В ваших книгах нет ничего похожего. Такого нет даже в страшных историях, которые передаются из уст в уста.

Теперь вы должны понять, почему я предложил свою дружбу чужестранцам. Я не человек, и интриги недолговечных не принимаю близко к сердцу. Много лет назад у меня вышли некоторые разногласия с Уицилопочтли и Тескатлипоком, поэтому я поддержал первого и единственного за многие годы врага моих врагов. Ваш Иисус, бог-который-умер-но-не-умер-и-вернется, в отличие от них, не требовал человеческих жертвоприношений. И он при посредничестве немногочисленных священников заставлял испанцев держаться в довольно строгих рамках. Хотя испанцы сами по себе жестоки и вспыльчивы.

После битвы при Потончане о гостях из-за моря заговорили в Теночтитлане, столице империи ацтеков, самого сильного племени индейцев. Все окрестные племена или платили ацтекам дань, или были их вассалами. Император Монтесума прислал богатейшие дары, в том числе, два золотых диска диаметром больше колеса телеги, изображавшие Солнце и Луну. Но принять посольство категорически отказался.

Эрнан категорически не принял отказ и отправился в Теночтитлан всего с четырьмя сотнями солдат, не считая обоза. Перед ним лежало двести пятьдесят миль дороги через совершенно незнакомую местность и две горных гряды с высокими перевалами.

В городе Шокотлан испанцы насчитали тринадцать пирамид-теокали, украшенных более, чем ста тысячами человеческих черепов. Обычный город, которому далеко до Теночтитлана, где в те времена приносили в жертву по двадцать тысяч мужчин ежегодно. Эрнан тогда задумался, сколько же в этих землях живет простолюдинов, и насколько огромные армии нужны правителям, чтобы люди терпели такое. Но не отступил. Он сказал мне, что люди, которых так угнетают, с радостью побегут креститься. Не сегодня, так завтра.

По пути четыреста испанцев с шестью пушками и четырнадцатью конными рыцарями разбили стапятидесятитысячное войско тлашкаланцев. Испанцы потеряли одного человека. Индейцы потеряли несколько тысяч.

Все нормальные люди при таком соотношении сил струсили бы сразу. Или сыграли бы отступление и грамотно отступили. Но испанцы верили, что их ведет Бог. После битвы при Шокотлане я начал задумываться, может быть, Иисус и в самом деле им покровительствовал, потому что не зависевшие от испанцев обстоятельства на удивление часто складывались в их пользу. Уверен, что Иисус приставил и к Кортесу, и к некоторым старшим офицерам, особенно к Педро Альварадо, своих ангелов-хранителей, потому что их практически невозможно было убить в бою.

Отсюда один шаг до предположения, что старые боги ацтеков или как-то связаны с вашим дьяволом, или противостоят вашему Господу наравне с ним. Потому что вы сами знаете, что когда люди сражаются за свои приземленные интересы, Иисус не вмешивается. Даже если на одной стороне христиане, а на другой, например, магометане, никогда не бывает, чтобы христиане разбили иноверцев при соотношении один к трем сотням, потеряв одного солдата против тысяч.

Да, я знаю, что османы и арапы не язычники, а чтут Иисуса, пусть не как сына Божьего, но как пророка. «Пророк» это высший статус, которые может иметь человек по их вере. Хотел бы я узнать, против любых ли народов, не почитающих Иисуса, он помогает своим настолько сильно, как помогал против ацтеков.

Но я отвлекся. Тлашкаланцы заключили мир в надежде, что христиане помогут им освободиться от власти Монтесумы. Монтесума прислал еще одно посольство и согласился стать вассалом императора Карла, лишь бы испанцы не входили в его столицу. Кортес помолился и двинулся на Теночтитлан, добавив к своему отряду несколько тысяч тлашкаланцев. С тех пор перевал между вулканами Истаксиуатль и Попокатепетль называется «проход Кортеса».

Вместе с Эрнаном мы въехали в Теночтитлан. Этот великий город стоит в плодородной долине на берегу озера как в чаше, окруженной горами. В Теночтитлане и окрестностях живут больше трех сотен тысяч человек. Как в самых больших городах христианского мира. Едят маис, просо, плоды деревьев. В вашем языке для этих плодов и названия нет. Ловят рыбу. Зимой? Там нет зимы. Там четыре урожая в год.

Прекрасен стольный город Теночтитлан в ясную погоду! Даже испанские дворяне, знакомые с шедеврами католической и мавританской архитектуры, говорили мне, что такого никогда не видели и даже во сне не грезили о чем-нибудь подобном. Через огромный город проходят прямые и широкие мощеные улицы, не чета европейским. Построен акведук не хуже римского, подающий в город пресную воду. Вокруг Теночтитлана плодородные поля, внутри города фруктовые сады, большие и оживленные рынки. Вдоль улиц стоят каменные здания, и башни, и храмы ничуть не меньше европейских и сверкающие белизной.

Чего в Теночтитлане нет, так это ездовых животных, гадящих на улицах. Для перевозки крупных грузов вдоль улиц прорыты судоходные каналы не хуже голландских или венецианских. По каналам ходит великое множество лодок. Больше, чем повозок ходит по улицам Рима и Вены. На лодке можно попасть в любой конец города, хоть к императору во дворец.

Столица ацтеков построена на острове посреди озера, соединенном тремя дамбами с берегом. Там среди всего прочего стоят дома знатных людей, дворец императора Монтесумы и главный храм Тлателолько в виде пирамиды, на верхнюю площадку которой ведут сто четырнадцать ступенек. У подножия храма раскинулась большая рыночная площадь, подобной которой нет у вас в Европе.

Мудр и дальновиден император Монтесума! Ему за сорок, он милостив к верным подданным и жесток к бунтовщикам. Теночтитлан при нем достиг наивысшего расцвета, и десятки тысяч пленников в его величественных храмах были принесены в жертву Уицилопочтли. Не сражался император с равными противниками на поле брани и никогда не говорил он с равными партнерами за столом переговоров.

Монтесума внимательно слушал доклады своих разведчиков и пророчества жрецов. Он понял, что имеет дело не с отрядом разбойников, а с представителями высшей силы. Но легенду про Бога, который умер, но не умер и обещал вернуться, понял неверно.

Император решил, что Кортес это представитель не неведомого пока Иисуса, а бога познания Кецалькоатля, почитаемого почти наравне с Уицилопочтли. Может быть, даже сам Кецалькоатль, хотя Кортес никогда не утверждал ничего подобного.

На самом деле, это я слетал к Монтесуме и намекнул про Кецалькоатля. Пусть потом сам разберется. Я не хотел повторения резни про Шокотлане и Чолуле. Испанцы, в отличие от поклонников Уицилопочтли, не грабили покоренные города, не приносили в жертву пленников и не ели человеческую плоть. Они охотно договаривались и никогда не настаивали на решении разногласий сражением.

Монтесума со свитой вышел встречать Кортеса и сам надел ему на шею ожерелье с золотыми креветками в честь Кетцалькоатля.

Испанцам и пришедшим с ними тлашкаланцам отдали дворец Ашайакатля, отца Монтесумы в самом центре Теночтитлана. Он выходил тыльной частью на огромный теокали, а от собственного дворца Монтесумы был отделен только вольерами для птиц и храмом Тескатлипоки.

Эрнан приказал расставить караулы как в крепости и освятить какое-нибудь подходящее помещение под церковь. Священник помолился, и из церкви открылся проход в сокровищницу. Насладившись видом невиданных богатств, испанцы не тронули ничего и замуровали проход.

Как я уже говорил, Теночтитлан построен на острове посреди озера. Войдя во дворец, испанцы сразу же оказались в ловушке. Посреди враждебного города с тысячекратно большим населением, где им могли легко отрезать все пути отхода.

Как истинный король, Монтесума мудро понял, что имеет дело с представителем более сильного короля. Не сразу, но через приличное время, он признал себя вассалом императора Карла и обязался отправлять золото в Европу. Золота у него хватало с избытком. Кортес же пообещал, что со своими стальными клинками, пушками и лошадьми поможет Монтесуме укрепить его власть над окрестными землями. Я полагал, что из этого могло бы выйти справедливое и взаимовыгодное долгосрочное партнерство.

Но вот жрецы Уицилопочтли отнеслись к Иисусу с нескрываемой враждебностью. Как вы понимаете, крещение ацтеков и окрестных племен оставило бы жрецов и без власти, и без богатства, и без авторитета. Вполне вероятно, что они бы стали изгоями, если бы новообращенные христиане сохранили им жизни.

Я уже говорил о храмах, украшенных черепами, и о глиняных идолах, политых кровью. В Теночтитлане только на одном культовом сооружении испанцы насчитали сто тридцать шесть тысяч человеческих черепов. Две башни и амфитеатр были построены из черепов, скрепленных цементным раствором. В другом храме стоял идол выше человеческого роста, сделанный из теста, где мука замешивалась с кровью девственных юношей и девушек. В третьем на каменных фигурах запекся слой крови толщиной в два-три пальца.

Когда бы у ацтеков были только каменные идолы, украшенные золотом и драгоценностями, а и таких по городу стояло немало, испанцы договорились бы, наверное, и со жрецами. Но то, что испанцы видели в храмах, они связывали с дьяволом, и получалось, что они пришли в Теночтитлан не за золотом или землями для императора, а крестовым походом во имя Господа.

— Бог, который сотворил небо и землю, сотворил вас и нас и всех людей, — сказал жрецам Кортес, — Он выращивает то, что питает нас. И если мы были праведными, Он возьмет нас на небо, но если нет, мы попадем в ад, о чем я расскажу вам подробнее, когда мы будем лучше понимать друг друга. Здесь, где вы держите этих идолов, я хочу иметь образы Господа и его Пресвятой Матери. Принесите также воды, чтобы вымыть эти стены, и мы все это уберем.

— Не только этот город, но вся земля считает их богами, — ответили ему жрецы, — Это дом Уицилопочтли, которому мы служим, и ради почитания его люди пожертвуют своими отцами, матерями и детьми, и сами предпочтут умереть. Так что берегитесь, ибо, увидев ваш приход сюда, они все поднялись с оружием и готовы умереть за своих богов.

— Мне доставит великое удовольствие сражаться за своего Бога против ваших богов, которые просто ничто, — сказал Кортес.

Не испугавшись ни жрецов, ни их богов, Эрнан взял железную палку и сильно побил идолов. А потом заставил Монтесуму выделить место для христианского алтаря прямо в храме.

Уицилопочтли и Тескатлипока очень обиделись. Они сказали жрецам, что покинут Теночтитлан, если чужой бог не будет удален из храма. Жрецы сказали об этом Монтесуме, Монтесума Кортесу, а тот предложил поганым языческим богам проваливать на все четыре стороны, да еще и обозвал их вместе со жрецами слугами какого-то заморского «дьявола».

Жрецы не сдались. Ибо плох тот жрец, который не верит в помощь своих богов. Уицилопочтли и Тескатлипока устами жрецов призвали жителей Теночтитлана к восстанию.

Пока боги, жрецы и прихожане несколько месяцев щелкали клювами, Кортес сходил уже известной дорогой на побережье и встретил там новые корабли соплеменников. Он отправил много золота в подарок императору и привел с собой еще восемьсот человек с пушками и лошадьми. Я выиграл немного времени, распустив слух, что чужаки уходят, сохраняя достоинство. Независимо от меня испанцы взяли в заложники самого Монтесуму, его детей и его брата Куитлауака поэтому жрецы промедлили с атакой на оставшийся в городе гарнизон.

Пока Кортес ходил за подкреплением, а я обеспечивал связь между отрядами, летая от побережья к столице, за старшего в Теночтитлане остался Педро Альварадо. Талантливый воин, но неважный дипломат. Жрецы тайно принесли жертву в зале, где стоял христианский алтарь. Альварадо грубо с ними поговорил, они грубо ответили. Альварадо посчитал, что вот-вот начнется восстание. Испанцы убили больше ста ацтеков во время праздника, и им этого не простили.

Когда Кортес вернулся, город ждал его в полной боевой готовности. Монтесума сказал, что еще можно примириться, если отпустить Куитлауака. Эрнан так и сделал. Куитлауак и не подумал мириться, а собрал совет вождей, которые провозгласили его императором вместо Монтесумы.

На следующий же день ацтеки атаковали всеми силами. Испанцы не могли покинуть город, не могли маневрировать, не могли еще как-то улучшить свое тактическое положение. В Теночтитлане, в отличие от европейских городов, не было цитадели, предназначенной для того, чтобы держать в ней осаду. Со стенами и башнями, с запасами еды, с источником.

Штурмовые отряды накатывались на дворец Ашайакатля один за другим и один за другим отступали, оставляя десятки убитых. Пушки стреляли в упор по толпе, настолько плотной, что убитые не могли упасть. На испанцев градом сыпались стрелы и камни. Один из отрядов ворвался внутрь и поджег дворец, а пожарного пруда там не было.

Кортес отправил Монтесуму поговорить с его подданными. Но вожди и жрецы уже приговорили к смерти и испанцев и тлашкаланцев, которые пришли в Теночтитлан вместе с ними. Монтесуму закидали камнями, вскоре он умер от раны.

На следующий день ацтеки заняли храм, стоявший рядом с дворцом. Как говорят у вас, доминирующую высоту. И заодно сакральное место, где жрецы хотели принести в жертву всех выживших врагов.

Эрнан возглавил вылазку. На верх пирамиды вела единственная лестница из ста четырнадцати ступеней. Испанцы прошли ее до конца и сбросили с террас живых и мертвых ацтеков. Вслед за ними сбросили идолов. Помолились на вершине, попросили помощи у Иисуса и его святых, подожгли деревянные храмовые строения и отступили во дворец.

Ацтеки начали понимать, что и они, и испанцы, — просто пешки в руках богов. Их предводители пошли на переговоры и даже отдали в заложники верховного жреца. Кого-то устроило бы, чтобы испанцы просто ушли.

Тлалок, бог дождя, не пожелал говорить с испанцами и вызвал на переговоры меня. В наших краях дождь идет достаточно часто, чтобы люди поклонялись богу дождя почти наравне с богом солнца.

— Я видел сон, где светлокожие люди вместе с тлашкаланцами уничтожат Теночтитлан до основания, — сказал Тлалок, — Их всех до последнего надо принести в жертву.

— Если ты не хочешь, чтобы они уничтожили город, дай им выйти и попробуй перебить всех в чистом поле, — я попытался выиграть время.

— Скажи, пусть уходят, — сказал Тлалок, хорошо подумав, — У них два дня. Послезавтра ночью я пошлю сильный ливень. Если смогут уйти, Куитлауак разобьет их за пределами Теночтитлана.

— Ты правда дашь им уйти?

— Я дам им уйти с острова. Не больше.

Испанцы построили переносной мост, взяли с собой артиллерию и пленников, открыли сокровищницу и поделили золото на всех, не забыв императорскую пятую часть. Золота было столько, что старые солдаты не могли унести свои доли и мудро взяли столько ценностей, чтобы иметь возможность сражаться с этим грузом за спиной. Молодые же бездумно нагребли полные мешки. С закатом мы выступили из дворца в ночь, которую позже стали называть La Noche Triste«Ночь печали».

Когда Кортес входил в Теночтитлан, он прошел по дамбе, которую разделяли на части восемь мостов. К этой ночи вместо мостов осталось восемь проломов.

Тлалок не обманул, его дождь дал выйти с острова. Но дамба, с точки зрения Тлалока, уже не остров. Ацтеки напали, когда мы прошли второй из проломов по своему переносному мосту. Испанцы не могли маневрировать на дамбе, и у них не было укрытий, а вся поверхность озера была покрыта легкими каноэ, из которых бросали камнями, стреляли из луков, тыкали копьями.

В эту ночь против христиан вышли не только воины и жрецы. Сам Тескатлипока сразился с Эрнаном на четвертом отрезке дамбы.

Его имя означает «огненное зеркало». Он носил зеркальный медный щит, в котором мог видеть то, что не видно просто глазами. Другое его имя означало «ночной ветер». Ночью он для развлечения бегает по дорогам и вызывает на бой тех отчаянных людей, кто осмеливался продолжать путь после заката. Хорошим бойцам он делает подарки, а плохих убивает.

Тескатлипока вышел из своего каноэ и встал на краю дамбы. Его головной убор, плащ и набедренная повязка были украшены перьями, а доспехи он не носил. В правой руке он держал копье, а левой руке еще одно копье и свой верный щит.

Испанцы поняли, что этот большой и сильный воин не простой индеец, и замешкались. Кортес выехал вперед. Он ехал верхом, чтобы видеть свое войско с высоты седла.

Тескатлипока не представился и вообще не сказал ни слова. Он сразу метнул копье и убил коня под предводителем чужаков.

Эрнан спешился и атаковал одинокого воина. В правой руке он держал длинный колющий меч, а в левой круглый стальной щит. На щите была надпись «Ave Maria», поэтому копье Тескатлипоки с обсидиановым наконечником не могло его пробить. В рукояти меча лежала кость какого-то из ваших святых, поэтому меч Эрнана каждым ударом оставлял царапину на зеркальном щите.

Они сражались на равных. Ни один не мог уязвить другого. Ацтеки, наблюдавшие поединок из каноэ, и испанцы, столпившиеся на мосту, перестали стрелять друг в друга. Ацтеки запели боевую песню, а испанцы дружно стали читать молитву.

Тескатлипока несколько раз ударил Эрнана копьем в кирасу, в шлем и в перчатку на левой руке, но не пролил его кровь. Эрнан поразил его в правую руку и в грудь, на эти царапины я не назвал бы ранами.

Боги всегда следуют своим правилам. Бой был ночью, и Кортес сражался как достойный воин. Тескатлипока сказал, что дарит ему дожить до рассвета, и ушел. Это был поистине царский подарок. Никто не мог быть уверен, что доживет до конца этой ночи. Немногие увидели восход солнца.

Одновременно Уицилопочтли возглавил атаку на арьегард. Если Тескатлипока одинаково ненавидел всех испанцев, то Уицилопочтли имел личные счеты к Альварадо за испорченный праздник. Дело не в том, что люди Альварадо убили ацтеков. Уицилопочтли не ценил человеческие жизни. Дело в том, что на празднике бога солнца кровь пролилась не в его честь, а в честь бога чужаков.

Уицилопочтли и не подумал про поединок. Он возглавил большой отряд. Альварадо бился до последнего, теряя людей десятками и сотнями. Порох промок. Артиллерию сбросили с дамбы. Пленники путались под ногами. Кто из них хотел сбежать, прыгали в озеро. Тлашкаланцы поняли, кто возглавляет ацтеков, смешали строй и ломанулись вперед, к пролому, у которого сражался Кортес. Под конец Альварадо остался с четырьмя верными людьми. Но каждый из четверых носил стальные доспехи и крепко держал меч или алебарду. Те, кто был слаб или плохо вооружен, уже лежали под ногами.

За спинами испанцев оставались считанные шаги до обрыва в воду. Но воины на каноэ смотрели на поединок Кортеса и Тескатлипоки.

Уицилопочтли сражался в первых рядах двуручным макуаитлем. Это такая плоская дубинка шириной в полторы-две ладони, в ударные стороны которой вклеены обсидиановые лезвия. Он повел своих в атаку, которая должна была стать последней. Но лучшие воины погибли в первых рядах, а оставшиеся струсили. Даже жрецы остановились, понадеявшись, что их бог справится один с несколькими чужаками.

Испанцы подумали, что когда лучший боец выходит один впереди стоящего строя, это вызов на поединок.

— Уходите, — сказал своим Альварадо, — Я его задержу.

В проломе вода доходила до шеи, но твердое ровное дно все-таки позволяло дойти до следующего участка дамбы. Испанцы слезли и пошли.

Альварадо шагнул навстречу врагу с простым длинным мечом. Этому клинку в последние дни довелось пролить неописуемое количество крови.

Макуаитль не может быть так быстр, как меч. Испанец привык уворачиваться и от более резких ударов. Но он устал, его голову отягощал шлем, а на плечах висела кираса. В трех сходах Альварадо поразил бога ацтеков, и на его кирасу, забрызганную чужой кровью, налипло еще немало осколков обсидиана. Нагрудник остановил удар, который должен был располовинить европейца. Шлем принял вскользь удар, который мог снести голову.

Но и Уицилопочтли не пропустил укол в лицо и укол в сердце. Первый он отбил вверх просто рукой, а второй — рукоятью своего оружия.

— Тебе не убить меня, слуга дьявола! — весело сказал Альварадо и оглянулся. Перешедших по дну уже вытаскивали на той стороне.

— Я ничей не слуга! — взревел Уицилопочтли. Боги понимают людей, на каком бы языке те ни говорили, — Я поймаю тебя живым! Сдеру кожу! Вырежу сердце!

— Догадываюсь, что ты имеешь в виду, — ухмыльнулся Альвадаро, — Но ни на йоту у тебя не выйдет.

— Ни на что? — недостаточно понимать слова по букве, чтобы понять общий смысл сказанного по духу.

— Тебе запомнится тот день, когда едва не был пленён Педро Альварадо! — провозгласил испанец.

Он убрал меч в ножны, перекрестился, поднял из-под ног длинное копье, воткнул его в дно канала и перепрыгнул провал. Из всего арьегарда успели переправиться четверо христиан из восьмидесяти и восемь тлашкаланцев из трех сотен.

Уицилопочтли бросил в него макуаитль и не промахнулся. Боги не промахиваются по смертным. Альварадо должен был остаться без обеих ног, но друг подставил под удар двуручный меч, и лезвие только рассекло испанцу одно бедро. Кость не пострадала, но осталась большая рваная рана. Альварадо выжил, на всю жизнь оставшись хромым.

Испанцы вышли из Теночтитлана. Побитые, но не сломленные. Куитлауак преследовал их с многотысячной армией. Через неделю он окружил отряд Кортеса на маисовых полях под Отумбой. Имея такое преимущество, невозможно удержаться от соблазна прихлопнуть всех врагов в решающем бою посреди чистого поля.

Куитлауак проиграл. Испанская пехота держала строй, а испанская кавалерия на последних двадцати двух лошадях прорубалась через индейцев и одного за другим убивала вождей, чьи позолоченные головные уборы сверкали над полем.

Кортес дошел до земель Тлашкалы, и ацтеки не рискнули преследовать его там.

Потом он еще раз сходил на побережье за подкреплением из Испании, заключил договора со многими другими племенами и вернулся в Теночтитлан с армией общей численностью более ста тысяч. Потребовалось больше трех месяцев, чтобы взять этот огромный город.

Когда император Карл получил присланное Эрнаном золото, он назначил Кортеса губернатором и капитан-генералом Новой Испании. Территории, в несколько раз превосходящей Старую Испанию.

Эрнан не обманул меня. Прошло несколько лет, он взял меня с собой в Европу и действительно представил самому императору. Высшему начальнику вашего мира, которого одобрил ваш Бог через верховного священника. Но мы с Эрнаном где-то ошиблись. Император принял меня за простую говорящую птицу попугай. Вроде тех, которых ему уже присылали, только крупнее. Отправил меня в парк и в тот же миг забыл.