От Фонтенбло до Парижа больше дня пути с нормальной скоростью. Выехали с утра, благо кони у всех свои, привычные. Заночевали по пути на постоялом дворе и до полудня уже проехали ворота Сен-Виктор. Ездить по Парижу верхом никто не собирался. У каждого борделя слезать с седла, искать коновязь или мальчишку, который присмотрит за лошадьми за мелкую монетку? Монеток не напасешься.
Оставили лошадей в первом же заведении. Фантуцци привел всех сразу в бордель, который считал хорошим. Показали там картинку. Бенвенуто как раз заготовил два бумажных портрета. Ни маман, ни шлюхи, ни вышибалы такую девку не видели. Но стиль всем очень понравился.
— Ладно, мы пойдем, — сказал Вольф.
— Идите, — махнул рукой Бенвенуто, — Мы сейчас пару девушек нарисуем и тоже пойдем.
По пути в ту сторону Ласка в Париже толком и не был. Немецкий постоялый двор, где они останавливались по пути в ту сторону, находился в предместье, вне городской стены.
Для начала прошли на Сите по мосту Малому и от Сите по мосту Нотр-Дам. Ласка дернулся было зайти в собор, но Вольф не дал.
— Ты в католическом соборе собрался Божьей помощи просить? — сказал немец, — Иди давай. Сначала дело, потом будешь головой вертеть.
Нашли большую улицу. Прошли ее вправо до ворот. Нашли три борделя. Потратили немного серебра, Вольф поговорил, Ласка посмотрел на полуголых девок и смутился. Вернулись. Оглянулись на мост слева, повернули направо и дошли почти до ворот Сен-Мартен. Повернули налево, а потом у ворот Сен-Дени еще раз налево. По пути от ворот до ворот зашли еще в пару заведений. Амелию никто не видел.
Большую часть домов терпимости Ласка бы нипочем не нашел один. У некоторых стояли мальчишки-зазывалы или девки самого развратного вида. Над некоторыми висели наглядные вывески. Но над другими красовались непонятные надписи на французском, а часть заведений скрывалась во дворах. Вольф ориентировался обонянием. Запах гостеприимно раздвинутых ног он чуял за квартал.
Без немца Ласка бы не только не нашел, куда постучаться, но и не сумел бы толком поговорить. В каждом втором заведении задавали какой-нибудь неприличный вопрос. Где всерьез, где в шутку. Вольф отвечал так же. Где всерьез, с таким видом, будто порядочному мужчине совершенно нормально рассказывать об интимных особенностях какой бы то ни было женщины. Где в шутку, и его ответы иногда выходили еще более похабные, чем вопросы. За первые пару часов Ласка уже устал краснеть. Но все зря. Амелию никто не видел.
По улице Сен-Дени дошли до Шатле. Вот и рынок.
— Может, отдохнем, съедим чего-нибудь? — предложил Ласка.
Где же еще перекусить, как не на рынке. Не Краков, конечно, но тоже столица. Правда, под ногами грязи мало не по щиколотку и пованивает.
— Хочешь рыбку? Как раз мимо рыбных рядов проходим, — предложил Вольф.
Ласка посмотрел на рыбный ряд, понюхал воздух и отказался.
— А лягушку?
Ласка с удивлением увидел на лотке лягушачьи лапки.
— Я что, похож на аиста?
— Детей не приносишь?
— Пока вроде нет.
— Ну ладно. Хочешь улитку?
— Это пирог какой-то?
— Нет. На виноградной лозе заводятся улитки, а французы их ловят и едят.
— Ты ври, да не завирайся. Кто в здравом уме захочет есть улитку?
— Посмотри направо.
Действительно, лоток с большими улитками.
— Бееее, — Ласка представил, как хрустит на зубах раковина, и из-под нее на язык попадает что-то склизкое, — Пойдем отсюда.
— Что, и устрицу не будешь? Говорят, отлично поднимает настроение перед встречей с дамами.
— Я обещал, что не буду ложиться с католичками. И я просил еды, а не лекарства.
— Устрица это еда. Вот, смотри.
На прилавке лежали какие-то раковины. Вольф подал монетку, взял раковину, открыл и показал Ласке. Внутри к раковине крепилось что-то мутно-белое. Вольф выкусил это мутное и проглотил.
Ласка посмотрел на него как на собаку, которая сожрала какашку.
— Кого ты хочешь удивить? — спросил он, — Я же знаю, что ты от любой отравы излечишься, если тебе дать ночь и ножик.
— Не понравилось? Кстати, нормальная устрица, свежая. Я тухлятину чую лучше многих.
— Пойдем дальше. Что там впереди?
— Сырные ряды. Как ты относишься к сыру?
— Обожаю.
Идея хранить молоко в твердом виде Ласке нравилась. Сыры в Москве считались деликатесами, которые и на княжеской свадьбе к столу придутся. Беда только, что сколько-то заметных излишков молока в отцовском поместье не водилось. Легче у бати выпросить пшеницы на водку, чем у мамы молока на сыр.
— Смотри, он же тут с плесенью.
— Ага.
— Хоть бы почистили перед продажей.
— Он насквозь с плесенью.
— Вот дураки французы, столько молока зря сгубили.
— Мне тоже не нравится. А французы за милую душу уплетают.
— Не знаю… Мы плесень даже в голодный год не едим. Крапивы, лебеду, но не эту гадость. Если плесени со стены соскрести и хоть с медом смешать, я бы даже пробовать не стал. А чем тут воняет, как недельными портянками?
— Месье как называется этот сыр? — спросил Вольф, поведя носом.
— Вьё Булонь, — ответил продавец.
— Выёбулонь? Или въеблонь? — Ласка попытался воспроизвести название сыра, — Даже по названию понятно, что гадость какая-то.
— Экий ты капризный.
— Я капризный? Дай мне свиной шницель с квашеной капустой, или колбасок с кнедликами, или пасту с нормальным твердым сыром без запаха, или плов с бараниной. Съем за милую душу и добавки попрошу.
— Ладно тебе. Я тут сам ничего не знаю. Давай, может, по колбаске съедим?
— Наконец-то нормальная еда. Где?
— Вот там. Зазывала орет. Маленький Лион, настоящие колбаски Андуйет. Помнишь, мы Лион проезжали?
— Помню. Большой город, люди южные, веселые, вино вкусное.
Под вывеской «Маленький Лион» работала немаленькая таверна в два зала. В первом сидели простые мужики, а во втором мужики разбойного и воровского вида. Распахнулась дверь на кухню, и оттуда явственно потянуло дерьмом.
— Да что они там готовят! — удивился Ласка.
Мимо него подавальщик понес блюдо с колбасками, от которых, кажется, этим самым дерьмом и воняло.
— Это что?
Вольф прошел за подавальщиком во второй зал, и Ласке пришлось пойти следом.
— Что это за интересное блюдо? — спросил немец.
— Колбаски Андуйет! Как в Лионе! — гордо ответил подавальщик, поставив блюдо на стол.
— Из чего они?
— Из свежих свиных кишок!
Едоки набросились на колбаски, и с блюда фонтаном поднялся аромат говна. Будь Ласка красной девицей, он бы с негодованием выбежал на улицу. Но доброго молодца запахом всего-навсего говна не испугаешь.
— Они что, кишки прямо с дерьмом жарят? — удивился Ласка.
— Черт их знает, — пожал плечами Вольф.
— Дикари. Нет, чтобы вымыть, да набить мясом. Или вот ели мы в Польше фляки…
— Господа, а вы зачем сюда пожаловали? В чужих тарелках принюхиваться? — спросил один из сидевших за столом.
— Вообще-то мы ищем одну девушку, — сказал Ласка, не желая говорить, что они зашли сюда поесть.
— В борделе свою девку поищи, — ответил другой, и остальные засмеялись.
— Половину борделей Города обошли, нигде нет, — ответил Вольф.
— Что хоть за шлюха-то такая, ради которой стоит полгорода обежать? — спросил третий, — Что она такого делает, чего нигде не делают?
— Вот, — Ласка достал портрет, — Ее зовут Амелия. Стройная, роста примерно такого. Француженка, говорит без акцента.
— А в постели как?
— Любит в глаза смотреть, — ответил Вольф.
— Девка как девка, — сказал один.
— Сиськи ничего так, — сказал другой.
— Дай-ка приглядеться, — сказал третий и взял портрет.
— Чего тебе, Лионец? — спросил сосед.
— Постой, Пьер. Эту девку я, кажется, видел, — сказал Лионец, — Но не в борделе.
— Где? — не выдержал Ласка.
Лионец потер пальцами, намекая на деньги.
Ласка достал монетку и положил на стол, прижав пальцем. Ошибка. Большая ошибка. Он не посмотрел номинал и выложил как ни в чем не бывало серебряный тестон с портретом короля.
Вольф понял это раньше местных и встал спиной к другу, обхватив левой рукой ножны у горловины. Первым хвататься за оружие неприлично.
— Во Дворе Чудес, — сказал Лионец и гадко ухмыльнулся.
— Точно?
— Отвечаю!
— Ага, — спокойно кивнул Ласка и толкнул к нему монетку.
Лионец удивленно поднял брови. Вот так просто? Подумаешь, во Дворе Чудес?
— Стоять! — полуобернулся Вольф, — В котором дворе?
— В главном, — удивленно ответил Лионец.
В Париже было несколько скверных местечек, известных как «дворы чудес». Вольф в порядке общей эрудиции об этом знал. Все-таки, Париж достаточно значимый город в общеевропейской культуре, да и в интернациональной криминальной субкультуре тоже. Ласка же слышал только про тот Двор Чудес, который отметил на своей карте Фантуцци.
Если бы лионец врал на ходу, то замешкался бы, называя какой-то конкретный двор. Но он не врал и сказал так, как привык в разговорах с местными. На вопрос Вольфа он неподдельно удивился. Все же знают, что Двор Чудес без адреса это по умолчанию тот самый, что у Шатле.
— Побожись, — на всякий случай сказал Вольф.
— Клянусь крестом Иоанна Крестителя!
— Благодарю, — Ласка забрал из рук Лионца портрет.
— Я не понял, это что сейчас было? — спросил толстый человек из-за столика в углу.
— Все нормально, брат, — ответил Лионец.
— Ты сдал Двор Чудес?
— Ага. Добро пожаловать, хрен ли там.
— И вы туда пойдете? — толстяк повернулся к Вольфу.
— Пойдем.
— С большой бандой?
— Зачем? Вдвоем.
— В два меча? Не зассыте?
— У нас там нет врагов. Мы просто выкупим девку просто за деньги, — сказал Ласка.
Над этим ответом расхохотался весь зал, не исключая толстяка и Лионца. Кто-то стучал кружкой по столу, кто-то свалился с лавки, кто-то фыркнул так, что ложка с супом вылетела изо рта.
— Что смешного? — спросил Ласка.
— Мы по первости подумали, что вы серьезные люди, и вам палец в рот не клади, — ответил Пьер, — А вы, смотрю, простаки, каких поискать надо.
— И прямо палец в рот положишь? — спросил Вольф.
— Ага.
Вольф сделал шаг к выходу. Ласка шагнул за ним вполоборота, не поворачиваясь ни к кому спиной.
— Стоять, — сказал вышибала.
— Подумай, — ответил Вольф.
— У вас есть деньги, и вы готовы пойти с ними в Двор Чудес, — сказал вдогонку толстяк, — Лучше оставьте кошельки здесь, а мы вам оставим жизнь. В отличие от.
Ласка потянулся было к сабле, но понял, что выхватить оружие им не дадут. Места мало, а врагов много. Человек напротив прочитал его жест и оскалился.
— Прости, Господи, меня грешного, — сказал Ласка по-русски.
— На кулаках? — спросил Вольф.
— Да. Идем в правый дальний угол от входа. Три-четыре!
Толпа расслабленно стояла вокруг. Без малого полторы дюжины против двоих. От простаков не ждали сюрпризов. Оружие выхватить им не дадут, а к рукопашной никто всерьез не относился. В конце концов, кабацкая драка это весело, особенно, когда платить потом будет кто-то другой.
Ласка сделал шаг вперед и без замаха ударил под дых с правой ближайшего выпивоху и тут же левой его соседа. Оба не были готовы и сложились пополам.
Вольф сделал шаг назад-влево, наступил кому-то на ногу и толкнул его локтем. С замаха заехал кулаком в челюсть другому. Встретил прямым в голову третьего.
Ласка прошел через второй ряд как малек через редкую сеть. Только что безусый иностранец мелькнул под рукой Пьера, только что кулак полетел ему в голову, и вдруг вместо светлой вихрастой головы под кулаком темная, стриженая под горшок. А вот и немец бьет по уху открытой ладонью. И все, и мордой об пол.
За считанные мгновения двое положили девять человек, вывернулись в опустевший угол, раскидали столы и лавки и выставили перед собой клинки.
— Я бы очень не хотел проливать кровь, — сказал Ласка.
— Но вас не волнует, чего бы мы хотели или не хотели, поэтому несколько ведер крови мы тут прольем, — сказал Вольф.
— Вам конец, — сказал Пьер.
Оставшиеся на ногах взялись за оружие. У кого корд, у кого большой нож, у кого дубинка. Пока ни одного длинного меча.
— Это просто смешно, — сказал Вольф.
— По-настоящему смешно изображать из себя мастеров меча с саблей и кордом, — сказал Лионец и потянул из ножен длинный меч.
— Вольф? — Ласка кивнул на лежавшую на полу чью-то шапку.
Вольф присел, не выпуская оружия, и левой рукой подбросил шапку к потолку.
Ласка три раза взмахнул саблей, и шапка упала на пол четырьмя кусками.
— Можешь повторить? — спросил Вольф, повернувшись к Лионцу.
— Не повторяй, — сказал толстяк, который считался здесь авторитетом и в первых рядах в бой не лез, — Пусть уходят.
— Сейчас не понял, — удивился Пьер, который тоже выступил вперед с хорошим прямым мечом.
— Они не простаки. А Двор Чудес, это двор, мать его, чудес. И друзья у них такие же, и враги. Вот как пить дать, баба, которую они ищут, окажется ведьмой, этот немец — нечистью вроде вервольфа, а этот шустрый, который, зуб даю, не француз, не испанец, не итальянец, не англичанин, не скандинав, не жид и не арап, — каким-нибудь bogatir из Tartaria с какими-нибудь тоже чудесными особенностями.
— И что, они бессмертные, или за них мстить кто-то будет? — спросил Пьер.
— Что ты будешь делать, если завтра за них тот же Двор Чудес и впишется? Этот же сказал, что собирался туда бабла занести, верно?
— Ну.
— Вот Криспен нам и сделает предъяву, что им бабки несли, да с нашей подачи не донесли. Тебе охота с тамошней братвой рамсить?
— В гробу видал такие разборки, — Пьер убрал меч в ножны.
Разговор на воровском арго Ласка и Вольф не поняли. Но поняли, когда разбойники убрали оружие и освободили выход.
Дальше искать Амелию не стали и направились в сторону Сите к собору Парижской Богоматери. Вот большая улица, впереди вроде бы мост, а над крышами домов виднеются традиционные две башни готических соборов.
Не дошли самую малость.
— Не вы ли будете господа Ласка и Вольф? — спросил встречный мальчишка.
— Мы.
— Ваши друзья и дама ждут вас в нашей таверне.
Таверну господа живописцы выбрали итальянскую. В Париже сложно найти заведение не с французской кухней, но как раз с итальянской можно. За день на ногах уже хотелось есть.
Вместе с Бенвенуто и Фантуцци за столиком сидела Оксана.
— Ты как тут? — спросил Ласка.
— Да я что-то заревновала и сорвалась вслед за вами.
— И? — спросил Вольф, — Они прошлись по борделям, и он тебе ни разу не изменил?
— Прошлись они, как же. Бенвенуто вообще сидел на жопе ровно.
Ласка разочарованно посмотрел на итальянца, но тот не устыдился и глаз не отвел.
— Нашли мы ее, — сказал Бенвенуто.
— Где? Как?
— Прямо там что ли? — спросил Вольф, — А мы весь Город обегали.
— Портрет Амелии так понравился девкам, что они попросили их всех нарисовать, — сказал Фантуцци, — Мы сторговались, что они рассчитаются натурой и найдут нам Амелию. Бенвенуто набросал еще одну копию портрета, и маман отправила по соседям вышибалу и мальчишку-уборщика.
— Ага. Я сидел, полдня рисовал девок… — начал Бенвенуто.
— А я принимал оплату, — закончил Фантуцци, отодвинулся от стола и помахал пустой тарелкой как веером над гульфиком.
— Где она? — спросил Ласка.
— Во Дворе Чудес, — Бенвенуто перестал улыбаться, — Переходим к плану Б, если он у вас есть.
— Господи, там дел на полчаса. Просто зайти и выйти, — сказал Ласка.
Оксана хихикнула.
— Что? — не понял Ласка.
— Так мой муж говорил, — ответила Оксана по-русски, чтобы Бенвенуто не узнал, что она замужем.
— И чем кончалось?
Оксана так рассмеялась, что даже затруднилась с ответом. Несколько раз пыталась что-то сказать и захлебывалась смехом.
— Я правильно понимаю, что это были истории с хорошим концом?
Оксана чуть не упала под стол.
— Что вы ржете? — спросил Вольф.
— Мужа вспомнила, — ответила Оксана, устав смеяться, — Конец у него был отменный, да. Фантазии никакой, — она стрельнула глазками на итальянца, но…
Она увидела, как покраснел Ласка, и снова захохотала, оборвав воспоминания.
— Там прямо сильно опасно? — спросил Вольф.
— Там не просто опасно. Это самое лютое и злое место в Париже, — ответил Фантуцци, — Туда приличные люди не ходят, а если ходят, то не возвращаются.
— Мы неприличные, — сказал Ласка, — Мы зайдем.
Вольф наступил ему на ногу и сказал, обращаясь к живописцам.
— Я вам очень благодарен за помощь. Возвращайтесь в Фонтенбло, а мы тут перейдем к плану Б и до завтра закончим.
— Точно? — спросил Бенвенуто.
— С Божьей помощью, — сказал Ласка.
— Тогда мы пойдем, заночуем…
— Нет! — возмутилась Оксана, — Вы пойдете, сядете на отдохнувших коней, дадите шпор и до заката уже будете там, где мы ночевали по пути. Нечего вам ночевать в борделе! Кому-то еще Анну д’Этамп рисовать!
— Верно, — ответил Фантуцци, — У меня яйца уже пустые.
— У меня полные, что аж звенят, — сказал Бенвенуто.
— Сними-ка тут комнату ненадолго, — обратилась к нему Оксана, — А то расплещешь по дороге.
— Расскажешь историю со счастливым концом? — спросил Вольф.
Фантуцци задремал в уголке, Бенвенуто с Оксаной поднялись наверх. Вольф заказал пасту с тертым сыром и по добротному куску мяса без всякой требухи.
Ни один, ни другой итальянец не знали, насколько на самом деле опасен Двор Чудес и что он вообще такое. В любом городе есть какие-нибудь опасные кварталы, и все равно там каждый божий вечер шарятся какие-нибудь охотники за приключениями.
— Ты рискнешь полезть в такое место? — спросил Вольф, едва сделав заказ.
— Бога там определенно нет, — ответил Ласка.
— И твоего бати там тем более нет, — добавил Вольф, — Но это не повод…
— Да ладно. Ты сам сказал. Там нет ни Бога, ни Устина Иванова сына. Там совершенно нечего бояться.
— Ты как-то говорил, что хорошо вдохновленная толпа поросят может затоптать льва.
— Затоптать может. Испугать — нет.
Фантуцци дремал. Ласка и Вольф строили планы. Подавальщик принес пасту с мясом и кувшин вина.
— Сам посуди, — сказал Ласка, доев последнюю крошку, — Мы не собираемся их там убивать, жечь и грабить, захватывать их двор или скидывать их атамана. Нам просто нужна одна девушка. Я ведь верно понимаю, что Колетт продала Амелию не в жены какому-то авторитету?
— Верно.
— Как бы там ни было опасно, но там живут люди, не убивают друг друга почем зря и рассчитываются монетами. Наверняка они имеют дела снаружи двора, например, еду им точно надо покупать. Мы просто выкупим Амелию, просто за деньги. У нас ведь остались папские дукаты?
— Остались, но я знаю, что представляют собой подобные дворы чудес в Европе. Нам нужен какой-то более осторожный план. Нельзя просто взять и зайти во Двор Чудес. Я-то может, и унесу ноги, но тебя жалко. Ты уже слишком много прошел на пути к живой воде, чтобы вот так на середине пути умереть от руки каких-то разбойников.
— Я заходил к Сулейману Великолепному и к Папе Римскому. И к разбойникам тем более зайду, не склонив головы.
— Разбойники, в отличие от королей, не справедливые и не мудрые. Скорее всего, нас даже слушать не будут, сразу убьют.
— Пойдем ночью.
— В самое разбойное время? Зачем?
— Чтобы ты сразу заходил в волчьем обличии. Поэтому наши итальянские друзья пусть едут в Фонтенбло. Им не надо знать, что ты оборотень, а Оксана ведьма.
— Оксана пойдет с нами?
— Что значит «Двор Чудес, это двор, мать его, чудес»?
— Н-да… Значит, что с ведьмой туда входить будет спокойнее, чем без нее.