Корректировка 2

Глава 1

«СВ» встретил меня гостеприимным уютом. Крахмальные занавески, голубая дорожка в сочетании с серой обивкой стен ласкали глаз. Батюшки-светы, и цветы-то у них есть, подумать только, под потолком по-домашнему ползли зеленые вьюны.

Андрей постучался в служебку. Сдвинулась непривычно бесшумная дверь с зеркалом внутри.

Первый сюрприз — проводник оказался проводницей.

Это была сочная женщина лет тридцати пяти с пшеничными волосами до плеч. Образ пшеницы возник не случайно — она мне напомнила Деметру, богиню плодородия с ее изобильными формами. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять их избыточность. Всего в ней было много, гораздо больше, чем достаточно! Круглые серые глаза с коровьими ресницами. Удивительные на лице природной блондинки, оттопыренные негритянские губы. Тонкая талия, подчеркнутая форменным кителем, смотрелась несуразно с широкими плечами, литыми бедрами и высокой грудью. Большие белые зубы самодовольно выпирали при плотоядной улыбке. Ноги, правда, были кривоваты, что, впрочем, делало это языческое изваяние более человеческим и доступным, производящим неизгладимое впечатление на необразованных мужчин.

— Вот принимай, — сказал ей Андрей, украдкой сунул ей мои деньги и тут же ушел.

— Мария меня зовут, — сообщило изваяние, ловко припрятав добычу.

Именно Мария, назвать её Машей у меня язык бы не повернулся.

— Григорий, — улыбнулся я в ответ, невольно заглядывая за её плечо.

Из-за её плеча, выглядывала веселая девичья мордочка, сущий ангелочек.

— Это Лейла, — определив направление моего взгляда, пояснила Мария, — она у нас девушка молодая, практикантка, нечего на неё зыркать. Ну, пошли, покажу твое место.

Я пошел следом, между делом, зыркая на Лейлу, очень уж она была хорошенькая — черноволосая, тоненькая, аккуратный бюстик, стройные ножки, восточное лицо будто рисовал искусный художник, все в лад.

— Поедешь, как король! — говорила мне Мария. — А если ревизор появится, я предупрежу. Тогда сразу бегом в туалет. Или в вагон-ресторан. И сидеть там, пока не скажу. Все понятно?

В купе, за столиком сидел седой дедок. Прямо перед ним стояла шахматная доска, с расставленными фигурами. Справа от неё расположилась соломенная шляпа, а слева была прислонена трость со щегольским набалдашником. В меня уперся внимательный взгляд выцветших, когда-то синих глаз. С детства я отлично усвоил: когда на тебя так пялятся, это кончается беседой, которой мне совсем не хотелось. Но я опоздал со своей ретирадой.

— Располагайся, — скомандовала Мария, — сейчас белье принесу.

«СВ» от обычного купейного отличался в основном наличием двух, а не четырех мест. Оба нижние и вместо дерматина, обитые потертым зеленым бархатом. И за такое платить почти в два раза дороже — понятно почему он полупустой даже в сезон.

— На всесоюзный шахматный турнир среди школьников еду, — рассказывал дедок. — «Белая ладья» называется, слыхали, наверно? — и предвосхищая мое удивление, пояснил, — тренер, я. Детишек тренирую.

— А где ж детишки? — все-таки удивился я.

— Детишки в плацкарте. Здесь же два прицепных вагона. Не знали?

Я пожал плечами, откуда, мол, хоть и знал.

— Раньше были плацкартный и купейный. И мы в купейном ездили все вместе. А теперь с какой-то стати подали «СВ». Понятно, детишкам никто проезд в «СВ» оплачивать не стал, пришлось плацкартом ехать. А я теперь сижу, душа не на месте. Бегаю их проверяю по пять раз на день. Хорошо хоть детки смирные, не шалопаи какие-нибудь.

Дело в том, что уважаемый Гейдар Алиевич Алиев любит шахматы. В Бакинском Доме пионеров есть прекрасное республиканское общество шахмат. Они постоянно устраивают в Баку, какие-нибудь турниры, поэтому маршрут намоленный, каждый год езжу.

— Баку — это прекрасно! — говорил он мне десять минут спустя. — На юге у моря никогда не бывает душно, как в этой взбесившейся сковородке, которую теперь являет Москва. Сто лет мы не знали такого. Представляете, плавится асфальт. Дома накаляются, как мартеновские печи, к ним притронуться страшно, не то, что жить. Вокруг города горит лес… дым, гарь. Больницы переполнены астматиками, гипертониками, сердечниками. Я сбежал оттуда и счастлив. Всё это — несомненный призрак надвигающегося апокалипсиса. А не выпить ли нам по рюмочке за знакомство, есть хороший ликерчик, э-э…

— Григорий, — представился я.

— Лев Маркович. — с достоинством кивнул он и, как фокусник, извлек откуда-то плоскую бутылку с красивой этикеткой и опалесцирующей жидкостью внутри. Вторым жестом достал из специального набора металлические стопки. — Манговый, — пояснил он за ликер, — вызывающей роскоши вещь! Закуски правда нет, но она и не нужна, чтоб послевкусие не портить. Ваше здоровье. Я рад нашей встрече.

Я не стал кочевряжиться, мы чокнулись и выпили.

Мне ликер понравился, хоть и не жалую сладкий алкоголь. Мягкий, с особым ласкающим привкусом.

Тут я заметил, что он смотрит на меня искоса, хитро прищурившись.

— Вы, верно, слыхали о предстоящем суперматче Бори Спасского с Бобби Фишером?

Я кивнул, конечно, мол, в курсе, не лаптем щи хлебаем.

— И что вы на сей счет думаете, позвольте узнать?

Я пожал плечами, что тут думать. Но он и не ждал ответа, ему хотелось порассуждать.

— Я скажу вам, Григорий, крамольную мысль — наш чемпион проиграет. Да, да! Я ведь знаю Борю лично. Спасский — жуир, бонвиван, любитель сладкой жизни. А Фишер — фанатик — машина для убийств. Да, да — машина! Нормальный человек тут бессилен.

— Ага, учти, что Фишер очень ярок. Он даже спит с доскою — сила в нем! — вольно процитировал я, — Но ничего, я тоже не подарок и у меня в запасе ход конем!

— Что? — Лев Маркович удивленно вскинул выцветшие глазки.

— Высоцкий, — пояснил я, — «Честь шахматной короны», не слыхали разве?

— Извините, не слежу за творчеством этого достойного человека.

— Зря, — посетовал я и ляпнул невпопад. — У них же со Спасским, жены француженки.

— Э-э… я знаю Ларису… его вторую жену…

Чёрт, вляпался. Француженка третья.

— Ходят слухи, — доверительно поведал я, — что он общается с сотрудницей французского посольства, русской по происхождению.

— Ну что ж, зная Борю, это не сложно себе представить. Скажу вам больше: мне трудно понять, как Спасский с такими анамнезом ухитрился стать гроссмейстером. Загадка! Видимо, очень уж большой талант. Во всяком случае, рад за него. Даже в случае поражения, он заработает приличные деньги. Насколько я знаю его характер, он не из тех, кто отдаст их государству. При этом я уверен, почти на сто процентов, что первую партию Боря выиграет! Может быть даже и вторую. Но Фишер не сдастся, он никогда не сдается, а к длительной битве наш чемпион не готов. Ох, не готов!

Я-то знал, что не готов и после единственной настоящей победы проиграет всю серию, а вот старик оказался неплохим прорицателем.

Пришла Мария, принесла постельное белье. С интересом глянула на бутылку с ликером. Лев Маркович заметил этот взгляд, засуетился.

— Не соблаговолит ли наша прелестная стюардесса, выпить с нами рюмочку ликера?

— Стюардесса, говоришь? — она сочно хохотнула. — Ну, даешь, дед. Соблаговолю, а то, как же, — и уселась на диванчик рядом со мной. Я бы даже сказал, в опасной близости — задница к заднице. Мне показалось — на меня пыхнуло жаром от её ядреного тела. Дедок, хлопотливо достал из набора еще одну рюмку и разлил. Она пригубила, почмокала своими негритянскими губищами.

— М-м… вкусно! Где такие раздают?

— Ученик привез из Амстердама. Набор с рюмками, кстати, тоже ученик подарил, из Женевы — это Швейцария. Как говориться: не имей сто рублей, а имей сто учеников! — он мелко захихикал.

— А сколько до Баку осталось по времени? — спросил я, чтоб что-нибудь спросить.

— Да, ерунда, ночь — день — ночь и в семь утра будем там, соскучиться не успеешь, — она хохотнула и игриво ткнула меня в бок локтем. — А если все-таки соскучишься, приходи вечерком, чайку попьем.

С шумом всосала остатки ликера и поднялась.

— Спасибо за угощение, работать надо. Пока, мальчики.

— Какая прельстительная фемина! — сообщил мне Лев Маркович, когда за ней закрылась дверь. — Бесспорно грешная, но прельстительная. Сочетание ярости тигрицы и вкрадчивости кошки.

Зовущая плоть! Сильная стать! Не слабей, чем голос, рычащий в момент оргазмического воодушевления. В этих джунглях есть где заблудиться!

Я не мог скрыть удивления:

— Да вы, Лев Маркович — тайный эротоман!

— Водится грешок! — кивнул он. — Эротоман, как есть, но отнюдь не тайный. Знаете, Гриша, хоть я и в молодости не слыл красавцем, однако же за мой материальный достаток и живость ума, дамы охотно дарили мне свое внимание. Кстати, если решите закадрить нашу железнодорожную нимфу, категорически не советую.

— Почему? — удивился я, хотя и не собирался её кадрить — во-первых, еще не отошел от Зои, во-вторых, такие гром-бабы не в моем вкусе, то ли дело, юная восточная красотка.

— Вовсе не из морально-этических соображений, помилуйте. Просто в соседнем плацкартном вагоне служит проводником её муж. Личность, я вам скажу… мне он чем-то напоминает Минотавра. В общем, если застанет вас с женой в момент близости — рискуете повторить судьбу Анны Карениной.

Потом Лев Маркович пожаловался, что у него в связи с возрастом случаются частые позывы и удалился в сортир.

Только успел он уйти, как дверь купе распахнулась. В проеме стоял здоровенный мужик в засаленной железнодорожной форме. Лицо у мужика было не сказать, чтобы одухотворенное. Как сказал Маркович: похож на Минотавра? Да, что-то бычье в нем было, только без рогов. Хотя, зная игривый характер его сексапильной женушки, поручиться за это я бы не взялся…

За руку, он держал огненно-рыжую конопатую девчушку лет, десяти.

— Где этот… тренер, который? — не здороваясь поинтересовался проводник. — Евойная малявка, к нему просилась, а одной боязно идти. Как их родители только отпускают…

— Здрасти! — сказала малявка.

— Привет, — я еле сдерживался, чтоб не заржать в голос, я её узнал.

— Чо, лыбишься? — сумрачно спросил мужик, видимо отнеся моё веселье к собственной внешности.

— Это я о своем, анекдот вспомнил, — успокоил я его. — Вышел Лев Маркович, по неотложному делу, скоро вернется.

— В общем, я её оставляю, обратно сами проводите.

— Что за балаган? — спросил я Еву, когда он удалился. — Детство вспомнила, фея Огонек?

— А что, мне гадать ему было? — дерзко отвечала она, возвращая себе привычный вид. — Я контролирую твою безопасность, должна быть в курсе всего, что происходит или должно произойти!

— Ну, и?

— Ничего подозрительного не зафиксировано, но выяснила любопытную вещь. Та фифочка, что тебе понравилась… Лейла…

— Уж, прям, понравилась.

— Ну, мне-то не ври! Ты ж любишь таких… — она сделала эффектную паузу, — похожих на меня.

— Ой-ё-ё-ёй, сколько самомнения у флуктуации мирового эфира!

— Знаешь, чья она дочь? — спросила фея, игнорируя иронию.

— Замер в ожидании?

— Её папочка начальник Азербайджанской железной дороги.

— Это, типа, большая шишка?

— Не маленькая, да. Что-то вроде генерала. Сам он азербайджанец, а мать у Лейлы украинка. Представляешь, какая взрывоопасная смесь характеров получилась? Дочка учится в Железнодорожном институте и возжелала проходить практику, как все однокурсницы — проводницей. На все уговоры, посидеть в Управлении — ни в какую! Поскольку папочка в дочке души ни чает, пошел у нее на поводу. Но под её практику выбил на маршрут спальный вагон, мол, там публика приличней и хлопот меньше. И надзирать за ней и помогать поставил сладкую парочку: Марию и мужа её Петра.

Я вспомнил анекдот про грузина, который поехал учиться в Москву, где он пишет домой, что в Москве все люди ездят в автобусах. А папаша ему отвечает: сынок, я продал немножко цветочков и купил тебе автобус, езди, как все люди.

Лев Маркович заснул сладким сном, похрапывая и посапывая и что хуже, попукивая. Пришлось даже приоткрыть окно.

Перед этим мы сыграли в шахматы. Две первые партии он обыграл меня, в одну калитку, хотя был столь милостив, что предупреждал, когда я собирался сделать очередной нелепый ход и предлагал переходить. Неудивительно — мои шахматные умения в основном, ограничивались знанием, как ходят разные фигуры.

Обозлившись, я привлек моих соратников и с их помощью сыграл, что называется, в «режиме бога». Ева знала все его ходы наперед, а Кир, все шахматные комбинации.

Поверженный Лев Маркович, недоумевал, каким образом очевидный профан, в моем лице, сумел так перестроиться, что нахлобучил его, как пацана.

Он предлагал сыграть еще, но я гордо отказался, сказав, что счет 2:1 в его пользу и это достойная победа в матче.

После того, как Лев Маркович уснул, я честно проворочался еще полчаса. На часах было двенадцать тридцать, а значит пора приступать к выполнению нашего с Евой, плана.

Встал и вышел в коридор, там было тихо и безлюдно. В мягком вагоне ехало человек пятнадцать и все они спали.

Я отправился в туалет. Проходя мимо купе проводников, заглянул в приоткрытую щель двери и увидел… хм, зашел в туалет, справил нужду, помыл руки одновременно размышляя… В служебном купе за столом сидела Лейла и она была одна. Отлично!

Вежливо постучал.

— Чего вам? — взгляд у Лейлы был болезненный и нелюдимый.

— Проходил мимо, и почувствовал, что у вас нелады. Что случилось?

— Мигрень… голова болит… сил нет, хоть на стенку лезь.

— Давно это у вас?

— Вы врач? — прошелестела она, держась ладонью за висок.

— В некотором роде, — кивнул, — я экстрасенс, я чувствую боль. Может слышали?

— Давно, лет пять… слышала, — последовательно ответила она, похоже не вникая в суть. — таблетки, как назло, забыла в Ленинграде… — она по-детски всхлипнула.

— Слушайте, Лейла, я могу помочь… Помочь?

— Можете? — она вскинула на меня глаза с надеждой. — Никто не может…

— Конечно, могу! — сказал я уверенным тоном. — проведем небольшую процедуру, но, чур, вы мне будете доверять!

— Так болит, — пожаловалась она, — я с поезда готова спрыгнуть…

— Не надо прыгать, сейчас всё будет в лучшем виде! — заверил её я. — Мне нужен стакан воды.

Она махнула рукой в сторону шкафчика и взялась ладонями уже за оба виска.

Открыв шкафчик, я обнаружил там початую бутылочку «нарзана». Вылил её, в тут же найденный стакан.

— Смотрите, Лейла, сейчас я заряжу воду (Чумак, блин), вы её выпьете и все пройдет, я вам обещаю!

Отвернувшись от неё и что-то бормоча, я незаметно вылил в стакан содержимое капсулы с наноботами. Ощущая себя идиотом, тихонько прошептал заклинание Бастинды: бамбара, чуфара, лорики, ёрики, пикапу, трикапу, скорики, морики! Явитесь передо мной летучие обезьяны.

Потом протянул стакан Лейле.

Она взяла, покрутила недоверчиво в узких ладошках и решившись, выпила мелкими глотками.

Жалко было на неё смотреть, такую маленькую беззащитную, мучимую жестокими головными болями.

— Ждем десять-пятнадцать минут! — сказал я. — Уверяю вас, результат не за горами. А пока помассируем чувствительные точки на ваших ладонях, чтоб активировать процесс.

Как завороженная, она протянула мне руку.

— Кажется, становится лучше…

Ну, это чистое самовнушение. Я взял ладонь и с умным видом, стал водить по ней пальцем. Тут влезла Ева.

— Ну-ка дай я гляну… Угу… угу… всё понятно.

— Что тебе понятно?

— Потом расскажу, охмуряй дальше девицу!

— Причем тут, охмуряй? Просто помогаю.

Исчезающий смех был мне ответом.

— Контакт с периферией установлен, — наконец, сообщил Кир.

— Устранить мигрень! — скомандовал я.

— А теперь больная, — обратился уже к Лейле, — сеанс бесконтактного массажа.

Протянул руки и стал с важным видом водить ладонями по воздуху вокруг её красивой головки. Она покорно ждала.

— Проводится работа с молекулами-мессенджерами, — докладывал Кир, — нейтрализуется оксид азота, гидрокситриптамин, кальцитонин ген-родственный пептид медиатор агент болевой трансмиссии. Прогресс: 20%… 50%… 70%… процесс завершен!

— Дополнительно, плюс двадцать к эмпатии.

Лейла глянула на меня ясными, без боли, глазами.

— Правда, что ли? Как это?..