Корректировка 2

Глава 14

Повсюду здесь в центре была масса подвальчиков, от крошечных, на три-четыре стола, до ресторана «Дарьял». Заведения эти обнаруживались в самых неожиданных местах по уходящим под дом крутым лестницам, по которым, обратным ходом вытекает на улицу запах шашлыка. Собственно, кроме шашлыков, вина и пива там ничего и не было.

От нечего делать, я решил постричься в парикмахерской на площади. Сама парикмахерская напоминала святилище, с чуть ли не тифлисскими еще надписями повсюду с буквой «Ъ» — кругом зеркала с позолотой, кожаные кресла и резные шкафы из ценных пород дерева. Парикмахер, представившийся Ашотом, с характерным акцентом долго расспрашивал относительно моих пожеланий о будущей прическе, потом долго стриг, одновременно рассказывая мне тбилисские новости или просто тихо напевал по-армянски. Стрижка мне понравилась. Уклонившись от его желания непременно обрызгать меня одеколоном «Красная Москва», расплатился, оставив солидные чаевые и поспешил к «Дарьялу». На ходу подумал, что забыл купить цветы, а потом решил: ну и правильно, а то еще решит, что я к ней клеюсь.

Спешил я напрасно, Джуна опоздала на полчаса. Несмотря на жару, одета она была в мешковатое темное платье ниже колен, которое старило её лет на пять. Вид имела озабоченный и недовольный, в ресторан идти отказалась.

— Не знаю, зачем я пришла, — сразу заявила она мне, в голосе девушки сквозило отчуждение.

— Вот сейчас и выясним, — не поддался я на её коричневое настроение. — Не хочешь в ресторан, может поднимемся ко мне в номер? Это рядом тут в «Иверии».

— Вот ещё! — вспыхнула Джуна, — Я по номерам не шляюсь!

— Ну, давай просто посидим на лавочке.

— У меня мало времени.

Эта стервоза начала меня раздражать. Времени у нее мало, чего приперлась, спрашивается? Усилием воли, взял себя в руки — ставки слишком высоки, чтобы реагировать на девичьи выкрутасы.

— Послушай, Женя, — сказал я нарочито мягким тоном, — пожалуйста не подумай, что я собираюсь тебя закадрить…

Она зыркнула на меня черными глазищами. Слышать такое любой девушке неприятно, тем более от симпатичного парня, даже если она в нём совершенно не заинтересована.

— Нет, — поправился я — ты, конечно, красивая девушка, но я понимаю, что тебе сейчас не до того, у тебя отношения, любовь-морковь… неприятности на работе…

Она опять зыркнула, но уже с интересом.

— Крупная недостача… — продолжал я гнуть свою линию. — Сколько там, не хватает, тысячи рублей?

Её словно током ударило. Тонкое скуластое, восточное лицо исказила гримаса, губы задрожали.

— Откуда?.. — только и смогла выдавить она из себя.

— Оттуда! — поднял я указательный палец к небу. — Ты все еще не веришь в мои способности?

Из неё словно воздух вышел, она безвольно дала увести себя в переулок и усадить на лавочку.

— У меня такое чувство, будто мы с разных планет, — сказала Джуна, закуривая сигарету. — Какой-то ты ненастоящий, загадочный, как марсианин, — невесело усмехнулась она.

Да уж, попала в точку.

— Зачем я тебе?

— Вот, это я и хочу обсудить. Но сперва, — я достал из планшета конверт с деньгами, — прими это в знак наших будущих дружеских отношений.

Она взяла конверт с опаской, словно там была змея или скорпион. Заглянула внутрь и тут же протянула конверт назад.

— Забери сейчас, же!

— Но, почему?

— Я тебе не шлюха, брать деньги.

Я пожал плечами, её упрямство стало мне надоедать.

— Шлюх обычно используют по назначению, а я с тебя ничего за них не прошу.

— Забери, я сказала!

— И не подумаю!

Тогда она швырнула конверт на лавку, вскочила и пошла прочь. Я тоже встал и пошел в другую сторону. Конверт остался лежать.

Долго идти мне не пришлось, сзади раздался дробный стук каблучков. Джуна догнала меня, ухватила за предплечье.

— Григорий…

Я не спеша повернулся, конверт был у неё в руке, как я и ожидал.

— Феликс.

— Что, Феликс? — опешила она.

— Не что, а кто! Зовут меня так.

Несколько секунд девушка смотрела на меня и напряженные черты лица её разглаживались.

— Да, теперь верно… Феликс, почему ты бросил деньги?

— Вот чудачка, это ты бросила, — засмеялся я, — я тебе их дал — они твои, делай с ними, что хочешь… можешь покрыть недостачу, а можешь выкинуть в мусорку. Только, Христом богом молю, избавь меня от своих концертов и истерик.

Думал, обидится, а она засмеялась.

— Я не христианка, а зороастрийка… ну и черт с тобой! — с этими словами, сунула конверт в сумочку, — пригодятся.

— Вот теперь, тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я…

— Наконец-то ты, грязнуля, — весело подхватила она, — Мойдодыру угодил!

— Теперь ты мне веришь? — уточнил я, она кивнула.

— Так зачем, всё-таки, я тебе понадобилась? Деньги даёшь, в номер зовешь, а как женщина, говоришь, не интересую…

— Меня интересуют твои экстрасенсорные способности, и я хочу их развивать, к твоей и своей пользе.

— Разве это возможно?

— Видишь ли… есть одно лекарство… оно усиливает психические возможности человека. Я сам им пользовался и, как видишь, результат, налицо. А ведь в отличии от тебя, у меня и вовсе никаких способностей не было.

Она задумчиво смотрела на меня.

— Вроде не врешь. Ладно, допустим. Но тебе-то какая с этого польза?

— Мне нужна твоя помощь, чтоб лечить людей. Больших людей. И через это влиять на очень больших людей к нашей и общей пользе. Видишь, ли будущее наше, как я его вижу, безрадостно и его необходимо скорректировать.

— А сам не можешь?

— Могу, но это нерационально и негарантированно. С твоей помощью будет намного проще добиться результата.

— Господи, — усмехнулась девушка, — кто-то мне б такое сказал еще вчера… в жизни бы не поверила… инопланетянин с лекарством, зовет меня изменять будущее… Ну, не чушь ли? А теперь я верю в эту чушь!

— Ты просто чувствуешь, что это правда. Потому что ты очень хороший экстрасенс! А я сделаю из тебя гениального. По крайней мере, попытаюсь сделать.

— Откуда ты взялся на мою голову? Ты ведь не врач и даже не медик.

— Ты ведь в магию веришь? Вот, считай меня магом, что недалеко от истины. Ладно, заболтались мы, в номер пойдешь?

— Пойду… — она тяжело вздохнула.

— Блин, да не вздыхай ты так тяжко, я ж тебя не в подвалы инквизиции зову.

— Только, давай завтра. Сегодня дела надо решить, — девушка похлопала по сумке, — деньги в кассу вернуть, пока ревизия не застукала.

— Завтра, так завтра, — согласился я, — не горит. Ты куда, сейчас?

— В «Метро»… Только не провожай… пожалуйста. Не надо, чтоб нас вместе видели. Он ревнивый, как черт… прибежит, тебя убивать.

— Меня так просто не убьешь.

— Уже поняла… а девчонку вчера ты подослал?

— Какую, девчонку? — удивился я, впрочем, уже догадываясь о ком идет речь.

— Ту, самую… рыженькую, в красном платье, на вид — лет семь. Не отнекивайся… а то перестану тебе верить.

— Я и не отнекиваюсь. Только я не посылал, она сама… инициативу проявила, а как ты догадалась?

— Вы с ней одинаковые… инопланетяне. А как её зовут?

— Кого? — не понял я, пораженный этой «одинаковостью».

— Да, девочку же!

— А… девочку… Ева.

— А она сказала: Женя… такая же вруша, как и ты. Кто она тебе, младшая сестренка?

— Она — фея. Послушай, Евгения, давай не будем сейчас, это обсуждать. Ева такая же девочка, как я архиерей. Поверь, это всё очень сложно…

— Да, ну, — пожала плечами Джуна, — фея, да и фея. Чего тут сложного?

Мы расстались, договорившись, что завтра во второй половине дня, она позвонит в «Иверию» и спросит Григория Орлова, нас соединят.

Кто-то может спросить, а чего, собственно, я разводил с ней политесы? Отравленная иголка и инъектор в шею — сама за мной будет бегать, как собачонка, радостно повизгивая.

А вот, нет! Кир объяснил, что с экстрасенсом такое не прокатит — разом потеряет все свои способности. Только нежно, добровольно и с песней. Так победим!

— А вас спрашивали, — сообщил мне администратор, когда я забирал ключ от номера.

Интересно, кому я понадобился.

— Он представился?

Почему я решил, что «он», а не «она»?

— Да, — портье заглянул в свои записи. — Шота Квиридзе, от Арчила Вахтанговича. Сказал, перезвонит попозже.

Ясно, активизировался мой неизвестный благодетель.

А в номере меня ждал сюрприз.

Это я понял, еще в коридоре, по запаху хорошего табака.

Зайдя в комнату, застал следующую картину, в мягком кресле, с сигаретой в одной руке и бокалом вина в другой, закинув ногу на ногу, вольготно расселась Тинатин.

— Как ты сюда попала? — поинтересовался я, без особого интереса, всё равно не ответит.

— Взяла и попала, — ожидаемо сказала она.

— А ключ?

— Ключи для слабаков. Где ты шлялся?

— Что значит шлялся? Работал.

— Понятно, работничек… какие планы? Встретился с Джуной?

Я не успел ответить, как зазвонил телефон.

— Слушаю.

— С вами хочет связаться товарищ Квиридзе. Соединить?

Обернувшись к Тине, я приложил палец к губам.

— Соединяйте.

— Григорий, дарагой, — закурлыкал в трубке кавказский акцент Шато, — заскучал небось? Арчил Вахтангович сказал: развлечь дорогого гостя нужно. Собирайся, поедем… вкусный еду кушать будем, солнечный вино пить будем, на красоту смотреть будем! Выходи дарагой, машина подана, я жду!

Я глянул сперва на циферблат, шел четвертый час, потом, вопросительно на Тинатин.

— А, поехали, — сказала девушка, поднимаясь с кресла, слух у неё был исключительным. Сегодня она была одета по-простому — но не менее сексуально — тертые джинсы в облипку и белая водолазка с красными сердечками. Вернее, сперва я так подумал, а приглядевшись понял — половинки сердечек, это скрещенные серпы.

Кто-то бы сказал про аграрную тему, но мне почему-то так не показалось.

За рулем черной «волги» сегодня был сам Шато.

Завидев Тинатин, он выскочил из машины, как черт из табакерки, церемонно раскланялся и поцеловал ручку.

Я представил ему девушку, и он сходу задвинул цветастый комплимент её красоте и молодости.

Шота было поручено, показать мне Джвари.

— «Джвари» по-грузински означает «крест», — объяснял он нам по дороге. — Грузия приняла христианство в четвертом веке. Вскоре после этого на горе установили крест. В шестом веке вокруг креста стали строить монастырь. В начале десятого века пришли арабы, и разгромили монастырь. С тех пор, его так и не восстановили.

Сам Шота в горы с нами не пошел, сказав, что видел развалины много раз и подождет нас в ресторане у основания горы.

На экскурсию мы отправились в сопровождении проводника, бронзово-смуглого поджарого парня с копной черных, как смоль волос, с узким, интеллигентным лицом. Был он студентом исторического факультета и во время каникул подрабатывал экскурсиями. Держался он свободно, на грани развязности, с откровенным восхищением смотрел на Тинатин. Несмотря на вызывающую смуглость, проводник прекрасно говорил по-русски. Но, сразу было видно, что гид он не профессиональный — слишком нерасчетливо тратил себя на восхваление окружающих красот и достопримечательностей. При таком энтузиазме настоящий гид давно бы выдохся и онемел, а этот тарахтел без умолку, то и дело взбегал на какие-то кручи летучим шагом, что-то выглядывал с высоты и длинными скачками устремлялся вниз. Он упоенно любил эту знойную каменистую землю и хотел, чтоб мы прониклись его любовью.

Несмотря на вечерний час, солнце палило нещадно, от тропы веяло сухим жаром. Бледной синевы небо подернулось белой рябью, будто в нем что-то закипало от перегрева.

Пока мы с Тиной карабкались по тропке к монастырю Джвари, Каха, так звали проводника, успел взбежать на вершину и вернуться к нам. Он был очень возбужден, декламировал стихи и беспрерывно что-то рассказывал. Вскоре я перестал его слушать.

Наконец, мы достигли вершины и взору открылись великолепная картина: голубая лента Арагвы и желтая Куры, Военно-Грузинская дорога, уходящая в горы, плоские крыши Мцхеты, сверкающий белизной собор Светицховели.

Мы стояли на крохотном балконе над утесом.

— Помните «Мцыри» Лермонтова? — сказал Каха.

Там, где, сливаяся, шумят,

Обнявшись, будто две сестры,

Струи Арагвы и Куры,

Был монастырь…

Потом мы вошли в прохладное, источающее легкий запах тлена нутро монастыря и осмотрели узкие высокие кельи с просквоженными солнцем щелями окон похожих на бойницы.

Каха долго демонстрировал нам следы разрушений, мы бродили по руинам, а он исполнял обязанности гида.

— Посмотрите, какие интересные скульптуры. — говорил он. — Особенно на портале южной стороны. Барельеф изображает двух летящих ангелов с крестом. В монументальной архитектуре вы нигде больше не встретите такой скульптуры в раннехристианских сооружениях.

Официант поставил на тарелку три стопки и налил в них из пузатой бутылки чачу. Шато, втянув воздух длинным носом, сказал:

— Вах, какая водка! Шик-блеск — градусов пятьдесят!

— Шестьдесят, — поправил директор ресторанчика толстяк Гиви. — Чтобы у вас все было хорошо! Чтобы вашему сердцу радостнее было! Будьте здоровы!

Мы с Шато выпили, Тинатин коснулась губами и сморщила носик. Закусили сыром, зеленью и хлебом.

— Ну, дорогие друзья, чем вас порадовать? — спросил Гиви. — Что скажете о жареном ягненке? Сам на базаре покупал, для лучших гостей! Отдал шесть рублей за кило, клянусь детьми!

— Отлично! — сказал Шато. — Годится! Тогда садимся.

Расторопный официант, которого все звали просто Адамчик, обслуживал нас, как старых знакомых. Сначала он притащил букет алых роз и со словами:

— Прекрасной даме, от таинственного незнакомца! — вручил их Тинатин.

По самодовольному виду Шато, я понял, что раскрыл инкогнито «таинственного незнакомца». Тем более, что до этого он, отведя меня в сторонку, поинтересовался нашими с Тиной отношениями. Я сказал, что отношения исключительно рабочие и он походу, воспарил духом. Ну-ну.

Девушка приняла букет без особого восторга (как я понял, сентиментальностью она не отличалась), вдохнув аромат, для вежливости, тут же отдала обратно, попросив поставить в вазу.

Пока ягненок жарился, Адамчик застелил новую скатерть, в центре стола поставил вазу с розами, а вокруг — блюда с зеленью, сулугуни, салатом из помидоров и огурцов, алычой, абрикосами, черешней и клубникой. Затем он подал паровую форель на большом блюде, извинился и ловко орудуя вилкой и ножом, отделил мякоть от костей и разложил по нашим тарелкам.

— Теперь можете не опасаться косточек, кушайте на здоровье.

— Виртуоз! — оценил его труд Шато, поднимая бокал.

— Спасибо! — чокнувшись и едва хлебнув вина, мы с Тиной набросились на форель, как дикие хищники — в горах нагуляли нешуточный аппетит.

Форель была исключительно нежной, а «Цинандали» ледяным.

— В жизни подобной вкуснотищи не ела! — выдохнула Тинатин, откинувшись на спинку стула, щипая поочередно черешню с клубникой и поглаживая свободной рукой слегка округлившийся животик.

— Дружба со мной, очаровательная мадемуазель Тиночка, имеет кроме всего прочего и кулинарные преимущества! — похвалился Шато.

— Где же вы, месье Шато, скрывались от меня до сей поры?

— Вел разведку по ресторанам и закусочным в поисках достойных блюд для вас мадемуазель. Имейте в виду, нас ещё ждет ягнёнок!

— Вах, как много я потеряла.

— Но, теперь-то мы знакомы и всё у нас впереди!

— А теперь скажи мне, Гриша, кто эта девушка? — шептал мне изрядно окосевший Шато.

— А что?

— Ничего. Просто так спросил. Красивая девушка. Очень красивая! Мечта поэта!

— Красивая, — согласился я.

Ухватив меня за воротник и притянув к самому лицу, Тинатин спросила с подозрением:

— О чем это вы там шепчетесь?

— Ни о чем, — ответил я ей на ушко. — Шато в тебя влюбился. Видишь страдает? Нальем-ка вина и выпьем за любовь.

— Да пошел он… козел, — отмахнулась безжалостное создание.

Шато курил сигарету за сигаретой и видимо страдал. Мне стало его жаль.

За одним из столов мужчины затянули песню. Её подхватили сидящие за другими столами. Шато не утерпел и вклинился в многоголосье, сразу обратив на себя внимание. Появившийся, Гиви подал бас, а Адамчик — второй голос.

Я восторженно слушал.

Тина презрительно улыбалась.

Последние звуки застольной повисли в воздухе, и зазвенели бокалы.

Кто-то крикнул:

— За здоровье уважаемого Гиви и его гостей!

Мужчины с шумом подхватили тост, и Гиви долго кланялся направо и налево.

От одного из столиков поднялся мордастый усатый мужчина подозвал Адамчика и что-то сказал ему. Официант включил магнитофон, раздалась зажигательная музыка и мордастый неожиданно пустился в пляс.

Музыка подхватила мужчин со всех столиков, и они образовали круг. Мордастый усач танцевал с пожилым золотозубым мужчиной, остальные хлопали в такт.

Шота увлёк нас к танцующим. Нам не пришлось протискиваться. Мужчины вежливо расступились перед девушкой и расширили круг.

Я шёл чуть позади Тины, оберегая ее от излишнего внимания. Она привлекала взгляды мужчин, вызывая прямо-таки физическое косоглазие.

Усач вызвал Тину на танец. Сперва она отказалась. Но мордастый не унимался, и она таки вошла в круг.

Как она танцевала! Грациозно, извиваясь всем телом и вытянутыми над головой руками, слегка смещаясь по невидимой окружности: ноги делали шажок вправо, вперед, влево, назад. Ее изящная гибкая фигурка, находящаяся в непрерывном движении, напоминала тонкую струйку дыма на ветру.

Усач отплясывал, вокруг неё, что-то типа Лезгинки, смешно скалясь, тараща глаза и восклицая: «Вах, вах!»

Шато сперва усердно хлопал в ладоши, а потом тоже впрыгнул в круг и утянул с собой меня. Я сначала растерялся, а потом спьяну стал выделывать коленца ногами, смешав твист, чарльстон и рок-н-ролл в танцевальный микс. Раздались смешки.

— Что это ваш друг танцует? — я услышал, как спросил кто-то у Шато.

— Что умеет, то и танцует, — ответил тот. — Он же русский, из Ленинграда.

— Из Ленинграда? Тогда он молодец, клянусь честью!

Известие о том, что я из Ленинграда, пошло по кругу. Смешки прекратились, и удары в ладоши стали сильнее. Когда танец закончился, круг смешался и меня подхватили под руки сразу несколько человек. Я чуть не стал яблоком раздора, потому что каждый тянул меня к своему столу, непременно выпить за дружбу народов. В итоге, я совсем окосел.

Выручила Тинатин. Она не только сама освободилась от посторонней опеки, но буквально, силой утянула из чужих рук, пьяного меня.

— Ваше благородие порядком нарезалось, — констатировала она, — чувствую, нам пора восвояси.

Когда мы вернулись к столу, тут же змеем искусителем нарисовался Гиви, спросил:

— Дорогие гости, чем вас еще угостить?

— Я бы выпила чаю, — бескомпромиссно заявила Тина.

— У нас еще полно вина! — запротестовал я.

— Дама хочет чаю, — мягко упрекнул меня Гиви.

— Гиви, он алкоголик, да? Только о вине и думает, — пожаловалась Тинатин, с фальшивым сочувствием.

— Какой алкоголик, — засмеялся Гиви. — Нормальный мужчина, да. Раз с такой, вах, красавицей приехал. Какой вам чай — крепкий или слабый?

— Крепкий, если можно, — попросила Тина.

Вернулся Шато.

— Я устала, — заявила ему Тина. — Можно уехать?

— Желание дамы — закон! — провозгласил Шато. — Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…

Мне показалось, что он плохо держится на ногах. Как же мы поедем? Не то, чтобы я беспокоился, будучи сам сильно нетрезвым, но по инерции опасался.

— Едем. Где Гиви? — сказал Шато. — Надо попрощаться. Невежливо…

Как назло, Гиви не было видно в зале.

Адамчик примчался к нам с подносом, на котором стояли три бутылки шампанского, и ваза с конфетами.

— От них, — сказал он и показал глазами на щекастого с товарищами.

— Я никого из них не знаю, — удивился Шато. — Но, это не имеет значения. Адамчик! На тот стол ответных шесть бутылок шампанского! — он отсчитал пару десяток. — И чтобы все разом!

— Я не смогу отнести шесть бутылок за раз.

— Возьми тележку. Учить тебя, что ли?

— Это можно, — Адамчик умчался.

— Что за гусарство? — холодно удивилась Тина.

— Не осуждайте меня, мадемуазель! — сказал Шато. — Это наш древний, прекрасный обычай. Если мы сейчас же не уйдем, они нам пошлют двенадцать бутылок.

— В таком случае, поспешим, — сказала Тинатин с неприкрытым сарказмом, — не то в заведении Гиви иссякнут запасы шампанского.

Я взял бутылку и попытался читать этикетку. Чтение давалось с трудом, пытаясь сфокусироваться, я закрывал то один, то другой глаз, от чего бутылка смещалась по азимуту и пропадала из виду.

— Да ты совсем плох, надо выйти на воздух, — сказала Тинатин.

Когда мы выходили из зала, Адамчик осторожно катил к противоположному столику тележку, уставленную дребезжащими бутылками шампанского.

Проснулся я в мягкой постели. Не сразу понял, где. Первое время глаза никак не желали фокусироваться. Рядом кто-то сопел. Я протянул руку и нащупал, что-то мягкое и теплое, даже горячее. «Что-то» фыркнуло, сбросило мою руку и принялось сопеть дальше, а я почувствовал неудержимое желание сходить по-малому. К этому времени, сообразил, что, во-первых, нахожусь в собственном номере, а во-вторых, спал почему-то в брюках, хоть и босиком. Рубашка вместе с носками валялась на полу рядом с постелью. Обернувшись, обнаружил торчащую из-под одеяла женскую головку с копной растрепанных каштановых волос. Тем временем позывы к мочеиспусканию стали нестерпимыми и соскочив с ложа, я стремглав понесся в уборную.

Там, сделав все неотложные дела, преодолевая лень, забрался под душ, сполоснулся и почистил зубы, всё-таки гостья в номере. Кто же это? Неужели… мучимый любопытством, я собрался вернуться в зал и сразу по выходу из уборной чуть не налетел на Тинатин. Девушка была злая, голая и лохматая.

— Господи, долго как… думала обоссусь… да, дай же пройти.

Шествуя к ложу, я слышал её журчащий ручеек, пытаясь вспомнить обстоятельства вчерашнего вечера. Но всему мешал, только что увиденный кадр, прошмыгнувшей мимо, невероятно сексапильной особы — от того плоть моя неудержимо воспряла, а мысли сбились в кучу. Как мы оказались с Тиной в одной постели, что мы там делали? Во благо ли это мне было или во зло? Ничего неясно. Сколько в мире тайн. Непроницаемая завеса тайн.

Стих шум воды в ванной и через несколько секунд в комнате появилась Тина. Посвежевшая, улыбающаяся с приглаженными волосами цвета влажного каштана и по-прежнему голая. Излишней стыдливостью девушка, очевидно, не страдала. Вытереться она не удосужилась — оставляла за собой мокрые следы и все тело было в капельках воды. Подошла к окну, встала на носочки, закинула руки за голову и с наслаждением потянулась, аж застонала. Я жадно пялился на нее.

В наше время, это называлось фитнес-бикини — соревнование фигуристых, при этом, подкачанных девчонок. Так вот, Тину можно было хоть сейчас на подиум выставлять, только бикини все-таки надеть для приличия. Сходства с моделями добавляло ещё и полное отсутствие волос на теле. Скажем честно, в те лохматые годы, ноги и подмышки женщины брили редко, разве что артистки да балерины, не говоря уже про лобок — его и вовсе никто не эпилировал, даже порноактрисы. Оливковая кожа Тины была девственно чиста. Раньше я думал, что она просто загорелая, но теперь видел полное отсутствие следов от купальника.

— Чего уставился? — с подозрением спросила девушка, сощурив глаза.

— Э-э… было бы странно не смотреть, на такую красоту.

— Красоту, говоришь? — она расцвела в улыбке и словно смутившись, запрыгнула под одеяло рядом со мной. — Я в баню стесняюсь ходить — тетки шарахаются, говорят: мышцы, как у мужика, и сама, как курица гриль.

— Сами они курицы… неощипанные. Ты классная! Спортсменка, что ли? Железо тягаешь?

— Делать мне больше нечего! — хмыкнула Тина. — Мы от природы такие.

— Кто это, «вы»?

— А ты не знаешь? — опять прищурилась она. — Значит, тебе и знать не положено. Ну, ты и наклюкался вчера, в зюзю — она села в постели и потянулась за сигаретами. Одеяло сползло, обнажив, неожиданно крупные, для её тонкого тренированного тела, античные груди с темными вишнями сосков.

— Здесь осторожней надо быть, грузин хлебом не корми, дай гостя споить, –чиркнула спичкой, прикурила, выдохнув облако ароматного дыма.

— Еле вчера от Шато отвязалась. Пришлось сказать, что я твоя любовница, тогда только отвял, — при этих словах, она бросила на меня испытующий взгляд.

— Любовница… — смущенно повторил я. — Тинатин… извини… у нас что-нибудь было?

— Как, ты не помнишь? — она удивленно округлила глаза. — Дорогой, у нас была восхитительная ночь любви!