Тёмная, безлунная тропическая ночь наступила резко и внезапно, как всегда. Только после этого я приказал свистать всех наверх и спускать шлюпки. На бригантине остались только пятеро раненых и Клешня в качестве старшего, все остальные рвались в бой, до зубов вооружаясь, проверяя мушкеты и пистоли и распихивая везде готовые заряды. Точили сабли, топоры и ножи, чтобы всё было в порядке и оружие не подвело в самый неподходящий момент.
Тактика у меня была простая, команду я разбил на тройки, полагая, что этого достаточно, чтобы вламываться в дома и вытаскивать из постелей сонных идальго. Лихо врываемся в город, берём заложников, собираем ценности, уматываем обратно на корабль. Должны уложиться в несколько часов, если всё пройдёт гладко. На всякий случай я дважды всех проинструктировал. На корабле, и когда мы высадились на берег.
— Дома не жечь! В домах наше с вами добро! — громко напомнил я, прохаживаясь по пляжу перед толпой флибустьеров. — Заходим аккуратно, но быстро, по трое, вытаскиваем заложников, требуем выкуп, жители сами выносят нам золото на блюдечке!
— Ага, — буркнул кто-то. — Свинцом угостят и ещё раз на блюдечке вынесут.
— Кто там пасть раскрыл?! — взвился я. — Эжен? А твой мушкет тебе на кой хрен? Комаров отгонять? Видишь кого с оружием — стреляй!
Пират буркнул что-то себе под нос, его сосед толкнул его локтем, мол, замолкни. Я продолжил.
— О чём я говорил? А, да. Золото приносят, сразу уходим! Все вместе, организованно! — сказал я.
Но я понимал, сколько ни талдычь, всё равно всё пойдёт не по плану. Гладко было на бумаге, как говорится.
— Все готовы? Выходим, — приказал я.
Мы покинули пляж, укрытый небольшой полосой леса, вышли на узкую тропинку, петляющую вдоль реки. Город впереди манил и звал, кое-где виднелись жёлтые огоньки, похожие на светлячков. Я самую малость нервничал, понимая, что полсотни пиратов это всё-таки маловато для такого города, как Тринидад. На первый взгляд он казался не таким уж большим, но по мере того, как мы приближались, я видел, что защитников там явно будет больше, чем нас. Пожалуй, стоило послать кого-нибудь на разведку. Ну или действовать быстро, не давая испанцам опомниться и собраться в кучу. А по одному мы их без труда перещёлкаем.
К долгим пешим переходам моряки явно были непривычны. Некоторые вскоре начали отставать, и только буканьеры, исходившие на своих двоих половину Испаньолы, ощущали себя прекрасно. Я бодро шагал впереди, в тройке со мной оказались Муванга и Жорж, которые тоже никаких проблем не ощущали, легко выдерживая заданный темп.
Шли тихо, молча, насколько это вообще было возможно в отряде из полусотни человек. Всё равно кто-то бряцал оружием, пыхтел, тихо переговаривался с другими. Потрескивали факелы, мерцая в темноте, хрустела галька под ногами.
Вскоре мы увидели окраины Тринидада. Обыкновенные трущобы, хижины, крытые сухим пальмовым листом, самым ценным предметом в которых будет какой-нибудь медный горшок или котёл. Кто-то из парней сунулся к хижинам.
— Нет! — зашипел я. — Идём дальше!
Никакого смысла грабить эти хибары я не видел, только поднимется тревога, и в респектабельных поместьях нас встретят не удивлённые матроны в ночных рубашках, а злые мужики с огнестрелом, топорами и шпагами. Разве оно нам надо? Нет, конечно.
Вскоре начались уже районы поприличнее, начали попадаться крепкие кирпичные двухэтажные дома, лавки, конторы. Впереди виднелась белая высокая церковь. Даже удивительно, что на улицах нам не повстречался ни один охранник. Тринидад оказался маленьким сонным городком, пожалуй, даже слишком сонным.
— Начинаем, парни! Тащите всех вон туда, в церковь, собирайте туда всех! — пистолетом указал я. — Пошумим! Как начнётся стрельба, шумим так, будто нас пять сотен!
Флибустьеры рассыпались на тройки, побежали к домам, выбивая двери и бесцеремонно вламываясь внутрь. Почти сразу послышались испуганные крики.
— Вождь, куда? — спросил Муванга, нервно сжимая топор.
Я хмыкнул, задумавшись на секунду.
— Туда! Подготовим церковь к встрече гостей, — сказал я. — Да и золотишко там наверняка есть.
Муванга улыбнулся, показав белые зубы. Да уж, от такой улыбки в темноте любой испанец тут же наложит в штаны.
Мы поспешили к белой каменной церкви, которая стояла на, своего рода, небольшой площади, с четырёх сторон окружённая домами на небольшом удалении от неё. Само собой, церковь оказалась заперта, ночью там никого не было.
— Руби дверь, Муванга, — приказал я.
Негр без всякого пиетета размахнулся и ударил топором. Деревянная дверь затрещала, Муванга ударил снова. Несколько сильных ударов, и дверь не выдержала, повисла на петлях. Мы вошли внутрь, в прохладную темноту. Жорж размашисто перекрестился.
— Красиво, — протянул Муванга.
Он, наверное, впервые в жизни видел католический храм изнутри. Высокий потолок, стрельчатые арки, витражи, запах ладана. Даже на меня этот храм производил впечатление, а на необразованного негра и подавно.
С улицы вновь послышались крики и плач. Скоро, пожалуй, появятся первые заложники, надо спешить. Я быстрым гулким шагом пронёсся по церкви, хватая всё золото, что только видел, потиры, кадило, распятия, прочую утварь. Никаких угрызений совести я не испытывал. Испанцы ещё накопают или отнимут у индейцев.
Муванга тоже хватал всё подряд, но он больше удивлялся богатству, лежащему просто так, безо всякой охраны. Жорж прочитал короткую молитву, решил, что потом просто исповедуется и отмолит грех, а потом присоединился к нам, хищно раздувая ноздри.
На улице загрохотали выстрелы, снова кто-то закричал. На пороге появился Гастон, толкнул внутрь какого-то деда, вошёл, по-хозяйски осматриваясь вокруг, вслед за ним потянулись и остальные, загоняя испанцев внутрь церкви, будто пастухи своё стадо. Церковь моментально наполнилась шумом и гамом, криком и плачем. Рыдали женщины, плакали дети, кто-то громко молился, пытаясь подбодрить себя. Испанцы набивались внутрь, как селёдки в бочку.
— Тихо! — рявкнул я.
Никакого эффекта это не принесло.
— Тихо! — повторил я ещё громче и выстрелил в потолок.
Выстрел прозвучал оглушительно громко, эхом прокатываясь по церкви. Повисла звенящая тишина, только снаружи продолжали греметь выстрелы.
— Так-то лучше, — хмыкнул я. — Город захвачен! Я назначаю за него выкуп в тридцать тысяч песо! Если выкуп не будет собран, то мы сожжём город! А церковь взорвём вместе с вами!
Напуганные испанцы зашептались, переводя мои слова тем, кто не знал французского, и обсуждая сумму между собой. Довольно крупную для такого городка, но я не сомневался, что такая сумма наберётся.
— Времени даю до полудня, — сказал я.
— Это невозможно! — воскликнул какой-то пожилой мужчина в белом колпаке и ночной рубашке.
Мне вдруг подумалось, что нужно было напасть днём, чтобы по одежде сразу было видно, кто есть кто, с кого можно взять выкуп, а кто не представляет интереса. В следующий раз буду знать.
— Не советую меня сердить, сеньор, — сказал я. — Я быстро начинаю злиться. А когда я злюсь, время бежит быстрее, понятно?
Он испуганно закивал и отошёл чуть назад, пытаясь слиться с толпой.
— Гастон! Жорж! Эжен! — позвал я. — Охраняйте этот сброд. Муванга, пойдём пройдёмся, посмотрим на городок. Не то мы пропустим всё веселье.
В крови бурлил адреналин, настроение было приподнятое и боевое. Я даже и не предполагал, что нам удастся захватить Тринидад так просто, даже без кровопролития и пальбы. Отдельных смельчаков, хватающихся за оружие, я в расчёт не принимал, я-то ожидал организованного сопротивления. Но испанцы попросту не успели ничего предпринять. С моими тройками НКВД разговор короткий.
Теперь можно было всласть пограбить опустевшие дома, пока флибустьеры продолжали загонять обезумевших от ужаса горожан в церковь, к остальным. Добыча будет на зависть всем, в этом я был уверен.