Корсар

Глава 27

«Поцелуй Фортуны» остался на плаву, и даже все повреждения легко устранялись прямо в море, но запах мокрой гари, казалось, пропитал всё судно от киля до клотика, и нигде от него было не укрыться. Будто бы он напоминал о произошедшем, вселяя в нас неприятное чувство досады.

Команда плотников стучала топорами, заделывая дыры в корпусе, разбирая пострадавшие части и меняя обгорелые доски на свежие. Только запах никуда не девался, и погибшие, завёрнутые в парусину, лежали на палубе как безмолвное напоминание. Я, как лев в клетке, ходил от бушприта до кормы и обратно, не в силах успокоиться. Слишком много совпадений, слишком много нехороших происшествий, чтобы посчитать их случайностью.

Так я своему помощнику и заявил, когда мы закончили починку, а мертвецов, как полагается, похоронили в море.

— Это всё не случайность, — безапелляционно заявил я, едва мы вошли в кают-компанию.

— Всякое бывает, — пожал плечами Шон, но без особой уверенности.

— Бывает, но это уже перебор, — сказал я. — Люди гибнут. Калечатся. Это всё не просто так.

— И в чём, по-твоему, дело? — спросил он.

— В золоте, в чём же ещё, — фыркнул я. — Не факт, что мы вообще хоть куда-то дойдём, пока оно у нас на борту.

— Чушь, — произнёс Клешня.

— Ещё слово, Жак, и я вышибу тебе мозги, я не шучу, — прошипел я. — Прошу пока по-хорошему, заткнись.

Клешня вскинул брови, хмыкнул и вышел прочь, чтобы не испытывать ни моё, ни своё терпение.

— И что ты предлагаешь, Андре? — спросил Шон, когда наш штурман закрыл за собой дверь.

— Пока ничего. Избавиться от этого золота, и чем скорее, тем лучше, — сказал я. — Но если случится ещё хоть что-нибудь неожиданное, я прикажу бросить его за борт, чего бы мне это ни стоило.

Шон покачал головой.

— Команда тебе не простит, — сказал он.

— Знаю, — сказал я.

— Ты хоть уверен? Что это всё… Из-за него? Может, это и в самом деле просто череда неудач? — произнёс ирландец.

— Нет, не уверен, — признался я. — Но что-то мне подсказывает, что так оно и есть. Слыхал про индейские проклятия?

— Байки разные ходят, — пожал плечами Шон.

— Может, это именно оно и есть, — предположил я.

— Тогда, наверное, надо священника позвать, — хмыкнул ирландец.

— Чтобы он помахал кадилом и потребовал десятину? Я и сам так помахать могу, — фыркнул я. — Не думаю, что это поможет.

— Не богохульствуй, — нахмурился Шон.

— Да и где мы здесь найдём священника? Только в городе, а туда ещё надо дойти, тем более, что мы всё равно там с этим золотом должны расстаться, — сказал я.

Скептик и циник во мне говорили, что это всё пустые суеверия, дикарские предрассудки, что так не бывает. С другой стороны, я вспоминал, как вообще попал сюда, в семнадцатый век, и что такого тоже не бывает, но оно всё же случилось.

— Знаешь, дружище, по всему выходит, что это золото никому ещё добра не принесло. «Дофин», вон, вообще затопить пришлось, ты вот часто видал, чтобы молнией мачту поджигало? — сказал я. — Йохан с Гастоном тогда ящик уронили как раз, один теперь калека на всю жизнь, другой вообще в могиле. Да и пожар этот…

— Главное, не торопи события, — сказал Шон. — Ладрона бы этого порасспросить хоть.

— Даже видеть этого придурка не хочу, — буркнул я. — Он меня раздражает.

— Ой! Я же тебя терплю как-то! — хохотнул ирландец.

Я рассмеялся. Впрочем, в его словах, как всегда, был резон. Было бы не лишним узнать, что вообще происходило на «Дофине» до того, как молния в мачту стала кульминацией его пути, а топоры флибустьеров этот путь довершили. Может, там тоже началась чёрная полоса ровно после того момента, как золото погрузили в трюм. А ещё лучше будет расспросить простых матросов, которые часто знают и видят больше, чем капитан, носа не кажущий из каюты. Уверен, и на нашей бригантине происходит много такого, о чём я даже представления не имею.

— Я поспрашиваю, — сказал я. — И у Ладрона, и у остальных. Но мнение моё вряд ли поменяется.

— Хотя бы так, — пожал плечами Шон.

Наверное, зря я отправил капитана Ладрона на бак, к простым матросам, когда на бригантине пустовала пассажирская каюта, но мне казалось, что ему не повредит немного общения с простым народом. А теперь он наверняка запитал на меня смертельную обиду.

Я кивнул Шону, оставил «Поцелуй Фортуны» под его управлением, а сам отправился на нижнюю палубу, забитую народом и бездельничающими матросами с «Дофина». Само собой, и я, и боцман периодически пытались их озадачить какой-нибудь работой, но почти всегда безуспешно.

Нижняя палуба и сейчас походила на оживлённую площадь, народ хаотично сновал туда-сюда, ладно хоть авторитет капитана здесь уважали и передо мной почтительно расступались. Хотя бы не приходилось никого расталкивать локтями. Я пытался найти капитана Ладрона, но в такой толчее это было непросто.

— Месье Ладрон! — позвал я, протискиваясь между качающихся гамаков.

Плотно висящие рядом друг с другом гамаки напоминали какую-то инопланетную яйцекладку, раскачиваясь в такт с кораблём.

— Он там, капитан, — указал один из его людей.

Я поблагодарил и пошёл прямо к нему. Ладрон снова был пьян. Он лежал в гамаке, раздобыв где-то бутылку креплёного вина, и тихо напевал грустную песню про мать, которая навсегда рассталась с сыном-моряком.

— Месье Ладрон! — снова окликнул я, подойдя ближе к нему, и тот встрепенулся, заслышав свою фамилию.

Пришлось позвать снова.

Ладрон промычал что-то невнятное, и я понял, что он не просто пьян. Он был мертвецки пьян. Поганое животное.

— Ладрон, черти вас раздери, где вы раздобыли это?! — прорычал я.

— М-моё, — промычал он.

Но я что-то не мог припомнить, чтобы он уносил из своей каюты какие-либо бутылки. Ладно, не так уж это важно.

— Ну-ка, говорите, случались у вас в последнее время на «Дофине» несчастные случаи? — спросил я, даже не надеясь на вменяемый ответ.

Ладрон почесал нос, едва не выколов себе глаз грязным пальцем, будто припоминая всё, что происходило на борту «Дофина».

— Не-а, — помотал головой он.

Понятно. Значит, всё-таки это моя паранойя и богатое воображение, а золото на самом деле никаким образом не причастно.

— Ну как это, месье капитан?! — воскликнул один из его матросов из другого гамака. — А как же Манфред? Бенуа? Жан-Клод?

— Кто? — протянул капитан Ладрон.

— Спи давай, болван, — буркнул я и повернулся к тому матросу. — Ну-ка, расскажи мне про них.

— Манфреда на брашпиль едва не намотало, руку раздробил, — начал перечислять моряк. — Бенуа полез марселя ставить, сорвался неудачно…

— Разбился? — предположил я.

— Куда там! Ещё хуже! — воскликнул матрос, приподнимаясь в гамаке, явно радостный от того, что на него обратили внимание и после долгого безделья он сейчас хоть как-то полезен. — В такелаже запутался и удавился!

Я демонстративно перекрестился, поминая душу несчастного Бенуа. Наверное, самая нелепая и обидная смерть для марсового, целые дни проводящего на верхотуре.

— А что Жан-Клод? — спросил я. Порвал, небось, сухожилия, садясь на шпагат между двумя мачтами.

— За борт вывалился во время шторма, волной смыло, — произнёс матрос. — Там вообще шторм-то… Ну, вы видели, наверное…

Ещё как видели. Сложно было не заметить, как молния, будто из ниоткуда, прорезает небо белой извилистой стрелой и бьёт аккурат в мачту несчастного флейта, словно кара Господня. Месть за какое-нибудь боцманское богохульство, вроде «разрази меня гром». Разразил.

— И это всё после того, как вы груз на борт приняли? — уточнил я.

— Истинно так, месье, — подтвердил матрос. — До этого сколько лет плавали, так самое плохое, что могло быть, так это чирьи. Или цинга. Ей богу, лучше бы цинга, чем вот так вот…

Что ж, вот и подтверждение теории. А если из двух независимых источников приходит одна и та же информация, то это, конечно, ещё не аксиома, но как минимум уже повод задуматься. Это уже точно не случайное совпадение. А значит, от груза необходимо избавляться как можно скорее.