Полиция и Скорая прибыли на место происшествия через считанные минуты, причем медики успели первыми. Они лихо подкатили к остановке на вполне приличного вида белом микроавтобусе с красным крестом на борту, высыпали втроем на тротуар и сразу же наметанным глазом вычислили главного пострадавшего — неудачливого мотоциклиста. С асфальта тот давно поднялся, потерянно доковылял до своего раскуроченного байка и теперь понуро стоял над его останками, не реагируя ни на кого и ни на что вокруг. То ли горевал о верном железном коне, то ли пребывал в шоке от мысли, что только что лишь чудом не разметал к Чучхе половину выстроившейся к троллейбусу очереди.
Проигнорировать и эскулапов у впавшего в прострацию гонщика, однако, не вышло — задав ему пару вопросов и не получив внятного ответа, двое из них попросту подхватили мотоциклиста под руки и, несмотря на вялое сопротивление, увели в свой микроавтобус. Третий же медик, проводив взглядом товарищей, отправился «в народ» — выяснять, не нужна ли тут его помощь кому-то еще. Правильно сделал: у мамаши, которую я оттолкнул из-под летевшего байка, как раз началась форменная истерика. Видимо, женщина наконец поняла, что произошло — или, вернее, чего как раз НЕ произошло, а могло и должно было — и ее, так и сидевшую на тротуаре, заколотило, словно в лихорадке, для полноты картины — под заунывный, волнами накатывавший вой. Растерянный малыш сперва попытался поддержать ее собственным громким плачем, но быстро умолк и теперь лишь неуверенно теребил невменяемую мать за рукав платья.
Медик участливо склонился над трясшейся женщиной, и как раз к этому моменту на остановке нарисовалась полиция. Трое в синей униформе пришли «на своих двоих» — как оказалось, их участок располагался сразу за углом — а еще двое приехали на элегантной черной легковушке с красно-синей сигнальной «люстрой» на крыше. Последние, судя по всему, были местными «гаишниками» — перекрыв проезжую часть, они принялись изучать место аварии. Тогда как их коллеги-«пешеходы» приступили к опросу многочисленных свидетелей. Который, правда, почти сразу прервали: получив первую же наводку, решительно направились к автомобилю Скорой помощи — и вывели из него мотоциклиста. Медики, кажется, не возражали.
За всей этой суетой я в меру сил наблюдал с ближайшей лавочки — в какой-то момент у меня вдруг заплясали перед глазами черные круги, а затем флэшбэками замелькали уже знакомые картинки: подъезжающий троллейбус, виляющий грузовик, летящий кувырком мотоцикл… И были то не просто воспоминания: все перечисленное — и многое другое — я снова видел наяву, вживую, пусть и разрозненными короткими отрывками, почти стоп-кадрами. Что характерно, в части, где реальности уже разделились, фрагменты были из той, в итоге нереализовавшейся, когда все катилось своим чередом, без моего вмешательства — и мамаша с ребенком гибли. Будто несостоявшиеся события отказывались смириться с тем, что так и не произошли, и упрямо пытались прорваться обратно в мир.
Но уж нет, что случилось — то случилось, никаких переигровок!
Вот только ноги тут меня держать почти перестали, и все же кое-как дошаркав до скамейки, я тяжело на нее плюхнулся. Рядом незамедлительно подсел обескураженный Пак. Хлопнул меня по плечу, что-то вроде бы сказал, но я как раз отвлекся на очередной яркий «ролик» об аварии и слов коллеги, если они и впрямь прозвучали, не разобрал.
Надоедать мне старший курьер не стал. Бросил беспокойный взгляд на экран телефона — должно быть, сверился со временем — недовольно покачал головой, затем убрал гаджет в карман и закурил. Нет, сперва все же любезно протянул приоткрытую сигаретную пачку и мне, но я уже традиционно отказался.
Отсюда, со скамейки, нас и забрали полицейские. Ну, как забрали — вполне вежливо попросили проследовать с ними в участок для снятия показаний. «Приглашение», собственно, касалось отнюдь не только меня с Паком — компанию нам составили все, кто был на остановке — поголовно, плюс мотоциклист, а также водитель троллейбуса и, кажется, кто-то из его пассажиров, громогласно утверждавший, что «все произошло прямо у него на глазах».
Признаться, не был уверен, что сумею сейчас идти самостоятельно, но, как оказалось, слабость в ногах меня уже оставила, навязчивые «флэшбэки» тоже наконец прекратились, так что до полицейского участка я добрался без приключений. Тот, как я уже упоминал, находился недалеко, буквально в соседнем переулке — в невзрачном двухэтажном здании, скромно спрятавшемся за глухим бетонным забором. Над воротами висел лозунг — как водится, белыми закорючками на алом фоне. На подходе от нас его частично заслоняла крона дерева, и почему-то мне пришло в голову, что там будет написано «Вор должен сидеть в тюрьме!» — за подписью кого-нибудь из здешних великих вождей. Но на сей раз верно угадать будущее мне не удалось — транспарант всего лишь призывал выполнить решения очередного пленума ЦК Трудовой партии Кореи.
Прежде чем сопроводить на широкое крыльцо, нас всех провели мимо широкого щита с фотографиями — дорожка будто бы специально изгибалась, чтобы никак не вышло его миновать. Первой моей мыслью было, что это — нечто вроде стенда «Их разыскивает полиция», но приблизившись, я понял, что снова ошибся: встречал нас фотоотчет о посещении данного участка Лидером страны, случившемся восемь или девять лет тому назад. Беззвучно хмыкнув, я даже невольно сбавил шаг, чтобы получше рассмотреть эту красочную галерею. Кстати, замыкавший процессию полицейский отнесся к моему интересу с пониманием — подгонять меня он не стал.
В участке нас всех, кроме мотоциклиста — его сразу куда-то увели — выстроили в рядок в длинном коридоре и принялись по одному запускать в один из дальних кабинетов. Давешнее промедление у памятного стенда в итоге вышло мне боком: в этой импровизированной очереди на опрос мы с Паком — толпой моего коллегу унесло было вперед, но на крыльце он меня по-товарищески дождался — оказались в самом хвосте.
Двигалось дело небыстро. Совсем небыстро. Меньше пяти минут в кабинете никто не проводил — даже те, кто на выходе оттуда делился с приятелями фразами, типа: «Да не видел я ничего толком, так им сразу и сказал!» Большинство из собравшихся, впрочем, воспринимали ожидание стоически. Разве что Пак, которому было велено вернуться в контору к двум часам дня, поначалу заметно нервничал. То и дело посматривал на время, несколько раз будто бы порывался позвонить на работу, но до поры что-то не решался. Наконец, не выдержал — набрал секретарше товарища Ли и принялся излагать той нашу ситуацию.
Толком поговорить моему коллеге, правда, не дали — почти тут же подошедший полицейский велел ему телефон убрать. Что старший курьер послушно и сделал, дав отбой. Но стоило стражу порядка отвернуться, Пак исхитрился-таки полувслепую отправить начальству СМС-ку с объяснениями. Не поручусь за дословное содержание полученного вскоре ответа, но искоса прочтя его, попусту дергаться мой провожатый наконец перестал.
Что касается меня, то я коротал время, прислушиваясь к болтовне соседей по очереди. Передо мной как раз оказалась весьма разговорчивая парочка: пожилой мужчина и старушка — кажется, из тех, что курила на остановке. Языками они друг с другом зацепились сразу. Мужичок начал с того, что похвастался: к нему, мол, приехал в гости племянник, более чем прилично по местным меркам зарабатывающий — я так, правда, и не понял, на каком поприще, но определенно не на государственной службе. Так вот, за продуктами в Пхеньяне этот богатей, типа, ходит исключительно в торговый центр «Тэсон». Судя по тому, как заохала бабка, в ее системе координат это считалось нереально крутым. Она с любопытством спросила про цены — видимо, сама в названный магазин не захаживала, ну или бывала там не часто. Мужичок, словно только того и ждал, с готовностью принялся называть: килограмм риса — 6.000 вон, бутылка молока — 10.000 вон, бутылка соджу — 5.000 вон… С каждым новым ценником его собеседница вздыхала все энергичнее, я же, в свою очередь, припомнил нищенское, как получается содержание собственного кошелька — и тоже впал в некоторое уныние. Кажется, на курице за 17.000 вон старуха рассказчика возмущенно перебила, обозвав буржуем и кровопийцей. Тот принялся оправдываться — он-де тут ни при чем, это все беспутный сынок младшего брата (ничего себе беспутный!). Бабка же начала перечислять, сколько, по ее вескому мнению, должны стоить продукты на самом деле: выходило чуть ли не на несколько порядков дешевле!
— Так это ж у вас по карточкам! — и не подумал возражать мужичок. — А их ведь теперь не всем выдают! А и получишь — еще сумей вовремя отоварить!
С этим уже не стала спорить старуха, и вскоре они в целом сошлись с собеседником на том, что вот при Великом Вожде Ким Ир Сене, когда тот же рис в свободную продажу не поступал, а отпускался исключительно по карточкам — но зато сполна, регулярно и почти бесплатно — было куда лучше, чем теперь, с этими невозможными, просто-таки «контрреволюционными» ценами. Конечно, нынче все же не времена Трудного похода 90-х (кто и куда трудно ходил, персонально для меня никто пояснить, понятно, не удосужился), но есть, есть еще над чем работать и Партии, и всей нации! Под конец собеседники дружно выразили надежду, что рано или поздно все, конечно же, станет как раньше — то есть система карточек, талонов и пайков будет перезапущена заботливыми властями во всей прежней полноте — вот тогда, дескать, и заживем! Ну а пока будем не по «Тэсонам» разным разгуливать, а в свои, народные магазины ходить — там все же не так все запущено с ценами…
Надо сказать, что обсуждение вышло горячим, голосов парочка не сдерживала, но особой крамолой прохаживавшийся по коридору полицейский их беседу, похоже, не счел — лишь однажды попросил особо раздухарившихся собеседников вести себя потише. Наверное, тоже мечтал о старых добрых временах тотальной карточной системы. А может, просто не посчитал нужным затыкать ностальгирующих по собственной молодости стариков…
Ну или третий пришедший мне в голову вариант: а не провокация ли это часом? Нацеленная, понятно, не на меня лично (кто я здесь такой), а вообще? Вот присоединится кто-нибудь сдуру к разговору, начнет ругать власти уже всерьез, а не в полнакала, как эти двое, и его сразу — хвать, и в застенок! Даже и вести далеко не надо будет, дело и так в полиции происходит!
Хотя вот именно поэтому — едва ли. Более неподходящее место для подобных хитрых игрищ придумать сложно… Но опять же: мало ли вокруг нелепостей? Почему не допустить еще одну?
Как бы то ни было, на всякий случай я решил сделать вид, что ничего сомнительного не слышу и слышать не хочу — демонстративно отвернулся и даже отступил от стремных стариков на полшага. На самом деле ушки на макушке, конечно же, держал: информация для меня сейчас была дороже всего. Всякая, даже такая. А может, особенно такая…
По прошествии почти часа ожидания в заветный кабинет начали запускать по двое — в помощь опрашивавшему свидетелей полицейскому подошел еще один. Процесс сразу двинулся живее, и еще через полчаса очередь наконец дошла до нас с Паком — пригласили нас внутрь почти одновременно.
На столе перед указавшим мне на стул полицейским стоял не самого антикварного вида компьютер, но был тот выключен, и протокол опроса страж закона писал от руки — на специальном бланке. После пунктов о фамилии-имени, домашнем адресе (так и знал, что пригодится!) и месте работы мне был задан вопрос, что я делал на остановке в рабочее время — продемонстрированная медсправка тему закрыла.
Затем меня попросили рассказать о происшедшем, со всеми возможными подробностями — что я добросовестно и сделал. Про разрыв реальности, разумеется, упоминать не стал — зачем и себе, и другим жизнь усложнять? Сказал просто, что увидел, как после маневра грузовика мотоцикл занесло — ну и успел среагировать.
— За доли секунды? — удивился полицейский. — В вашем состоянии? — указал он на по-прежнему лежавшую на столе справку доктора У.
— Ну… — развел я руками.
— Видели бы вы Чона в армии, товарищ лейтенант! — неожиданно пришел мне на помощь Пак. Старший курьер за соседним столом уже «отстрелялся» и теперь поднимался на ноги. — Как он на учениях дроны условного противника влет сбивал — это что-то с чем-то было! Ему тогда даже благодарность от командования объявили перед строем!
Чего только о себе не узнаешь невзначай!
— Товарищ Пак, вы свободны, ступайте, — прервал между тем моего коллегу «его» полицейский.
— Я должен подождать Чона, — возразил старший курьер, веско кивнув на меня. — Рассказывал же!
— Подождите в коридоре — или, лучше, на улице, — распорядился страж порядка.
— В коридоре, — выбрал ответственный Пак — и вышел.
— Честно говоря, не помню, как среагировал, — доверительно поведал я между тем «своему» лейтенанту. — Как-то само собой все вышло…
— Боевая подготовка — дело такое, — уважительно кивнул полицейский. — В каких войсках служили, если не секрет?
Хм… Самому теперь, блин, интересно!
— Военная тайна, — многозначительно брякнул я. И добавил: — Извините — сами понимаете…
— Да-да, — не стал настаивать на ином ответе лейтенант. — Итак, товарищ Чон, — вернулся он к основной теме опроса. — По вашим словам получается, что в происшествии виноват не потерявший управление мотоциклист, а тот загадочный грузовик?
— Кто виноват — не мне судить, — пожал я плечами. — Но грузовик вильнул влево — это факт. Не случись такого, мотоциклист спокойно проехал бы мимо.
— Понятно… А модель этого грузовика вы случайно не запомнили? Или, может, его номер?
— Помню номер, — не задумываясь, кивнул я — в недавних «флэшбэках» он мне все глаза намазолил — и с расстановкой назвал шесть намертво впечатавшихся в мозг цифр. — А вот модель… — кто ж их разберет, ваши местные модели — уж точно не я! — Это как-то не отложилось…
— Странно, — не преминул заметить полицейский, аккуратно записывая мой ответ. — Обычно бывает наоборот.
Да уж, мой прокол! Не нужно было называть номер — не было бы и вопросов: не запомнил и не запомнил…
— У меня на числа хорошая память, — нашелся я. — А с техникой — так себе… В армии из-за этого тоже намучился, — сымпровизировал для убедительности.
— Бывает, — миролюбиво согласился полицейский. — В любом случае, регистрационного номера для дела более чем достаточно… Что ж, товарищ Чон, пока на этом все. Прочтите, и подпишите вот тут… И вот тут… Если понадобится что-то дополнительно уточнить, мы вас вызовем.
— Да, конечно, всегда готов оказать полное содействие компетентным органам! — горячо заверил я, проглядев протокол и поставив, где надо, закорючки, мало-мальски похожие на красовавшуюся в моем удостоверении личности.
— Также от имени полиции Пхеньяна позвольте выразить вам благодарность за проявленные смекалку и самоотверженность! Если бы не вы, товарищ Мун и ее маленький сын наверняка бы серьезно пострадали!
Да уж, не то слово…
— На моем месте так поступил бы каждый! — скромно потупился я.
На этом мы с товарищем лейтенантом и расстались.