Нужный нам с Паком дом стоял в глубине квартала. Асфальтовая дорожка, что вела к нему от магазина, едва свернув за первую от магистральной улицы линию зданий, тут же густо покрылась трещинами и усеялась выбоинами, а затем, буквально через пару десятков шагов, и вовсе превратилась всего лишь в утоптанную тропинку, с одной стороны зажатую бетонным забором, а с другой — обрывом какого-то заброшенного котлована. Стежка выглядела хоженой, но временами ныряла в обширные лужи, обогнуть которые в силу упомянутых мной особенностей маршрута было бы затруднительно — к счастью, через препятствия были предусмотрительно перекинуты широкие доски, позволявшие пройти, не замочив и не испачкав ног.
Но вот яма котлована осталась позади, закончился и забор — и мы оказались в прямоугольном дворике, с трех сторон окруженном мрачноватыми серыми пятиэтажками. К правой ножке этой импровизированной литеры «П» — если завалить ее набок, получится корейская буква «тигыт» — мы со спутником и направились. Ну, то есть, понятно, Пак направился — а я чутко подстроился.
Всего в доме имелось четыре подъезда, и возле крайнего левого — судя по всему, как раз нашего — деловито копошились несколько женщин, в своем большинстве — в достаточно почтенном возрасте. Подойдя ближе, я рассмотрел, что это они аккуратно высаживали на клумбу какие-то оранжевые цветочки, вроде бархатцев. При нашем появлении самая молодая с виду из садовниц, дородная особа лет сорока пяти, степенно поднялась с земли. Вытерла руки об и без того замызганный рабочий фартук, что был на ней надет поверх выцветших штанов и куртки — судя по цвету и фасону, в прошлой жизни явно считавшихся военной униформой — и решительно направилась нам наперерез.
— Добрый день, тетушка Мин! — остановившись, с глубоким поклоном слащаво приветствовал женщину мой коллега.
— Здравствуйте! — не преминул я повторить телодвижения спутника.
Мин? Где-то я недавно эту фамилию уже встречал… А ведь она здесь не самая распространенная, не Ким, не Пак и не Ли, которых вместе, наверное, наберется половина Кореи — по крайней мере, на Юге так.
Впрочем, любых Минов или, вон, Чонов, вроде меня, среди корейцев куда больше, чем у русских Ивановых и Петровых, даже вкупе с Сидоровыми.
— Здравствуйте, здравствуйте, молодые люди, — скептически на нас прищурившись, выговорила между тем садовница. — Какими судьбами средь бела дня? Вас что, с работы обоих уволили?
— Что вы, тетушка Мин, за что же нас увольнять? — ощерился Пак. — Чона домой доктор отпустил — а меня его сопровождать отправили! Кстати, сейчас продукты к себе занесу — командировочное мне потом отметите по-быстрому?
— Ага, уже побежала! — саркастически буркнула женщина. — Не видишь: занята? — кивнула она на недоделанную клумбу. — Забыл, что ли, где печать инминбан лежит? Сам возьми — и проставь, делов-то!
О, точно! Инминбан — «народная группа»! А глава у нее, то есть инминбанчжан, если верить контакту в моем телефоне — как раз некто Мин. Все сходится.
— Хорошо, так и поступлю, — согласился тем временем с предложенным ему вариантом действий Пак.
— А тебе, Чон, персонально напоминаю, что завтра очередь вашего этажа подъезд мыть, — перевела тут женщина строгий взгляд на меня. — И смотри, чтобы не как в прошлый раз — всю лестницу пройдите, а не только внизу, у вахты! Если найду хоть пятнышко, хоть соринку — пойдете все перемывать!.. Да, и еще вывоз мусора завтра планируется. Машину дадут, но погрузка — тоже на вас, с пятого!
— Э… — несколько опешил от такого оборота я. Давненько меня так не строили — лет тридцать пять, если не все сорок, с пионерского лагеря! Ну, может, в школе еще было…
— Чону доктор велел лежать до понедельника! — очень кстати пришел тут мне в очередной раз на помощь коллега.
— Да, у меня и справка есть! — с жаром подхватил я — и полез за документом в карман.
— Ничего не знаю! — сухо отрезала инминбанчжан. — Как соджу с пивом хлестать — все вы у нас здоровые, а как порядок в доме поддерживать — так сразу начинается! — сердито бросила она, но протянутую мной справку все же взяла, предварительно еще раз отерев о фартук ладони.
— Чону шкаф на голову упал! — не преминул дополнительно проинформировать женщину Пак.
— Пить надо меньше! — буркнула та, но уже будто бы не столь убежденно. — Ладно, инвалид, отдыхай, раз врач велел, — и вовсе смилостивилась Мин через четверть минуты, возвращая мне изученную бумагу. — Четыре квартиры на этаже — справятся завтра соседи и без тебя, скажу им, чтобы утром тебе в дверь не трезвонили, с футона зря не поднимали, раз уж ты у нас такой весь из себя шкафом по кумполу стукнутый!
— Спасибо, — поблагодарил я благодетельницу.
— Ну, мы пошли? — заискивающе спросил затем у нашей собеседницы мой спутник — и впрямь словно школьник, отпрашивающийся с классного часа у строгой учительницы.
— Валите уже, — отмахнулась инминбанчжан. — Да, и не забудьте, о чем я вас утром предупреждала! — добавила она уже практически нам вслед — но почему-то при этом слегка понизив голос — не до шепота, но заметно. — Тебя, Пак, это особенно касается!
— Да, да, тетушка Мин, всё помним! — горячо заверил ее старший курьер.
Ну, как бы не совсем всё — по крайней мере, не все из нас…
— О чем это она? — будто бы невзначай уточнил я у спутника, когда захлопнувшаяся дверь подъезда отгородила нас от направившейся обратно к клумбе женщины.
— Как это о чем? — удивился коллега, но тут же себя и одернул: — А, ну да, у тебя же с памятью нелады… Сукпак комёль вот-вот ожидается, — означало это нечто вроде «проверка ночующих», что бы за этим словосочетанием ни таилось. — Тетушка Мин же о таком всегда заранее предупреждает. Вообще, хорошая у нас иниминбанчжан, да ведь? Доверяет нам. И общественную нагрузку по справедливости распределяет!
Пришлось кивнуть: хорошая, мол.
Мы миновали пустующую клетушку, которую в других обстоятельствах я бы назвал комнаткой консьержки, но здесь пришли на ум другие слова: «место для вахтера». Пак дернулся было туда, но передумал:
— Лучше сначала продукты домой заброшу, а командировочное на обратном пути отмечу! — видимо, печать, о которой упоминала Мин, хранилась как раз в этом закутке.
— Так что за «проверка ночующих» такая? — с простодушным видом осведомился я, когда мы уже начали подниматься по лестнице.
Мой спутник аж споткнулся от этого вопроса. Замер на полушаге, недоуменно воззрился на меня, а затем вдруг заливисто расхохотался.
— Шикарная шутка, Чон! Я уж было подумал, что ты это всерьез! Есть вещи, которые нипочем не забудешь, сколько по голове ни бей! Ты бы еще спросил, что такое сонбун, когда празднуется День Солнца или как зовут Высшего Руководителя — и я бы точно решил, что ты у нас коварный шпион подлого сеульского режима! Просто искусно маскировался столько лет!
Ну, имя Лидера страны я, допустим, знал — хотя вслух сейчас называть и не стал. Праздник Солнца, если это должно быть настолько очевидно — что-нибудь типа дня весеннего равноденствия, наверное. А вот сонбун… Буквально слово означало нечто вроде «элемент» или «ингредиент» — что, увы, не наводило меня ни на какие смелые мысли, кроме сакраментального «Секретного ингредиента не существует!» из знаменитого мультфильма «Кунг-фу панда». Тоже, наверное, что-то восточное и квазифилософское…
— Шутка, — покладисто согласился я, выдавив усмешку. Бамбарбия, блин! Киргуду!
На площадке третьего этажа мы с Паком расстались.
— Дойдешь же дальше сам? — показав глазами вверх по лестнице, все же спросил коллега, прежде чем шагнуть к двери собственной квартиры.
— Куда я денусь? — развел я руками.
— Тогда — до послезавтра! — хлопнул меня по плечу старший курьер. — В понедельник, как обычно — у подъезда, в шесть. А то вдруг ты и это позабыл? — заговорщически подмигнул он мне.
— Помню-помню, — энергично закивал я. Рановато что-то — в шесть-то — ну да как скажете…
— Будешь связываться со своими кураторами в Сеуле — передавай от меня привет! — добавил уже вовсе на прощанье Пак — и самодовольно заржал, восхищенный собственным остроумием, но прежде я все же успел внутренне вздрогнуть.
Ладно, этот тупо хохмит, да и доктор У вроде как говорил про шпиона не совсем всерьез, но если я проколюсь с кем-то еще? С тем, кто не поверит про шутку юмора — переспросит? И не факт, что получится отбазариться амнезией: тут помню, тут не помню… Так не бывает, скажут. И, в лучшем случае, на всякий пожарный запрут в дурку, а то, глядишь, и впрямь сочтут засланным казачком!
Нет, если так и не выйдет связаться с мудан — надо отсюда валить к чертям — без всяких яких! Любой ценой! И срочно!
И дело не в том, что мне неохота мыть пол в подъезде и грузить мусор! То есть, конечно же, неохота. Но дело совсем не в этом!
Не питая особой надежды на успех — скорее, вовсе машинально — я мысленно возопил к Цой, Чучхе знает, в какой уже раз — и уже традиционно старуха осталась к моим ментальным потугами глуха.
Ах, да: в Москве же все еще утро! Там я сейчас только-только ушел, через чердак и затем по крыше, из еще недавно казавшейся абсолютно надежной съемной квартиры — добрые люди предупредили, что адрес вот-вот вычислят люди, наоборот, недобрые. До вечерней встречи с мудан — еще целая вечность!
Зараза! За что мне все это⁈ За какие-такие грехи?!!
Нет, понятно, за какие — но твою ж наперекосяк, что ж так жестко-то⁈
Нещадно костеря про себя немилосердную судьбу, косячную бабку-шаманку, выведшего меня на нее жадного посредника, а заодно с ними и всех корейцев мира, как северных, так и южных, я хмуро поднялся на пятый этаж, нашел глазами свою квартиру — номер знал из удостоверения личности — нащупал в кармане ключи, отпер ими дверь и переступил порог.
Дом, милый дом, чтоб его! Наше вам, блин, с кисточкой!