Краткая история Венгрии. С древнейших времен до наших дней

ИШТВАН СЕЧЕНИ И ЕГО «КРЕДИТ»

28 января 1830 г. в Пеште вышла небольшая книжка с непритязательным и отнюдь не завлекательным названием «Кредит». И сразу стала бестселлером. В том же году потребовалось переиздание, поскольку тираж был раскуплен моментально. Книга произвела впечатление разорвавшейся бомбы. А ведь речь в ней шла о предметах весьма прозаических — о денежном кредите, закладах, ростовщичестве, земельной собственности, обработке почвы, крестьянском труде, повинностях и тому подобное. Тем не менее «Кредит» вызвал всеобщую дискуссию, расколов общество, с одной стороны, на сторонников и противников, а с другой — на восторженных почитателей и злобствующих хулителей этого произведения.

Автором указанной книги был Иштван Сечени, тот самый молодой гусар, который в предыдущей главе был назван виновником маленькой сенсации, произведенной его выступлением на сессии Государственного собрания 1825 г. Родился он в Вене в фамильном дворце своих предков. Детство мальчика было таким же, как и детство его сверстников из кругов высшей знати. Правда, он получил блестящее образование, в том числе знание многих языков, классических и европейских. Служба в армии в чине адъютанта австрийского главнокомандующего позволила ему побывать в ставке и императора французов, и императора российского Александра I. Но военная карьера, как, впрочем, и рано наскучившие светские развлечения, молодого человека мало привлекала. Поэтому он ушел в отставку сразу же после окончания войны. И позднее настойчивые попытки всесильного канцлера вернуть Сечени на службу императору-королю не увенчались успехом. Вырисовывавшиеся блестящие перспективы оставляли его Равнодушным.

Вероятно, два обстоятельства сыграли решающую роль в формировании этой незаурядной личности. Первое — это путешествие по Европе от Стамбула до Лондона, необыкновенная любознательность, интерес к чужим нравам, обычаям, к загадочной Англии, к ее экономическому устройству. Увиденное в этой стране побудило его заняться основательным изучением политической экономии и сравнивать увиденное, услышанное и прочитанное с окружающими его безрадостными условиями существования и хозяйствования собственной страны. Следствием этого было внезапное прозрение, острое ощущение азиатской отсталости своей родины и в какой-то мере ощущение вины своего класса. И второе — это благородные семейные традиции заботы об общем благе. Отец Иштвана граф Ференц Сечени в 1802 г. даровал родине великолепные коллекции книг, рукописей, картин, скульптур, основав два крупнейших культурных центра современной Венгрии — Национальный музей и библиотеку им. Сечени. Дядя граф Дьёрдь Фештетич в 1797 г. основал знаменитый на всю Европу Георгикон — первое на континенте высшее сельскохозяйственное училище (в Кестхейе).

В «Кредите» И. Сечени, не щадя самолюбия ни аристократии, ни дворянства, не только нарисовал истинную картину состояния страны без прикрас, но и дал первую, глубоко продуманную и развернутую программу радикальных реформ и преобразований, конечным результатом которых стал перевод экономики на капиталистические рельсы. Последовательно раскрывая всю цепь взаимосвязей, обусловливавших то или иное состояние экономики, Сечени доказывал прежде всего своему классу: для повышения доходности хозяйств надо, чтобы землю обрабатывали заботливые руки заинтересованных в своем труде людей, т. е. необходим наемный труд, а не даровой малопродуктивный «робот» барщинного крестьянина. Для этого нужны деньги, которых у венгерского помещика нет и негде взять, потому что банкиры не дают ему под заклад — древний венгерский закон запрещает закладывать землю.

Отсюда и название книги Сечени, содержащей конкретное предложение: отменить барщину, перейти к системе наемного труда, отменить также разорительную для крестьян девятину (с урожая), ибо она убивает в них прилежность и старание. К чему стараться? Ведь чем больше крестьянин производит, тем больше обязан отдавать помещику. Автор предлагал также целый ряд других реформ, в том числе отмену цехов, ликвидацию внутренних пошлин и т. д.

Все эти мероприятия в представлении Сечени не самоцель, а средство к достижению главной цели — благосостояния и благоденствия отечества. Именно поэтому так глубоко запали в душу и сердце многих поколений мадьяр выдвинутые им идеи, такие, например: «Многие думают: Венгрия была. Я бы хотел верить: она будет!» или: «Истинное богатство страны во множестве просвещенных голов». Непримиримый политический оппонент Сечени Лайош Кошут в разгар их ожесточенных споров о судьбах страны назвал его «величайшим венгром», и это название закрепилось за ним в самосознании нации. Глубокая эрудиция и широта кругозора не мешали Сечени быть сыном своего класса, точнее, более узкого круга — высшей аристократии.

Программа Сечени включала два очень важных момента. Во-первых, все преобразования следует проводить под руководством аристократии, при сохранении ее экономических, политических и общественных позиций. Во-вторых, судьбы и будущее Венгрии, окруженной германскими и славянскими народами, он не представлял вне рамок империи. Поэтому Сечени предлагал венгерской оппозиции каждый свой шаг согласовывать с династией, хотя многое в ее политике вызывало с его стороны возражения. Сечени настаивал на гласности при обсуждении важных вопросов, на ограничении вмешательства венских придворных властей в дела Венгрии. Страна, считал он, должна управляться не из Вены или откуда-то еще, а из ее древней столицы Буды.

И последнее. Сечени был не только идеологом «движения реформ», начало которого связывается с изданием его «Кредита», и не только теоретиком, давшим программу буржуазных преобразований, но и практиком, причем в сфере практической деятельности он сумел оставить после себя незабываемое. Иштван Сечени — инициатор и организатор строительства первого в истории венгерской столицы постоянного моста (1848 г.), главный пайщик созданного для этого акционерного общества. Замечательный по красоте цепной пост, связывающий Пешт и Буду, придает большое очарование облику раскинувшегося по обоим берегам Дуная города. Вот уже почти полтора столетия верой и правдой мост служит потомкам Сечени и посетителям великолепной Дунайской метрополии.

«ХОЛЕРНЫЙ БУНТ». ГОСУДАРСТВЕННОЕ СОБРАНИЕ 1832–1836 гг.

Книга Сечени заставила господствующие классы общества, венгерскую общественность обратить внимание на глубинные пороки существующего феодального устройства, на его кризис и на необходимость поисков выхода из создавшегося нетерпимого положения. Жизнь очень быстро подтвердила законность опасений автора. Весной в северо-восточном комитате Земплен вспыхнул мятеж крестьян. За оружие взялись бедный сельский и городской люд окружающих областей — словаки, русины, мадьяры, отчасти также и трансильванские румыны. Поводом к восстанию послужила пришедшая из далекой Индии и успевшая уже унести 6 млн жизней эпидемия холеры. В Венгрии число жертв достигло 250 тыс.

То, что неописуемая паника охватила темных, безграмотных, забитых нуждой, полных суеверия крестьян, можно понять. Но не поддается описанию вызванное такой же паникой поведение чиновников и столоначальников различных уровней, их абсурдные распоряжения и меры, усугублявшие общую беду. Например, для дезинфекции воды употреблялись средства в таких количествах, что люди умирали, выпив ее. Неудивительно поэтому, что крестьяне считали: колодцы отравлены преднамеренно. «Заботливое» начальство в некоторых деревнях, не затронутых еще эпидемией, заставляло жителей заранее рыть большие ямы — братские могилы. И крестьяне стали мстить, причем жестоко. Их жестокость, неожиданная для многих представителей цивилизованного общества, вызвала еще большую панику и страх в имущих слоях населения, невольно побуждая всерьез наконец заняться аграрно-крестьянским вопросом. Вспыхнувшее неорганизованное крестьянское восстание было быстро подавлено габсбургскими войсками.

В декабре 1832 г. вновь начало свою работу Государственное собрание, но эта сессия в корне отличалась от всех предыдущих, хотя собрание по-прежнему представляло привилегированные сословия, а не все слои общества. Тем не менее сессия достаточно рельефно показала сдвиги в умонастроениях значительной части общества. Чутким барометром имевшихся настроений являлась довольно большая группа молодежи, в основном юристы, так называемые юратусы, прибывшие на Государственное собрание в сопровождении комитатских депутатов для прохождения практики. Занимая места на галерке и не принимая прямого участия в дебатах, эти молодые люди, среди которых многие придерживались радикальных взглядов, своей шумной реакцией, возгласами одобрения или недовольства (в выражениях они не стеснялись) создавали особую обстановку, которая не могла не повлиять на атмосферу в зале заседаний.

На работе этой сессии, одной из самых долгих по продолжительности в венгерской истории (целых четыре года, до 1836 г.), сказались помимо «холерного восстания» два внешнеполитических события: июльская революция в Париже и восстание 1831 г. в конгрессовой Польше (последнее особенно). Несмотря на твердое предупреждение императора-короля Франца I не поддаваться «болезни обновления» и «подражанию загранице», многие из делегатов не отказали себе в удовольствии выразить свою солидарность с героическим восстанием, славить в пламенных речах павших в неравной борьбе его участников. Но подобные речи были всего лишь слабым отзвуком того широчайшего резонанса, который это восстание получило в венгерском обществе. В приграничных комитатах действовали тайные общества для сбора и переправки повстанцам денег, продовольствия, одежды. Нередко добровольцы переходили границу, чтобы сражаться в рядах повстанцев. Официальные резолюции об оказании им помощи были приняты в 33 комитатах.

Глубокое понимание международного значения польского восстания, в том числе и для самой Венгрии, лучше всех выразил, пожалуй, Лайош Кошут, будущий вождь венгерской революции. «Мы хотим, — отмечал он, — восстановить поляков в их исконных правах; их интересы — наши интересы, и это… сплачивает воедино силы всей цивилизованной Европы».

Виднейшим представителем новой оппозиции габсбургскому режиму, сложившейся на Государственном собрании 1832 г., был трансильванский магнат барон Миклош Вешшелени (1796–1860), имя которого символизировало открытую враждебность династии. Он объезжал комитаты один за другим, убеждая дворянство последовать его примеру и не предоставлять новобранцев королю из опасения, что венгерские солдаты могут быть использованы против польских братьев. В конце концов по личному указанию императора Вешшелени был заточен в крепость, откуда вышел с подорванным здоровьем, полуослепшим.

Вторым вождем оппозиции являлся поэт Ференц Кёлчеи (1790–1838), делегат от комитата Сатмар, автор стихотворения «Гимн», последовательный сторонник буржуазных реформ, чьим девизом были слова: «Отечество и прогресс». Среди тех, кто впервые на этой сессии заявил о себе, были, кроме Кошута, Ференц Деак, ставший позднее одной из ключевых фигур политической жизни Венгрии, а также Габор Клаузал, представитель левого направления.

Следует подчеркнуть, что особую роль в превращении Государственного собрания в подлинно политический форум национального масштаба сыграл молодой адвокат, сын безземельного дворянина Лайош Кошут, выходец из Земпленя, где началось крестьянское восстание. По причине своей молодости и бедности он не мог находиться в числе полноправных членов собрания. Кошут поставил перед собой простую задачу: ознакомить с работой собрания, заседавшего на самой западной окраине королевства, как можно больше людей, всю Венгрию. Но каким образом, если национальная пресса задавлена, а цензура свирепствует как никогда? И он нашел блестящий выход.

На свет появляются «Известия Государственного собрания» — написанные Кошутом от руки листки с речами делегатов и соответствующими, в духе оппозиции, комментариями к ним, переписанными юратусами. Они рассылались по комитатам в виде частных писем. Всесильная австрийская цензура, посрамленная таким простейшим способом, оказалась бессильной что-либо сделать. Это оригинальное средство массовой информации действовало оперативно и вплоть до окончания сессии безотказно. «Известия» не только информировали, но и создавали общественное мнение. Листки привлекли внимание и всесильного министра Меттерниха, который самым тщательным образом просматривал каждый номер листков Кошута.

На сессии оформились и столкнулись два основных идейно-политических течения: либеральное, представлявшее интересы среднепоместного дворянства, оппозиционно настроенного, заинтересованного в коренных социально-экономических и политических преобразованиях, и консервативное, по составу и интересам, им представляемым, преимущественно аристократическое, в сою-зе с династией и Австрией объявившее открытую войну реформам. Именно ввиду сопротивления консерваторов объективные итоги законодательной деятельности оказались более чем скромными, прежде всего по самому главному, крестьянскому вопросу: несмотря на все старания оппозиции, ей не удалось добиться принятия радикальных реформ в пользу отмены крепостных повинностей и освобождения крестьян за выкуп, ограничения компетенции помещичьих судов, признания права собственности крестьян на землю. Даже весьма умеренный вариант подготовленных Государственным собранием законопроектов был отвергнут королем.

Между тем в начале марта 1835 г. место умершего Франца I на престоле занял Фердинанд V, один из самых слабых по интеллекту и способностям правитель из австрийского дома. Власть в империи стала осуществлять небольшая группа министров, эрцгерцогов и придворных, реакционная по своим убеждениям и потому получившая меткое прозвище «венская камарилья». После роспуска Государственного собрания камарилья обрушила на головы лидеров оппозиции град репрессий. Вслед за осуждением Вешшелени за «государственную измену» — так двор оценил антиправительственную его речь на комитатском собрании — в тюрьме оказались молодые юратусы. Та же участь постигла в 1837 г. и Кошута, когда он публично выступил в их защиту. Стремясь терроризировать противников режима, камарилья организовала серию политических процессов, которые, однако, породили не страх, а ненависть к угнетателям.

КОШУТ ВО ГЛАВЕ ДВИЖЕНИЯ РЕФОРМ. 1840-е ГОДЫ

Общественно-политическая жизнь Венгрии в 1830-е годы прошла под знаком Сечени, чьи планы, идеи, проекты легли в основу политической платформы оппозиции. В 1840-е годы в результате появления в рядах оппозиции мелкого дворянства и нарождавшейся буржуазии и радикализации выдвинутых оппозицией целей средств борьбы против феодализма и абсолютизма руководство движением за реформы возглавил Лайош Кошут.

Попытка австрийского абсолютизма подавить движение преследованиями и террором не дала желаемых результатов. Об этом свидетельствовала работа Государственного собрания созыва 1839-1840-х годов. Натолкнувшись на возросшую силу сопротивления оппозиции, венский двор вынужден был отступить. В 1840 г. король утвердил целый ряд социально-экономических и национальных реформ, подготовленных Государственным собранием. Среди них законопроекты о добровольном выкупе повинностей крепостными при согласии помещика, о праве на свободное основание промышленных предприятий, о векселях, о строительстве национального театра, о ведении переписки и делопроизводства Государственного собрания, а также оформлении церковных свидетельств о рождении, браке на венгерском языке.

Под давлением сословий были амнистированы и освобождены все политические заключенные, в том числе Кошут. Четыре года, проведенные им в тюрьме, были годами учения. Он так успешно овладел английским языком по учебнику, что, когда спустя много лет впервые ступил на английскую землю, мог свободно произнести на нем свою речь. Кошут усиленно изучал политэкономию и, по собственному признанию, «держал отчет перед собой о состоянии нашей родины, строил в голове планы относительно способа решения проблем».

Первым его делом после освобождения было создание настоящей политической газеты. Разрешение на основание газеты Кошуту было выдано с санкции самого Меттерниха, который рассчитывал тем самым связать ему руки, так как Кошут в интересах сохранения собственного детища был бы вынужден согласовывать свою деятельность с интересами и намерениями венского правительства. Тем более что владельцем типографии, где газета должна печататься, являлся осведомитель и платный агент канцлера Л. Ландерер. Но скромный провинциальный адвокат Кошут оказался дальновиднее, чем хитроумный и коварный мастер интриги министр Меттерних.

2 января 1841 г. свет увидел первый номер первой по современным понятиям и стандартам газеты Венгрии — «Пешти хирлан», выходившей 2 раза в неделю. Этот печатный орган сразу же завоевал внимание и симпатии публики. За полгода число подписчиков газеты возросло с 60 человек до 4 тыс. Кошут работал практически один: он сам писал передовицы, разные заметки, глоссы, вел переписку с единомышленниками в комитатах, разоблачал произвол венских властей и местных, описывал ужасные условия живших в подвалах бедняков, тюремные порядки. Не было достойного внимания из сферы экономики и общественной жизни вопроса, которого не коснулось бы его острое перо. Исподволь вырабатывал и пропагандировал он собственную концепцию буржуазных преобразований, резко отличавшуюся от программы Сечени.

Во главу угла Кошут поставил кардинальный вопрос буржуазно-капиталистического переустройства венгерского общества, сформулировав его предельно лаконично и доходчиво: «Долой крепостничество, да здравствует свободная земля!» Его программа включала обязательный выкуп помещичьих земель за счет государства, отмену налоговых привилегий дворянства, замену сословного собрания народным представительством, обеспечение экономической и политической независимости Венгрии.

Радикальная платформа Кошута не могла не вызвать возражения со стороны Сечени. Так, с 1841 г. началась открытая и ожесточенная полемика двух виднейших лидеров движения за реформы, за которой затаив дыхание следила вся страна. На стороне Сечени были не только обширные познания и всесторонняя образованность, но и неоспоримый авторитет человека, успевшего доказать свой патриотизм на деле. Сечени ответил своему оппоненту брошюрой «Народ Востока», в которой бросил ему тяжкий упрек в том, что он, Кошут, своей неумеренной агитацией, имеющей целью противопоставление нации династии, империи с ее превосходящей силой, толкает нацию «на край могилы».

Суть спора заключалась в том, что Сечени в противоположность Кошуту добивался реформ в сотрудничестве с венским двором, а не вопреки его воле. Отсюда и умеренность его программы, и постепенность в ее реализации. В ноябре 1842 г. на заседании Венгерской академии наук Кошута и его сторонников, выступавших за проведение политики мадьяризации, упрекали в нетерпимости по отношению к национальностям. В 1843 г. реакции удалось лишить Кошута его газеты, но ни самого его, ни оппозицию в целом, которая к тому времени набрала большой размах, остановить она уже не могла.

В 1844 г. Кошут перенес центр тяжести своей деятельности в сферу экономики. В целях привлечения внимания общественности к проблеме защиты и развития отечественной промышленности, а также бойкота австрийских товаров он в октябре 1844 г. организовал Союз защиты. Учредители Союза поклялись, что в течение 10 лет будут по возможности покупать только товары, произведенные в Венгрии, даже если они хуже по качеству и дороже. Сечени тут же выступил с возражением, указав, что инициатива Кошута обостряет отношения между Венгрией и Австрией. Тем не менее идея была с энтузиазмом подхвачена; в провинции возникло около 150 местных филиалов Союза.

Впрочем, успех движения был скорее пропагандистский и политический, чем экономический. Политическая агитация вышла за рамки комитатских собраний, и филиалы спустя несколько лет стали опорными пунктами оппозиционной партии Кошута. Все больше дворян проникалось идеей Кошута о том, что политическая независимость без независимости индустриальной «есть не что иное, как мечта». Однако попытка оппозиции провести через Государственное собрание протекционистский законопроект в интересах венгерской промышленности была сорвана камарильей.

ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО

1830–1840-е годы отмечены существенным оживлением экономической жизни во всей империи, хотя промышленное развитие Венгрии по-прежнему задерживалось целым рядом дискриминационных предписаний венского двора.

Тем не менее общий подъем, особенно значительный в 40-е годы, был заметен и здесь. Несмотря на свирепствовавшие в указанное 20-летие эпидемии, унесшие 500 тыс. жизней, к 1846 г. население королевства (т. е. включая Трансильванию и Хорватию) достигло 14,5 млн человек (в 1787 г. 9,3 млн). Ускорился рост городского населения, численность которого накануне революции достигала 2 млн, а крупнейший город Пешт насчитывал уже свыше 110 тыс. жителей. В сфере промышленного производства было занято всего 5 % населения. В предшествовавшие революции десятилетия в Венгрии появились довольно крупные, оснащенные паровыми машинами предприятия, главным образом мукомольные, сахароваренные, а также изготовлявшие сельскохозяйственные орудия и агрегаты. В 1846 г. начали прокладываться первые километры железных дорог.

Прогресс коснулся и основной отрасли венгерской экономики — сельского хозяйства. Расширилась пахота, в первую очередь за счет освоения непригодных земель путем обводнения и осушения болот, сокращения площади пашен и лугов. Улучшение агротехники и орудий обработки позволило повысить урожайность. Значительно увеличилось производство технических, в том числе новых, культур — картофеля, табака, риса, индиго. По сравнению с концом XVIII в. урожай удвоился, поголовье скота увеличилось в 5 раз. Военная конъюнктура конца XVIII — начала XIX в., а затем индустриализация австро-чешских земель обеспечили венгерскому сельскому хозяйству устойчивый рынок сбыта сельскохозяйственных товаров, сырья и некоторых видов промышленных изделий.

Среди новых явлений экономической жизни особенно важным был рост товарности как помещичьего, так и крестьянского хозяйства, ускоривший переход к товарному производству. На базе расширения внутреннего рынка, оживления торгово-экономических отношений между отдельными районами в 40-е годы возникли первые кредитные учреждения — сберегательные кассы и банки. Вместе с тем именно кредит стал узким местом, тормозившим дальнейшую капитализацию сельского хозяйства. Отсутствие источников дешевого и обильного кредита не давало помещикам возможности отказаться от непродуктивного, но дарового барщинного труда крепостных и заменить его трудом наемным, шире применять машины и механизмы. Большинство помещиков искали выход в экстенсивных методах хозяйствования, в усилении феодальной эксплуатации, прежде всего барщины, в расширении барской запашки путем захвата крестьянских земель, причем лучших, наиболее плодородных и удобных. Все в конечном счете упиралось в отсутствие буржуазной собственности на землю, более чем 80 % которой принадлежало дворянству, в наличие нетронутого в своих основах феодально-крепостнического гнета.

Большая масса земельных владений была выключена из обращения и не могла служить базой для кредитно-ссудных операций, поскольку крестьяне по закону не имели права собственности даже на свои наделы, а дворянская собственность, согласно традиционному праву (майоратному), являлась неотчуждаемой и не могла, таким образом, служить залогом для кредита. Однако общая площадь земель, находившихся фактически в крестьянском пользовании, была довольно значительной — до 72 % пашен и лугов.

Экономика Венгрии развивалась в условиях менее благоприятных и более сложных, чем в австро-чешских и североитальянских землях. Здесь в отличие от наследственных земель господство феодализма и сословных учреждений было более прочным и длительным по времени. Экономическая мощь, политическое влияние и общественный престиж феодальных сословий, сохранившиеся в почти нетронутом виде и в первой половине XIX в. не в последнюю очередь благодаря союзу аристократии с чужеземным абсолютизмом, представляли основную причину отсталости страны и служили главным тормозом в ее преодолении.

Тем не менее в 1840-е годы XIX столетия вопреки тормозившей общественный прогресс феодально-абсолютистской надстройке возникли новые производительные силы, которые с неумолимой последовательностью ломали старые феодальные структуры.

Все нетерпимее становилась политическая система абсолютизма, обслуживавшая интересы казны, крупного землевладения, крупных банков, сковывавшая предпринимательскую инициативу новых социальных сил общества — промышленной и торговой буржуазии, зажиточных слоев крестьянства.

НАЦИОНАЛИЗМ. НАЧАЛО МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫХ РАСПРЕЙ

Зарождение межнациональных распрей и опережающий развитие экономической почвы и социальной среды рост националистической идеологии есть одна из типичнейших черт переходной от феодализма к капитализму эпохи в ареале Центральной и Юго-Восточной Европы, в том числе и в королевстве Венгрия. Межнациональная рознь возникла здесь задолго до того, как сложился национальный рынок и образовались конкурирующие между собой из-за монопольного обладания этим рынком национальные отряды буржуазии, т. е. прежде, чем феодальные народности успели оформиться в современные нации капиталистической формации.

Даже в 1840-е годы ни один этнос многоэтничного королевства не обладал собственной национальной промышленной буржуазией, включая и наиболее развитый в экономическом отношении немецкий этнос. Буржуазные элементы были представлены главным образом либо обуржуазившимся дворянством (мадьяры, поляки, отчасти хорваты), либо (это было правилом, а не исключением) торговцами (в особенности у сербов, словаков, румын), а также церковной и светской интеллигенцией. Отсутствие экономически сильного и многочисленного третьего сословия и породило ту характернейшую для национальных процессов Венгрии особенность, что питательной средой для возникновения и роста националистических движений и сопровождавших их национальных конфликтов стала культурно-языковая сфера.

Любой успех в деле утверждения прав языка и культуры в целом того или иного народа неизбежно вызывал ревность, протест или стремление к подражанию, к достижению того же у прочих народов. (Особенно в тех случаях, когда успех одного вольно или невольно ущемлял интересы других.)

Так оно и случилось в 1840-е годы, когда длительная борьба мадьяр за официальное признание родного языка в качестве государственного и за расширение сферы его применения в общественной жизни одержала первые серьезные успехи.

До этого взаимоотношения между народами, населявшими Венгрию, в общем можно было охарактеризовать как мирные, добрососедские и даже дружеские, особенно в тех регионах, где не имелось религиозных различий и конфронтаций на этой почве. Евангелическая церковь, например, объединяла словаков, немцев, мадьяр; в одной и той же церкви служба совершалась на трех этих языках или поочередно. И никаких конфликтов! Более того, и немцы, и мадьяры охотно учили язык друг друга; широко распространился обычай приглашать к себе детей на какое-то время, чтобы они лучше и быстрее усвоили язык соседнего народа. В ряде городов в порядке вещей было дву-, а то и трехъязычие.

Множество общих черт на уровне бытовой культуры и особенно фольклора сближали и объединяли мадьяр и словаков, что наиболее ярко проявилось в народной музыке, в эпосах, сказаниях обоих народов. Иной раз и ученому-музыковеду сегодня трудно установить, кому из них первоначально принадлежала мелодия или текст той или иной песни. Словаки, например, распевали свои песни, в которых рефрен звучал по-венгерски. Отсутствовал или почти отсутствовал лишь один очень важный показатель межнационального сближения: мало было смешанных браков, их число стало расти на рубеже XIX–XX вв.

Миролюбием и добрососедством отличались и отношения мадьяр с румынами. Исключение, как уже отмечалось в предыдущей главе, составляли сербско-мадьярские контакты, что объяснялось политикой венского двора, использовавшего сербов в качестве вооруженной силы для подавления освободительных движений венгерского народа.

Итак, первый шаг в возвышении статута родного языка сделали мадьяры. Стремление это было попутным явлением обуржуазивают венгерского общества, ибо привилегированным сословиям жилось и так хорошо с их латынью. Более того, длительное время они успешно сопротивлялись уравнению в правах венгерского языка, чтобы как можно дольше сохранить сословные, кастовые перегородки, отделявшие их от простонародья.

Языковому движению мадьяр почти с самого начала присуща роковая двойственность. Борьба за устранение архаичной латыни и против германизаторской политики австрийского абсолютизма означала не только обеспечение равноправия или полноправия родного языка, но и его гегемонию в многоязычном королевстве, что не могло не вызвать контрдействий и столь же справедливых устремлений со стороны немадьяр. Это была вполне понятная и естественная защитная реакция других народов против попыток принудительной мадьяризации.

Однако сказанное далеко не объясняет ни энергию, ни масштабность, ни откровенную нетерпимость, которыми характеризовалось языковое движение мадьяр в XIX в., без упоминания одного, на первый взгляд не столь существенного внешнего обстоятельства.

Дело в том, что именно в первой половине века в венгерском обществе широко распространились взгляды Йоганна Готфрида Гердера об исторических судьбах мадьяр и славян, высказанные им еще в 1791 г. в «Идеях к философии истории человечества». Он предсказывал блестящее будущее многочисленному и могучему славянскому племени и неминуемое исчезновение мадьярам, вставлявшим ничтожную, по его словам, часть населения Венгрии, окруженную со всех сторон славянами, немцами и румынами. Беспощадный приговор выдающегося ученого-просветителя о том, что спустя несколько столетий едва ли что-нибудь останется от венгерского языка, произвел гнетущее впечатление на склонный к меланхолии и пессимизму менталитет мадьяр.

Мрачное предсказание Гердера врезалось в историческую память и национальное самосознание венгров, о чем свидетельствует не одно лучшее произведение национальной классики. Может быть, поэтому и сегодня читателя не оставляют равнодушным потрясающие воображение сцены смерти нации у Кёлчеи в его бессмертном «Гимне»?! Подсознательный страх гибели нации усугублялся многовековым давлением со стороны германского мира. В XIX в. этот страх еще более усилился в связи с распространением у славянских народов Венгрии идей славянской взаимности, не говоря уже об откровенно панславистской пропаганде, подкрепленной растущей мощью главной и первой державы славян — царской России.

Страх перед панславизмом и Россией независимо от того, насколько он был обоснован, — это реальный мотив, определивший всю славянскую политику лидеров движения за реформы. Во всяком случае, события 1848–1849 гг., в частности царская интервенция в Венгрию, казалось бы, подтверждали худшие из опасений. Однако на этом основании нельзя говорить о каком-то изначальном, иррациональном и мистическом антиславянизме мадьяр, венгерского национального движения в целом, ибо их отношение к польской нации, которая тоже относится к славянской языковой общности, ничем не омрачалось, наоборот, оно отличалось дружественными чувствами, взаимопомощью и солидарностью.

Таким образом, уже первые, скромные результаты на ниве культивирования родного языка и утверждения его прав сопровождались националистическими устремлениями. В 1805 г., когда Государственное собрание приняло весьма скромный закон о том, что его представления придворным инстанциям отныне будут составляться одновременно и на латыни, и на венгерском языке, в ряде комитатов собрания приняли решения мадьяризаторского толка: принимать к судопроизводству только те дела, которые составлены на венгерском, обязать чиновников под угрозой лишения мест усвоить в кратчайший срок этот язык. А принятый в 1830 г. закон гласил, что не знающие венгерского языка не могут назначаться на общественные должности.

В 1840-е годы граф Карой Зай, генеральный инспектор Придунайского евангелического церковного округа, начал кампанию по мадьяризации школ в своем округе; по его приказу был уволен профессор евангелического лицея Л. Штур, вождь национального движения словаков. В 1843 г. группа делегатов Государственного собрания выступила с инициативой объявления официальным языком автономной Хорватии-Славонии венгерского* а через 10 лет принимать на государственную службу в этой стране только знающих венгерский язык. В декабре на собрании комитата Загреб произошла вооруженная стычка между хорватами — сторонниками промадьярской и национальной ориентации.

Движение за объявление венгерского языка официальным одержало полную победу, когда был принят закон, провозгласивший этот язык единственным государственным языком страны. О других употреблявшихся в стране языках закон хранил глубокое молчание. В брошюре «Девятнадцатый век и мадьяризм», вышедшей в том же, 1844 г. в Вене, лидер словаков Л. Штур, признавая первенство венгерского в администрации, справедливо протестовал против принудительной мадьяризации словаков.

Осуждал мадьяризацию, как уже говорилось, и Сечени. Едко высмеивая ретивых мадьяризаторов, он резонно отмечал, что знание венгерского языка не означает превращения кого-либо в мадьяра, «ворочание языком не равнозначно биению сердца». Сечени предупреждал, что непомерные давление и шантаж неизбежно рождают упорное противодействие. Кошут же со своей стороны настаивал: в Венгрии, принадлежащей мадьярам, иного официального языка кроме как венгерского, быть не может и не должно.

Венская камарилья, самым внимательным образом следившая за развертыванием межнационального конфликта в Венгрии, сделала ряд уступок немадьярским движениям, особенно хорватскому, разрешив издание газет и оказав покровительство культурно-просветительским учреждениям иллиризма и акциям его лидера Л. Гая. Считая важной поддержку Гая в связи с предстоящими «новыми битвами» с венгерской оппозицией, Меттерних предоставил ему значительную финансовую «помощь» в размере 12 тыс. гульденов.

В документе, подготовленном для императора, Меттерних определил австрийскую политику в Венгрии следующим образом: держаться «выше партий», использовать все средства «целенаправленно, открывая благоприятные для пользы империи перспективы…». Далее в документе многозначительно констатировалось, что «сегодня от правительства зависит, выносить ли борьбу между национальностями Венгрии на открытое поле». Последние слова свидетельствовали о полной уверенности в любой момент использовать национальные движения по своему усмотрению. Меттерних рекомендовал учредить особый «надзор» над славянскими движениями, чтобы исключить возможное на них влияние свободолюбивых поляков, а также, по его словам, «необузданности мадьяризма». Суть плана канцлера заключалась в стремлении использовать славян для подавления освободительных устремлений мадьяр.

КАНУН РЕВОЛЮЦИИ: ВОССТАНИЕ В ГАЛИЦИИ, ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТУПИК

Два события — восстание 1846 г. в Галиции с сопутствовавшими ему явлениями и разразившийся в 1847 г. экономический кризис — усугубили и без того крайне напряженную и тревожную внутриполитическую обстановку в Венгрии. Дворянство всегда болезненно реагировало на крестьянские волнения в соседних странах, а события, происшедшие в Галиции, где австрийским властям удалось обрушить ярость восставших украинских (русинских) крестьян на своих непосредственных угнетателей — польскую шляхту, восставшую против иноземного гнета давали основание тревожиться вдвойне. Ведь ситуация могла повториться и в Венгрии, где венгерским помещикам противостояла масса недовольных крестьян — славян и румын, справедливый гнев которых мог легко обрушиться на венгерское дворянство и парализовать его национальное движение на радость венскому двору.

Для того чтобы предотвратить возможное подстрекательство со стороны камарильи, нужны были немедленные и энергичные меры. 18 марта 1846 г. на собрании комитата Земплен Кошут потребовал обязательного выкупа крестьян, народного представительства и ответственного перед ним правительства, всеобщего налогообложения. «Надо сделать свободным народ и его землю немедленно и по всей стране; если мы этого не сделаем, мы погибли», — заявил он под влиянием последних вестей о галицийской резне.

Консервативные силы Государственного собрания в союзе с камарильей сорвали и это предложение. Произошла дальнейшая поляризация классовых сил на сторонников буржуазного преобразования страны и его противников. В конце 1846 г. консервативное течение формально образовало политическую — первую в истории Венгрии — партию, официально назвав ее Консервативная. Основными положениями программы этой Консервативной партии были медленное обдуманное продвижение вперед и общность с Австрией.

Кошут воспользовался этим, чтобы приступить к сплочению рядов оппозиции, которая объединяла несколько различных по политическим симпатиям, вкусам и взглядам течений и групп, хотя все они были сторонниками буржуазных реформ и национальной независимости. Расходились данные течения и группы прежде всего по поводу путей и способов реализации основных национальных целей, а также по вопросу о темпах. Самой значительной из них была умеренная группа Ференца Деака, человека осмотрительного, обстоятельного и чрезвычайно авторитетного. Главное, по его мнению, при осуществлении необходимых прогрессивных преобразований — не раздражать Вену и избегать, прямой с ней конфронтации.

Весьма интересную по составу группу «централистов», в которую входил один из крупнейших впоследствии историков — Ласло Салай, возглавлял политический деятель, ученый и писатель барон Йожеф Етвёш. Огромную популярность в стране он завоевал историческим романом «Венгрия в 1514 г.», пропагандировавшим идею единства нации, и романом антифеодальной направленности «Деревенский писарь». «Централистами» они считались потому, что требовали отменить феодальную по происхождению комитатскую систему самоуправления и настаивали на единой централизованной администрации для всей страны.

Весной 1847 г. Кошуту наконец удалось объединить лагерь сторонников буржуазного пути развития в одной политической партии, названной «Оппозиционная»; за основу ее программы были взяты идеи и взгляды Кошута, отредактированные в более умеренном духе Деаком.

НАЦИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРНАЯ ЖИЗНЬ

Эпоха реформ была и эпохой расцвета культурной жизни нации. Она постоянно испытывала благотворное влияние движения за социальный и национальный прогресс и сама оказывала непосредственное влияние на укрепление и расширение этого движения; обогащая его духовно, литература и искусство присущими им средствами выражения воздействовали на сердца и умы читателей и зрителей, многократно увеличивали общественный резонанс выдвинутых оппозицией идей и целей.

Непосредственными участниками бурной политической жизни 30-40-х годов XIX в. были не только такие писатели и ученые, как упомянутые выше лидеры Оппозиционной партии Етвёш и Салай. В лагере оппозиции находились буквально все представители передовой национальной культуры венгерского народа, и прежде всего величайший венгерский поэт-революционер Шандор Петёфи. Организованный им в 1846 г. кружок «Молодая Венгрия» представлял собой самое последовательное революционно-демократическое крыло в лагере сторонников нового общественного строя. Петёфи и его единомышленники (в том числе историк Пал Вашвари), воспитанные на идеях якобинизма и утопического социализма, были сознательными республиканцами и Революционерами. Радикалом и революционером считался также Михай Танчич — сын крепостного батрака, рабочий-ткач, а затем учитель и писатель-самоучка, последовательный защитник крестьянства и его классовых интересов. Неоднократно подвергавшийся гонениям, он встретил революцию в тюрьме, куда был брошен в 1846 г.

Осенью 1847 г., когда открылась очередная сессия Государственного собрания, обстановка в стране характеризовалась крайней степенью напряженности; ухудшение положения городской и сельской бедноты в результате начавшегося экономического кризиса, усугубившего кризис всей системы феодализма и абсолютизма, сделало ситуацию взрывоопасной. Оппозиция во главе с Кошутом возобновила ожесточенную борьбу за скорейшее проведение спасительных реформ, ибо она не хотела, боялась и всячески избегала революции. И тем не менее именно тогда Сечени бросил многозначительную фразу: Кошут — «главный коновод назревающей революции». И он оказался прав, ибо Кошут и его единомышленники, расшатывая устои режима, объективно готовили почву для его революционного свержения. Оценивая деятельность Государственного собрания, примерно к такому же выводу пришел и Фридрих Энгельс: «В Венгрии сейм подготавливает революционные законопроекты»[1].