Сварожичи выставили вперед стволы и двинулись прямо на притаившихся в кустах беглецов. Еще двадцать шагов и они их обнаружат. Рудый сидел, притаившись, словно сжатая пружина. Стилет на его руке в нетерпении подрагивал.
— Не дури, — прошептал Гектор ему на ухо, — не успеешь положить их, в упор тебя расстреляют.
— У нас нет выхода, — ответил шепотом Рудый.
— Сдаться попробуем, а там посмотрим…
— Ты сам слышал, в плен они не берут.
Их спор прервала Агнеша. Она вышла из-за кустов и неожиданно возникла перед староверами, будто призрак. Они вздрогнули и чуть не выстрелили по фигуре в дорожном плаще, но в последний момент сдержались.
— Кто такой⁈ — крикнул старший.
— Ты что, Арсений? — девушка скинула капюшон. — Не узнал меня?
— Агнеша? Ты?.. Я ж в тебя чуть не пальнул! Чуть беду не совершил великую! Ох, удержал мою руку Сварог… Ты что здесь делаешь?
— То же, что и ты… Ищу беглецов.
— Одна? Без оружия?
— А зачем мне оружие? Я жениха убивать не хочу, вернуть его хотела по доброму, — девушка сделал страдальческое лицо и пустила слезу.
— Ну-у… Это вряд ли получится. Отец твой велел… Э-э…
— Что велел? — глаза Агнеши сверкнули. — Говори!
— Изгнать их велел подальше! — подсказал напарнику молодой. — Нельзя сказал их возвращать в святое место, осквернили они его. Не место им там более.
— Тогда зачем вы их ищете? — Агнеша прищурилась. — Говорите правду! Вас послали убить их⁈ Да?..
Девушка накинулась на староверов, сотрясая перед их бородатыми мордами кулаками. Она встала между ними и притаившимися в кустах людьми, отвлекая сварожичей своим «гневом». Рудый понял ее тактику и, пригнувшись, прошмыгнул за спины староверов.
Ударил стилетом в спину одного и сразу второго. Потом опять первого и второго. Плоть всхлипнула кровью. За пару секунд он нанес четыре смертельных удара. Сварожичи сдавленно крякнули и свалились замертво мордой в траву. Агнеша взвизгнула и, прикрыв рот рукой, отпрыгнула в сторону.
— Отвернись и не ори! — шикнул на нее Рудый и нанес еще по контрольному удару стилетом в висок каждому.
— Они же и так мертвые, — пролепетала Агнеша, — зачем добиваешь?
— А я не врач, проверять не буду, — Рудый вытер рукавом лоб. — Так надежнее, чтобы по свету мертвыми не бродили, если что… Спасибо, что отвлекла… Ты спала нас.
— Получается я их убила? — всхлипнула Агнеша.
— Не получается, — замотал головой Рудый. — Убил их я, а ты отвлекла. — Хорош причитать! Быстро в телегу! Надо уходить.
— Я вожжи возьму, — Агнеша вытерла слезы и забралась на повозку. — Я дорогу знаю.
— Только давай не как в лесу, — проворчал Гектор. — вывези нас в нужное место, подальше от ваших богомольцев и Сварога, будь он не ладен.
Когда все забрались в телегу, Агнеша хвостнула вожжами два раза по крупу лошади, и та понеслась, громыхая телегой. Девушка направила ее по заросшей дороге подальше от наезженных проселков. Через минуту темнота проглотила беглецов, скрыв их от погони.
Старый джип свернул на грунтовку и отлетающие от колес камни защелкали по днищу. На обочине торчал указатель: «Исправительная колония № 3/12».
— Мы что в зону едем? — спросил я Вульфа.
— Там наше поселение, — кивнул он и неожиданно добавил. — Расскажи о себе, Вел. И что за странное у тебя прозвище? Что оно означает?
Вот бляха, — подумал я про себя. — К прозвищу прицепился. Что пришло в голову первое, то и придумал… От слова Велиар производных не так много. А к нему привык уже. Жрец меня еще называли, но для мирной общины представляться таким именем нельзя. Для них я должен быть обычным путником, попавшим в беду. Поразмыслив несколько секунд над легендой, я сказал вслух:
— Обычное прозвище… Так звали моего пса в прошлой жизни. Любил я его очень. А что ты всю дорогу молчал? А тут вдруг биографией моей заинтересовался?
— Я должен понять, кого в общину свою веду. Ты меня спас, но люди должны знать, с кем имеют дело.
— Я почти все тебе рассказал… До эпидемии сидел дома на пенсии по инвалидности и бухал. Потом затесался к апостолам. Они меня взяли из-за моего боевого опыта. Как никак в горячих точках приходилось бывать. В вылазки с апостолами не ходил, прикрывался своей ногой, хотя она особо меня не напрягает. Бегать, конечно, не могу, но быстрым шагом — пожалуйста. Поэтому на мирные общины не нападал и людей не убивал. Службу нес на стене. Как вертухай приглядывал за всем, что творится снаружи. Каюсь, один раз пристрелил беглого раба. Но это пришлось сделать. Он мимо моего поста пробегал. Если бы не выстрелил, меня бы сожгли (этот драматическую подробность своей истории я придумал для правдоподобности легенды). Апостолы всех провинившихся заживо сжигали. Так они Сатану славили и верили, что он дает им силу. Придурки… Сатана всегда был только сам за себя. Первых кого он сожрет, если будет голоден, это своих сторонников. Потому что они ближе всех к нему и не надо напрягаться и искать других. Не понимали они этого, это их сгубило.
— А что сестра? — спросил Вульф.
Я лихорадочно прокрутил в мозгу наши прошлые разговоры. Бл*дь! Про сестру-то забыл. Я же ему сказал, что она в заложниках у сатанистов была. Вот я разведчик хренов, чуть не прокололся! Пока жрецом был, совсем страх и осторожность потерял. А может просто старею: уже полтинник не за горами.
— Погибла сестра, — шмыгнул я носом. — Когда на лагерь напали зомби ее укусили. Нет больше у меня никого.
— Сдай пистолет.
— Что?..
— ТТ-шник свой отдай пока мне.
— Зачем? — я напрягся, готовый в любой момент выхватить нож и чиркнуть по горлу попутчика, хотя он за рулем и на скорости это делать крайне опасно.
— Ты в общине будешь человек новый, оружие тебе там не положено. Когда заслужишь доверие нашего главного — тогда верну.
— А если мертвецы нападут? Я их зубами должен рвать?
— Там нет мертвецов, там тюрьма…
— Так может, я договорюсь с вашим главным?
— Нет, — замотал головой Вульф. — Он очень подозрителен и тщательно проверяет людей, перед тем как принять их в общину. Ты с ним не договоришься.
— Почему ты решаешь за него?
— Мутный ты какой-то… Что-то не договариваешь. С виду был, как тряпка, а в деле оказался бойцом. Говоришь, сестра погибла, а грусти в тебе совсем нет.
— Мир безумен, и я стал таким. Душа моя зачерствела, но иногда пробиваются старые страхи.
— Вот я и говорю, мутный ты. Сдай пистолет, Вел.
— Держи, — я протянул Вульфу ТТ-шник, борясь с желанием прострелить ему голову.
Где его община, я и так знаю, теперь он мне не нужен. Тем боле, что он меня почти раскусил. Но это же — почти… Значит, можно все еще исправить. Чертов проныра оказался прозорливее, чем я думал. Надо как-то аккуратнее теперь с ним…
Да и убивать его уже поздно. Вон вдалеке уже видны очертания тюрьмы. Могут выстрел услышать, да и машину уже они наверняка срисовали. Ладно… Пусть живет.
Все эти мысли пронеслись в моей голове за пару секунд, но Вульф увидел замешательство в моих глазах и поспешил забрать из руки пистолет. Он засунул его в карман разгрузки.
Машина, переваливаясь на ухабах, подкатила к высоченному бетонному забору, в центре которого были встроены откатные железные ворота, опутанные витками колючей проволоки. Вульф высунулся из машины и помахал рукой. Только после этого часовые бросились открывать ворота. Осторожные ребята. Явно не гражданские, те бы уже сразу распахнули ворота, лишь при виде знакомой машины. А эти бдят… Непросто мне будет втереться к ним в доверие.
Джип въехал во внутренний двор, и ворота за ним сомкнулись. Территория тюрьмы оказалась небольшой. Раньше это была спецколония для красного контингента, рассчитанная узников на триста или около того. Внутри двора вросло в землю массивное одноэтажное пепельно-серое здание с маленькими зарешеченными оконцами. Оно выглядело, как гигантский дот — неприступное и повидавшее многое на своем веку.
Из здания высыпали люди. Среди них были обычного вида женщины и даже дети. Мужчин не так много, но все неплохо вооружены. Почти у каждого за спиной висит либо помповое ружье, либо карабин. У некоторых на поясе болтаются пистолеты в кобурах закрытого типа, в том числе у многих женщин. Автоматы и пистолеты — пулеметы только у некоторых «боевиков», одетых в камуфляж (они явно из наших бывших). На вышках, как и положено в тюрьмах, маячат вертухаи. У каждого снайперка и калашников плюсом.
— А вы хорошо устроились, — сказал я своему спутнику. — Такого оружия даже у апостолов не было. У них все больше обрезы были и прочая гладкоствольная хрень. Максимум карабины охотничьи и калашей всего несколько штук. А у вас боевые стволы. Даже СВД-эшки с оптикой. С таких на два километра можно бить, если умеючи.
— Нам повезло, — ответил Вульф. — Многие из нас здесь работали, и когда мир погиб, мы просто перевезли сюда свои семьи. А оружие здесь уже было.
Наш разговор прервали подошедшие люди.
— Что случилось? — спросил с жиденькой бородкой толстяк в камуфляже и в разгрузке, забитой до отказа оружием и запасными магазинами. — Где остальные?
На плече у него висел укороченный автомат со складным прикладом. Может, он и есть главный? Я пока на всякий случай ничего не говорил.
— На нас напали бегуны, когда мы подбирали этого, — Вульф кивнул на меня. — Все погибли…
— Дьявол! — воскликнул толстяк, — Ты же стреляный воробей, как ты мог такое допустить?
— Они появились из ниоткуда. Сам знаешь, Шон, что эти мутанты быстрее ветра. Я ничего не успел сделать.
— Может это была засада? — толстяк Шон с подозрением уставился на меня. — Может, он навел их?
— Исключено, — замотал головой Вульф. — Его самого чуть не сожрали, и он спас мне жизнь.
Шон уставился на меня въедливыми поросячьими глазками, еле видимыми из-за выпирающих щек:
— Ты кто такой?
— Это апостол, — ответил за меня Вульф. — Но он, вроде как, все осознал. Готов вступить в наши ряды…
Толстяк плюнул мне под ноги, явно испытывая мое терпение. Он повернулся к Вульфу и сказал:
— Ты знаешь правила, он должен пройти проверку… То, что он спас нашего командира, это пойдет плюсом, но правила для всех едины.
— Конечно, — кивнул Вульф. — Я забрал у него пистолет. У него остался только нож.
Твою мать! Эти слова чуть не вырвались у меня вслух. Так получается, Вульф у них главный! Тот тип, который всех подозревает, и с которым я не смогу договорится на счет ношения оружия. Вот зараза! Как же я его не раскусил?
— Выделите Велу комнату и проводите его, — отдал распоряжения Вульф.
Ко мне подошла уже немолодая женщина с непослушной копной седых волос на голове, выцветшими голубыми глазами и умным пытливым взглядом.
— Меня зовут Кира, — улыбнулась она не по годам белозубой улыбкой. — Пойдемте, я вас провожу.
— Я Вел, давай без церемоний на ты?
— Давай. Есть хочешь? Скоро обед, мы питаемся в тюремной столовой, я покажу.
— Черт возьми, это самая хорошая новость за последние несколько дней. Давно я нормально не ел.
Мы вошли внутрь самой тюрьмы, преодолев два тамбура отгороженных решетками. Сейчас решетки были открыты. Но если зомби проникли бы на территорию, помещение вмиг превратилось бы в настоящую крепость. Если внутри есть запасы еды и воды можно выдержать любую осаду. Эх… Вот где надо было строить поселение клана, а не в пионерском лагере. Сюда, если даже горящий бензовоз прорвется — здание устоит. А гореть здесь нечему, сплошной бетон.
Мы оказались посреди просторного длинного коридора, по бокам которого располагались камеры с двухярусными нарами. Камеры, в основном, на четверых человек каждая. Попадались также и на двоих и реже одиночки. На нарах расстелены настоящие постели с одеялами и подушками. На столиках, приваренных к полу, книги, бутылки с водой, очки и прочие предметы быта мирной жизни. Тюрьма напоминала пансионат, где отдыхающим запрещали выходить за территорию в связи с неблагоприятной эпидемиологической обстановкой.
Люди с любопытством выглядывали из камер, рассматривая новичка. Белый день на дворе, а они сидят без дела, странно…
Кира, словно угадав мои мысли, сказала:
— Сейчас время перед обедом и у большинства перерыв. Лишь те, кто несет службу на вышках и на воротах работают посменно. Им нельзя отлучаться даже на минуту. Стоят по два часа, потом меняются. Два часа отдыхают и опять на пост. Все как принято было до этого. Эти правила кровью написаны, не мы их придумали.
— Для женщины ты хорошо осведомлена в таких делах.
— Я работала здесь…
— Ого! — удивился я. — И звание есть?
— Капитан, — улыбнулась Кира. — Капитан внутренней службы, завскладом была. И сейчас я, что-то вроде завхоза.
— Сколько всего в вашей общине человек?
— Тебе разве Вульф не рассказывал?
— Нет, мне кажется он почему-то не особо мне доверяет. И Шону я явно не понравился.
— Командир у нас скрытный, никогда не ясно, как он к тебе относится. Зато Шон эмоций не прячет. Он неплохой человек, просто импульсивный немного. И говорит то, что думает, дипломатия — явно не его конек. В общине нас около сотни, точно не могу сказать, это цифра меняется почти каждый день. Кто-то погибает на вылазках, кто-то приходит новый, иногда умирают от болезни здесь внутри. Есть у нас несколько хроников.
— А чем люди у вас занимаются?
— Мы называем себя затворники. Потому что большинство людей ни разу не вышли за пределы территории тюрьмы. Им и здесь находится работа. Электрогенератор мы переделали на тепловой, и кочегарка работает днем и ночью. Дрова привозим из соседнего леса. Есть у нас бригада лесорубов. Каждый день они пилят бревна и привозят их на грузовике. Есть отряды добычи ресурсов. У них самая опасная работа, вылазки бывают занимают по несколько дней. Они ищут бензин и продукты. С таким отрядом ты и приехал.
— Вульф ваш командир и сам участвует в вылазках? — удивился я.
— Редко, но бывает и такое. В этот раз он пошел, чтобы самому убедиться, что апостолов разбили. Мы с ними не сталкивались, повезло, но много слышали о их зверствах. Ты был один из них, расскажи… Это правда, что они хуже зверей?
— Правда, — кивнул я. — Основную часть клана составляли отморозки. Они признавали лишь власть сильного и власть страха. Чтобы держать их в узде их главный устраивал показательные казни. Любое поступок, направленный против клана, карался смертью прилюдно.
— Этот жрец хуже Сатаны, — пробормотала Кира. — Но он умелый политик.
— Не совсем умелый, — поморщился я. — Общину он все же просрал, а сам погиб в пожаре. Я лично видел его обгоревший труп. Если бы он не сгорел, я бы сам его порешил… Не нравилось мне там, давно хотел сбежать…
— Ну теперь все позади, — улыбнулась Кира. — Вижу, ты хороший человек. Если будешь приносить пользу, тебя примут в общину.
— А что вы делаете с теми, кто не прошел проверку?
— Раньше, тех кого не принимали в общину — отпускали. Таких было немного. Но последние двое, которых изгнали, вернулись потом с отрядом побольше и попытались захватить тюрьму. Мы отбились и теперь Вульф вряд ли будет отпускать изгоев.
— То есть, если меня не примут, то убьют?
— Не знаю…. Но ты не волнуйся. Ничего сверхъестественного от тебя не ждут. Работай на благо общины, не перечь командирам, не устраивай ссоры и распри и не подрывай авторитет Вульфа.
— Он так щепетильно относится к своей персоне? — удивился я. — Он напоминает мне диктатора…
— Нет, ему все равно на себя, но он понимает, что сейчас, как на войне. Выжить можно, если все беспрекословно подчиняемся только одному генералу. Как только начнется демократия, община погибнет. Сам понимаешь, ты же был в клане.
— Был, — кивнул я. — И кажется попал в новый.
— Ну нет, — замотала головой женщина. — Мы другие, мы не убиваем людей и не грабим. Мы просто выживаем. А вот и твое новое жилье.
Кира показала на крайнюю камеру одиночку.
— Ого, у меня отдельный люкс?
— Новички живут отдельно, и на ночь мы их запираем.
— Зачем? — я все больше и больше удивлялся новой общине. — Чтобы горло никому ночью не перерезали?
— И такое один раз было, — вздохнула женщина. — С тех пор и закрываем. Ничего личного, таковы правила.
— Да, я понимаю, — сказал вслух я, а про себя подумал: «Знала бы ты, кто я на самом деле… Вы бы меня уже убили бы раз десять».
Моя комната-камера оказалась довольной просторной. По площади она чуть уступала четырехместкам. Нары с ватным матрацем, столик с приваренной лавкой и в углу унитаз. Но туалетами внутри камер никто не пользовался. Водопровод в помещении был. Кира сказала, что автономная насосная станция работала исправно, снабжая общий туалет, душевой зал, прачечную и столовую. После обеда обязательно приму душ. О таком можно только мечтать. Даже у меня в лагере не было такой роскоши. Тюрьма оборудована всем необходимым для автономного существования. Как поведала Кира, здесь даже оказался огромный запас сухого пайка. Питание заключенных нельзя было прерывать, права человека, мать их… Паек хранили на случай перебоя с кормежкой, которые были за всю жизнь существования тюрьмы всего лишь один раз, когда размыло дорогу.
— Располагайся, — сказала Кира. — Через полчаса я зайду за тобой и проведу в столовую.
— Да я уже расположился, — ответил я. — У меня нет вещей, а те те что были — ваши забрали. Пистолет и нож. Я просто посижу, тебя подожду…
— Хорошо, — ответила она и скрылась за решеткой. Ее гулкие шаги, отдававшие эхом по коридору, становились все тише по мере удаления.
Я завалился на кровать. Постель непривычно белая и и пахнет свежестью. У них тут все, как у людей… Неплохо я устроился. Сейчас главное и — не наскочить и пройти проверку. А потом…
— Глазам не верю! — возле моей решетки выросла знакомая фигура. — Велиар, ты что ли?..