Кремлевское золото

ЗАВЕРШЕНИЕ ПУТИ ДЛИНОЮ В СЕМЬ ДЕСЯТИЛЕТИЙ

Когда читаешь книгу, можно с абсолютной достоверностью передать содержание предыдущих страниц, можно предположить, что будет описано на последующих, можно даже спрогнозировать финал. Но жизнь — не книга. Будущее предугадать не дано никому.

Мне интересно знать, предполагал ли Михаил Сергеевич Горбачев и его сподвижники, планируя перестройку, чем все это обернется для России и ее людей? Наверное, нет. Многие из тех, кто проявляли активность в первые годы перестройки, в том числе, и сам Горбачев, уже оказались за бортом истории. Не в том смысле, что они навсегда вычеркнуты из реальности, а в том, что их голос сейчас вряд ли имеет прежний вес. Возможно, так оно и должно быть. Само понятие «перестройка» неактуально в наши дни. А жизнь, как известно, жестокая вещь.

Но я задаюсь вопросом: что изменилось в нашей стране с приходом к власти реформаторов? Первый ответ, который лежит на поверхности, — изменилось очень и очень многое. Что конкретно, каждый способен решить, исходя из тех позиций, на которых он ныне находится.

В связи с этим, как мне представляется, возникает не менее маловажный вопрос: в чем причина таких разногласий? Чтобы понять это, нужно вернуться в не такое уж далекое прошлое и разобраться, как все начиналось и кто все начинал.

В свое время французский педагог Франсуа Жиакомини сказал:

«Я бы назвал Горбачева человеком, который способен ускорять идущие процессы. И, с другой стороны, держать их под контролем, следить за тем, чтобы их не «занесло». Французская история знает случаи, когда борьба за демократию кончилась террором. Возврата к прошлому в СССР я не вижу, поэтому на сегодняшний день, я думаю, что выбор заключается в следующем: либо Горбачев, либо взрыв.

Масштаб его личности сейчас признается всеми. Даже те, кто мало симпатизирует Советскому Союзу, подтверждают, что импульс к переменам в Восточной Европе дан Горбачевым, его политикой. Он положил конец «холодной войне», которая велась с 1945 г., и в более широком смысле — с 1917. Я читал его выступление в ООН. Эта речь содержит идеи планомерного масштаба, которые идут дальше формулировки целей на ближайшие годы. Он связывает политику и мораль, предлагает меры развития в соответствии с общечеловеческими ценностями.

Его проект переустройства советского общества должен привести к тому, что люди станут хозяевами своей жизни и одновременно свободны. Общество станет эффективным, но не пойдет по пути неконтролируемого либерализма, который сейчас угрожает миру. В этом смысле он тоже владеет ситуацией, так как понимает, что решение проблемы не в том, чтобы копировать Запад. Как говорится, одна Америка в мире уже есть, и надо попытаться построить другое общество — общество, где бы главенствовали человеческая мораль и солидарность».

Это свидетельство, как мне кажется, очень ценно. Во-первых, потому, что это взгляд со стороны. А во-вторых, потому, что здесь обозначены те опасные моменты, с которыми пришлось столкнуться архитекторам нашей судьбы. Результаты их деятельности мы имеем возможность ощущать на себе ежеминутно.

То, что Михаил Сергеевич Горбачев привнес процесс в наше общество, способны отрицать лишь закостенелые коммунисты-консерваторы, для которых чуждо понятие «истина». Это признается во всем мире, это подтверждает сама история. Он вывел страну из дипломатической (но не экономической) изоляции. Еще в конце 1879 г. Маргарет Тэтчер заявила своему министру иностранных дел лорду Каррингтону: «Я не разрешаю вам вести какие бы то ни было дела с этими русскими». Но ей достаточно было трех с половиной часов беседы с Горбачевым, чтобы понять, что с русскими можно и нужно вести дела. Такая положительная оценка оказала воздействие на богатейшую советскую номенклатуру. В конечном итоге визит Горбачева в Лондон повлиял на избрание его секретарем ЦК КПСС в 1985 г. До этого момента у Горбачева были весомые соперники — В. В. Гришин и Г. В. Романов.

Вокруг Михаила Сергеевича Горбачева складывается парадоксальная ситуация. С одной стороны, мало кем отвергается его прогрессивное значение, как политического деятеля. Но в то же время, как в годы перестройки, так и в наши дни его образ окрашивается в черные тона. За границей его любят, у нас же в стране отношение к нему доходит до нескрываемой неприязни.

Вот как над этой проблемой размышляет Юрий Бокарев:

«Сделав ставку на Горбачева, номенклатура не сразу поняла, что просчиталась. Секретари московской и ленинградской партийных организаций были куда более лояльными людьми, чем бывший ставропольский секретарь. Сознавая себя «отцом русской демократии» и избранником Запада, Горбачев не всегда учитывал интересы своего класса. Не имея никаких шансов стать своим для демократов, он, тем не менее, пошел гораздо дальше, чем того хотела номенклатура. Это стало причиной его политического одиночества. Но перед этим он едва не уничтожил тот класс, который поставил его у власти. И, хотя это произошло отчасти случайно, это была именно та случайность, которую продолжают исторические закономерности.

Начатой Горбачевым перестройке предшествовала перестройка внутри номенклатурного класса. Известно, что, по меньшей мере, до начала 80-х годов номенклатура считала все национальное богатство своей страны коллективной собственностью. По мере личного обогащения за счет взяток и хищений номенклатурщики стали предпочитать личную собственность коллективной. Дело доходило до смешного. Государственный «ЗИЛ» ценился ниже, чем личные «Жигули». Роскошным государственным дачам стали предпочитаться тесные, но собственные домики. Пользование государственным имуществом стало признаком низкого социального статуса внутри номенклатурного класса. Коллективная собственность стала ненавистной, ничьей. Может быть, поэтому номенклатура вплоть до начала 90-х годов так и не созрела для идей тотального передела между собой своей недвижимой коллективной собственности.

Номенклатура упорно отвергала предлагавшиеся западными собеседниками с конца 80-х годов идеи приватизации. Как можно поделить то, что номенклатура привыкла тайно использовать в целях извлечения личной прибыли? Иное дело передать кому-либо за взятки право на пользование государственной недвижимостью, накопить на этом капитал, приобрести на него такие вещи, которые недоступны коллегам. В этом удовольствие, в этом весь смысл жизни. Вот почему номенклатура раньше созрела для идей свободы личного обогащения, развития рыночных отношений, насаждения мелкого предпринимательства, во всем зависимого от чиновников. Именно с этого и началась перестройка».

Общеизвестно, что нельзя перестроить общество, не перестроив сначала человеческое мышление. Мышление советской номенклатуры, как я себе это представляю, нельзя переделать никогда. Ее жизненное кредо — фальшь. Зачем брать на себя такую ответственность, как приватизация государственной недвижимости? Ведь в случае чего за ошибки придется отвечать перед обществом, которое доверило тебе свою судьбу. И взятый курс на перемены… Что он означает? Не то ли, что обогащение, как социальное стремление, уже не отвергается общественным мнением? Но демократическая система предполагает, что путь к обогащению открыт для всех. В таком случае, что нужно сделать, чтобы в кратчайшие сроки удовлетворить желания всего общества? Номенклатура еще не дошла до понимания того, как открыто накормить волков и при этом сохранить в целостности поголовье овец.

Однако, давайте посмотрим, какого мнения по вопросу личного благосостояния придерживался сам Михаил Сергеевич Горбачев. Во время визита в Лондон мировая общественность смогла убедиться в том, что Горбачев и его супруга Раиса Максимовна, — очень богатые люди, даже по западным меркам. Раиса Максимовна, к примеру, обладала «золотой» кредитной карточкой «Америкэн экспресс», доступной лишь миллионерам. По ней она расплатилась за алмазные сережки, стоимостью в 1780 долларов. Сам Горбачев заказал себе несколько костюмов у «Дживса и Хоука» — самых престижных дорогих портных, столетиями обслуживающих членов королевской семьи.

Отсюда возникает вполне закономерный вопрос: уж не получила ли чета Горбачевых многомиллионное наследство, оправдывающее такое состояние. Если нет, то каким «честным» путем оно было нажито при неблагоприятных для накопительства советских условиях? Этот серьезный вопрос имеет не менее серьезные последствия, в том числе, это отразилось и на снижении популярности Горбачева среди соотечественников. Конфуций сказал: «Когда государство не управляется согласно с разумом, то постыдны богатства и почести». Нельзя достичь абсолютной честности и требовать этого от других, не будучи при этом откровенным самому.

Вспоминает М. С, Докучаев:

«В день смерти К. У. Черненко состоялось заседание Политбюро, на котором решалась судьба М. С. Горбачева. С предложением о выдвижении кандидатуры на пост Генерального секретаря ЦК КПСС первым тогда выступил Г. В. Романов и, согласно завещанию К. У. Черненко, выдвинул В. В. Гришина. После этого встал А. А. Громыко и заявил, что хватит нам носить гробы, пора выдвигать молодые кадры с перспективой на ближайшие десять лет и более. Он настоял на кандидатуре М. С. Горбачева, который и был избран на пост Генерального секретаря большинством в один голос.

Нужно откровенно сказать, что коммунисты и весь советский народ восприняли его назначение весьма одобрительно. Он был молод, но уже с достаточным стажем партийной и хозяйственной работы, пообтерся к тому времени в верхних эшелонах руководства, имел соответствующие внешние данные, хотя очень стеснялся показывать родимое пятно на голове. Со временем он и к этому станет относиться спокойно.

Перед партией и народом по-прежнему стояли огромные проблемы, и, в первую очередь, связанные с экономикой и поднятием ее на уровень современности на базе дальнейшего развития научно-технического прогресса. До этого были приняты две весьма содержательные программы: продовольственная и экономическая, однако, они здорово пробуксовывали, и дело шло крайне плохо…

Тогда возникла идея перестройки, глашатаем которой стал М. С. Горбачев. Она пронизала всю жизнь Советского социалистического общества…

В первые годы деятельность М. С. Горбачева была плодотворной и насыщенной огромным количеством различных мероприятий как внутреннего, так и внешнего характера. Он подавал пример в делах перестройки и призывал к участию в них всех способных на то партийных и общественных деятелей, тружеников города и села. Он много ездил по стране и ежегодно совершал три-четыре важных поездки за границу…

Первый его визит в капиталистическую страну был осенью 1985 г. во Францию. После Парижа супруги Горбачевы осмелели и стали выезжать в зарубежные поездки все чаще и чаще. В ходе их для службы безопасности появились новые проблемы, связанные с личной амбициозностью как самого М. С. Горбачева, так и его супруги. Они наотрез отказывались от поездок в ходе визитов на местных автомашинах, хотя по протоколу любой страны гости обязаны совершать все поездки на транспортных средствах только того государства, в котором они находятся. По-видимому, примером в этом для Горбачева послужили поездки президента и госсекретаря США, которые разъезжают везде на своих самолетах и в своих автомашинах.

Даже в соцстраны, где имелись наши отечественные машины «ЗИЛ-115», Горбачев приказывал направлять для себя автомашины гаража особого назначения. Это подчас вызывало недоумение у друзей, возражения, но приходилось настаивать, убеждать, просить, доказывать, что так надо. Обычным доводом в таких случаях был тот, что М. С. Горбачев является Представителем Государственного Комитета Обороны и обязан находиться в своей машине со специальной связью. Для мадам такой довод не подходил, но она всегда ставила вопрос ребром: будет ездить только на советской автомашине и со своим водителем. Нужно было как-то скрыть это мещанство, и поэтому решили наши автомашины предоставить и другим членам Политбюро, а также охране.

Дело заключалось не столько в самих машинах, сколько в их транспортировке. Каждая загранпоездка при такой постановке дела требовала доставки в страну визита до двадцати автомашин марки «ЗИЛ-115». Под них необходимо было семь транспортных самолетов «Ил-76», каждый из которых берет на борт три автомашины. Учитывая, что перелеты осуществлялись также и по стране, в которую наносился визит, порой переброска автомашин требовала до 30 и более полетов самолетов. Если представить себе визиты в Вашингтон, Нью-Йорк, на Кубу, в Дели, то нетрудно подсчитать, во что обходилась эта переброска автомашин, да еще при нашем дефиците горючего.

С другой стороны, с каждым разом увеличивалось число членов делегаций, сопровождающих лиц, сотрудников охраны и связи и обслуживающего персонала. В общей сложности все это в последнее время достигло 400–500 человек, для которых также требовалось не менее пяти-шести самолетов. Таким образом, каждый визит Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, а затем Президента СССР обходился Советскому государству и народу в весьма круглую копеечку.

Нам, сотрудникам безопасности, порой было странно наблюдать, как президенты и главы правительств других государств прилетали к нам с визитами на самолетах типа «Фалкон», рассчитанных всего на десять-двенадцать пассажиров. Да и наши руководители до Горбачева никогда не злоупотребляли своими возможностями. Обычно под делегацию, возглавляемую Л. И. Брежневым, выделялось два самолета. О доставке своих машин не было и речи. Ездили на том транспорте, который предоставляла принимающая сторона и не показывали своего расточительства и барства».

Автор пишет, что Михаил Сергеевич Горбачев и его супруга не отличались скромностью, что проявлялось во всех областях жизни. Как утверждает Докучаев, «барством Горбачев страдал еще со времен Ставрополья, когда он был первым человеком в этом богатом обширном крае. Уже тогда он частенько наезжал в государственные особняки на Северном Кавказе, предназначенные для отдыха высоких советских руководителей, и устраивал там пышные попойки. Затем, будучи в Москве и войдя во вкус власти, он во всей полноте показал себя великим стяжателем. Он стал строить себе особняки и квартиры, приморские дачи, которые обошлись государству в весьма кругленькие суммы.

Горбачев жил на прекрасной государственной даче под Москвой, доставшейся ему по наследству от предшественника Ф. Д. Кулакова, но она почему-то его не устраивала. Ему построили новую дачу на участке земли, когда-то принадлежавшем царскому премьер-министру Витте. Эта дача по прошлым ценам обошлась государству в 6,5 миллиона рублей, не говоря о затраченной валюте.

По распоряжению Горбачева была реставрирована дача в Ново-Огареве под зимнюю резиденцию для приема иностранных гостей. В действительности, она стала домом приемов Горбачева и его супруги и обошлась в 5 с лишним миллионов рублей. На этоц даче принимали всего лишь нескольких глав государств и правительств: Р. Рейгана, Р. Ганди и, кажется, Миттерана. Там отмечались два-три раза новогодние праздники с участием членов Политбюро и их жен. Когда Р. М. Горбачева показывала этот особняк Соне Ганди, та спросила ее: «А это ваш собственный особняк?» Хотя Р.М. Горбачева ответила, что это государственной здание, в действительности, оно находилось только в распоряжении президента Горбачева и его супруги.

Филиал этой резиденции в Ново-Огареве был также отремонтирован, обставлен богатой мебелью и превращен в дом переговоров Горбачева с президентами союзных республик.

В последние годы для Горбачева построили две дачи на Черноморском побережье: в Крыму — в Форосе и на Кавказе в районе Пицунды. В обоих этих районах уже имелись прекрасные дачи, на которых с удовольствием отдыхали Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов и другие советские руководители, но, видимо, они не пришлись по вкусу супругам Горбачевым.

В Форосе была построена дача (вернее, комплекс современных зданий, в которые входят: резиденция, гостиница на 300 мест, бассейн, гаражи, подсобные помещения, пляжные сооружения и т. п.) общей стоимостью в 5,5 млн. рублей, не считая валютных затрат, а в Пицунде — не меньший комплекс, стоимостью 13 млн. рублей при дешевой солдатской рабочей силе.

После того, как эти дачи сдали в эксплуатацию, несколько сот человек получили в качестве премии крупные суммы денег. Среди них были министры, их заместители, начальники главков, не менее сотни генералов. Когда же Горбачев с семьей прибыл на отдых в Форос, то случился курьез. Его дочь стала открывать занавес в спальной комнате, и гардина сорвалась со стены — видимо, была слабо прибита — и ударила ее слегка по голове. Это послужило причиной снятия с должностей и увольнения со службы двух десятков генералов и офицеров службы безопасности, а также строгого наказания других лиц, причастных к строительству этой дачи.

Имелась прекрасная квартира на улице Щусева, однако, Горбачеву и ряду его близких членов Политбюро построили состоящий из нескольких квартир дом, который также стоил немалых средств.

Следует также сказать, что почти каждый год рабочие кабинеты Горбачева в Кремле и в здании ЦК КПСС основательно ремонтировали, меняли их интерьер и мебель. Можно представить, что такого имперского барства не позволял и не позволяет себе ни один другой глава государства. Немаловажным подтверждению этому являются и поездки супругов Горбачевых в другие страны, о чем говорилось выше, издание ими громадными тиражами за границей и в Союзе книг, за что они получили весьма солидные гонорары.

То, что Горбачев и его супруга требовали повышенного внимания к себе, можно заключить по изменениям в дипломатическом протоколе. Никто, например, из бывших руководителей страны не принимал так помпезно высоких иностранных гостей, как это начали делать они в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. К этому времени наглядно проявились и другие личные качества Горбачевых. Они показали себя людьми «в себе», то есть людьми, которые не допускают никого в свою семейную орбиту и, тем более, не заводят близких и дружественных отношений с другими. Наибольшее сближение у них было с Болдиными, но и то до определенной поры. Не нашли они друзей и среди членов Политбюро, других видных деятелей Советского государства, не говоря уже о простых людях.

Свою общительность они проявляли, главным образом, в рамках протокольных мероприятий и по служебной линии. Во время визитов за границу они любили по вечерам и даже поздно ночью устраивать обеды с приглашением близкого окружения и известных деятелей науки и культуры. С другой стороны, у них стала проявляться тяга к знакомству с видными людьми в зарубежных странах, к поездкам за границу и иностранным почестям. Последнее подтверждается тем, что Горбачев за время своей деятельности в должности Генерального секретаря и главы государства не получил, даже в честь своего шестидесятилетия, никаких советских наград, зато с огромным удовольствие принимал их от западных государств и различных иностранных организаций».

«Власть меняет нравы», — утверждали древние. С этим я абсолютно согласна. Конечно, некоторые предпосылки к подобным изменениям должны быть, но еще никто не избежал «звездной болезни» популярности. А кто, как не лидер государства, обладает наибольшей популярностью в этом государстве.

Об этом вспоминает телохранитель Горбачева, опубликовавший свои мемуары под псевдонимом Ян Касимов:

«Мои коллеги, работавшие с Горбачевым до того, как М. С. стал первым человеком страны, вспоминают, что тогда Р. М. была совсем другой. Она могла кататься за городом на велосипеде, общаться с окружающими. В общем, вела себя вполне естественно. К сожалению, я застал ее уже взбалмошной, избалованной всеобщим вниманием и внешним поклонением женщиной. Впрочем, «благодарить» за это следует ее и ее ближайшее окружение. Сколько раз я слышал семейные голоса Кручины, Болдина, обращенные к ней. Но только ли они? Высокопоставленный дипломат умилялся: «Ах, какой у вас замечательный английский! Это же Нью-Йоркский диалект!»

Кстати, о дочери Ирине. Она все эти годы ездила на машине мужа, в «Жигулях» («восьмерке») цвета мокрого асфальта. Анатолий, правда, их несколько раз разбивал. Тогда на заводе по спецзаказу делали новые, но точно такой же марки и цвета. И за Ириной, и за Анатолием всегда, без исключения, следовала машина с «целью наружного наблюдения». Это делалось так аккуратно, что супруги могли не замечать, хотя, наверное, догадывались. В любую минуту дня и ночи Горбачев мог спросить: «Где Ирина?» — и ему немедленно давали исчерпывающий ответ.

Знал он все и об Анатолии, о том, для чего тот вечерами, случалось по несколько часов, просиживал в гараже. Поэтому М. С. не раз проводил с ним воспитательные беседы на тему «трезвость — норма жизни».

На скорости двести километров в час мы влетаем на дачу (подмосковная Барвиха-4). Кругом редкостный лес: реликтовые корабельные сосны. Дача невысокая, но просторная, с небольшим бассейном, каминным залом, домашним кинотеатром, двумя спальнями на втором этаже, кабинетом и гостиной. Есть еще дань номенклатурной традиции — бильярдная. Ею М. С., вообще, не пользовался. Он, вообще, не играл ни в какие игры, любой спорт игнорировал. Единственно, что, действительно любил, так это спокойно поплавать, понежиться в бассейне, особенно, по утрам, перед работой.

Дом был поделен на две половины. В одной жили М. С. и Р. М., в другой — члены семьи: Ирина, Анатолий, внучки Ксюша и Настенька. Иногда приезжали мама и сестра Р. М. и — все. Ни единого гостя, никаких шумных «посиделок». Жизнь затворников.

Если М. С. был пунктуален, то Р. М. — типичная «копуха». Когда за рубежом супруги готовились идти на официальный прием, то М. С. вечно ждал жену, которая мучительно долго выбирала, в какой наряд ей облачиться. Она пристально следила и за его внешним видом. Ходят многочисленные слухи о ее расточительности за границей. В зарубежных поездках я был при Р. М. только эпизодически и чего-то подобного не припомню. Скажу больше, у нее с собой не было не только «золотой» кредитной карточки, но и элементарной наличности. И приходилось как-то выходить из положения. Р. М. изобрела нехитрый способ — пользуясь тем вниманием, которое естественно или искусственно создавалось вокруг нее, она выбирала магазинчик и заходила «поглядеть».

В Мадриде — это была чуть ли не последняя их поездка в качестве главы государства и «первой леди» — Р. М. приглянулся парфюмерный магазин. Она зашла в него и, как написали в советской хронике, «выразила восхищение» дорогими духами. По практике нескольких лет она, видимо, предполагала, что хозяин вручит приглянувшийся флакон в подарок.

На сей раз вышла осечка.

Тогда Р. М. в растерянности повернулась к начальнику протокола Владимиру Шевченко. Он же — хранитель финансов во время визитов. Шевченко, конечно, не мог отказать».

Известно, что сколько людей, столько и мнений. В. Соловьев и Е. Клепикова в книге «Заговорщики в Кремле» трактуют падение нравов высокой четы вследствие «искушения властью» таким образом:

«Как секретарь ЦК, Горбачев получил в Москве пятикомнатную квартиру в правительственном доме на улице Алексея Толстого, откуда, спустя три года, переехал в еще более роскошную квартиру в доме 26 по Кутузовскому проспекту, где его соседями оказались Брежнев, Андропов и Черненко, и это тесное соседство сыграло немаловажную роль в его дальнейшей карьере.

Предприимчивая Раиса Максимовна быстро обставила квартиру в 200 квадратных метров дефицитной финской мебелью, украсила ее дорогими бухарскими коврами, старинным фарфором и новинками западной техники. В отсутствие мужа она приглашала своих прежних приятельниц полюбоваться своей «королевской» — по советским стандартам — квартирой. Благодаря этому мы и смогли ее вкратце описать.

Хотя Брежнев и брал Викторию Петровну за границу (в народе ее называли «бесплатным приложением к Брежневу»), ей было строго-настрого заказано говорить о политике, об экономике, о собственном муже и о фактах его биографии, а также обо всем, что так или иначе касалось внутренней жизни СССР. Единственные дозволенные ей темы были погода и семья, однако, даже о собственной семье она была обязана говорить поверхностно, без интимных деталей. К этому надо было добавить тщательно продуманный «представительный» туалет для кремлевских жен за границей, который включал туфли на высоком каблуке, хотя у себя дома они явно предпочитали, ввиду своих габаритов, устойчивый низкий каблук.

Общительная и болтливая Галина Брежнева рассказывала, какая мука была для ее грузной матери носить эти обязательные модные узкие лодочки, в которые с трудом, как в знаменитое орудие пытки, втискивали ее распухшие от ходьбы ноги. Схожие муки испытывала прежде и Нина Петровна Хрущева, но она хоть иногда во время неофициальных приемов потихоньку снимала туфли и давала отдохнуть гудящим ногам, а вот Виктория Петровна Брежнева — не смела…

Впрочем, время шло, и старомодный, чопорный кодекс поведения кремлевских жен за границей был в срочном порядке модернизирован в приближении к европейскому вольному этикету Раисой Максимовной Горбачевой, которая оказалась на целых два поколения моложе своих «коллег».

Когда она прибыла с мужем накануне Рождества 1984 г. в Англию, у нее, единственной из всех кремлевских жен, было свое, независимое от официального, расписание встреч и экскурсий… Будучи женщиной тщеславной и модной, она разбила в пух и прах многолетнюю традицию солидного и непременно представительного гардероба кремлевских жен на официальных приемах… и предпочла модные шелковые блузки и удлиненные костюмы, попеременно сменяя белую норковую горжетку на шубу из нутрии, производя сенсацию, появившись на приеме в советском посольстве в кремовом атласном платье и шитых золотом открытых туфлях.

«Что за контраст с другими женами советских руководителей, которые выглядят так, как будто их только что привезли со строительства сибирской плотины!» — писала одна из английских газет.

Даже по западным представлениям о поведении первой леди Раиса Горбачева слегка перебрала с гардеробом, который меняла иногда несколько раз в день. Лондонский визит мадам Горбачевой был ее первым выходом в свет, и, наслаждаясь вниманием и восторгами западной прессы, она, безусловно, переувлеклась в своем женском тщеславии, которое никак не могла удовлетворить на Родине, где кремлевские жены живут как монастырские затворницы, хотя и в очень привилегированном монастыре. В отличие от Хрущева и Брежнева, которые во времена официальных заграничных поездок держали своих жен в железной узде, а также Андропова, который из профессиональной любви к тайнам, ухитрился само существование своей жены сделать проблематичным (советские и зарубежные граждане впервые увидели ее на похоронах), Горбачев предоставил своей жене полную свободу действий за границей…

Поэтому в Англии, а позднее во Франции, Швейцарии, мадам Горбачева вела себя вольнее и чувствовала непринужденнее, чем все предыдущие кремлевские жены, как бы сознательно взрывая традицию их унылого, церемонного престарелого существования…

Однако, шутки шутками, а Раиса Горбачева допустила серьезный тактический промах с точки зрения советской государственной морали.

Не совладав со своей страстью, к драгоценным камням, которая сама собой предосудительна для почетной представительницы государства рабочих и крестьян, Раиса Горбачева купила в фешенебельном лондонском магазине «Картье» бриллиантовые сережки стоимостью 2500 долларов и расплатилась за них с помощью кредитной карточки «Американ Экспресс». Это было уже беспрецедентное, из ряда вон выходящее событие: никогда раньше ни один руководитель Советского Союза, ни, тем более, его жена не имели «Американ Экспресс», наличие которой предполагает, что у владелицы имеется счет в одном из западных банков или, что значительно вероятнее, Советское правительство, имеющее такие счета, оплачивает такие покупки.

Ведь даже Брежневу, с его почти патологической страстью к иностранным автомобилям, приходилось заниматься ловким вымогательством у правительств западных стран, чтобы добыть очередную машину-люкс для своей коллекции, в то время, как жена будущего кремлевского лидера спокойно и даже демонстративно покупает бриллиантовые серьги за государственный счет (все члены Политбюро и Секретариата имеют право, разумеется, секретное и нигде не обнародованное, на «открытый счет» в Государственном банке, откуда могут брать, когда угодно и сколько угодно рублей, но не твердой, свободно конвертируемой валюты за границей!)».

Что вытекает из этих рассуждений очевидцев? У руля перестройки встали люди, принадлежавшие той же системе и мыслившие, как представители этой системы, которую они собирались перестраивать. Сами они еще не доросли до понимания прав и обязанностей собственника, но учили этому нелегкому делу народ. Как? Естественно, голословно.

Я не знаю, как все обстояло в действительности и не могу достоверно сказать, что руководило этими людьми. Возможно, когда-нибудь это покажет время. Я также не уверена относительно того, что Михаил Сергеевич Горбачев понял, какую ошибку совершил, не перестроив сначала себя и советскую партийную номенклатуру, прежде чем выйти с этой широкомасштабной программой в народ. Но мне совершенно очевидно, что именно эта ошибка привела номенклатуру и лично Горбачева к политической гибели. И поэтому же демократические-процессы в обществе приобрели в тот период оттенок фарса.

Номенклатура старалась выжить в этих сложных для нее условиях. Народу была дарована гласность, а с ней и все вытекающие отсюда последствия. Народу также была дарована возможность работать и зарабатывать деньги, как это делается там, за пределами Советского Союза. Появились кооперативы. А вместе с ними открылась возможность грабить эти кооперативы всем, кто только пожелает. Таким промыслом не гнушались промышленники, чиновники, милиция, уголовники и т. п. Государственная торговля все еще занимала стабильные позиции и предоставляла обществу товары по утвержденным государством ценам. Альтернативная — кооперативная, — хотя и завышала цены, но это можно логически объяснить. В недрах ее зарождались собственнические отношения, а они шли вразрез с главенствующей позицией советского законодательства. Номенклатуре, однако, было в определенной степени выгодно кооперативное движение. Держа в руках идеологию, она могла не опасаться за растление советского человека всякими там капиталистическими идеями. А с кооператоров, помимо всего прочего, можно было неплохо поживиться. Они нуждались в помещениях, и чиновники сдавали им их в аренду из государственного жилого и нежилого фонда. Кооператоры постоянно зависели от разных обстоятельств: их могли лишить права на существование государственные банки, милиция, санэпидемнадзор. За благосклонность приходилось расплачиваться, — ведь этот путь проверенный, а значит, самый точный. Еще одной угрозой кооперативного движения был рэкет, с которым правоохранительные органы боролись неохотно.

Когда же кооператоры пошли на вынужденные меры и значительно подняли цены, начались поджоги арендованных ими помещений. Наконец, получивший право на выражение собственного мнения народ стал высказывать опасение, что кооперативное движение представляет собой угрозу его материальному благосостоянию. В силу этих и других причин кооперативы стали утрачивать свое первоначальное значение. Номенклатура, прекрасно понимая, что от этого движения исходит и материальная угроза для нее самой, не поспешила поддержать его. Сильный конкурент — опасный враг.

Нужно было искать новый, более надежный источник доходов. Тратить «НЗ», деньги партии, не хотелось, но пришлось. Первым был задействован резерв — комсомол. Получив партийное благословение, и что, главное, — материальную и финансовую поддержку, — он начал заниматься бизнесом. Повсеместно стали открываться комсомольские бары, клубы, дискотеки, устраиваться различные увеселительные акции для молодежи. Этим мероприятием партийная номенклатура убивала сразу двух зайцев. Во-первых, делом занимались идеологически подкованные люди. Во-вторых, деньги не тратились впустую, а приносили Доход.

Но этого было мало. Предприимчивых людей не могли остановить трудности, кооперативное движение хоть и развивалось медленно, но все же не заглохло вообще. И отменять его никто не собирался. Тогда в стране начали появляться различные акционерные организации: банки, биржи, торговые дома, производственные предприятия, которые учреждались на партийные и государственные деньги. Свои силы в бизнесе пробовали конкретные номенклатурные подразделения, такие, как министерства, облпотребсоюзы, учебные и научно-исследовательские институты, даже коммерческие депутатские центры. Первой ласточкой номенклатурного бизнеса стала акционерная компания закрытого типа «Совкомфлот», созданная Министерством морского флота СССР в апреле 1988 г. Она прославилась тем, что отказалась оплатить размещенные в ФРГ заказы на постройку семи судов, объявив себя банкротом. В результате пострадали немецкие судостроительные фирмы.

Во главе акционерных организаций были поставлены «свои», надежные люди, которыми легко управлять. Зачастую это были дети и родственники номенклатурных работников. Так, в апреле 1989 г. К. Боровой, сын известной работницы партаппарата, основал первую акционерную биржу — Российскую товарносырьевую. Главным экспертом этой биржи стала Ирина Хакамада, дочь влиятельного деятеля японского коммунистического движения, в свое время эмигрировавшего в СССР. Таких примеров множество. Но номенклатура снова просчиталась. Вскоре ей пришлось убедиться, что контролировать бизнесменов, пусть даже и близких, своих, невозможно. Социалистические представления о бизнесе не уживались с самим понятием «бизнес». Возглавив банки и биржи, бывшие номенклатурные работники быстро вошли во вкус и оторвались от своего класса. Они стали жить за счет банковской и биржевой прибыли. А остальная часть, значительно большая, по-прежнему существовала за счет прибыли от руководимых ею государственных предприятий и партийных взносов. Конечно, обе части номенклатуры на определенном этапе нуждались друг в друге. Первые не могли развиваться, не получая от вторых их денежных средств, а вторые охотно доверяли свои деньги банкам, надеясь вернуть их с процентами. Однако, вторая часть номенклатуры понимала, что долго такое продолжаться не сможет и что путь, на который они ступили, очень рискованный.

Анализируя эту ситуацию, Юрий Бокарев пишет:

«Однако, бывшая номенклатура, при ее гигантском опыте управления плановой экономикой, не имела навыков ведения капиталистического хозяйства. В 1990–1991 гг. я проанализировал деятельность нескольких товарных бирж и понял, что доход с оборота составляет довольно скромную часть их расходов. В основном, биржи существуют за счет средств, внесенных учредителями и полученных от продаж акций. Как только спрос на их ценные бумаги упадет, биржи разорятся. А значит, пропадут те денежные средства, которые в них вложены учредителями и инвесторами.

В 1991 г. М. С. Горбачев и Н. Е. Кручина санкционировали законность обращения партийных денег в акции и другие ценные бумаги ведущих иностранных корпораций, с тем, чтобы сохранить их в условиях возможной инфляции, нарастить за счет депозитов, а в случае нужды, легко можно было обратить в твердую валюту. Распоряжение было секретное. Знали о нем очень немногие. Специалисты по ценным бумагам к этой операции подключены не были. Она осуществлялась, в основном, через брокерские фирмы.

В это время я был аналитиком одной из брокерских фирм. На мой компьютер поступали сводки с фондовых бирж и фондовых отделов бирж. Среди предлагавшихся для продажи ценных бумаг наших жалких акционерных предприятий внезапно появились акции ведущих американских корпораций. Сначала я не поверил и стал наводить справки. Сомнений не было: на биржах, действительно, были выставлены на торги акции американских корпораций. Все-таки я отнесся к этим бумагам скептически. Во-первых, поражало обилие самых крупных фирм (включая даже «Bank of America»). Во-вторых, насторожило отсутствие указания продавца. В-третьих, вызвало подозрение близость цен на акции на наших биржах с их мировыми ценами. В условиях ажиотажного спроса на акции такое было невозможно…

Поэтому я никому не рекомендовал их приобретать. Тем не менее, эти бумаги расходились. По приблизительным подсчетам их было продано на сумму в 100 млрд, долларов.

Все разъяснилось в конце 1991 г. В 80-е годы американский «Ситибанк» при переходе на электронную технологию решил избавиться от ставших ненужными сертификатов акций и обратился к компаниям, специализирующимся на уничтожении бумаг. Многие из этих компаний контролируются американской мафией. Дело в том, что поступающие из банков бумаги используются для изготовления фальшивых банкнот. Американская мафия тесно связана с итальянской, а последняя, в свою очередь, установила контакты с русской. Итальянцы и предложили русским коллегам аннулировать ценные бумаги ведущих американских корпораций. Отсюда они попали на наш фондовый рынок. А вырученные таким образом миллиардные суммы поделила международная мафия.

Конечно, не только КПСС тратила свои сбережения на эти липовые акции. Росту спроса на эти бумаги со стороны коммерческих организаций способствовали постоянные угрозы правительства Валентина Павлова засветить иностранные счета русских коммерческих фирм. В результате, лишились капитала многие теневики, была потеряна часть выручки от экспорта 1991–1992 гг., часть активов коммерческих банков оказалась липовой. Но главное — КПСС лишилась значительной части своих денежных средств. Я думаю, что именно это заставило Кручину покончить с собой».

Конечно, это лишь одно из мнений по поводу того, куда подевались деньги КПСС. Я думаю, найти истинный ответ на этот вопрос удастся весьма и весьма не скоро. И, прежде всего, потому, что живы еще свидетели и непосредственные участники тех событий. Коммунисты вновь набирают силу, и, кто знает, какие средства поддерживают их существование. Ясно одно: так просто партия на могла лишиться своих денег.

Но, «лишившись денег, — продолжает автор, — партия уже не могла претендовать на прежнюю роль в обществе. Она не могла создавать общественное мнение, проводить демонстрации, влиять на избирательные кампании. Поэтому ее легко мог запретить Б. Н. Ельцин в октябре 1991 г. Партия была главной опорой номенклатурного класса. После ее уничтожения он не мог консолидироваться и оказался на грани уничтожения».

Кстати, об акциях. В это тяжелое смутное время повсеместно — начиная с высоких кабинетов, в кулуарах Верховного Совета СССР, на предприятиях и в различных организациях, и заканчивая тесными кухнями обычных советских тружеников, — обсуждался вопрос приватизации государственной собственности. Обсуждение проходило в напряженнейших спорах, доходящих порой до рукоприкладства. Следует заметить, что дело это было нелегкое, и мало кто понимал, как, вообще, осуществить приватизацию государственной, т. е. народной и одновременно общей, собственности. Не опускаться же до примитивного передела на всех по части. Тогда в стране обязательно наступит разброд и шатание.

Хотя, если быть до конца откровенной, такие мысли не раз возникали у государственных мужей. В шутку, всерьез или от безысходности, но появлялись идеи вернуть людям то, что было отнято у них за период Советской власти. Но тут опять же возникали сомнения: кто истинный владелец всех этих благ? Если искать его, то можно уйти далеко. И опять все возвращалось на круги своя.

Нет, до такой степени, законодатели, конечно, договориться не могли. Помимо возврата предлагались также аренда и выкуп. На мой взгляд, безвозмездная приватизация госсобственности носит абсурдный характер. Земля — крестьянам, это еще как-то укладывается в голове. Квартиры — жильцам, с этим тоже проблем не возникает. Но как быть с заводами, фабриками, культурными учреждениями и т. п.? Разделить их невозможно. Если по такому пути пойти, то дорогостоящее метро должны были поделить между собой метрополитеновцы, самолеты — летный состав, космические корабли — космонавты, Кремлевский Дворец съездов — обслуживающий персонал, убогие сапожные мастерские — сапожники, а дворникам ничего другого не оставалось бы, как взять себе метлы. Предлагали все раздарить, но не всем, а только желающим. И не все предприятия, а только мелкие, с преимущественным правом передачи в частную собственность их работникам. Но и это не являлось решением проблемы. Хотя бы потому, что желающих могло оказаться гораздо больше, чем требовалось. Да и подобный способ напоминал бы растаскивание госимущества по «большому и маленькому» кирпичикам.

Наконец, запутавшись во всевозможных вариантах решения проблемы, государственные мужи обратились к опыту экономически развитых стран. Взять, к примеру, опыт США и других государств, где профсоюзы «откупают» имущество у владельцев и распределяют его в виде акций между работниками каждого предприятия. Таких «народных» предприятий в США около 3 %. Но профсоюзы были не готовы материально к выкупу госсобственности в пользу граждан. Пример Англии, где денационализация шла только путем выкупа, также не подходил. Ни в одной другой стране мира у населения не отбиралась в госкарман такая доля ресурсов, как при командно-административной экономике в СССР. И нигде поэтому госсектор не разбух до практически единственной сферы производства, до гос долга страны перед народом.

Трудность в решении вопроса о приватизации государственной собственности заключалась, прежде всего, в том, что никто не знал размеров госсобственности. Любое государство, по каким бы экономическим и политическим законам оно не развивалось, формирует для выполнения своих функций государственный «капитал». На верхнем уровне сосредотачиваются военные сооружения, объекты государственной финансовокредитной системы, имущество милиции, органов безопасности, космодромы, линии связи, музеи, национальные театры, библиотеки, высшие учебные заведения, техникумы, школы, больницы и т. п. Непонятно, что оставить в ведении государства, а что передать-продать-подарить народу? Можно представить себе коммерческие театры, выставки, больницы, учебные заведения… Но как вообразить себе коммерческое военное сооружение?

Как известно, земля и другие природные ресурсы, от Бога, а не от труда предков. Учитывая эту бесспорную истину, не совсем ясно, кто имеет права на пользование ими: государство или народ? С одной стороны, крестьяне желали бы получить обратно землю, сначала розданную им большевиками, а потом снова ими же отнятую под колхозы и совхозы. Однако, и тут не все просто. За долгие годы социалистического эксперимента те, кто всегда жили и работали от земли, разучились возделывать ее самостоятельно. Одним желанием обладать землей страну, как известно, не накормишь. А пускаться в такую авантюру ради восстановления исторической справедливости весьма рискованно.

Прежде, чем делить государственную собственность, нужно было ее оценить. Как это сделать, чтобы не ошибиться? До того, как был взят курс на всеобщую приватизацию, некоторые предприимчивые бизнесмены успели прикупить немало объектов по низкой первоначальной цене (цене давнего создания, которая намного ниже современной), уменьшенной на «экспертно» завышенный износ. Нетрудно догадаться, что «экспертами» в данном случае выступали заинтересованные в продаже государственного имущества по заниженным ценам чиновники. Иными словами, за взятки или из каких-либо других соображений, они разбазаривали государственный капитал.

Но возникало и другое опасение, что если не нечистые на руку чиновники, то сам народ разбазарит государственный капитал. Что, если люмпенизированные элементы общества пропьют свой пай, предварительно продав его мафии, которая с удовольствием продолжит паразитировать на народе. Эти опасения имели под собой почву. Во-первых, люмпенизированные элементы общества, действительно, не представляли себе подлинную ценность государственного имущества. И, тем более, не имели понятия, как распоряжаться со своей частью, приумножать ее, чтобы потом передать следующим поколениям. Во-вторых, Мафия и в самом деле выжидала, чем закончится решение вопроса о приватизации.

Мафия в то смутное время набирала силу, и, как и все общество, вынуждена была «перестраиваться».

До распада СССР насчитывалось около пятнадцати крупных мафиозных структур, в которых партократы и теневики занимали подчиненное место. Решения принимали боссы, которые руководили всеми звеньями уголовного мира. Они же поделили между собой не только территорию Советского Союза, но и зарубежные страны: Германию, Польшу, Афганистан и др. Сферы влияния были распределены точно, и никто не имел права вмешиваться в дела «конкурента». Внутри самой мафиозной структуры принятое боссом решение не обсуждалось, даже если это противоречило интересам структур более низкого уровня.

Власть у боссов была огромная, они могли повлиять и на судьбу страны. Одним из таких боссов, к примеру, являлся Сангак Сафаров, распространивший свое влияние на часть Сибири, Узбекистан, Киргизию, Таджикистан и часть Афганистана. К вершине своего авторитета он поднялся от простого угонщика автомобилей и лагерного воина до босса. Он не раз координировал восстания заключенных во всех лагерях страны. Проведя 23 года в заключении, Сафаров вышел на свободу и организовал Народный фронт Таджикистана. Сила его влияния распространялась гораздо дальше, чем это может себе представить обыватель. Он привел к власти новое правительство Таджикистана и лично распределил в нем портфели между представителями кланов. Его ужасно боялись. Восстановленный им в должности министра внутренних дел Навджуванов замахнулся на уголовный мир. Сафаров отругал его по телефону, и через пару часов министра разбил паралич. Но влияние мафиозного босса распространяется еще дальше. Навестив лидеров таджикских беженцев в Афганистане, он уговорил их вернуться в страну и тем самым отдалил афгано-таджикскую войну. Он мог бы, вообще, предотвратить ее, если бы не был убит вместе со своей охраной в 1992 г. во время разборки со взбунтовавшимся «полевым командиром» Файзали Саидовым. В Таджикистане Сафаров всегда считался национальным героем, его именем назывались детские сады и школы.

Существует мнение, что в августе 1991 г. уголовный мир поддержал Ельцина, это решение исходило с самого верха воровской иерархии. Боссы организовали проельциновские выступления в лагерях, дали команду направить киоскеров и работников бирж на защиту Белого дома.

В 1987 г., на фоне перестройки общества, происходил раздел Москвы между ворами в законе. Здесь тоже дало о себе знать новое веяние времени. Прежде всего, произошел отказ от принципа раздела территорий. Возобладавшее новое правило: «Где другой слабее — там я» привело к многочисленным разборкам. Так, в июле 1991 г. в Братске в собственном автомобиле взорвался главарь группировки, которая контролировала рынок автомобилей для строителей БАМа, Мася (Александр Масеев). Если рыночное мышление в нормальной общественной среде с трудом пробивало себе дорогу, то в мафиозной среде, которая сама по себе предполагает жесткие законы развития, приближенные к «боевой» обстановке, эти процессы шли значительно быстрее. В данном конкретном случае проявившая слабость «пехота» авторитета была отброшена, а дело поделили между собой другие группировки. Другой пример — история с убийством главаря банды, занимавшейся экспортом редкоземельных металлов, нефти и золота, Глобусом (Валерием Длукачем), который был застрелен в Москве. Его дело поделили между собой солнцевская, мытищинская и центральная группировки.

Волна преступности, захлестнувшая страну, помимо объективных причин, была также связана с поддержкой воровского мира некоторыми государственными структурами. В частности, структурой правоохранительных органов. Но ставки на мафию делались неоднократно. Взять хотя бы пример демократов, которые в свое время были увлечены идеей использовать преступный мир в интересах капиталистического возрождения России. Абсурдность таких идей очевидна. Мафия не может пожертвовать своим личным благосостоянием ради каких-либо высоких целей. Представители теневой экономики, таким образом, не могли оправдать доверия, поскольку использовали благосклонность властей исключительно в интересах собственного обогащения.

Тем не менее, даже такая серьезная структура, как КГБ, не исключала возможности сотрудничества с мафией. В 1993 г. в газете «Совершенно секретно» публиковалась статья А. Круглова «Отцы наши крестные». В ней автор раскрывает один любопытный пример таких взаимоотношений. Он утверждает, что в 1985 г. представители КГБ заключили с авторитетами сделку по продаже компьютеров на сумму 4 млрд, рублей. Колоссальность этой суммы объясняется тем, что она составляет около одного процента всего национального дохода. На предприятиях и организациях были созданы специальные формы, предназначенные для приобретения компьютеров. Цены в десятки раз превышали мировые. Благодаря СЭВу, некоторые страны которого имели одновременно конвертируемую валюту и жесткий курс в отношении рубля, первоначальная прибыль возрастала во множество раз. Внешэкономбанк был осажден желающими обменять рубли на злотые или форинты. Каждый рубль, переведенный в злотые? а через него в доллары, превращался в восемь рублей. На доллары вновь закупались компьютеры, и оборот рубля приносил уже 400–800 рублей чистой прибыли.

Этот пример — лишнее подтверждение тому, что предпринимательство, как явление, не имеет границ. Следующие же доказывают, что оно не имеет и моральных ограничений. В той ситуации, в которой оказалась страна с ее огромнейшим потенциалом, когда ей приходилось заново, на чистом листе, создавать действительность, проявились и самые негативные формы предпринимательства. Появились источники бешеной наживы — валютная проституция, рэкет, наркотики, контрабандный экспорт и импорт, грабеж иностранцев и т. д. Если искать причину таких проявлений, то, на мой взгляд, она схожа с ситуацией прихода к власти большевиков. Всякая новая власть отрицает старую. Но всякое отрицание чего-либо предполагает возмещение утерянного. Отрицая лживые социалистические законы существования, представители нового мировоззрения не объяснили (а правильнее сказать, не ограничили желания законами), каким путем нужно следовать дальше.

Но вернемся к конкретным примерам. В 1987 г. тайные агенты ЦРУ в Москве выявили созданную КГБ сеть валютных проституток. По американским агентурным данным комитетчики завлекли в эту сеть от 10 до 13 тыс. девушек от 16 до 30 лет. Девушки проходили специальные недельные курсы обучения в центре подготовки КГБ в Ясенево. Там их обучали английскому языку в пределах 50-ти слов, а после этого отправляли в московские, ленинградские, киевские и ташкентские гостиницы. Они никогда не поднимались в гостиничные номера. КГБ предоставил в качестве места работы для валютных проституток тысячи квартир в Москве в районе Давыдковской улицы. Когда сей нелицеприятный факт всплыл наружу, органы попытались опровергнуть данные доклада ЦРУ, но они были подтверждены французским корреспондентом в сентябре 1990 г.

Другим источником доходов стал рэкет. КГБ располагал подробными сведениями о богатстве и доходах России, часть которых была собрана еще при Андропове, когда органы составляли списки подпольных миллионеров. КГБ, так и не сумевший перестроить свое социалистическое мышление на рыночное, видел в этих миллионерах своего рода угрозу государственной безопасности. Даже в новых условиях он не перестал с ними бороться. По американским агентурным данным, списки подпольных миллионеров попадали в руки рэкетиров и сотрудников МВД, подрабатывавших рэкетом, непосредственно от КГБ. Но к началу 90-х годов в это дело включилась также и налоговая инспекция, которая брала на учет все более или менее значимые доходные поступления населения. Эти списки передавались затем в КГБ и прокуратуру, а оттуда — проторенным путем шли в руки рэкетиров. Таким образом, по стране прокатилась волна хорошо спланированных грабежей, квартирных краж, вымогательств. Сам же рэкет приобрел целевой характер.

Какие цели ставил перед собой КГБ, взаимодействуя с мафией? Свое понимание этой проблемы дает Юрий Бокарев в статье «Власть и преступность в России»:

«Можно предложить несколько объяснений тому, почему КГБ активно помогал преступному миру. Во-первых, возможно, что «контора» пыталась внедриться в среду воров в целях установления контроля над их деятельностью. Во-вторых, помогая более слабым ворам в борьбе с ворами в законе, комитетчики, возможно, хотели расколоть и ослабить преступный мир. В-третьих, КГБ, может быть, пытался использовать преступников для решения задач, с воровским миром не связанных. Например, во второй половине 80-х законное отвращение населения к органам вызвало необходимость их реорганизации. Опасаясь, как бы власти не зашли в этом деле очень далеко, «контора», с одной стороны, раздувала свои заслуги в борьбе с преступным миром, а с другой стороны, тайно поддерживала его, полагая, что разгул преступности будет для нее лучшей защитой.

Как бы там ни было, но действия КГБ оказались крайне недальновидными. Они нанесли прямой ущерб государственной безопасности. Джин был выпущен из бутылки. Загнать его обратно уже невозможно».

Я склонна согласиться с такими убедительными доводами. Однако, при этом, как мне кажется, не следует забывать о материальной выгоде, которую, несомненно, преследовали здесь представители правопорядка. В конечном итоге любая искусственно насаждаемая государственными механизмами доктрина отступает перед естественными желаниями, характеризующими человеческую натуру.

Чтобы попытаться оправдать свою точку зрения (если она, вообще, нуждается в оправдании), приведу конкретный пример. Сразу скажу, что другого объяснения, нежели стремления извлечь из ситуации материальную выгоду, я не нашла в этом примере. Если же это не так, то его следует рассматривать, как измену Родине.

Совсем недавно мы имели возможность узнать о двух утерянных «ядерных чемоданчиках», которые представляют собой определенную угрозу обществу. Об этом откровенно заявил Александр Лебедь, а впоследствии подтвердил реальную возможность «утери» и Алексей Яблоков. По мнению первого, Кремль еще со времен распада в 1991 г. Советского Союза утратил контроль над сотней таких «ядерных чемоданчиков», попросту потеряв их след. Беря во внимание тот факт, что Лебедь мог сделать подобное заявление, ставя перед собой определенную цель по компрометации нынешней власти, нельзя, однако, не учитывать свидетельство авторитетного и уважаемого ученого-эколога, как Яблоков. Он, кстати, работал в Совете Безопасности России еще задолго до Лебедя.

По словам ученого, которые он повторил и перед комиссией Конгресса США, лично он встречался с некоторыми изготовителями ядерных «бомб-чемоданов» — мобильных взрывных устройств мощностью в килотонну, каждая из которых способна уничтожить до 100 тыс. человек. Яблоков и Лебедь утверждают, что подобные устройства находились в распоряжении самых секретных советских спецслужб, а не Министерства обороны, которое имеет контроль над всем ядерным оружием страны. Правда, эти два очевидца расходятся во мнениях относительно того, кто именно мог распоряжаться этими устройствами: КГБ — как считает Яблоков, или ГРУ — как считает Лебедь.

Переносные ядерные взрывные устройства по словам обоих были разработаны в семидесятых годах по заказу советских спецслужб в провокационных целях. Самая большая опасность таится в том, что мобильное устройство может привести в действие один человек, и ему понадобится для этого, приблизительно, полчаса времени. А это, в свою очередь, теоретически делает данное устройство мечтой террористов нового поколения.

Спорить о существовании подобных «ядерных чемоданчиков», а также о возможных их владельцах, которые распоряжаются ими по собственному усмотрению, можно до бесконечности. Ясно одно: дыма без огня не бывает. Доказательством тому — случай, произошедший в 1994 г. в Мюнхене, когда германские пограничники задержали пассажиров самолета, прибывшего из Москвы, у которых было изъято значительное количество оружейного плутония. Следует заметить, что такие «щекотливые» темы окружены огромной тайной и вряд ли кому удастся доказать конкретные факты их проявления. Из соображений государственной необходимости все они удерживаются в строжайшей секретности. Я могу поверить в государственную необходимость, но мне всегда претит любая ложь. Этот метод, как я уже отмечала, не является эффективным способом лечения общественных недугов.

Откровения Лебедя премьер Черномырдин назвал «абсолютным безумием». Быстрые опровержения последовали и от министерств обороны и атомной энергии, а также от ФСБ и Генштаба. Хотелось бы верить, что они соответствуют действительности.

Российские военные, в целом, не отрицают, что теоретически создание таких портативных ядерных бомб возможно. Но их производство, содержание и демонтаж очень дорогостоящи. Настолько, что ни одна страна в мире, включая и США, не в состоянии позволить себе подобную вещь. Вместе с тем, многие международные специалисты-ядерщики признают, что в России до сих пор, действительно, осуществляется строжайший контроль над ядерным оружием. Однако, и здесь возникают определенные сложности, так как учитывать всевозможные каналы утечки ядерного оружия просто нереально, поскольку в былые времена (что тоже носит характер версий и предположений) портативные ядерные взрывные устройства могли содержаться и в союзных республиках.

Беспокойство Запада по поводу «российской ядер-ной угрозы», таким образом, становится небезосновательным. Если доказать утечку портативных «ядер-ных чемоданчиков» не представляется возможным, то имеются конкретные примеры утечки из России ядерных материалов, из которых это оружие можно создать. Ну, а в то время, когда страна была охвачена хаосом, сопутствующим развалу СССР и переделу собственности, такие случаи были нередки. Продавался не только ядерный материал, но и любое другое стратегическое сырье. Вспомнить хотя бы титановые лопаты, перевозимые за границу или железные ломы, охотно скупаемые японцами, которые сразу же отправлялись в переплавку. Отдавалось все, что «не нужно», не имело большого значения для определенного круга лиц. А продавать, на мой взгляд, имел возможность только тот, кто достоверно знал, откуда и сколько чего можно взять.

Тема распродажи государственного имущества охотно эксплуатируется в наше время представителями различных политических ориентаций. Вопреки здравому смыслу, она даже приносит «политические очки». На этой теме строят свою концепцию коммунисты, обвиняя демократов в преступной халатности по отношению к национальному достоянию Отечества. По их мнению, именно это и привело к всеобщему обнищанию населения. Демократы же, в свою очередь, апеллируют тем, что разбазаривание этого достояния началось еще при советской партийной номенклатуре.

Я ни в коем случае не желаю выступать третейским судьей в этом бесконечном споре. На мой взгляд, сама суть спора абсурдна: что пропало, того уже не вернешь; вот как сделать так, чтобы сохранить и приумножить оставшееся… Но, исключительно из-за любви к фактам — конкретным, а не вымышленным — могу предложить на суд читателя кое-что любопытное.

Откуда возникла идея потребительского отношения к национальному достоянию? Даже при ближайшем рассмотрении, не отправляясь за примерами в далекое прошлое нашей истории, можно прийти к выводу: она родилась от отсутствия чувства собственничества. Все, общее — значит, не мое, и им можно пользоваться сколько угодно. Но нужно отдать также дань времени, которому свойственно все расставлять на свои места. Советская партийная номенклатура к началу перестройки воспринимала общественное достояние, как свое личное, поэтому ей было выгодно сохранять и приумножать его. Но вот в страну пришли перемены, а вместе с ними возникли предпосылки потерять прочные позиции. Что делает власть в данной ситуации? Она пытается обеспечить себя за счет общества, которое, кажется, готово предать ее ради собственных интересов. Начинается разгул страстей, унять который уже невозможно никому. Наконец, проявляется все гадкое и мерзкое, что длительное время пряталось за маской заботы о всеобщем благополучии. Маска слетает, и мы видим подлинное лицо революционеров, борца за «народное дело».

Что такое национальное достояние Отечества? Конечно, не абстрактная величина. Это же понимали и представители советской номенклатуры. Помимо того, что можно было огромными партиями вывозить за границу, оставалось то, чем можно было пользоваться, не стесняя себя в возможностях. Другой вопрос: проходил ли этот процесс осознанно? Что, впрочем, дела не меняет, поскольку здесь проявляются все те же противоречия социалистического способа ведения хозяйства.

Итак, к 1990 г. революционный сад борьбы за народное дело насчитывал 1749 гектаров прекраснейших, в том числе, заповедных земель и 559 роскошных государственных дач. ГосДачи располагались в Подмосковье, Крыму, на Кавказе, на Валдае и в прочих живописных и климатически благоприятных местах. Ежегодно на их содержание затрачивалось почти 5 миллионов рублей, которые, скажем мягко, изымались из карманов налогоплательщиков. Однако содержались они и за счет союзного бюджета.

Убытки за содержание этих комплексов культуры и отдыха государственных чиновников казна несла воистину огромные. К примеру, за 1988—90 гг. они составили: от содержания дач Госснаба СССР — 460,4 тыс. рублей, Минрадиопрома СССР и МВЭС — по 19 тыс. рублей (за 1990 г.), Минсудпрома СССР — 40,3 тыс. рублей, Минэлектронпрома СССР — 13,5 тыс. рублей. Дотации на содержание дач Минобороны и МВД в 1989 г. равнялись соответственно: 149,1 тыс. рублей и 25 тыс. рублей; КГБ СССР в 1989 г. — 206,4 тыс. рублей, а в 1990 г. — 101,6 тыс. рублей; Миноборонпрома СССР — 52,6 тыс. рублей, Минфина СССР — 44,6 тыс. рублей, Госплана СССР — 50 тыс. рублей и т. д.

Следует обратить внимание на то, что подобные вещи происходили как раз в тот момент, когда партийная номенклатура, наконец, задумалась о необходимости перестройки. Не знаю, могла ли она перестроить общество, но себя она перестаивала весьма и весьма своеобразно.

К тому времени с высоких партийных трибун было заявлено, что с бесплатными дачными привилегиями высшего партийного и государственного руководства было покончено раз и навсегда. Однако, номенклатура пошла дальше, создавая иллюзию перехода к новому историческому мышлению. 22 октября 1990 г. по распоряжению главы Советского правительства Н. И. Рыжкова все министры и председатели комитетов СССР были освобождены от какой-либо платы за пользование дачами. Делалось это под предлогом «отнесения этих расходов на доходы от хозяйственной деятельности министерств и комитетов.» Поскольку никакой прибыльной хозяйственной деятельности ни министры, ни их заместители не занимались, а подпитывались из госбюджета, то их роскошные виллы и замки оказывались на содержании народа. Вот и получалось, что пресловутый воз был и ныне там. Номенклатура по-прежнему продолжала возводить монументальное здание коммунизма, но только лишь для себя и обворовывая собственный и до того впавший в нищету народ.

Не вызывает сомнения, что власть в тот период всеми мыслимыми и немыслимыми способами приумножала свой капитал. Чуяла, наверное, куда ветер дует, и что вскоре настанут еще более глобальные перемены. Конечно, создавать в такой ситуации четкие законодательные нормы она не спешила. Поэтому механизм передачи госимущества в кооперативную и личную собственность осуществлялся на довольно свободных началах.

Ярчайшим примером тому история с распродажей госдач аппарату Совмина.

Когда в парламенте страны еще только начали обсуждать идею приватизации («прихватизации» — как точно переиначил это диковинное слово наш мудрый народ), и законодательной базы для этого еще не было, светлые чиновничьи головы сразу смекнули, каким способом им можно быстро, а главное, дешево, приумножить свое личное благосостояние.

29 марта 1989 г. распоряжением Председателя Совета Министров СССР впервые было принято решение распродать часть госдач руководящим работникам названного аппарата. Осуществить эту операцию выпало на долю кооператива «Назарьево». Когда он только создавался, в уставе отмечалось, что его задачей является строительство и эксплуатация объектов. Однако, помимо того, что был нарушен порядок регистрации самого кооператива и отвода ему земель, ни о каком масштабном строительстве речь, конечно, не велась. Этим распоряжением аппарат Совмина получил возможность покупать готовые госдачи, а также производить различные махинации, связанные с куплей-продажей их. Так, продажная стоимость дачного поселка, определенная оценочной комиссией под руководством председателя профкома аппарата Совмина СССР М. Анфилова, оказалась меньше его балансовой стоимости на 2802,9 тыс. рублей.

Дачи и 86,4 га земли были распроданы практически за бесценок, их размели в мгновение ока. Но деньги на содержание дачного поселка, проданного частным владельцам, продолжали идти из госбюджета. В 1991 г. на эту расходную статью была выделена сумма в размере 296,1 тыс. рублей.

По проторенной работниками совминовского аппарата дорожке последовали и их коллеги из Госснаба СССР, которые подобным образов приватизировали госимущество. Во главе этой концессии стал непосредственный предводитель Госснаба П. Мостовой. Благодаря стараниям его и его заместителей, появилась возможность купить дачи по заниженным ценам. Причем, у самих же себя.

Подобная картина деятельности наблюдалась в МВЭС СССР, Минсудпроме СССР, Минрадиопроме СССР и прочих министерствах. Участвовали в махинациях с госнедвижимостью лишь те, кто находился у самой кормушки, а, потому, был заинтересован в строжайшей конспирации.

Один из руководителей МВЭС А. Качанов, к примеру, отхватил себе настоящий терем, площадью 136,4 м², с жилыми комнатами, тремя верандами, балконом, подвалом, ванной с газовой колонкой, гаражом, телефоном, сараем и иными предметами удобств.

Если у кого-либо возникают сомнения относительно того, разбазаривалось ли таким образом национальное достояние России, скажу, что на аукционе такая дача обошлась бы нашему государству в 100 тыс. рублей. Номенклатурный работник приобрел ее за 15,3 тыс. рублей. Другой номенклатурный работник, Л. А. Воронин, купил себе дачу за 22,812 тыс. рублей, которая реально стоила 46,490 тыс. рублей. Дача в поселке Николина Гора, построенная в разгар перестройки, была приобретена А. П. Бирюковой за 18 с лишним тыс. рублей — при ее фактической стоимости 75,3 тыс. рублей. Плюс ко всему, в проданных особняках не было электросчетчиков, отчего новые хозяева могли пользоваться дармовой электроэнергией сколько душа пожелает. При покупке никто из номенклатурщиков не предоставлял декларацию об источниках доходов, что уже по тем временам было определено соответствующим постановлением Совмина СССР. Госпошлина бралась с них не в 10-ти процентах, как положено, а в 5-ти — как с простых смертных. Только простыми они не были ни тогда, и не являются таковыми сейчас. Нет-нет, да и мелькнет порой с экранов телевизоров лицо вот такого номенклатурщика, который до сих пор не может отречься от фальшивых идей коммунизма. Но он-то знает настоящую цену им. А что до бесконечного спора о преимуществах предыдущей и нынешней власти, так, на мой взгляд, она и должна в борьбе за свое существование доказывать свою состоятельность. Благо, теперь у нас появилась возможность делать свой выбор…

Так что скептик пусть хорошенько призадумается и посчитает, в какую копеечку влетела подобная операция «прихватизации» нашему государству. Да не забудет о том, чего стоила распродажа дефицитнейшего и почти нового имущества теми же деятелями перестройки.

Из акта ревизии КРУ Минфина СССР:

«С объекта № 4 (дача Маршала Советского Союза Соколова С. Л.) реализованы два холодильника «ЗИЛ» за 218 рублей, холодильник «Минск» за 290 рублей… Всего на 5592 рубля. Деньги внесены в кассу по квитанциям через Домкова С. Ф. С объекта № 8 (дача генерала армии Лизичева А. Д.) проданы спальный гарнитур «Марсель», кресла и журнальный столик из набора «Каролина», три ковра, два серванта, два дивана, два холодильника «Минск», холодильник «ЗИЛ», телевизоры «Рекорд» и «Рубин», ложки из мельхиора и другое имущество, всего на 20,5 тыс. рублей. Деньги внесены в кассу т. Лизичевым через т. Лянцевича К.П.»

«Я не имею никакого основания обвинять старость», — сказал Цицерон.

Я тоже могла бы не иметь оснований обвинять старость. По большому счету, я не обвиняю конкретный людей за их ошибки и просчеты, какие бы последствия не принесли эти ошибки и просчеты всему обществу. Человек, вообще, не совершенен.

Но я имею право и могу рассуждать о порочности социалистической системы, которая на всех этапах своего существования проявляла свою несостоятельность.

Поэтому меня волнует то обстоятельство, что старость постоянно стремится напомнить о себе, а что еще хуже — навязать свою точку зрения нынешнему поколению. Старость прошла свой путь длиною в семь десятилетий. Плохой он был или хороший — тут каждый останется при своем, особом мнении.