Крестное знамение

Моим сыновьям и наследникам.

Я стою на пороге смерти, приготовившись к суду за дела, которые я совершил и которые надеялся совершить. Это вовсе не значит, что мне не довелось быть свидетелем славы Божьей, ибо ее я видел собственными глазами, и величие ее сделало меня тем, чем ныне я являюсь.

Мне стало известно о назарянине задолго до того, как я увидел его. Слухи о его последователях и чудесах, творимых им, распространялись по пустыне, подобно чуме, угрожавшей миру и процветанию земли, доверенной под мое попечение. Я знал, что очень скоро слух дойдет и до Рима и от меня потребуют растоптать смутьяна, пока его последователи не возрастут в числе настолько, что властям будет трудно с ними справиться. Но случилось неожиданное, ибо, когда пришло известие от моего повелителя, я нашел в нем спокойную просьбу поддерживать пламя разгоравшегося пожара до тех пор, пока мы не сможем воспользоваться его жаром для наших целей. Я не знал, что задумал мой господин, но позволил пламени разгораться, пока оно не раскалило стены Иерусалима. К тому времени я получил наставления, которых мне недоставало, и предписания, каковым я должен был строжайше следовать, ибо исходили они от самого Тиберия-кесаря. Мне было приказано возвеличить назарянина над всеми прежними лжемессиями и предоставить евреям необходимое подтверждение того, что это и есть их истинный Бог.[37]

Было решено, что подобное можно совершить лишь посредством смерти и воскресения или видимости таковых, ибо оно есть чудо, которое невозможно подделать и которое убедит даже сомневающихся. В положенное время назарянина привели на суд к его же соплеменникам, и за жалкие гроши мне удалось обеспечить принятие необходимого решения. И завершил я представление публичным умыванием рук, так словно никак не участвовал в вынесении приговора. Мое поведение рассердило Клавдию, ибо она полагала, что мне следует применить власть прокуратора, дабы защитить праведника, являвшегося ей в сновидениях. Но я был не в силах исполнить пожелания моей любезной супруги из опасения разгневать властителя империи, который и был источником и вдохновителем моего обмана.

Чтобы обман воскресения был более убедителен, назарянина подвергли жестоким пыткам и надругательствам на глазах у толпы. К концу дня ни у кого не должно было остаться сомнения, что в этом человеке, прошедшем подобные муки, жизнь поддерживается только благодаря особому благоволению небес. Меня не было рядом с крестом, так как человек моего положения не должен проявлять интереса к судьбе простого преступника, одного из многих, глотку которым приходилось затыкать практически ежедневно в пору моего правления. Люди из моей личной охраны наблюдали за казнью, и им было поручено довести до конца задание, полученное мной от Тиберия. За точное исполнение моего повеления им были обещаны во владение земли в далеких уголках империи. Однако им не суждено было воспользоваться этим богатством, ибо я знал: их молчание может обеспечить только меч. Мессии дали снотворное, создающее полную иллюзию смерти, а на самом деле вызывающее лишь глубокий сон, от которого он должен был пробудиться спустя определенное время. Но либо доза была слишком велика, либо он сам уже слишком ослаб, однако до меня дошел слух, что назарянин не выдержал испытания. Я сразу же отправился на место, дабы лично все проверить в надежде, что он пребывает в глубоком сне и по прошествии положенного времени проснется. Однако придя, я, к своему великому разочарованию, обнаружил, что человек сей на самом деле покинул мир живых и перешел в обитель мертвых.

Вдали от глаз Тиберия, но полностью в его власти, я знал, как мне следует поступить, если я не хочу разделить участь мессии, только моя жизнь будет окончена без утешения, даруемого мандрагорой, и без славы, добываемой в бою. Сторонников у меня было немного, и выбор небольшой. И вот после ночи, проведенной без сна, я принял решение: я должен бежать, так как только бегство могло спасти мне жизнь. Я спешно начал готовиться к побегу, не сообщив о своих планах никому, даже моей любезной Клавдии, ибо был уверен, что тут же распространятся слухи и на меня со всех сторон обрушатся вопросы, которые поставят под угрозу успешность моего предприятия. Так продолжалось до третьего дня — дня, который я назначил для исполнения своего намерения, когда ко мне явился один из моих людей, человек, которому я глубоко доверял и на которого мог без колебаний полагаться в труднейшие мгновения своей жизни. Он принес мне известие, которое было превыше человеческого разумения, известие, которое заставило меня по-новому взглянуть на мир, — назарянин восстал из мертвых и живым вышел из своей гробницы.

Я не знал, как подобное могло свершиться, ибо ни одному человеку не дано пробудиться от смертного сна. Я же был свидетелем того, что назарянин мертв: я ощущал ледяной хлад его тела, зрел кровь, загустевшую в его жилах, не слышал биения сердца, приложив ухо к его ребрам. И вот спустя два дня праведник из Назарета, человек, которого я отправил на казнь ради блага Рима, волею небес сбросил с себя ярмо смерти и восстал из гробницы, что была по моему повелению запечатана навеки.

Оглядываясь назад, умудренный опытом многих прожитых лет, последние из которых я провел здесь, в этих отдаленных краях, в покаянии, пользуясь богатствами, дарованными мне за тайное поручение, каковое я так и не исполнил, я сожалею лишь об одном: что, узнав о Его исходе из гробницы, я не бросился на улицы Иерусалима искать Его и не пал к Его ногам, моля о прощении за все, мной совершенное. Я презираю себя за то, что не присоединился к Его последователям и не стал распространять Его слово, так как мое свидетельство как римлянина о Его победе над смертью, без сомнения, помогло бы распространению Его учения и спасло бы от смерти многих Его учеников. Вместо этого я совершил самый трусливый и позорный поступок из тех, на которые был способен, — я отправил известие в Рим о том, что все свершилось так, как было задумано повелителем империи, известие о мнимой смерти мессии и о его возвращении к последователям. Однако непредвиденные события помешали полному воплощению плана Тиберия. Император предполагал, что религия мессии должна сразу же распространиться в народе, и евреи должны прославить своего спасителя, уверовав в то, что мессия пришел в соответствии с их древними пророчествами. И все обитатели империи до самых отдаленных ее уголков должны были, по его замыслу, объединиться в ликовании и почитании мессии, что принесло бы Риму громадные выгоды.

Кто-то, наверное, спросит меня, зачем я пишу это теперь, почему я так долго ждал, чтобы поделиться своим рассказом. И ответ мой будет горек, ибо я прожил свою жизнь как жалкий трус, а вовсе не как герой, к которому с таким почтением относился Тиберий. Но приближение смерти дает мне то мужество, которого я был лишен все годы своей жизни, и, воодушевляемый им, я обращаюсь к моим сыновьям и сыновьям моих сыновей с единственной просьбой: почитать Иисуса из Назарета как истинного Мессию.

Понтий Пилат