– Разве это не было весело? – Беатия засмеялась, глядя на Лэннери сквозь перепачканные сайкумом пальцы и даже не подозревая, как сильно ему захотелось её ударить.
Оба сидели в храме Кэаль, у алтаря – плоского белого камня, накрытого белым же покрывалом, ели сайкум на двоих и по очереди пили из кувшинчика с росой. За одним-единственным, с мутными стёклами окном сгущались сумерки. Светлая Душа парила неподалёку и не вмешивалась в беседу живых фей.
– Не было, – жёстко ответил Лэннери, отчего ухмылочка на лице Беатии мгновенно исчезла. – Никогда больше так не шути. Я думал, тебя нечисть схватила!
Беатия сделала обиженное лицо и подтянула кувшинчик к себе.
– Что я, слабачка вроде Риджаны – не справиться с нечистью?
– Замолчи! – Лэннери посмотрел на неё так, что Беатия спрятала лицо за кувшинчиком. – Риджана умерла, и может быть, её подставил Саймен, которого ты покрывала!
Собеседница отвела кувшинчик в сторону и ответила холодным, вызывающим взглядом:
– Да, Саймен, который получил своё проклятье из-за тебя.
«Прекратите немедленно!» – к сожалению, голос Айи слышал только Лэннери, но судя по тому, как поморщилась Беатия, глядя на свою палочку, та тоже высказала какую-то разумную мысль. К примеру, не тратить злость друг на друга, когда можно потратить её на черномага и его помощников.
– Ладно, допиваем росу и полетели, – хмуро произнёс Лэннери, забрав кувшинчик у Беатии. – До утра мы должны найти рейгела Эйзека и поговорить с ним. Понадобится – влетим прямо в спальню и разбудим.
Светлая Душа вдруг прошелестела, подплывая к ним:
– Так и поступите.
При жизни это, наверное, была красивая фея, а сейчас белёсый призрак, через который было видно чисто выскобленные пол и стены храма. Лэннери кивнул:
– Действительно.
Беатия хмыкнула, доедая свой кусок сайкума:
– А если мы застанем рейгела Эйзека голым и при исполнении супружеских обязанностей? Или, что ещё интереснее, с молоденькой служанкой? Вряд ли он будет нам рад!
– Тогда деликатно подождём за дверью, – пожал плечами Лэннери.
Когда с едой и питьём было покончено, феи поблагодарили Светлую Душу за гостеприимство и выпорхнули из дверей храма. Ночной город встретил их звуками драки в переулке, чьей-то бранью и женскими криками.
– Будем задерживаться? – спросила Беатия, однако Лэннери решительно покачал головой:
– Нет, – и взмыл в небо. За спиной раздался её насмешливый голос:
– И это фей! Воплощение добра, защитник обездоленных и спаситель…
– Не трать дыхание на болтовню, – оборвал её Лэннери, – мы не будем останавливаться до самого замка.
Теперь Беатия, наконец, закрыла рот и наверняка обиделась, но Лэннери было всё равно. Он прислушивался к своим ощущениям: нет ли следа чёрной магии? Несколько раз Лэннери почудилось, будто за ними кто-то шёл, тенью мелькая на узких улочках.
– Да не лети так быстро! Я запыхалась! – Недовольная Беатия отстала от него на добрый десяток крыльев. Лэннери оглянулся через плечо:
– Ну хорошо, как вылетим из города, отдохнём немного.
Пожалуй, он смягчился и простил Беатии её жестокую шутку в поле, но показывать этого не был намерен. Когда они миновали городские стены и ненадолго спустились в лес, Беатия виновато проговорила:
– Прости, Лэн. Нам до шестнадцатилетия остались считанные дни, а я веду себя, как маленькая.
Шестнадцатилетие… Возраст, когда фея или фей полностью взрослеет, и время замедляется, чтобы можно было прожить намного дольше людей. Когда-то Лэннери и подумать не мог, что станет взрослым не в Школе, готовясь к экзамену, а по пути на Флавастрию, да ещё в компании нелюбимой Беатии.
– Ты знаешь, я тут кое-что интересное нашла, – она порылась в котомке и вытащила свиток; при свете крыльев буквы на желтоватом пергаменте казались угольно-чёрными, хотя были написаны коричневыми чернилами.
– Что именно? – спросил Лэннери, поудобнее усевшись на пеньке. Где-то в ночи завыл волк, раздался пронзительный крик неведомой птицы, а затем снова воцарилась тишина, прерываемая только шелестом травы, по которой пробегало дуновение лёгкого ветерка.
– Помнишь, Аргален рассказывал, что он читал про то, как плохо заканчиваются игры со временем? В свитке упоминаются два таких случая: один произошёл с первой Хранительницей, которую ещё Кэаль благословила, а второй – с той Хранительницей, которая была до нашей, больше семисот лет тому назад.
Лэннери приготовился слушать и отметил, как Беатия выпрямилась с важным видом, прежде чем начать.
– Первая Хранительница позволила фее из Школы Золотой Звезды прыгнуть в портал, чтобы исправить крупную ошибку. И если в результате ошибки нечисть появилась только на Кэрлионе, то в новом варианте будущего и на Флавастрии тоже. Феи, конечно, устроили расправу с нечистью, – Беатия облизнула губы, будто очень хотела бы поучаствовать в подобной расправе, – но на Кэрлионе нечисть истребить так и не удалось. Более того, появились первые черномаги.
– Ясно, – задумчиво кивнул Лэннери. – А второй случай?
– Тут уже Хранительница пыталась помочь человеку, – Беатия заглянула в свиток, как ленивая ученица, не запомнившая урок до конца. – Тогда часто встречались не только черномаги, но и ведьмы, и одна из них спасла фея, в которого влюбилась без памяти. Должна была убить, а вместо этого вытащила из ловушки, подстроенной ему нечистью и хибри. Так вот, потом ведьму саму заманили в ловушку и убили, но фей, который тоже был в неё влюблён, пришёл к Хранительнице и попросил о помощи. Он говорил, что ведьма стала изучать чёрную магию, отчаявшись, а когда-то была доброй и мягкосердечной девушкой…
Лэннери вспомнил, как сон, свой разговор с Сайменом. «И выходит, что в жизни этих людей случилась какая-то беда, рассудок их помутился, а потом они увязли в этом болоте…» Возможно, в отношении некоторых черномагов и ведьм Саймен и был прав, но это не меняло того, что они – зло, и их необходимо уничтожать.
– Хранительница была растрогана этой историей и попробовала откатить время жизни ведьмы назад. Это выглядело как меняющиеся картинки; в конце концов, Хранительница остановила время и указала фею на картинку, где тогда ещё юная и совсем не злая ведьма хотела отомстить за гибель своей семьи и сожжение дома…
Беатия сделала паузу, переводя дыхание. Лэннери догадывался, что ничего хорошего не последует, и всё-таки мысль об управлении временем завораживала его. В этом есть что-то от истинного могущества, в отличие от суетливых полётов с палочкой наперевес за нечистью и хибри.
– Фей переместился в то время. Он хотел убедить девушку не мстить, но она твёрдо стояла на своём – а это путь, который и сделал её ведьмой. Тогда фей сказал: «Я отомщу за тебя, нет нужды марать руки. Загадай желание!»
– Дей-си-дери! – вырвалось у Лэннери. – Но ведь можно выполнять только те желания, которые не направлены на смерть и разрушение!
– И не принесут кому-то вреда, – Беатия отложила свиток и принялась загибать пальцы, – и не затронут чью-то судьбу, и не повлияют на ход времени, и… много других ограничений!
– Отчего мы, феи, и перестали исполнять желания, – добавил Лэннери, легонько постукивая палочкой по колену. – Надо же быть таким глупцом!
Беатия сдвинула брови, её безупречно чистый лоб пересекла складка.
– Он любил… любовь всё терпит.
– Терпеливым глупцом, значит, – усмехнулся Лэннери, выдержав её взгляд. – Так чем же закончилась эта нелепая история?
– Фей выполнил желание девушки, покарал злодеев, уничтожив их, и вернулся в своё время. А там обнаружил, что он сам в ловушке, а вместе с ним ещё несколько фей, а та девица всё-таки стала ведьмой. Фей напомнил ей о любви, но выяснилось, что в этой развилке они встретились лишь раз, и она в него не влюбилась. А значит, спокойно выпила из него всю кровь, чтобы продлить свою молодость, разрезала его тело на части и бросила в свой котёл.
– Поделом ему, – проворчал Лэннери. – Жаль, из-за влюблённого ублюдка пострадали другие феи!
Беатия слегка округлила свои невинные голубые глаза, услышав слово «ублюдок», но Лэннери ничуть не смутился. Фея, которая любит разгуливать с кровавыми пятнами на платье, уже не имеет права прикрывать уши ладонями, услышав бранное слово.
– Да и та Хранительница поступила, как дура, – Лэннери поднял глаза к чёрному небу. – Наша не столь сентиментальна: пальцем не шевельнула ради того, чтобы предупредить о грядущем нападении, не то что порталы ради нас открывать. Я одного не понял – как фей попал к Хранительнице? Где она обитает? Разве это не священная тайна?
Беатия развела руками:
– Понятия не имею. Может, потому местонахождение Хранительницы и стало священной тайной, что к ней бегали все, кому не лень!
– Тоже вариант, – согласился Лэннери, заткнул палочку за пояс, поправил котомку на спине и взлетел. – Ну что ж, Беатия, отдых закончился. Вперёд, к замку Эйзека Гервелекского!
Вздохнув, Беатия спрятала свиток и поднялась:
– Надеюсь, беседа не будет слишком долгой…
Замок рейгела, наверняка носивший какое-нибудь пышное название, был окружён рвом и высокой зубчатой стеной. Везде стояли часовые – просто так в замок не попадёшь, а где спальня рейгела, чтобы сразу туда влететь, феи не знали. Казалось, проще всего представиться страже, подождать, пока рейгела разбудят и он с неохотой примет гостей, которых предпочёл бы никогда не видеть. Но этой ночью Лэннери тянуло на подвиги.
– Давай заглянем в окошко вон той башни, – предложил он.
Окна в замке были крохотными – прямоугольные отверстия, из которых разве что стрелять было бы удобно или обливать врагов кипящей смолой. Лэннери слышал от Аргалена, что люди для того и строили замки, что воевать из-за стен, сидя в укрытии, безопаснее, нежели в чистом поле. Интересно, кипящая смола сразу убивает, или ещё какое-то время мучаешься?
– Вряд ли там спальня рейгела, – возразила Беатия, но, тем не менее, спустилась к окну башни. – Лэн, что бы ты предпочёл – метнуть стрелу кому-то в бок или вылить котелок горячего масла на голову?
Похоже, и она прежде всего подумала об осаде. Ох уж эти рассказы Аргалена! Лэннери усмехнулся в ответ:
– Лучше простить… и пустить белый луч.
Часовые внизу о чём-то переговаривались и вряд ли видели фей, которые светлячками влетели в башню.
В небольшой по человеческим меркам каморке никого не оказалось. Толстый слой пыли свидетельствовал о том, что сюда давным-давно не ступала ничья нога. Лэннери в предвкушении потёр руки.
– Превосходно, отсюда можно спуститься по лестнице и коридорами пробраться к рейгелу в спальню.
Беатия вздохнула и пробормотала еле слышно:
– Сейчас бы настой белокорня выпить, а то страшно немного…
Подняв палочку, Лэннери подлетел к двери, сказал: «Пер-тэ» и беззвучно отворил её; Беатия следовала за ним, то и дело зевая. Пожалуй, будет неплохо, если рейгел даст феям поспать ровно столько времени, сколько требуется, чтобы песок из одной колбы часов пересыпался во вторую. А потом они со свежими силами полетят дальше.
С пыльной лестницы феи сразу попали в безлюдный коридор, где только факелы чадили на стенах. Беатия вдруг замерла, потянула носом:
– Лэн, я чувствую какой-то неприятный запах… и след чёрной магии.
«Почему так тихо?» – беспокойно прозвучал голос Айи у него в голове. Лэннери не ответил – присматривался к предмету, торчавшему из-за угла. Как будто чьи-то сапоги. Сглотнув и явственно ощущая запах, о котором упомянула Беатия, Лэннери полетел быстрее.
Это и в самом деле оказались сапоги на ногах неподвижно лежавшего человека. Он смотрел мутными выпученными глазами в потолок, мёртвой хваткой вцепившись в рукоять меча, который так и не пригодился. Лицо часового было одутловатым, покрытым тёмными пятнами, а в уголках губ запеклась кровь.
Лэннери усилием воли заставил себя оторваться от страшного зрелища, оглянулся на Беатию. Её глаза блестели в полумраке, рука с палочкой не дрожала, а вид трупа не смутил. Беатия лишь кивнула с удовлетворённым видом:
– Значит, это от него воняет.
– Вопрос в том, что его убило, – сколько Лэннери не присматривался, но дырочек от змеиных клыков на шее часового не заметил. Это не маа-змеи. Не ящерицы, которые просто высасывали жизненную энергию из жертвы, прикасаясь к ней. Тогда… кто?
– Смотри, – голос Беатии упал до шёпота, и она указала палочкой в самый конец коридора. Там тоже лежало тело – и, добравшись до него, феи обнаружили, что и этот человек умер непонятной, загадочной смертью.
– Идём по следу чёрной магии. Им-при! – и Лэннери первым скользнул за поворот, чувствуя, как замирает сердце. Сейчас найти нечисть казалось делом гораздо более важным, чем разыскать Эйзека. И пусть ночью феи не так сильны, как днём, но на тех тварей хватит!
Чудилось, что коридоров бесконечно много: один перетекал в другой, а другой – в третий. Везде феи натыкались на неподвижно лежащие тела – часовых, слуг, кого-то ещё. Иногда Лэннери слышался шорох в тёмных углах, он целил туда палочкой, и тут же становилось тихо. Так тихо, что от этой проклятой тишины начало звенеть в ушах. Желая спастись от неё, Лэннери вполголоса произнёс:
– Беатия, держись ближе ко мне. Чёрной магией тянет всё больше и больше, а особенно из дверей вон той комнаты.
Очень медленно, сжимая в руках палочки, феи подлетели к распахнутым настежь дверям. И заглянули внутрь.
Лэннери едва сдержал крик. Нет, его потрясли не два трупа стражей под ногами – это зрелище уже сделалось привычным. Он увидел кое-что похуже: огромная кровать, на которой лежал мёртвый человек в ночной рубахе, сплошь кишела огромными червями. Тёмные, блестящие, неописуемо мерзкие – когда-то Лэннери их уже видел. Рядом вспыхнул луч и зазвучало торопливое:
– Пер-кусса! Пер-кусса!
Беатия опомнилась раньше него. А черви полезли со всех сторон, будто знали, что феи появятся здесь. Лэннери только и оставалось, что судорожно рассыпать вокруг убивающие лучи. К счастью, летать черви не умели. Зато десяток из них уменьшился, став как тонкие коричневые нити на полу, а потом сократившись до булавочных головок, и исчез неизвестно куда. Остальные пытались напасть или, наоборот, уползти прочь, гибли под лучами, но за ними следовали ещё, и ещё…
– Всё, – прошелестела Беатия, опуская палочку. Лэннери выдохнул, чувствуя, как устала его рука – словно пятьдесят слоёв защиты наложил на купол вокруг Школы. Огляделся – и его чуть не затошнило.
Растерзанные черви покрывали почти весь пол спальни. На кровати ещё кто-то шевелился, но Беатия взмахнула палочкой, послала в ту сторону белые лучи, и шевеления затихли.
– А теперь посмотрим, кого они убили, – Лэннери скривился от омерзения и приблизился к постели.
– Посмотри, на покрывале вышит герб с рукой воина, держащей меч. А на стенах картины с какими-то бледными физиономиями – должно быть, предки славного рода, – негромко заговорила Беатия, а потом озвучила мысль, родившуюся в мозгу Лэннери: – Это сам рейгел Эйзек. Он мёртв. Черви заставили его задохнуться… не черви… нечисть.
Лэннери развязал котомку, нашарил внутри кувшинчик с росой, сделал несколько глотков, чтобы унять тошноту.
– Мы убили не всех, но большинство. Это радует.
Беатия зачем-то выглянула в коридор, и послышался её голос:
– Радует. Да не совсем.
Что-то было в её голосе, отчего Лэннери насторожился, спрятал кувшинчик и поспешил к ней, держа наготове палочку:
– Ещё враги?
– Да, – и Беатия выпорхнула в коридор, серебристой молнией устремилась вправо: – Лэн! Скорее! Я видела тень, и если это черномаг…
Лэннери понял её без слов. Если это черномаг, и им повезёт, они смогут отомстить за всех погибших и спасти Наставницу!
Мелькнула мысль, что в замке, вероятно, остался кто-то живой, и его нужно предупредить, но времени на это не было. Догнать врага – и уничтожить! Лэннери чувствовал, как нетерпение и гнев сплелись в один тугой клубок в его груди – казалось, не вздохнуть, пока не сделаешь того, что должно!