Джанерианские горы издали смотрелись как тёмный неровный гребень на фоне вечернего неба, залитого светом Алой Звезды. До них оставалось не больше двух длинных полётов, и Лэннери взвесил в руке палочку, покосившись на Беатию. Её белое, чуть веснушчатое лицо дышало таким невозмутимым спокойствием, что впору позавидовать. Губы феи то и дело шевелились – наверное, разговаривала с Мираной, а пару раз до Лэннери донёсся её смех.
Сам он чувствовал себя гаже некуда, и не только потому, что есть было нечего, а росы не видать до завтрашнего утра. Лэннери терзали мрачные мысли, что фей Золотой Звезды он увидит мёртвыми и приколотыми булавками к земле, как и фей Белой. И если ни одна из них не выживет, мир укроет враждебная тьма, которой обрадуются только нечисть и черномаги. Интересно, Хранительница и тогда будет молчать? Чего она ждёт? Неужели так и предопределено, что все Звёзды, расколотые, погаснут, и мир погрузится во мрак, а Благословенные Острова постигнет участь Кэрлионы? Но ведь это означало бы, что Кэаль уже сейчас слаба, что её энергия стремительно истощается, и феи почувствовали бы это на себе. Нет, что-то здесь не так! Эх, добраться бы до Хранительницы и самому её расспросить, да только никто не знает, как её найти…
– Лэн, с тобой всё в порядке? – с неожиданным сочувствием прозвучал голос Беатии рядом.
Юный фей сделал над собой усилие и натянуто улыбнулся.
– Почти. Думаю, как нам побыстрее пролететь Джанерианские горы, чтобы не тратить силы на нечисть. Мэйе-то я сказал, что мы легко с ними справимся, но сам, – Лэннери невесело хмыкнул, – в этом не уверен. Мы голодны, а ты помнишь, к чему Риджану привело недоедание.
Беатия сосредоточенно свела брови вместе.
– А если нам, наоборот, увеличиться и проделать этот путь пешком? Чтобы не привлекать к себе внимания нечисти, парящей в небе.
– Серьёзно? – Но чем больше Лэннери размышлял над её словами, тем разумнее они казались.
«Зато в человеческом обличье вы неуклюжи и менее проворны, – напомнила ему Айя. Лэннери поморщился – позорный поединок с Мардом живой картинкой встал перед глазами. – А одноглазые птицы и на землю могут спускаться…»
Да, в рассказе Аргалена про фею Лейзану говорилось именно об этом; в несостоявшемся варианте будущего нечисть перехватила юную Хранительницу и её старшего брата прямо из рук фей.
Что ж, было ещё время поразмыслить.
«А теперь что скажешь?» – поинтересовался Лэннери, когда они с Беатией приблизились к горам, и стало видно птиц – издали они казались просто тёмными точками, разбросанными по алой ткани небес. Но стоит подлететь ближе, как эти лениво движущиеся точки обратятся в разъярённых хищниц, налетающих со всех сторон.
«Теперь ничего не скажу, – Айя помолчала. – Будь в этих горах густые леса, вы бы скрылись под кронами деревьев…»
«Но здесь нет густых лесов. Только редкие деревья и много, много травы, – перебил её Лэннери. – А значит, придётся сделать так, как предложила Беатия. Может, на две точки на земле серая нечисть не обратит внимания, а вот след нашей магии в воздухе не останется незамеченным!»
– Спускаемся, – сказал он Беатии. – Скорее всего, нам придётся что-то есть по пути. Ягоды, если найдём, грибы, если попадутся. Поджарить можно с помощью палочек.
– И то, и другое может быть ядовитым, – справедливо заметила Беатия, ныряя вниз. – Вот жаль, – донёсся до Лэннери её раздосадованный голос, – что в наших свитках всякой чепухи хватает, а про то, что съедобно у людей – нет!
Невзирая на всю серьёзность положения, Лэннери не сумел удержаться от улыбки. Конечно, Беатия была права – свитки эти годились только на растопку костра. Эх, нельзя превратить их в куски свежего, сочного сайкума!
– Трава здесь высооокая! И такая синяя, – восхитилась Беатия, стоя по колено в ней, – даже при свете Алой Звезды видно! И смотри, сколько белоцветов!
Приземлившись рядом и сложив крылья, Лэннери увеличился и сжал её руку:
– Пошли. Как только тёмные точки в небе останутся позади – сразу уменьшаемся и взлетаем.
Они зашагали вперёд, каждый молча, думая о своём. Ветер носился по всему полю, трепал волосы фей и забрасывал их в лица, пробегал невидимой поступью по синей траве. Всё ещё мечтая о сайкуме, Лэннери погрузился в воспоминания.
Сбор аргенового сока и росы у фей начинался с условных десяти лет; утром все ученики Школы, сонные и недовольные, сжимая в руках кувшинчики и сосуды для сока, с палочками, заткнутыми за пояса, летели в Аргеновую Долину. По пути кто-нибудь обязательно ссорился – Ирлани и Лейя с детских лет выясняли, кто из них больше достоин звания Наставницы в будущем; Аргален пытался рассказать о своих библиотечных чтениях; порой две феи с визгом принимались носиться друг за другом, грозясь стукнуть одна другую кувшинчиком или сосудом для сока. Сейчас Лэннери вспоминал это с грустью, а не с насмешкой, как бывало в Школе. У него-то ссор почти ни с кем не случалось. Только раз длинный, худой, угрюмый Ферген подлетел к аргене, с которой Лэннери собирал сок, и без лишних слов толкнул его. Тот чуть не упал. Сосуд вырвался у Лэннери из рук, сок потёк на землю, аргена обиженно заскрипела:
– Да что же это такое делается?
Лэннери вспыхнул и повернулся к Фергену, крепко стиснув кувшинчик, наполненный росой.
– Это моё дерево. Здесь самый вкусный сок, – объяснил тот, снисходительно глядя сверху вниз на Лэннери, который и ростом похвастаться не мог. Пришлось взлететь выше:
– Может, и самый вкусный… да только он мой!
И не успел Ферген и глазом моргнуть, как оказался весь мокрый от росы. Он отряхнулся, фыркнул, кинулся на Лэннери, феи сцепились и закувыркались в воздухе под возмущённые крики подоспевшей Ирлани.
Лэннери и Фергена разняли, но зато больше никто не посягал на ту аргену. А вскоре Лэннери подружился с Сайменом, и Ферген бросил попытки отомстить «маленькому уродцу». Связываться с сильным, широкоплечим Сайменом не стоило, он мог отшвырнуть одним ударом на десять крыльев, а затем спокойно объяснить разгневанной Наставнице: «Ферген был сам виноват. Я его предупреждал, чтобы не лез к моему другу».
А дерево, с которого стекал самый сладкий в Долине сок, приглашающе шумело ветвями, и порой Лэннери не сдерживался – припадал губами к коре и слизывал жидкие капли, как величайшее лакомство, вместо того, чтобы заполнять ими сосуд. Вкус возник на языке, как будто наяву, и Лэннери тряхнул головой, освобождаясь от облепивших его воспоминаний. Он не в Аргеновой Долине, а в Джанерианских горах, и прошлого не вернуть, каким бы прекрасным оно сейчас не казалось.
– Беатия, – громко заговорил он, пересиливая шум ветра и шелест травы, – а тебе не кажется, что это не очень-то справедливо – когда ты становишься взрослым за четыре дня и двенадцать месяцев? Как будто у нас украли детство, настоящее детство, которое есть у людей.
Сдувая с лица растрёпанные светлые волосы, Беатия взглянула на него. На лице у неё застыло озадаченное выражение, и, когда они уже миновали поле и навстречу начали попадаться редкие деревья с тонкими тёмными стволами, Беатия высказалась:
– Что мне действительно кажется, Лэн, так это то, что ты не в своём уме. Нашёл, о чём думать! Мы в смертельной опасности, Школа Золотой Звезды в смертельной опасности, наша Звезда вообще треснула, а в небе над нами летает нечисть!
Лэннери насмешливо улыбнулся – у него возникло желание подразнить её.
– Готов поручиться, если бы я сказал, что думал о твоих красивых…
Беатия покраснела. Или это померещилось в свете Алой Звезды.
– …веснушках, – Лэннери намеренно задержал взгляд на её груди, – ты бы не возражала даже посреди битвы.
– Ты тоже очень красивый, – вдруг ухмыльнулась Беатия, – жаль, смугловат да мелковат.
Пока Лэннери раздумывал, какой шуткой на это ответить – колкой или не очень, – Беатия оглянулась и стиснула его руку крепче:
– Птицы! Они нас увидели!
С потемневшего, багрового неба спускались одна за другой зловещие тени.
– Вперёд! – Уменьшившись, слыша торопливый шелест крыльев Беатии, Лэннери полетел так быстро, как только мог, и она не отставала. Мелькали всё такие же редкие, унылые деревья, мимо прошмыгнул неизвестный полосатый зверёк, пригибая спину к земле. Феи взмыли вверх, и у Лэннери на миг перехватило дыхание: снова птицы! Они летели навстречу, окружили со всех сторон, и если повернуть назад, окажешься в кольце врагов. Ну, уж нет! Он стиснул палочку в руке:
– Беатия, спиной к спине!
Уловил её поспешный кивок и через пару мгновений ощутил тепло её тела. «Держись», – с тревогой и заботой, каких не ждёшь от аргеновой палочки, сказала Айя. Лэннери кивнул и принялся ждать.
Хлопающие крылья, вытянутый узкий клюв, когти, казавшиеся окровавленными в лучах Алой Звезды. И глаз – горящий, внимательный глаз посреди лба. Птица подлетала ближе и ближе к Лэннери, а за ней другая, третья, много их. Он прицелился, выстрелил прямо в туловище, покрытое серыми перьями; ещё луч – и взлетела голова второй птицы; третью рассекло на две половины. Лэннери направлял палочку то туда, то сюда. Слышал непрерывное: «Пер-кусса! Пер-кусса! Пер-кусса!» дрожащим голосом Беатии – и повторял сам, пока заклинание не стало звучать как бессмысленный набор звуков.
Это была настоящая бойня. Птицы кидались со всех сторон, и, когда небо слишком быстро потемнело, Лэннери сообразил, что виной тому не приближение ночи. Сверху спускался десяток птиц во главе с самой крупной – возможно, вожаком нечисти. Оперение вожака было темнее, чем у остальных, а клюв длиннее; его огромный глаз, не мигая, уставился на Лэннери.
– Беатия, вместе! – крикнул он. Развернувшись к нему лицом, заметив, куда он смотрит, соратница вскинула руку одновременно с ним, из палочек выскочили два белых луча – словно вспышки молний в грозовом небе.
– Пер-кусса! – сорвалось с губ Лэннери. Он стрелял, не помня себя, снова и снова. Воздух как будто сгустился, дышать стало трудно, сердце билось в груди, как сумасшедшее. Блеснувший белым луч, отлетевшее птичье крыло, брызги крови, попавшие на лицо. Некогда вытереть! Когти, мелькнувшие перед глазами. Прыжок в воздухе в сторону, быстрый взгляд на Беатию, затем на врагов.
Вожак. Ему удалось избежать выстрелов Лэннери и оттеснить того от Беатии. Она сражалась в одиночестве, но пока удача была с ней, и трупы нечисти летели вниз, точно мешки с деревенским навозом. Зато двое или трое кружили за спиной у Лэннери. Не нападали – по-видимому, только следили, чтобы он не улетел от вожака.
Луч. Другой. Третий. Бесполезно! Лэннери чувствовал, как мелко дрожит от усталости и голода его рука. Стоит ему промедлить, перестать нападать, как он окажется в роли защищающегося. Вожак скогтит его, Лэннери, и разорвёт на части так же легко, как сам фей убивал птиц.
Ещё пара белых вспышек, и снова неудача.
– Вин-ци! – выкрикнул Лэннери, отчаявшись попасть в увёртливого противника убийственным лучом. Серебристые путы не успели обвиться вокруг кривых, растопыренных когтей – порвались, как нити, и полетели вниз.
Нити.
Лэннери думал об этом, когда настал его черёд уворачиваться, нырять вниз и лучами отбивать атаки. Передышка – и он завёл руку назад, рванул шнурки котомки. Скорее, скорее! Что же она не открывается? Вожак заклокотал, взмахнул огромным крылом. Так близко! От него пахнуло смрадом.
– Соом-ну! – Сонное заклинание задело вожака вскользь. Его глаза на миг затуманились, и Лэннери выстрелил – вожак опомнился, ушёл от луча, что-то хрипло крикнул. Лэннери закрутился волчком, пусть и не так быстро, как Лейя, и парой удачных выстрелов чуть не ранил вожака. Тот растерялся.
Судорожный рывок, и – наконец-то! – котомка распахнулась. Всё полетело вниз, отвлекая птиц – свиток Аргалена, пустые кувшинчики от росы. Клубок! Лэннери рванулся к нему, подхватил, прижал к груди. Вдруг воцарилась тишина, и в ней Лэннери опять услышал биение собственного сердца, казалось, где-то в горле. Кэаль Справедливая, помоги!
Магия фей – то, что наполняет их целиком, даже волосы. А если это магия не просто феи, а Белой Наставницы…
…поистине, она способна творить чудеса.
Лэннери ухватил клубок за нить. Отбил три атаки лучами, пока она разматывалась, сверкая серебром. А потом бросился к вожаку. Тот опешил. Не теряя времени, Лэннери взмахнул нитью, захлестнул когти, заметался вокруг противника, как вихрь. Бессильно опустились крылья нечисти, из горла вырвался слабый, испуганный писк, словно у малого птенца. Лэннери услышал шум рассекаемого воздуха, оглянулся – прямо перед его носом щёлкнул острый клюв. И тут же птица, ринувшаяся на помощь вожаку, испустила пронзительный крик. Луч, как белое лезвие, высунулся из её груди.
– Беатия! – обрадовался Лэннери.
Птица рухнула, открывая его взгляду фею – на платье пятна, на туфлях пятна, даже волосам уходящая Алая Звезда придала красноватый оттенок.
– Смотри! – Она указала палочкой мимо него.
Сзади вожак хрипел и бился в путах волос Наставницы, но вырваться не мог. И глядя на него, замерли остальные птицы, которых было не меньше десяти. Этой картине не хватало последнего штриха, и Лэннери нанёс его. Целя палочкой в единственный глаз нечисти, он выдохнул:
– Пер-кусса!
Луч вошёл в чёрный, круглый зрачок. Страшный вопль едва не оглушил Лэннери, а голова вожака взорвалась изнутри. Враг забился в агонии, разрывая, наконец, магические путы – но было уже поздно.
– Что творится с остальными!.. – прозвенел ликующий вопль Беатии.
Лэннери огляделся, слыша предсмертный хрип и клёкот со всех сторон. Никто, кроме вожака, не был ранен, но всех выгнула предсмертная судорога. А когда его изуродованный труп камнем полетел вниз, за ним последовали и другие.
Лэннери утёр лицо, скривился от мерзкой вони и пробормотал:
– Прости, Моозза. Мне пришлось это сделать.
– Что ты там бормочешь? – Беатия подлетела ближе, принюхалась. – Надо же, навоз пахнет и то приятнее, чем их мозги.
– Мозги? – переспросил Лэннери.
– Ну да, они на тебе везде. Даже на крыльях.
Алая Звезда скрылась, и небо медленно залила чернильная темнота.
– Что ж, – негромко откликнулся Лэннери, – значит, придётся мне долго чиститься.
Трупы нечисти были сожжены в белом пламени, а затем феи привели себя в порядок и полетели дальше. В животах беспрестанно бурчало от голода, и в конце концов, Лэннери и Беатия нашли какие-то вялые, невкусные тёмные ягоды на чахлом кусте и были вынуждены подкрепиться ими. Ягоды чужеродным месивом из мякоти и косточек легли в желудок, но хоть бурчанье прекратилось.
Позже, на берегу журчащей горной речки, набрав в кувшинчик воды, Беатия присела на траву и неожиданно поинтересовалась:
– Лэн, а ты помнишь своё первое задание?
Лэннери перестал жевать прихваченную с собой ягоду, которую держал обеими руками, и удивлённо покосился на Беатию. Её-то с чего в воспоминания потянуло?
– Да, – коротко ответил он.
Ещё бы не помнить – тогда Лэннери впервые пришлось кого-то убить лучом. Хибри, неуклюжий, созданный из дикого кабана и человека, некрепко сшитый чёрной магией, упал на землю и лопнул по швам, так что стали видны внутренности. Лэннери после этого чуть не вырвало, а сейчас он хладнокровно воскресил в памяти ту сцену и только подумал, что создатель хибри был, наверное, молод и неопытен. Вроде покойного Марда.
– И тебе было дурно, да?
– Конечно, – и Лэннери не удержался от вопроса: – А тебе?
– А мне вот хорошо было, – тихо произнесла Беатия и отхлебнула из кувшинчика. – Почему так? Я всю жизнь мучаюсь из-за того, что это приносит мне удовольствие. Чувствую себя неправильной феей. Но поделать с собой ничего не могу.
Лэннери доел ягоду и отряхнул пальцы, рассеянно думая, что Беатия в Школе не выглядела так, будто от чего-то мучается. Скрывала? Или солгала сейчас, пытаясь казаться лучше, чем она есть?
– Брось, – наконец, сказал он вслух. – У нас впереди ещё битва с черномагом. И какая бы ты ни была неправильная, Школу Белой Звезды мы с тобой восстановим вместе. А мучиться будешь потом, когда истребим всю нечисть и черномагов.
И, выслушав всё это, Беатия улыбнулась в полумраке и прикрыла его руку своей. Лэннери отвёл её волосы от лица, коснулся губами тёплого виска феи и хотел что-то добавить, но тут же отпрянул от неё и согнулся пополам.
– Что, что случилось? – испугалась Беатия, бросив кувшинчик и вытащив палочку из-за пояса платья.
– Ни…чего, – с трудом проговорил Лэннери, держась за живот. – Ягоды, Мааль их возьми!