Кровь в моих жилах

Глава четырнадцатая Вздрогнет земля

Черная, ледяная бездна поглощала её. Воды Балтики снова смыкались над головой Светланы, утягивая на самое дно, а Сашка сидел и грустно улыбался. Почему умирает он, а дышать не может она?

За окном забрехала собака, словно вторя грустным мыслям Светланы. Где-то завыл еще один цепной пес, еще и еще. Даже волк где-то на Ежиной горе, нависающей над всей Уземонкой, присоединился, затыкая собачий хор. Волк выл проникновенно, громко, забывая, что луна далеко неполная. Новолуние через два дня, между прочим.

Кружок света в кабинете стал совсем маленьким, хрупким, а тени сгустились и подползли ближе. Еще чуть-чуть, и лампа не выдержит — лопнет с диким хрустом. И тьма поглотит свет.

— Светлана…

Она опомнилась, выныривая из воды и старательно пытаясь скрыть испуг в своем голосе, сказала:

— Не смейте просить баюшу, чтобы она стерла из моей памяти про вашу близкую смерть. Прокляну на вечную жизнь — будете Жердяем слоняться по миру, заглядывая в окна. Я предупредила.

— Хорошо. — Саша согласился легко, вызывая подозрения, что нарушит клятву, но это же Громов, он не может так поступить. Только не он. — Даже в мыслях не было просить о таком Баюшеньку. И не смотрите с таким укором — да, я в больнице и Баюше устроил допрос, иначе как бы я узнал о госпоже Вырезовой.

Он мечтательно добавил:

— Матвея бы как-нибудь заловить во вменяемом состоянии. Он вечно пророчит, а это не то, чего я бы хотел.

Светлана поморщилась, не понимая, почему Матвей никогда не пророчил об Александре. Может, потому что тот нечисть? Или есть что-то еще? Надеяться на то, что Матвей никогда не говорил о Сашке лишь потому, что все будет хорошо, глупо. Хорошо после Рождества не будет. Уж ей точно.

— Не волнуйтесь. Именно о вас он никогда не пророчил, во всяком случае мне.

— Это утешает. Не хотелось бы, чтобы он все мое грязное белье вываливал прилюдно. — Он посмотрел на свою ладонь, которая так и лежала поверх пальцев Светланы, и осторожно попытался убрать руку. У него не получилось — Светлана сама вцепилась в его пальцы, не пуская. А волк за окном все выл и выл, заставляя екать сердце. — Может, все же продолжим о Дмитрии?

Она прикрыла глаза:

— Давайте. — Может, за разговором страх уйдет и станет легче. В конце концов она тоже скоро покинет Суходольск, и тоже никто не будет знать: жива она или сгинула где-то. И никого, кроме Мишки, это и интересовать не будет.

— На чем мы остановились? — Александр сам же и ответил: — на Вырезовой. Узнать, что на самом деле случилось с Дмитрием можно только от неё. Впрочем, пока это не столь важно. Важно найти все кормушки Дмитрия. Их надо вычистить — вдруг там есть еще упыри.

Светлана согласилась с ним, качнув головой и чуть расслабляя руку — Сашкины пальцы и не вздумали бежать. Они же теплые! Ну как он может быть нечистью.

Александр развернулся на стуле — до этого он сидел полубоком к Светлане. Только вторую руку не протянул — оперся ею на угол стола.

— Одна кормушка, наверное, даже главная — в Ольгинске, — принялась перечислять Светлана. — Вторая тут, у Лапшиных. Третья еще где-то — откуда-то же жертва на капище взялась. Она же где-то жила. Я попросила домового Волковых поискать её следы в Волчанске, но от него пока вестей не было.

— Она может быть не из Волчанска.

Светлана кивнула:

— Может, конечно. — Черная вода колыхалась над ней, мешая думать. Грудь сдавило так, что каждый вдох давался с трудом.

Кажется, она чем-то выдала себя, потому что Сашины пальцы осторожно погладили её запястье:

— Не переживайте, прошу. Зря я вам все рассказал. Просто отпустите и забудьте.

Она заставила себя храбро улыбнуться:

— Хорошо.

— Вы заметили, что Вера Лапшина на вас очень похожа?

— Что? — Если Сашка хотел этим отвлечь Светлану от грустных мыслей, то это ему удалось. Она никогда так не думала о Верочке Лапшиной.

Он чуть наклонил голову вперед — у него это всегда означало удивление:

— Не замечали?

— Нет, конечно. Она такая… Такая… — Она все же подобрала слова: — хрупкая и беззащитная.

Саша внезапно для Светланы сказал:

— Вот теперь вы меня понимаете.

— Вы меня видите такой же?

Мишка сейчас бы завладел её рукой и проникновенно прижимая её к своим губам, зашептал бы, признаваясь… Саша признался без театральных эффектов:

— Я хочу вас защитить, и понимаю, что не могу, не имею права, мне вообще лучше к вам не лезть. Даже зная, что у Великой княжны Елизаветы был боевой дар. Даже зная, что её учили на боевого мага… Я хочу вас защитить.

Светлана прикрыла глаза — это она обсуждать не хотела. Как всегда, не вовремя проснулись сомнения: вдруг Громов специально разоткровенничался, чтобы разговорить её, а она взяла и проболталась. Почти проболталась. Из жалости. Она заставила себя открыть глаза и во всю всматриваться в Громова. Как же хотелось верить его серым, таким спокойным глазам! Такие глаза не лгут. Впрочем, опыт Светланы говорил иное — лгут любые глаза. Зря она доверилась ему…

Александр мягко продолжил, словно не замечая, что она его рассматривает в упор:

— Она не закончила обучение, Светлана. Она была еще ребенком. Тринадцать лет всего. Этого мало, чтобы стать полноценным бойцом. Прошу: не стремитесь стать первой святой по имени Светлана. Не бойтесь: я вас не предам и не выдам, но будьте благоразумны, умоляю.

Она откинулась назад, выпуская Сашину руку. «Пусть он не лжет, небеса, пусть он не лжет», — повторяла она про себя как молитву.

— Я же вам говорила: я не стремлюсь. У меня вообще иные цели. Я же маг, а тут магическая аномалия. Старших императорских детей много: Наталья, Мария, Елизавета, Дмитрий… Кто-нибудь да проведет ритуал — я надеялась на это. Там всего-то надо пролить кровь.

— Дмитрий, — напомнил Сашка.

— Именно. Я думала — все отголоски магических заклинаний, проходящих в округе, приносит сюда. Я думала, что отголосок такого ритуала точно притащит сюда: он же самый мощный, который только можно представить — он же на всю страну. Я хотела поймать отголосок и изучить. Но или я банально проспала, или все же свидетели не лгали… Я подняла в музее записи вплоть до пятнадцатого века — тут в Суходольске даже в возможные пропуски при правлении Романовых не было катаклизмов, какие творились по всей стране.

Саша привычно нахмурился:

— Демьян говорил, что в «Катькину истерику» тут было крайне тихо и спокойно.

Светлана кивком согласилась с ним:

— Вот это и непонятно. Тут гореть все должно было, сюда точно должно было притащить отголоски ритуала, которые я собиралась изучать, как маг, чтобы расшифровать ритуал. А тут… Тишина. Именно это я и изучаю. Именно этого я и жду. Я не собираюсь становиться святой. Дмитрий уже провел ритуал. Все. Все окончено, пусть люди еще не верят в это. Вам не стоит беспокоиться за Елизавету и тем более меня.

— Хорошо, спасибо за откровенность, Светлана. Я это очень ценю. — Он закинул ногу на ногу и сцепил руки в замок, обхватывая ими свое колено, словно Мишка, когда пытался удержаться и не хватать Светлану за пальцы.

Светлана предложила:

— Давайте дальше. Уже, наверное, само жертвоприношение в Сосновском. Верно? Больше же обсуждать про возможную жизнь Дмитрия не надо?

— Не совсем. Я думал, почему Дмитрий и госпожа Вырезова приехали именно сюда. В Суходольск.

— Это как раз просто. Князь Волков. Он тронодержатель. Он тот, чей род всегда сажал на трон Рюриковичей. Дмитрий и Вырезова приехали сюда за его поддержкой, но что-то пошло не так. Волков им отказал.

Саша качнул головой:

— Не совсем отказал. На царствие не помог венчаться — это да. Возможно, из-за того, что знал, что Дмитрий стал упырем. Но с документами и домами, а то и деньгами помог.

Он замолчал, что-то обдумывая, а потом резко сказал:

— Ладно… Тут мы пока ничего узнать не можем. Подозреваю, что и не узнаем… Давайте о жертвоприношении. Дмитрий прилетел сразу на капище.

Светлана согласно кивнула:

— Именно поэтому следов на самом капище нет. Я думала, их затерли эфиром, а их в принципе быть не могло. Жертву привез на сером «Рено» про́клятый медведь…

Саша как-то странно наклонил голову на бок, и Светлана осеклась:

— Что-то не так?

— Вы впервые при мне произнесли «медведь», а не бер.

— Но мы и не в лесу. — Она вспомнила домашние, чистые туфли убитой на капище и нахмурилась: — хотя, возможно, жертву и не привез медведь…

Саша, понимая её с полуслова, продолжил:

— … Дмитрий сам мог притащить жертву — упыри сильные и выносливые, могут поднимать в воздух вес взрослого мужчины запросто. Это подтверждают домашние туфли жертвы. Что касается самой жертвы… — Саша нахмурился и замолчал.

— Что-то не так?

Он посмотрел Светлане прямо в глаза:

— Я могу рассуждать исходя из своего предположения, возможно ошибочного, что вы великая княжна? Так легче объяснить все, чем изъясняться экивоками.

Держа свой голос под контролем, она твердо сказала:

— Давайте попробуем. — Она же почти призналась, так зачем запутывать Сашу дальше. Только бы он не предал. Черная балтийская вода так и стояла над Светланой, пугая холодом и ожиданием смерти.

Он как военный наклонил голову вперед в жесте признательности:

— Я не подведу вас. Жертва подобрана идеально — очень похожа на вас. Дмитрию почему-то было важно, чтобы убитую признали за вас. Возможно, он так отводил подозрения от себя — царская кровь лежит на капище, другого носителя царской крови не будут подозревать в убийце. Возможно, он так обезопасил себя от ваших притязаний на трон. Мертвая царевна не может на него претендовать. Возможно, он так спасал вас. Если вы официально мертвы — вас не будут больше искать, чтобы разузнать о ритуале или чтобы принести в жертву.

Светлана опустила голову вниз, вспоминая веселого мальчишку, так любившего смеяться и запускать в небеса воздушных змеев. Что же так его искорежило, что свободу для неё он искал с помощью убийства?

Саша вся так же вкрадчиво, утешающе, продолжил:

— Возможно, это странное проявление заботы, но нельзя забывать — его душа была искалечена, он стал упырем — там другие понятия, там искореженное мышление… Поверьте — я нечисть, я знаю о чем говорю… В любом случае, он сделал все, чтобы Елизавету опознали в убитой — он даже ожерелье с эфиром Елизаветы дал в качестве твердого доказательства, что это именно третья великая княжна.

— Почему у убитой мое лицо? — Светлана очень ждала ответа: она последние десять лет смотрела в зеркало и не могла поверить, что это все еще она. Если кто и разгадает загадку, то только Саша.

Он понятливо кивнул:

— Что ж, у меня есть предположение… Идя на капище, Екатерина и дети, скорее всего, надели эфирные маски, чтобы их не узнали. Екатерина погибла — маска слетела. Дмитрий погиб — маска слетела.

— Но я жива… — все же прошептала Светлана.

Он снова накрыл своей ладонью её холодные пальцы:

— Вы единственная, с кого маску сняли, а не одели. Вы тринадцать лет жили под маской, чтобы никто не догадался, кто на самом деле является вашим отцом.

Она, вырывая руку из ладони Сашки, стремительно встала и подошла к окну. Она задыхалась. Ей надо побыть одной. Она бы и на улицу выбежала, но огромные туфли Александра этому мешали. Вой, кого бы не оплакивал волк на горе́, наконец-то, смолк. Наступила настороженная, опасная тишина. Город словно замер в странном предчувствии. Светлана не выдержала: черная вода захлестнула её с головой, горечью вливаясь в горло — воздуха не хватало, и она рванула за ручку раму на себя в попытке открыть окно. Стекло звякнуло, но не поддалось — и эфир не спас. Видимо, рамы тут были заговорены от эфирного нападения. В принципе, верно — полицейский же участок.

Из-за её спины возникли руки, побеждая упрямые шпингалеты и открывая окно. Пахнуло сыростью. Ночной холод обдал Светлану, но руки исчезли, чтобы вернуться с пледом — он тяжело опустился на хрупкие, сдавшиеся в борьбе с судьбой плечи. А потом вместо того, чтобы обнять и согреть, Сашка, вот же воспитанная нечисть, шагнул прочь. Открылась дверь, по ногам ударило сквозняком, и Светлана все же сказала, все так и смотря в темноту, дышавшую страхом:

— Не надо уходить. Я в порядке.

— Мне казалось, что вам хочется побыть наедине с самой собой и своими мыслями, — раздалось уже откуда-то от стола — Саша дисциплинированно вернулся в кабинет.

— Вам не показалось.

— Тогда я…

Она нелогично попросила:

— Не уходите… Давайте лучше продолжим.

— Хорошо, — невидимый Саша легко согласился с ней. — Медвежьи следы в Сосновском. Мы с вами думали, что это берендей, но это оказался про́клятый медведь — проклятый с помощью гроша, который потом подсунули вашему письмоводителю, когда оказалось, что из-за следов в Сосновском я и Владимир стали искать берендея. Думали, что Ивашка уничтожит сперва меня и Владимира, а уже его по протоколу убьет Смирнов, но вышло иначе: Смирнов в нарушение всех инструкций первым подошел к Ивашке, не боясь его, и пошутил о берендее. Проклятье сработало, и перепуганный Ивашка убил ближайшего — Смирнов ничего не успел сделать, он не боялся Ивашки.

Светлана собралась с мыслями — об отце, который так не узнал правду о ней, о предавшей отца матери, о Кошке она подумает потом:

— Я хотела встретиться с Загорским. Хотела узнать, есть ли еще варианты стать медведем, кроме как родиться берендеем. Не успела…

Все так же невидимый Саша со смешком признался:

— Я спрашивал.

Светлана развернулась к нему:

— Ну уж нет! Вот точно нет! Вы не могли дернуть Загорского в больницу.

Саша улыбнулся уголками губ — только чуть наметил улыбку, он вообще не из весельчаков:

— Я спрашивал не его. Ночью в палате было скучно. Я разговаривал с персоналом больницы про местные побасенки и сказки. Один санитар вспомнил интересную сказку о мужике, ставшем медведем. Рассказать?

Светлана села на узкий, неудобный подоконник:

— Расскажите.

Ночная темнота пугала её. Фонари на улице горели, но словно не светили. Ночь дышала холодом и безысходностью. Стояла дикая тишина, как перед грозой. Сейчас Светлана и волчьему плачу была бы рада.

Тишина, как стекло, с громким шелестом рухнула под вкрадчивым голосом Саши:

— Возвращался мужик с неудачной охоты. Надвигалась зима, а есть было нечего. Он, пытаясь скорее вернуться домой, перелез через склоненное к земле дерево, все заросшее мхом. Пока лез, мох на него налезал, как шкура. Вернулся он домой, а жена с ухватом на него пошла. Заорал он на жену, что дура дурой, не узнала мужа, а из глотки только медвежий рык и раздался. Понял он тогда, что случилось. Взял жену за руку и потащил обратно в лес. Заставил и её перелезть через то дерево, надевая шкуру. Они всю голодную зиму проспали в берлоге, вернувшись домой только с теплом. Так мужик и его жена дальше и зажили — по осени надевали медвежью шкуру, а по весне снимали. Так-то так. Возможно, проклятый грош, как довольно опасное волшебство, предназначался только Ивашке, а медведь в Сосновском появлялся иначе. Впрочем, это как раз неважно. Важно иное: медведь или помогал Дмитрию с жертвоприношением, или…

— Поглядывал ритуал. Потому Китти и напала на медведя — защищая Дмитрия и тайну ритуала. а поглядывал медведь ритуал для Михаила Волкова. Он… Золотой сокол.

Саша не стал удивляться — только снова склонил голову:

— Благодарю за доверие, я не выдам тайну Михаила Константиновича. Он так похож на князя Волкова…

— Маска. Маска, как была на мне. — Светлана упрямо смотрела в ночь. Что-то надвигалось. Что-то страшное. Эфир волновался, то увеличивая мощность поля, то вдруг падал. Понять бы, что происходит. Вдруг это всего лишь её мнительность.

— Волковы в этом деле замараны крепко. Тайна вашего ожерелья от них утекла. Ожерелье, опять же, только у них могли подменить.

— Еще грош проклят так, как могла сделать только высшая кровь. Кровь Рюриковичей.

— Значит, грош изготовил Дмитрий и передал Волковым. Светлана, у вас есть какие-то предположения, кто из Волковых может быть замешан в сговоре с Дмитрием?

Она вздохнула — надо думать, надо заставить себя вынырнуть из-под черной воды и думать — Саше нужна помощь. Он не справится без неё.

— И князь, и княгиня. Тут я не скажу точно. Князь для чего-то брал кровь Михаила. Князь может притворяться, что парализован. Он может знать, кто настоящий отец Михаила. Он может сам желать венчать на царство старшего сына. Дело упирается в то, что Мишка не знает ритуал. Точно так же и княгиня может желать посадить сына на трон. Она так опутана всякими защитными плетениями, словно ожидает нападения каждую минуту. Она могла бояться нападения своего «союзника» — Дмитрия.

Саша откинулся на стуле — тот заскрипел, выдавая движение. Светлана заставила себя посмотреть на Сашу, как он смотрел на неё — не отрывая взгляда.

— Если они были союзниками. Переданное ожерелье не делает их союзниками, а может быть лишь временным сотрудничеством. Кто-то еще может быть втянут в заговор?

Светлана замолчала, вспоминая свой нелепый визит к Волковым. Доброжелательный князь, холодная, едкая «селедка» княгиня, её дочь…

— Княжна! — вдруг осенило её. — Княжна Анастасия! Она была так яростно против моего брака с Михаилом, что даже пошла на шантаж.

— Она испугалась морганатического брака, закрывающего Михаилу Константиновичу путь к трону?

— Скорее всего, — согласилась Светлана, только сейчас понимая причину ненависти Анастасии.

— Тогда получается, что она действовала не в одиночку, а с кем-то — в тайну ожерелья она не была посвящена. Иначе бы знала, что брак не морганатический.

— Небеса, как все просто оказалось… Получается, что после жертвоприношения, в котором Дмитрий пролил свою кровь для успокоения духов, он полетел в свою привычную кормушку — к Лапшиной.

— Но напоролся на нас, — закончил за неё Саша.

У Светланы внезапно закружилась голова. Мир содрогнулся, и она чуть не упала с подоконника. Звякнула посуда на столе. Закачалась лампа под потолком. Полка зашаталась, грозясь упасть. Светлана еще успела подумать, что никогда не была нервенной барышней, падающей в обморок от осознания, что уничтожила упыря-собственного брата, как Саша в едином порыве подскочил к ней и буквально вывалился в окно, сжимая её в объятьях. От болезненного удара о землю её защитили его локти, привычная «Холера!» и немного эфира. И фиолетовые астры, конечно, росшие под окном.

Сашка побелел от боли, но смог подняться и, шатаясь вместе с сошедшим с ума миром, потащил Светлану от скрипящего на все лады и закидывающего дранкой дома прочь.

Землетрясение. Это было оно. Земля под ногами ходила ходуном. Стонали окрестные дома. Скрипели ветвями деревья. Больная земля билась в припадке, а Светлана находилась в самом безопасном месте, и ей не было страшно — Саша обнял её, крепко прижимая к себе и шепча что-то утешающее и крайне глупое. Одежда на нем промокла — пусть дождь и закончился, но трава, на которой они сидели, была мокрой.

Первая волна прошла, земля на миг замерла, думая, биться в припадке дальше или нет.

— Это…

Саша быстро ответил:

— Это скорее Ладога. Но может и Урал. Хотя он далеко… Светлана, ты же понимаешь, что это значит?

Сердце Светланы заходилось от страха — надо срочно в магуправу. Надо проверить все больницы и богодельни на предмет возможных разрушений. Надо проверять дома, надо искать выживших под завалами — это может только она, ведь она маг. Мишка сейчас в Ольгинске — там тоже такая же неразбериха поди… Надо где-то взять одежду и…

Саша веско сказал, сбивая её с мыслей:

— Дмитрий не запомнил ритуал.

Он пытливо заглянул ей в глаза, вздохнул, и Светлана, умирая под черной водой, попыталась его опередить — она выдавила:

— Не преда…

Он предал:

— Элизабет — это Лиз и Бетти. Елизавета — это Лиза и… Вета. С…Вета. Достаточно запнуться после «С» и прозвучит истинное имя. А я все не мог понять, почему вы стали так откровенно запинаться… С…вета, Светочка, Светлана, — говоря последние имена, он словно издевался над ней: так мягко, ласково они звучали из его уст.

Она лишь повторила очень тихо, а земля вокруг продолжила бушевать — второй удар был гораздо сильнее, заставляя полицейский участок проседать и заваливаться на бок:

— Не предавай меня, прошу.

Он обнял ладонями её лицо и, не отрывая взгляда, сказал:

— Я хочу тебя защитить. Кромешники укроют тебя у себя — они защитят тебя. Прошу, пойми это — сейчас для тебя нет безопасного места. Только кромешники смогут тебя защитить.

— Ты все не так понимаешь.

Его ладони все так же мягко лежали на её щеках вместо того, чтобы вжаться и трясти в попытке донести мысли.

— Лиза… Услышь меня, я хочу тебя защитить.

Она, как когда-то Кошка учил её на своих уроках, вбила клином свои руки между ладоней Сашки, сбрасывая их прочь.

— Но делаешь только хуже! Я не хочу трон! Я не создана для него, меня не учили. Я буду ширмой для всяких рвущихся к власти сановников. Я буду козлом…

— Козой…

— Сашка! — не сдержалась она. — Да какая разница! Я не хочу быть козлом отпущения, на которого будут вешаться все ошибки. Я не хочу сидеть взаперти, я не хочу быть дойной коровой, из которой каждые десять лет будут цедить кровь… Услышь меня… Не предавай меня.

Он больше не пытался прикоснуться к ней или удержать, хотя мир по-прежнему дрожал в болезненном ознобе. Он только повторил:

— Лиза, и ты услышь меня.

Она вцепилась ему в рубашку на груди — больше никак она не могла дать выход бушующей в ней обиде: она доверилась ему, впервые доверилась, а он её предал.

— Я стану отвратительной императрицей. Посадишь на трон — я на каждую реформу твоей любимой полиции буду писать резолюцию: «Да поможет им бог!», как уже было в нашей истории. Я вам такую форму введу — стыдно будет на людях показаться! Я…

— Лиза… — он так и не повысил голос, а она кричала:

— Я тебя сейчас сожгу и вся недолга! Не боишься⁈ Сам говорил, что меня учили на боевого мага!

Землю тряхнуло так, что Саша еле удержался, чуть не падая навзничь — Светлана цепко держала его за рубаху.

Сашкины глаза были полны боли и знакомого упрямства:

— Лиза, именно от этого я и хочу тебя защитить. Михаил Константинович говорил, что в намоленном капище неважно, чья кровь пролита. Главное — правильно проведенный ритуал, его последовательность. И жертва.

— Саша, я…

Он ударил под дых — во всяком случае Светлана так это ощутила:

— Я не хочу, чтобы ты стала убийцей, как стал Дмитрий.

Она обмякла — Саша успел её поймать. Он крепко прижал её к груди и принялся укачивать. Или это сама земля успокаивалась и тихо баюкала умирающий мир?

Его губы отчаянно шептали куда-то в её висок:

— Услышь меня… Дай миру переболеть… Отсидись под защитой кромешников — я не могу тебя защитить. Пусть мир переболеет.

Она тихо добавила, соглашаясь с ним:

— К черту благословенные земли, в которых ничего не случается, если на троне и возле него собралась кучка тварей, живущих только ради себя и своего удовольствия. Саша, спасибо за заботу, спасибо за желание защитить — я это очень ценю. Но дело в том, что я не могу провести ритуал. Я его не помню. Или не знаю. Я не смогу его провести, понимаешь?

Он крепко прижимал её к себе, и Светлана поняла, что ему отчаянно страшно.

— Могу поклясться на крови — я не знаю ритуал. Не буду лгать — я собиралась в случае чего пролить на капище свою кровь, совсем чуть-чуть. Но зарниц в Сосновском не было, и духи пришли за своей оплатой. Значит, нужна не только кровь, знание ритуала все же важно. Но я его не знаю. Я не смогу принести жертву, как сделал Дмитрий… И, Саша, Сашенька, я боевой маг. Я могу за себя постоять. Честно. Меня Баюша пролечила — мои сожженные в ту ночь эфирные каналы… Я третий ранг сейчас, а кратковременно могу первый брать. Я не лгала тебе — я не помню ту ночь.

Земля прекратила трястись, и навалилась тишина.

— И тебе, и мне нужно на службу, — внезапно согласился Александр, удивляя Светлану глубиной своей веры в неё. — Мы нужны городу. Будь осторожна. Следи за спиной. Никого не подпускай к себе. Даже знакомых — сейчас может предать любой. К Матвею не подходи — у него язык без костей. Понимаешь? Не подходи ни за что. Он тебя сдаст толпе. Не подходи. Против испуганной толпы не выстоять никому.

Она сказала очевидное, наслаждаясь его теплом:

— Сашенька, у меня кровь слабее, чем у Мишки. Он реагировал на Михаила, не на меня. Екатерина тоже была из Рюриковичей, но слишком далекая ветвь, чтобы я была Золотой соколицей.

— Все равно. При любой опасности уходи в межмирье. Просто закрывай глаза — так проще. Закрывай глаза и иди домой. Он сам тебя притянет. В Навь не суйся — по первости оттуда не выбраться без помощи со стороны. Передвигайся по городу через межмирье — так быстрее. И будь очень, очень, очень осторожной.

— Саш… Что придет следующим по словам Матвея?

— Пламя. Завтра будет пламя.

Светлана вздрогнула, и Саша твердо сказал:

— Дай миру переболеть. Не становись убийцей.

— Не стану, Саша.

— Можно тебя поцеловать? — это прозвучало так внезапно, что Светлана, отстраняясь, запнулась:

— К…Конечно.

Он поцеловал. В лоб. Еще и добавил:

— На удачу.

Вот же воспитанная нечисть… Она сама потянулась к его губам. Они были шершавые, жесткие и абсолютно неуверенные. Поцелуй вышел скомканный, глупый, странный. Она не знала, что делать. Сашка… Сашка тоже не знал. Её словно молнией пронзило — он никогда до этого не любил. Он никогда до этого не целовался. Он… Он только её.

Саша отстранился виновато:

— Прости.

Она прислонилась лбом к его груди:

— Сашка…

— Идиотина?

— Живи, Саша. Ладно? Попытайся, пожалуйста. Я хочу влюбиться. Я отчаянно хочу любить и быть любимой. Я хочу доверять, я хочу жить. Я хочу свой дом на берегу озера. И лес, чтобы обязательно был лес. И грибы. И туман, и ты… Подари мне мечту. Обещай, что выживешь.

Он снова поцеловал её в губы и прошептал:

— Главное, чтобы выжила ты. Я подарю тебе мечту. Обещаю. Только выживи.

Ночь была слишком длинной, нескончаемой, полной отчаяния, криков о помощи и стонов, ругани, попыток нажиться даже в такой ситуации, кровавых пятен, обрушившихся домов, зарев далеких пожарищ, тонких лучиков электрических фонарей в кромешной тьме, поглотившей город, и боли — её Светлана ощущала всей кожей, снова погружаясь ТУ ночь десять лет назад.

Сашка безропотно принял от Светланы кровь, еще и для своих раненых городовых попросил — пока Светлана воздушной петлей удерживала расползающиеся во все стороны бревна бывшего участка, он вытащил из-под завалов троих пострадавших полицейских. Еще и чью-то форму для Светланы прихватил — спасать город в одной рубашке и шлафроке неудобно. Чужие сапоги, так же принесенные Сашей из-под завалов, были большими, но это лучше, чем домашние туфли.

Она как памятку повторяла про себя список обязательных дел. Пожарные депо — это были единственные люди, обученные спасать. Потом полицейские участки — поддержание порядка и помощь с разбором завалов. Потом жандармы — эти способны только на поддержание порядка. Потом губернатор. Потом связь — ретрансляционную башню на Ежовой завалило, и кристальники перестали работать. Или наплевать на губернатора и первым делом налаживать связь? У губернатора хватает слуг, которые вытащат его из-под завалов. Да и Светлана подозревала, что центр города не пострадал — там крепкие строения, они уже пережили десять лет назад нечто подобное. Если где и разрушились дома, так это в Уземонке и Низинке. Эти районы надо проверять первыми. Низинка вообще трущобы, там в каждой комнате до двух десятков проживающих. Там до несколько сотен погребенных под завалами может разом оказаться.

Она забыла больницы. И богодельни — их тоже надо проверить в числе первых — на возможные трещины, грозящие обрушениями. Приюты. Тут только разорваться на сотню мелких Светлан или перемещаться кромеж, как говорил Сашка.

Он, накидывая на плечи Светланы чужую провонявшую потом и махоркой шинель, снова, как заклинание повторил:

— Прошу, доверься мне. — Он словно хотел что-то добавить, но не смог — поджал губы и только пожелал удачи. Она им всем сегодня пригодится.

Она попыталась уйти в межмирье. Она честно закрыла глаза, она сделала пару шагов, чуть не падая — её поймала Сашкина рука, возникшая из темноты.

— Саш… Я не могу… — призналась она, открывая глаза.

— Это твой дом. Понимаешь? Дом. — Он встал за её спиной и положил руки на её плечи. Его голос звучал у самого уха Светланы. — Дом… Мы все оттуда. Все из межмирья, потому что не ушли — нас не успели крестить, хороня под порогами, а то и на перекрестках. Только становиться игошами и портить жизнь родителям мы не захотели. Закрой глаза… Представь дом. Поверь, что он у тебя есть. И он в межмирье. Позволь ему притянуть себя. Поверь, что твое место там.

Она сделала шаг… Саше она верила. Его руки на её плечах исчезли. Она оказалась в привычном черно-белом нигде. В белом свете прятался умирающий мир. В черноте скрывалась её семья. Отец. Мать. Быть может, Дмитрий, не запомнивший ритуал. Светлана еле прогнала крамольную мысль — и отец, и мать знают ритуал. Их можно спросить. К ним можно пройти — только надо рискнуть и сделать шаг в Навь.

От шага её удержало только одно — её помощи ждет пострадавший город.

За спиной мелькнула какая-то неясная тень, и Светлана не стала рисковать — это ведь могут быть те самые кромешники, которые «благородно» утащат под свою защиту, не интересуясь её мнением в отличие от Сашки. Она сделала шаг в живой мир, сейчас темный и разваливающийся на глазах.

А ведь будет вторая волна. И третья. И четвертая. Хорошо, что духи действовали «по инструкции» — каждый по очереди выказывал свое неудовольствие, а не как в «Катькину истерику» призванные в единый миг… Только это если верить словам Матвея. Что он там кричал? «Воздух взбунтуется, а вода уйдет»? Хоть от воды не ждать подлянок. Как уйдет, так и вернется.

Она снова и снова позволяла кромежу притягивать себя — ей слишком многое в городе надо проверить. Пожарные депо уцелели. И полицейские участки тоже — кроме Низинки. Там Светлана в течение получаса удерживала эфиром разрушенные стены, пока полицейские извлекали из-под завалов живых и мертвых. Пристав Егоров погиб в своей казенке — он уже лег спать. Околоточный вцепился окровавленными пальцами в локоть Светланы:

— Помогите! Маг, вашбродь, умоляю. Тут рядом дома, как спичечные коробки, повалило. Помогите там извлечь жителей из-под завалов.

Она заставила себя отказать ему:

— Я не могу. Сейчас у меня другие дела. Я вернусь, но позже.

Исчезая в кромеже, она слышала, как ей в спину буркнули:

— А чё ты хош — бабе на службе не место.

Светлана сцепила зубы — эта баба только что помогла его вытащить из-под завалов. Плевать! Она не ради благодарностей это делает.

Проверять жандармов было не обязательно — только время зря потеряла. Там уже со всем справился их собственный маг — как Светлана и предполагала: весь центр уцелел, отделавшись легким испугом. Маг поймал её за руку:

— Голубушка, давайте-ка к губернатору — там вы нужнее. Надо проверять дома в центре на возможные повреждения… Тут же дело предоставьте настоящим мужчинам.

Именно мужчиной он и перестал быть — на пару часиков или до ближайшего целителя после Светланиного удара. Она не любила, когда её хватали за руки.

И снова кромеж.

Телефонная станция, сейчас неработающая. Взять адрес-календарь и ориентируясь по нему найти дом главного инженера. Вытащить его и его семью из-под завалов. Городу нужна связь. Кромежем, краем глаза замечая, что Светлану там уже кто-то ждет, оттащить инженера на Ежиную гору к ретранслятору. Уже действуя по его указке, доставить других его сотрудников, а в кромеже темная тень все ближе и ближе.

Потом больницы — проверка зданий на прочность.

Приюты.

Медленно светало. Или это Светлана привыкла к темноте? Часов не было. Кристальник был все еще мертв. Нужно время на восстановление связи.

Богодельни.

Храмы, куда сейчас набивались испуганные люди.

По пути она ошибалась и сбивалась. Как не помочь плачущему ребенку, спасая его родителей из-под завала? От Светланы не убудет сил. Как пройти мимо дома, рушащегося с дикими стонами и криками не успевающих выбраться?

Она смогла пройти только мимо женщины, умоляющей спасти её ребенка. Светлана не целительница и не некромант. Она сейчас даже усыпить страдающую женщину не могла — усыпит, а ту ограбит дикая толпа. Или произойдет ещё что-то похуже.

И снова вернуться на круг приюты-богодельни-кромеж.

Светлана вспомнила про заводы — там столько источников для пожаров! Суходольск — провинциальный город, но что же он, казавшийся всегда маленьким, оказался таким большим!

Мимо дома, где проживала госпожа Вырезова, Светлана пройти тоже не смогла. Возможно, это был единственный шанс узнать, что же произошло с Дмитрием. В такой неразберихе Вырезова сбежит, и они её уже не найдут. Сбежать Вырезова при всем желании не смогла бы. Она была мертва уже несколько дней как — белое, обескровленное тело уже вздулось на полу, где валялось разлагаясь. Дмитрий. Вырезову убил Дмитрий. Иначе объяснить обескровливание невозможно.

В дом к письмоводителю Ерофею Степановичу Светлана заглянула уже специально — вывались из кромежа сразу на втором этаже уцелевшего доходного дома, где он проживал, и ворвалась в его квартирку с перекошенной дверью. Он тоже был мертв. Только его смерть была иной. Медвежьи когти вырвали ему горло, почти отрывая голову от тела.

Не думать. Не страдать, что это её ошибка. Она могла его спасти, арестовав, но… Он сам выбрал свою смерть, когда пошел на сделку с Волковыми.

И снова кромеж, где тень все ближе и ближе, а потому бежать, не задумываясь, пока не поймали. Опять проверки — уже за пределами городка. Её служба не заканчивается в Суходольске.

Все это высасывало силы Светланы, как голодная бездна. Она действовала на автомате. Проверить, сообщить, что здание надежно, охране, главному врачу, какой-то перепуганной женщине в одной тонкой ночной сорочке, первому попавшемуся дьякону…

А время идет. Время не останавливается ни на миг. И даже в кромеже — Григорий Кошка чуть не схватил Светлану за руку. И голоса в Нави тоже ближе.

Как заведенная игрушка, Светлана прыгала туда-сюда: мир-кромеж-снова мир. Покой кромежа и крики Яви.

И снова проверки.

Главное, не думать, что в её списке спасаемых закралась ошибка. Она точно знает, что ошиблась. Потом Бог спросит. И она не знает, что ему сказать. Впрочем, о чем это она? Она окажется в Нави.

Круговерть боли завертела её с головой. Ей бы чуть-чуть отдохнуть. Чуть-чуть посоветоваться хоть с кем-то. Просто убедиться, что она поступает правильно. Убедиться, что с Сашкой все в порядке. Найти Мишку и проверить его. Он не из тех, кто глупо помирает, но всегда случается что-то невероятное. Убедиться, что с Ларисой и Герасимом все в порядке. Найти Матвея…

Мир кружился, а в животе была неприятная слабость. Она потратила слишком много сил.

Она заставила себя собраться. Кромеж выкинул её около разрушившегося кирпичного дома, по которому, как муравьи, ходили в суходольском привычном осеннем сумраке мужики, пытаясь найти выживших — надо помочь с поисками, указывая, где искать живых, а потом…

Потом ограбить лавку — Светлана понимала, что это неправильно, но от слабости её чуть ли не шатало.

Сидя на крыльце под каплями начавшегося нудного дождя и жуя безвкусную булку, Светлана старалась ни о чем не думать. Инструкция мага в чрезвычайных ситуациях была четкая и простая: перейти под командование губернатора и выполнять его приказы. Она же поступила иначе. Правильно или нет, покажет только будущее. Будущее, которого почти нет.

Светлана быстро вымокла — сейчас она не могла себе позволить расходовать эфир на себя, а зонта не было. На тротуаре пузырились под тугими струями дождя лужи, откуда-то неслись рыжие от крови ручейки. Кровью началось, кровью держится, кровью умоется. Суходольск уже умывался кровью.

Мимо неслись напуганные люди. Наверное, кто-то кричал, кто-то молился, кто-то плакал — умом Светлана это понимала. Только не слышала ничего. Сознание милосердно отключило чувства, давая ей передышку в творящемся кошмаре. Она смотрела черно-белый фильм. Без звука и музыки старика-тапера. Мир вокруг неё снова сошел с ума. Так будет каждые десять лет, пока духи не смирятся, что договор окончательно расторгнут. Ночью придет пламя, и все, что сейчас делала Светлана, абсолютно лишено смысла. Завтра будет жарко, и погибнут те, кто выжил сегодня. Может, сдаться и не делать ничего? Ведь все лишено смысла. Пусть умоется кровью.

Сашка почему-то именно этот путь и выбрал. Почему? Это совсем не по-громовски. Хотя что она о нем знает? Он все же кромешник до глубины своей проклятой души. У него, как и у других кромешников, было десять лет, чтобы смириться с надвигающимся. Неужели они не понимали, что ждет мир? Неужели им было все равно? Сашка говорил, что он нечисть, что они думают иначе и смиряются со многим. Он смирился с таким вот будущим? Он смог смириться, что завтра придет пламя⁈ Почему? Десять лет опричнина не думала, что мир рухнет. Не готовилась к этому. Смирилась, решив, что миру проще переболеть. Сейчас страшно было представить, что еще вечером ей дом с Сашкой казался мечтой. Быть рядом с таким чело… Нечистью невыносимо.

Даже слез не было — она их выплакала десять лет назад. Он просил верить ему. Верить уже не получалось. Она не умела этого, а то, что было, та маленькая капелька веры, оставшаяся от прежней жизни, растаяла в сердце, как прошлогодний снег. Ему важнее было защитить её, а не умирающий мир. Значит… Надо все же шагнуть в Навь и расспросить отца о ритуале. Она вернется. Она на лбу себе напишет: надо вернуться! На руках и на ногах напишет: вернись и спаси! Она выйдет из Нави, потому что Сашка все же предал — страну, людей, он предал землю, которую обещал защищать. Хотя, о чем это она? Он прежде всего кромешник, они клянутся охранять царскую кровь. Тут он действовал верно, не отступив от своей клятвы.

Решено. Она соберется, чуть закончит со своими делами тут и шагнет в Навь. Кто-то же должен спасти этот неправильный мир. Пока есть время, надо заняться разрушенными домами. Хотя самые страшные она вроде помогла исследовать, когда ныряла по проложенному ею маршруту полиция-больницы-приюты и так далее по всей губернии.

Хотя нет. Дома разберут люди. Она же должна спасти свою страну. Она должна остановить пламя. Её ждет Навь.

Она шмыгнула домой — проверить Ларису и Демьяна, и заодно захватить вещи — после Нави ей нужно будет переодеться. Собрав на скорую руку вещи, она замерла посреди своей комнаты. Странное дело. Она тут жила три года, а захватить с собой на память нечего. Не розы же брать с увядающими бутонами — воду цветам никто не подливал. И долги на ней к тому же висят. Она целковый Демьяну должна. Простит он этот рубль или нет? Теперь о таком поздно думать. Оставить записку Мишке? Впрочем, неважно. На ней грехов и так полно, одним больше, одним меньше — не имеет значения.

Она вышла из дома, держа сверток с одеждой в руке. На глаза через Каменку попались два разрушенных дома. Она, отодвигая все планы, забывая о кромеже рванула по мосту на помощь пожарным, разбирающим завалы. Время еще есть.

День шел стремительно — казалось, еще недавно светало, а уже колокола звонят шесть вечера. Отвлекаться больше нельзя — она должна отрешиться от городских проблем, занимаясь только тем, что зависит от неё.

Кристальник звякнул, оживая и даря надежду. Светлана достала его из кармана чужой шинели и набрала номер Михаила, проваливаясь в кромеж.

Сигнал на удивление прервался всего на миг — пока она притягивала к себе Ольгинск и перепачканного в кирпичной крошке Мишку.

— Надворный советник Волков, — звучало устало и немного надломлено. Впрочем, Светлана видела, что он удерживал стены разрушенного дома, откуда споро выносили тела людей.

— Это Светлана, — еле выдавила она. Мишка расплылся в улыбке, словно она его могла видеть:

— Свет моей души! — Мимо него пролетели железные перила с куском балкона — он увернулся в последний момент. — Как ты?

— Мишка… Я тебя люблю. — Пусть не так, как он ждет, но она его любила — он же её кузен-племянник-внук-дядя или даже дедушка. — Ты говорил, что веришь мне.

— Верю. Как самому себе.

Кто-то прокричал, что все, последнего вынесли, и Мишка тяжело осел на грязный тротуар, отпуская эфиром дом. Тот беззвучно сложился, как карточный домик — Светлана грустно улыбнулась: даже сейчас он думал о ней и наложил полог тишины, чтобы она не волновалась понапрасну.

— Свет моей души, чем я могу тебе помочь?

— Миша… Мишенька, телефонируй своей семье. Скажи всем, что Богомилова не выдержала случившегося и уезжает прочь, заграницу. Она не хочет жить тут. Сегодня вечером я уеду из Суходольска навсегда. Скажи, хорошо? Всем скажи.

Он ударил кулаком по куску балкона, который чуть не убил его. Он снова и снова бил, пока костяшки пальцев не окрасились кровью. Только голос его был все таким же отрешенным:

— Да, свет моей души. Я все сделаю. Только помни: ты обещала жить.

— Я буду жить, Мишка. Честно. Я пришлю тебе открытку от бабушки. Она давно звала меня к себе, так что…

— Светлана… Я могу еще чем-то тебе помочь?

— Миша, все хорошо. Только последняя просьба: Громову ни слова! — Она прервала звонок, продолжая наблюдать на Мишкой. Тот мотнул головой, стряхивая с себя пыль, потом зло улыбнулся и набрал номер на кристальнике:

— Добрый день, отец… Светлана уезжает… Сегодня вечером, сейчас, если хочешь… На машине, естественно! Поезда не ходят. И мне плевать на твое «жаль»! Ваши с матерью интриги меня достали…

Он прикусил губу, потом упрямо набрал следующий номер:

— Мама… Она уезжает… Да. Сегодня. Да. Я помню. Ты говорила, что она мне не пара. Я помню это. Хоть на миг вспомни себя, когда тебя выпнули из спальни, дворца и сердца!!! Почему ты помнишь о своей боли, но не понимаешь мою? Мама… Мне плевать, что у тебя великая материнская цель и когда-нибудь я буду тебе благодарен! Не буду! Никогда.

Он набрал следующий номер — вот же… Светлана поняла про княжну только сегодня, точнее вчера, а он… Он, получается, подозревал её и раньше.

— Настасья, вали в ад! Она бросила меня, она уезжает — и все из-за тебя!

Светлана чуть не сделала шаг к Мишке, чтобы обнять его напоследок и утешить — Демьян рванул к нему с криком:

— Вашбродь! То есть сиятельство… Че со Светланой Лексевной случилось?

— Ни-че-го.

— Об этом «ничего» Лександр Еремеич должен знать?

— Нет. Не должен.

Она позволила кромежу притянуть себя. Кошка ждал ей невдалеке.

— Подожди, — сказала она ему. — Мне не до тебя!

— Я могу помочь, Вета.

— Вали в ад! То есть Навь… Мне нужен отец, настоящий отец, а не ты!

Она шагнула прочь — в дом Платоновых. Она хотела знать напоследок, что происходит там. Лучше бы не знала. В доме была бойня. Все в крови: деревянный пол, дорогие ковры, стены в шелковых обоях. Везде лежали трупы. Женские и мужские, детских не было. К счастью. Кем же ты стал, мальчишка, запускающий воздушных змеев?

И снова кромеж. Она, уже все понимая и зная, все равно хотела увидеть Сашку. Последний раз. Она понимала, что он такое же чудовище, как Дмитрий. Он нашел свое меньшее зло и решил держаться его. Его меньшее зло — дать миру переболеть, не считаясь с жертвами. Она сама ничем не лучше его — она выбрала Навь и капище, когда тут погибают люди, нуждающиеся в её помощи. Её собственное кладбище из тех, кого она могла спасти, но не спасла, будет огромным. Она понимала это, но тайна ритуала сейчас важнее — смертей на ней будет чуть меньше, чем могло бы.

Она такое же чудовище, как Сашка. Она тоже выбрала свое меньшее зло.

Найти Сашку не удавалось. Зато её вынесло на Матвея. Сейчас он выглядел непривычно: надел и штаны, и рубаху вместо своего рубища. Только был все так же грязен и неопрятен, несясь куда-то по своим делам. Наверное, следует своим видениям и тоже спасает людей… Ему в чем-то легче — он видит нужное. Светлана же копошится в темноте, совершая ошибки за ошибками. Она вылетела на него из кромежа и закричала в спину Матвея совсем не то, что хотела — она хотела подсказок для себя, а закричала про Сашку:

— Матвей! Спаси Сашку! — Ей все же было важно его спасти, хотя она понимала: спасать там нечего.

Он оглянулся:

— Не нужно.

— Матвей!

Он поджал губы.

— Не нужно. Но спасу. — Он посмотрел на неё, уже исчезающую в кромеже и внезапно заорал: — не дури! Ты не одна!!!

Это она и так знала — сейчас в кромеже было не протолкнуться из-за опричников, так что она тут же вылетела в Явь. Вот точно не одна!

Её притянула Уземонка. Самый нехороший её кусок. Тут от домов мало что осталось — завалы разбирали мужики, редкие пожарные, еще более редкие городовые, которых почти было не узнать из-за кирпичного крошева, с головы до ног усыпавшего их. И военные, прибывшие в город. Теперь станет легче. Теперь появилась надежда. Она попыталась уйти кромеж — ей еще с лешим договариваться, но заметила Матвея и… Сашку. Саша, усталый, грязный, предавший мир, но при этом все еще до боли родной, устроил прямо на площади импровизированный штаб, который выдавал только вытащенный откуда-то стол с потрепанной картой с непонятными отметками. Он отдавал околоточным и каким-то простым мужикам приказы. Заметив идущего к нему Матвея, он, как сокол, рванул к нему:

— Стоять, холер-р-ра! Только не пророчь!

Матвея выгнуло дугой, он заорал в небеса, падая навзничь:

— Если он выгорел, то переболеет, сгорит в благости и… И⁈

Светлана вздрогнула, узнавая голос Кошки. И… Свой голос. Ничьим иным он быть не мог.

Сашка упал на колени перед Матвеем, подставляя руку под его бьющуюся в припадке голову. Юродивый орал в небеса, выдавая секреты кромешников:

— И кем, по-твоему, может стать тот, в ком сгорело все нечистое? Сашка идиотина! Он станет человеком!

Ноги Светланы обмякли — такое ей даже в голову не приходило. Сашка станет человеком… Болью полоснуло сердце — сможет ли он тогда смириться с собственным выбором? Сможет он пережить меньшее зло, которое выбрали кромешники?

Сашка побелел. Он затряс Матвея, снова удивляя Светлану тем, как по-разному у них устроены головы. Она думала о пламени и его будущей совести, он думал о ней самой.

— Она вернется из Нави⁈ Отвечай! Она вернется из Нави⁈

— Отпусти… — пробормотал Матвей, еле садясь.

Сашка не отставал от него:

— Она вернется из Нави?

— Она в неё не войдет. Кошка не позволит.

Матвей внезапно обнял сгорбившегося Сашку за плечи и хлопнул по спине:

— Все будет хорошо. Слово чести. Верь.

— Матвей…

Тот скривился:

— Но крови она нам попортит много.

— Портят нервы, — упрямо поправил Сашка. — Кровь пьют.

— Значит, все будет еще хуже. Кстати, почему ты ей не сказал, что все еще находишься под обетами кромешников?

— Ни к чему это, — отрезал Сашка.

Матвей снова хлопнул его по спине, заставляя кривиться от боли:

— Идиотина ты. Она тебя чудовищем из-за этого посчитала. Она же все думает, что одна. Она все еще верит, что вы чудовища, которые за десять лет не разработали план, как остановить пламя, ветер и воду.

— Я под обетами! Я не могу об этом говорить! Тебе ли не знать⁈

Светлана рассмеялась легко и просто. Обеты! Как она сама не догадалась? Он же во время беседы с ней ни разу не назвал себя кромешником. Он говорил уклончиво, так что понять можно, но только зная, что он кромешник. Он… У них! У опричников, у кромешников есть план, как остановить пламя. И ветер. И воду. И, значит, что она может быть спокойна, она может отсидеться под их защитой… Но все же с её планом будет надежнее. Главное, что с Сашкой все будет хорошо. Это же надо… Он станет человеком. Теперь все предстоящее ей самой было нестрашно. Главное она знала — после Рождества будет потрясающий Новый год. Первый год настоящей жизни Александра Еремеевича Громова. Самое забавное, что никто и не заметит, что он стал человеком, потому что он им был всегда. Он не изменится, даже когда у него появится душа.

Она шагнула кромеж и тут же вывалилась на опушке леса.

— Дедушка! Выйди, пожалуйста! — она буквально рухнула в мокрую после дождя траву — ноги не держали, а на лице все так и бродила глупая улыбка. Она так нелепо сомневалась в Сашке. Все из-за её привычного недоверия. Все из-за её привычки жить одной. Она не одна. За ней сотня кромешников, готовых прийти на помощь.

— Дедушка!!!

— Да не кричи ты так, свиристелка. Чего хотела?

Леший опустился на траву рядом с ней.

— Мне помощь нужна, дедушка. Только отплатить мне нечем, — честно призналась Светлана.

— Нужна мне твоя оплата… Глупая ты, свиристелка. Так тебе помогу. Нечисть издалека видит другую нечисть. И помогает. Если нам не держаться вместе, то и не выжить.

Светлана снова улыбнулась: вот и причина, почему Баюша так ластилась к Сашке, и почему волковский домовой пришел на помощь и ответил на все вопросы.

— Свиристелка, ты чего лыбишься? Влюбилась, что ль?

Она посмотрела в серые от туч небеса и честно сказала:

— Не знаю, дедушка.

— Не знает она… Че хотела-то?

— Вдовий мыс знаешь?

— А то ж.

— Мне надо, чтобы к полуночи туда вышел один проклятый или зачарованный медведь. Ой, бер.

— И где я тебе его возьму?

— Он сам найдется. Мне нужно, чтобы ты проложил для него путь от моего дома и до Вдовьего мыса. — Она протянула ему свою перчатку: — это для запаха.

Леший вздохнул, беря её:

— Сделаю, но чет мне подсказывает, что глупая ты, свиристелка.

— Уж какая есть, дедушка.