Кровь в моих жилах

Глава восьмая Все рушится, наверное даже к лучшему

Шумел дождь. Стучали капли по зонту, который над Светланой раскрыл услужливый шофер. А Громова уже нет в живых. Светлана замерла, ничего не понимая:

— Как… Насмерть…

Шофер, стоически воспринимавший говорящую кошку, сказал:

— Мертвых везут в анатомический театр.

Баяша буркнула, косясь на парня желтыми, горящими в темноте глазами:

— Синица сказал. Насмерть. В губернскую больницу.

— Если только Синица сказал… — Светлана помнила: он был скор на выводы. Надо было спешно нестись в больницу — баюша еще может успеть. Только денег на наемный экипаж не было: не носят княжичи в смокингах деньги. Мишель обещал заплатить позднее. Светлана повернулась к шоферу. Небеса, она даже имени его не знала! — Прошу, вы не отвезете…

Молодой шофер услужливо распахнул дверцу магомобиля:

— Прошу, Светлана Алексеевна. — Прислуга у Волковых была хорошо вышколена. — В миг домчу.

Устроившись на заднем диване в салоне и вытирая пледом мокрую, как мышь, баюшу, Светлана скомандовала ей:

— Рассказывай. — Мысли метались в голове, как летучие мыши, попавшие на свет: почему Громов пошел на берендея, где он вообще нашел так быстро берендея, почему он был один! Наверняка был уверен, что его серебряных пуль хватит на берендея. Самонадеянный глупец. Безумец, а не храбрец. Холер-р-ра!

Баюша, наблюдая, как быстро неслись за окном городские дома, говорила как всегда короткими, от того не совсем понятными фразами:

— Я была занята своими делами. Вернулась в участок. Там белый Синица. Он сказал. Громова и Петрова берендей порвал. Насмерть.

Светлана грустно улыбнулась: Громов все же не безумец, один не пошел, но от этого не легче.

— … Их отвезли в больницу. Надежды нет. Я рванула в больницу. Там все в защитных артефактах. Я не нежить, я живая! Почему вы нас так ненавидите⁈ Почему всюду эти ваши артефакты стоят? А где не стоят — там все окроплено святой водой. Я пыталась пройти. Защита в больнице меня не пускала. Жгла огнем. Пришлось бежать домой. Лариса позвонила на кристальник. А у тебя кристальник не работает!

Баюша вцепилась когтями в руку Светланы — не специально, просто волновалась сильно. Надо же, она Ларисе выдала свой секрет. И шоферу Волковых тоже. Светлана принялась её успокаивающе поглаживать между ушей. Мурчания не добилась, но баюша хоть стала говорить тише и спокойнее:

— Лариса Волковым позвонила. Княжич сказал. Ты едешь уже. Я ждала. Я ждала! А ты все не ехала… — Баюша муркнула беззащитно. — Эх вы, глупые котятки…

Магомобиль припарковался у ярко освещенного входа в больницу. Шофер повернулся к Светлане:

— Светлана Алексеевна…

Она, подхватывая баюшу на руки, выскочила из салона:

— Спасибо, езжайте домой. Больше ничего не нужно! — Она перебежала тротуар, вжимая от надоедливого дождя голову в плечи, и замерла под крышей над невысоким больничным крыльцом. На ступеньке сидел, нахохлившись, изнуренный юродивый. В его руках была зажата надкушенная, промокшая булка. Светлана нахмурилась — она так устала от его криков и попыток поймать её за руки… Он словно преследовал её — она последний год в храм ходила с оглядкой, чаще всего в сопровождении Мишеля, чтобы не было так страшно. Баюша зашевелилась на руках, не понимая почему Светлана замешкалась. Кошка даже в лицо заглянула:

— Что случилось?

Светлана решительно пошла по ступенькам. Юродивый заметил её, чуть подвинулся в сторону, давая дорогу. Мокрый, несчастный, проклятый магическим даром. Светлана прошла мимо него. Он ничего не сказал, только смотрел на неё пустыми, воспаленными глазами. Устал от пророчеств? Или в больнице ему кто-то заблокировал дар, спасая от безумия? Или… Перегорел? Впрочем, какая разница. Не кричит больше: «Кровь!» — пытаясь напасть на Светлану, и ладно.

Она толкнула рукой дверь, выпуская из себя эфир — он резво рванул прочь, выжигая все рядом расположенные артефакты от нежити. Баюша поджала уши, ожидая, что снова сработает предупреждающая сигнализация. Было тихо. Пустой холл с рядом деревянных одинаковых скамеек. Уходящий прочь в обе стороны коридор. Одинаковые двери с табличками. Запах карболки и хлора. И никого.

Баюша не удержалась, сказала то, что Светлана и сама знала:

— Первый ранг. Ты осторожнее. Хочешь оказаться на капище? Обескровленной? Я рядом слягу — не одолею берендея.

Светлана не стала ничего отвечать. Баюша ошибается. Во всем сразу ошибается.

Кошка спрыгнула с её рук и, старательно принюхиваясь, помчалась к боковой лестнице. Светлана пошла за баюшей — где-то за спиной хлопнула дверь, и незнакомый мужской голос спросил:

— Вы куда?

Светлана вместо ответа рванула по ступенькам за кошкой. С охраной, если это она, разберется позже, когда баюша уже будет лечить Громова. Пусть он только продержится до её прихода! Пусть ему хватит сил.

Баюша скрылась где-то далеко.

Новые подметки ботинок скользили на мраморе ступенек. Чтобы не упасть, Светлана судорожно хваталась за перила, и перебирала, перебирала ногами. Ступенька за ступенькой.

Второй этаж. Яркий свет. Запах крови и гноя. Исчезающий за поворотом хвост баюши. Ряды скамеек вдоль стен. Несчастный, прижимающий к груди бумажную папку Синица. Он подскочил со скамьи при виде баюши, увеличивающейся в размерах раз так десять и с силой выбивающей дверь палаты. Впрочем, в палату баюша влетела уже своих обычных размеров. Дверь с грохотом захлопнулась за серым хвостом, чуть не прищемив его.

Светлана промчалась мимо ничего непонимающего парня:

— Синица, я все объясню! Потом!

Из палаты донесся возмущенный мужской крик:

— Кто пустил животное!

«Животное» зашипело от обиды, а потом рявкнуло под странный металлический звон:

— Я баюн!

Светлана влетела в палату, спасая медицинский персонал — они же не со зла пытались поймать баюшу:

— Титулярный советник магуправы Богомилова! Баюна не трогать!

Баюша увернулась от молоденькой медсестры с крестом в руке, толкнула прочь прилетевший в неё металлический лоток и запрыгнула на узкую больничную койку. Бардака в палате больше создали медики, чем баюша. Светлана только охнула, когда кошка приземлилась прямо на грудь Громову. Наверное, это было больно. Впрочем, тому было все равно. Он лежал на кровати бледный и недвижимый, ничуть не отличаясь от мертвеца. Его грудь и живот были сплошь в окровавленных повязках. Простынь стыдливо укрывала только ноги пристава. Берендей, кажется, вскрыл его своими когтями от шеи и до низу. Господи, ну почему Громов пошел на берендея без прикрытия мага!

Черты лица Громова заострились, как бывает перед смертью. Ни шороха, ни звука. Даже дыхания не было слышно. Даже не видно, бьются ли жилки под синюшно-белой кожей. Только рябиновые капли крови, видимые через стеклянные трубки резиновой системы для переливания, доказывали, что Громов ещё жив, еще есть надежда. Доктора еще не поставили на Громове крест.

Петров на соседней койке, вокруг которого суетились две медсестры, поправляя повязки на руках хвостомойки, выглядел не в пример живее — он хотя бы громко сипел, борясь за каждый вдох. Или это хуже, чем затаенное дыхание Громова? Хотелось возмущаться в небеса: почему ей бог не даровал исцеление, а дал дар убийства!

Кто-то схватил Светлану за локоть. Она обернулась на немолодого мужчину в белом халате, быстро гася боевую огненную сферу — сейчас Светлана, как и баюша, плохо контролировала себя.

— Ваш баюн точно знает, что делает? — спросил хирург.

— Поверьте, она не та, кто навредит.

Мужчина кивнул:

— Тогда я успокою охрану. Но запомните: вся ответственность за баюна лежит на вас! Будут смерти — ответите вы!

— Запомню. — Она выдернула руку из цепких пальцев мужчины и подошла ближе к койке.

Баюша наклонилась к лицу Громова, уперлась лбом в заостренный кончик его носа. Она открыла пасть, и оттуда вылетело легкое сияющее облачко, словно нехотя подхваченное дыханием Громова. Словно ему не нравилось. Или просто силы дышать у него закончились.

Только когда облачко полностью исчезло в груди Громова под тихое баюшино: «Дыши, глупый драный кот!» — Светлана поняла, что же это было. Баюша отдала Громову одну из своих жизней. Впрочем, лучше приставу не стало. Он не задышал полной грудью, раны его не закрылись, как в сказке, и он не открыл глаза, заявляя: «Как долго же я спал!» Он продолжал лежать, не отличимее от мертвого. Баюша довольно муркнула, снова ткнулась мордой Громову в нос и, основательно потоптавшись по его окровавленной груди, улеглась в подмышечной впадине, аккурат у сердца, тихонько мурлыкая такую-то незамысловатую песенку.

Светлана осторожно взяла Громова за руку. Его пальцы были ледяными. Хотелось взять и подышать на них, согревая своим дыханием. Вот же глупый упертый мужчина. И где ты на свою голову нашел разъяренного берендея?

Сзади раздался противный скрип чего-то по полу — кто-то пододвинул Светлане стул:

— Присаживайтесь.

Она обернулась — рядом стоял худой, молодой мужчина, бородатый и серьезный, тоже в белом халате.

— Я Гордей Иванович Авдеев. Лечащий хирург Громова. — Он головой указал на стоящего у заваленного бумагами стола другого хирурга — того самого, который обещал успокоить охрану: — а это Семен Семенович Лицын, он лечит Петрова. Из-за тяжести случая я попросил его задержаться в больнице и помочь.

Светлана замерла. Лицын. Надо же. Встретить в далекой, простой больнице Суходольска побочную ветвь бастардов Голицыных было неожиданно.

— Простите, если я была груба… — начала было Светлана.

Авдеев её оборвал:

— Ничего, мы хирурги. Грубее нас сложно быть. Собственно, я о чем… Могу я проверить состояние своего пациента? Ваша зверюга меня подпустит?

«Зверюга» обиделась и зарычала. Светлана с укором посмотрела на неё:

— Баюшенька, пожалуйста.

Та спрыгнула с койки:

— Я пока второго проверю. — Она промчалась мимо Светланы и запрыгнула к Петрову. С ним делиться жизнью она не стала — только легла вдоль его руки и замурлыкала.

К Громову подошли оба хирурга. Светлана поднялась со стула, с явным нежеланием отпуская руку Александра — его пальцы только-только стали теплыми, — и отошла к окну, чтобы не мешать.

Авдеев, вдев в уши фонендоскоп, принялся выслушивать что-то в груди Громова. Семен Семенович задумчиво поправил бинты на груди пристава в серых, мокрых отпечатках лап баюши.

— Асептика и антисептика пали под напором сказок…

Авдеев отвлекся от аускультации и строго посмотрел на Светлану:

— Мы можем попросить вашу баюшу помыть лапы? С антисептиком желательно. Тут открытые раны. Я не уверен, что бактерии на лапах баюши исключительно сказочные, а вот риск получить сказочную гнойную инфекцию вполне реален.

Баюша оскорбленно зашипела, а потом сдалась под просящим взглядом Светланы:

— Ладно. Помою. Потом вам будет стыдно!

Авдеев улыбнулся:

— Уважаемая баюша, если не присоединится вторичная инфекция, я самолично восстановлю ваш статус-кво, помыв вас в ближайшей суходольской луже. Инесса Витольдовна, прошу, проводите Баюшу в душевую.

Светлана подалась к кошке:

— Пожалуй, я сама.

Баюша спрыгнула с койки и пошла, гордо задрав хвост за немного испуганной молоденькой медсестрой, той самой, что кидалась лотками:

— Я не кусаюсь! И в лужу меня обратно не надо! Я сама помою лапы.

Светлана устало прислонилась к подоконнику пока её никто не погнал прочь, ведь причин находить тут, в палате пытающегося удержаться на грани жизни Громова, у неё не было. Она не целительница. Она простой маг третьего ранга. Она не родственница и даже не невеста. Ей тут не место. Только уходить отсюда она не хотела, боясь, что легкий огонек жизни в Громове вот-вот потухнет, несмотря на магию баюши. Уверенности, что Светлану снова пустят в палату попрощаться, не было.

Хлопнула за медсестрой и баюшей дверь. Хирурги подошли сперва к хрипящему Петрову, с силой отгрызающему у смерти свой каждый новый вдох, потом к столу, что-то обсуждая — об операции, о шансах перенести её, что-то еще…

Светлана воровато оглянулась: хирургам было не до неё. Они что-то спешно чиркали на бумаге: то ли назначения, то ли фиксировали в истории болезни состояние своих пациентов. Она взяла из лотка, стоящего на стеклянном столике в окружении шприцов, ампул с лекарствами и жгутов, скальпель и осторожно проткнула себе указательный палец. Пока никто не видит. Пока никто не понимает. Пока еще есть шанс на жизнь. Она этот шанс выгрызет у смерти.

Светлана подошла сперва к Петрову — с ним баюша не делилась жизнью. Долг кошка признала только перед Громовым, его и спасала, чтобы потом в Нави её не терзали невыполненные обещания. Светлана капнула свою кровь прямо в открытый, жадно хватающий воздух рот полицейского. Больше шансов было при переливании крови, но не факт, что группы крови у неё и у полицейских совпадут.

Авдеев отвлекся от бумаг, поднимая глаза на Светлану:

— Простите, эээ…

— Светлана Алексеевна, — подсказала она, пряча руки за спиной.

— Что вы делаете у постели больного?

— Осматриваю повреждения, нанесенные берендеем, конечно. Я веду это расследование с приставом Громовым с самого начала. Мне нужно знать, какие раны нанес берендей полицейским. — С независимым видом она вернулась к койке Громова и села на стул: — а пристав Громов еще и является моим женихом. Я имею полное право находиться тут.

Она подалась вперед и поправила короткую прядку волос Громова, наползшую на ледяной, мокрый от пота лоб. Потом погладила пристава по скулам, по запавшей, колючей щеке, прошлась по губам, тайком капая кровь и Громову. Вот так. Шансов выжить будет больше.

Авдеев кашлянул:

— Так… Ваше право находиться тут никто не оспаривает — остаться наедине с баюном, поверьте, желающих нет. Просто нежелательно ваше присутствие непосредственно рядом с пациентами. Вы можете помешать манипуляциям.

— Буду мешать — отойду. — Она снова осторожно взяла пристава за руку. Она сделала все, что могла. Только хватит ли этого.

Авдеев кашлянул, но усовестить Светлану ему не удалось.

Баюша вернулась, поджимая хвост. Мыться, как все коты, она не любила. С независимым видом она снова запрыгнула Громову на грудь, потопталась, принюхиваясь, и шепнула Светлане:

— Безумная! Мне не веришь.

Светлана пожала плечами: она привыкла не верить. Так легче выживать. Так меньше разочаровываешься.

Время тянулось бесконечно медленно.

Ничего не менялось. Хрипел Петров. Лежал недвижимо Громов. Баюша мурлыкала на пределе своих сил — она сама еще недавно была сильно ранена и не успела восстановиться. Сновали медсестры. Ходили, что-то проверяя хирурги. По их виду было совершенно ничего неясно.

Стучал за окном дождь. Струились по стеклу, как змеи, струйки воды.

Хрупкие холодные пальцы, зажатые в ладони Светланы, иногда чуть вздрагивали, подсказывая, что Громов ещё жив.

Баюша, цокая коготками по полу, то и дело меняла койку, напевая свои песни то Громову, то Петрову. Светлана тихонько шепнула ей, когда рядом никого не было:

— Ты более чем отслужила мне службу. Вытянешь хвостомоек — отпущу на волю.

— Глупая ты котенка, — лишь сказала баюша. — Глупая и безнадежная.

Пальцы Громова в ладони Светланы еле заметно дернулись. Ресницы затрепетали, как у девицы, и пристав с трудом открыл глаза. Светлана даже как дышать забыла.

— С… Вета… — еле выдавил из себя Громов, прищуриваясь и узнавая её. Она сглотнула, затопленная внезапным теплом — уже десять лет её никто так не называл. Она осторожно сжала его пальцы и не выдержала, высказала все, что накипело на сердце:

— Сашка… Идиотина ты! Ну кто же на берендея без мага ходит!!!

Он прикрыл глаза и прежде, чем снова потерял сознание, выдохнул:

— Прости…

— Холера, — выругалась Светлана, безропотно покидая стул, чтобы не мешать осмотру бросившимся к Громову хирургам.

За окном светлеть не собиралось, словно ночь решила быть бесконечной. Светлана, стоя у окна, старательно смотрела в темное стекло, где отражался одетый только в бинты беззащитный Громов, которого мяли своими жесткими пальцами хирурги. Светлана была права — Громов следил за собой, занимаясь спортом. У него была сухая, поджарая фигура. Мужчина хоть куда.

Авдеев, глянув на Лицына, твердо сказал:

— Пожалуй, теперь можно везти в операционную.

Он погладил явно лишними пальцами баюшу между ушей:

— Умница. Отмолила.

Та цапнула его за кончик указательного пальца до крови:

— Я нечисть! — И тут же показала, как неправ Авдеев, залечив его пострадавший палец одним мурлыканьем.

— Все мы создания божьи, — возразил ей хирург. — Даже ты.

Светлана не вмешивалась в спор. Она смотрела, как в темном оконном стекле нагого, израненного Громова перекладывают с койки на высокую каталку, как вслед за ним на вторую каталку санитары кладут Петрова, как баюша, сидя на полу, недоуменно смотрит то на хирургов, то на хвостомоек.

— Светлана Алексеевна, — позвал её Авдеев.

— Да? — Она развернулась к хирургу — Громова уже стыдливо укрыли простыней.

— Ваша баюша… Как она относится к правилам стерильности?

— Простите, надо спрашивать у неё.

Авдеев наклонился к зевнувшей кошке:

— Баюша…

— Ась? — Она снова зевнула.

— Ты хорошо себя контролируешь, хотя тут все пропахло кровью. В операционной… Ты не полезешь в операционные раны? Мне был хотелось, чтобы ты присутствовала в оперзале. Мне спокойнее будет за жизни пациентов.

— Что там со с-стерильностью? — уточнила баюша, слегка запинаясь на незнакомом слове, и Светлана ей пояснила:

— Тебя просят сидеть смирно в изголовье и не мурлыкать прямо в раны.

Баюша запрыгнула на каталку Громова у самой его головы.

— В операционную! — скомандовала кошка и поехала на каталке из палаты, напоминая гальюнную фигуру на паруснике.

Находиться в палате, мешая наводившим порядок медсестрам, больше смысла не было. Светлана вышла в коридор, с удивлением замечая все так и сидевшего на лавке Синицу. Этот мальчишка так и не пошел домой, упрямо ожидая новостей. Он жадно провожал глазами каталки, боясь задавать вопросы докторам. Светлана подошла к нему и села рядом:

— Демьян…

Он посмотрел на неё красными от недосыпа глазами:

— Светлана Алексеевна…

— Просто Светлана, — предложила она. Демьян был младше её всего на год, не больше. Или все же старше, но тоже всего на год. — С ними все будет хорошо.

Он подался вперед:

— Точно?

— Обещать не могу — я не целитель, но баюн цепко держит жизни. Она не отпустит Громова и Петрова. Им еще рано уходить.

— Баюн… — Демьян робко улыбнулся. — Это та кошка, которую спасли в лесу?

Светлана важно кивнула:

— Представляешь, как будет неудобно Громову перед ней? Он верит, что баюны убивают.

— А она…

— А она ему жизнь спасает. — Светлана положила свою ладонь поверх пальцев Демьяна и тихонько сжала их. Пальцы у него были загрубевшие, в расчесах и «цыпках». — Они выживут. Они справятся, надо только верить и молиться. А пока ждем… — Она посмотрела на папку с документами, которую Демьян положил на скамейку рядом с собой. Тот её взгляд заметил и как-то испуганно прижал папку к груди. — Расскажешь, что случилось?

Демьян кивнул, потер пальцами глаза, словно умываясь, и сумбурно начал, все больше и больше разговариваясь по мере рассказа:

— Я в Сосновском был. Искал свидетелей видевших магомобиль. Серенький, неприметный «Рено». Громов решил, что именно на нем и приехал язычник. Вернулся в участок, а там полным-полно жандармов — дело изымали об убийстве в Сосновском. Товарищ прокурора Уваров даже примчался. От него перегаром за версту несло. Орал, что всех под суд отправит за самоуправство.

Светлана грустно улыбнулась и сказала старую, как мир, шутку:

— Каждый товарищ, Демьян, мечтает только об одном: чтобы у него был свой товарищ.

Синица шутки не понял — поморщился, размышляя, то ли смеяться, то ли кивать с умным видом. Светлана пояснила парню:

— Это значит, что каждый заместитель прокурора или министра, сам мечтает стать прокурором — только так у него может появиться собственный товарищ. Уваров, если сейчас подсуетится, загулявшего прокурора быстренько сместит — дело об убийстве в Сосновском слишком громкое… Расскажешь, как Громов на берендея вышел?

Демьян удивленно посмотрел на Светлану:

— Так вы же сами про Ивашку в магуправе сказали. Громов взял Петрова, и они пошли в управу. Там ваш Смирнов, царствие ему небесное, подозвал Ивашку вопросом: а не берендей ли он? И… Тут-то все и началось. Ивашка как сходу в бера перекинулся, так сразу и снес магу вашему голову — маги же самые опасные для беров. Громов стрельбу открыл, да у берендея шкура заговоренная оказалась. Все пули выпали из шерсти. Петров на берендея с шашкой пошел, а тот Громова лапой с головы до эээ… Ног вскрыл, Петрову руки-ноги переломал и в окно, не будь дураком.

— Откуда такие подробности, Демьян? Тебя же там не было.

— Так ваш этот… Письмоводитель…

— Ерофей Степанович, — подсказала, холодея от страха, Светлана.

— Он единственный и выжил, потому как под стол забился и крест перед собой выставил. Он жандармам все и рассказал. В городе ужас, что творится. Жандармов всех по приказу подняли. Вокзал закрыли, дороги перекрыли, ищут все Ивашку. Только бера в лесу искать — последнее же дело.

— А кромешники? Приехали?

— Кромешники не приехали. Сказали, что дело местное, сами жандармы справятся. Кажись, в столице-то дело совсем швах, раз сюда прислать никого не могут. Вот так вот…

По коридору спешно из операционной промчалась медсестра, и Синица побелел весь, заканчивая рассказ. Светлана сама заходилась от волнения, но силы утешить Демьяна были:

— Все будет хорошо. Громов же обещал справиться с берендеем. Он из тех, кто держит слово. Он вернется и справится с берендеем.

— Нас всех отстранили… — признался Демьян. — Дело изъяли.

— А что тогда у тебя в папке?

— Это? А… Это… Это копии. Александр Еремеевич любит делать копии… — хвостомойка покраснел, как рак, смешался и замолчал, взглядом упираясь в носки своих ботинок.

Говорить не хотелось. Если Громов разрешил бы Светлане вмешаться в расследование и посмотреть бумаги, Демьян сам протянул бы папку, а так… Смущать парня еще больше и заставлять оправдываться не хотелось. Громов вернется в строй и сам все объяснит. Он обещал.

Потянулись самые тяжелые, сонные, предрассветные часы. Демьяна все же сморило. Он тяжело осел, расслабляя руки и теряя папку. Та упала на пол, раскидывая бумаги.

Светлана осторожно, чтобы не разбудить парня, встала и принялась собирать документы. На глаза попалась фотография с жемчужным ожерельем. Светлана, уже все понимая, все равно упорно посчитала жемчужины. Их было ровно тринадцать. Это было её ожерелье.

Руки затряслись. Это она подставила Громова под удар берендея. Это она промолчала, что ожерелье у неё украли, и Громов ошибочно в расследовании вместо Боталовой или… Зачем себе лгать? Вместо Михаила Константиновича Волкова Громов вышел на Ивашку, потерявшего от страха разоблачения голову.

Светлана усилием воли заставила себя успокоиться. Сейчас нельзя поддаваться панике. Да, она совершила ошибку, но еще можно все исправить. Она все расскажет Громову, и тот… Что сделает он, валяясь на больничной койке? Придется пытаться разобраться во всем самой.

Вялый после сна, ничего не понимающий Демьян рванул со скамейки и забрал у Светланы фотографии.

— Простите… — Он виновато спрятал взгляд, быстро убирая бумаги в папку. — Александр Еремеевич просил вам не показывать… Пока не показывать…

Светлана осторожно уточнила, возвращаясь на жесткую, неудобную скамью:

— Это потому, что убитая на меня похожа? — В коридоре было прохладно, и жакет не особо спасал. Светлана замерзла. Плащ остался в магомобиле — эх, где потом искать свои вещи? Одна надежда, что шофер Волковых все же завезет их к ней домой или хотя бы в магуправу. Магуправа… Светлана еще не до конца осознала, что Смирнова теперь нет. И как тут справляться, когда на весь город теперь лишь она и Мишель. В горле возник ненужный болезненный комок. Ей сейчас нельзя предаваться слезам или жалости. Она должна трезво мыслить и во всем разобраться. Возможно, что в управе из магов осталась только она одна. Ожерелье, от которого стоило избавиться давным-давно, со счетов не сбросить. Первый шок уже прошел, и Светлана пыталась понять, как так получилось, что её ожерелье оказалось на убитой. И что это значит.

Помощник пристава неуверенно кивнул и снова добавил:

— Да, вы на неё похожи… Простите великодушно, вашбродь.

— Тебе не за что извиняться, Демьян. — Она откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза. Демьян продолжал шуршать бумагами, проверяя, все ли собрал с пола, потом он вздохнул и сел рядом.

— Можете поспать, опираясь на меня. Или вообще ехать домой — я вам, вашбродь, сообщу, если…

Светлана, не открывая глаз, поправила его:

— Когда! Когда, Демьян, а не если…

Он шумно сглотнул:

— Когда Александр Еремеевич того-самого… Отдаст Богу душу.

Светлана резко открыла глаза — она еле сдержала рвущиеся с языка проклятия:

— Демьян! Все будет хорошо. Операция пройдет успешно. Громов придет в себя, как и Петров.

Демьян угрюмо прошептал:

— Ваши бы слова да Богу в уши…

— Ты, главное, сам верь, что все будет хорошо. И разбуди, когда Александр Еремеевич придет в себя.

— Агась… А вы того… Ложитесь, ложитесь на мое плечо. — Он подумал и поправился, с трудом сдерживая зевок: — в смысле опирайтесь. Я посижу, а вы поспите. Вам нужнее.

Он все же что-то запомнил из уроков Громова. Хотя ему это не помогло. Демьян заворочался на скамье, ища более удобную позу, и через пару минут уже благополучно сопел, снова осев на Светлану. От неё же сон бежал. Она ничего не понимала, если честно. Может, если только Громов разберется. Надо будет признаться ему в обмане. Или это не обман? Она же не видела ожерелья, у неё даже мысли не было, что её ожерелье могло попасть к убитой.

Так…

Демьян то и дело похрапывал, мешая думать.

Есть ожерелье, которое Громов считает императорским. Почему⁈ На нем же тринадцать жемчужин. Тринадцать — по числу дней рождения. Именин у Светлан не бывает! Что же она упустила?

Громов говорил о втором доказательстве императорского происхождения убитой в Сосновском. Он про баюшу? Цесаревичей издревле охраняли коты-баюны. Он решил, что баюша принадлежала убитой? Так с чего бы? Баюша при нем молчала. Точно молчала. Ладно. Пока с императорским происхождением убитой ничего непонятно — как раз из-за второго доказательства… Ясно одно — это точно не Елизавета, как ошибочно решил Громов — ожерелье на ней Светланино. Кому и зачем надо убеждать полицейских в том, что это Светлана? Тот, кто её знает, сразу скажет, что убитая не Светлана, пусть и похожа. Зачем убивать похожую на Светлану девушку, вдобавок еще и одевать на неё Светланино ожерелье.

Ладно, зайдем с другого бока. Демьян счастливо захрапел прямо в ухо Светлане, сбивая её с толка.

Кто украл ожерелье? Боталова или… Мишель? Тут пока неясности. Баюша говорила, что Боталова ни при чем. Мишель. Об этом думать было дурно.

Светлана поджала губы: дурно ей! Трусиха! Промолчала о краже, и Алекса… И Громов полез на рожон с другой версией случившегося. Его из-за этого подрал берендей. И Петров пострадал. А Смирнова вообще убил берендей.

Ладно. Мишель. Мишель и его отец как раз похожи на берендеев. Берендеев, которые и убили в Сосновском. На капище. В разгул как раз ритуальных убийств Рюриковичей.

Светлана снова и снова перебирала факты. В единую картину они отказывались укладываться.

Её ожерелье.

Капище.

Княжна. Княжна ли?

Берендей.

Михаил.

Убитая, как две капли воды похожая на Светлану.

А если убрать надуманное Громовым? Если убрать капище и княжну. Если это отвлекающий маневр. Если дата подобрана для того, чтобы пустить следствие по ложному пути. То, что в сухом остатке?

Девушка, похожая на Светлану, в её ожерелье, убита берендеем, который может быть Михаилом. Тем самым, который два года сохнет. Тем самым, которому, как там слуги говорили… Два года не дают. Ломаются — по словам Анастасии. Может, все проще? Убить саму Светлану рука не поднялась, а такую девчонку в Светланином ожерелье — запросто? Просто взял и выместил на похожей барышне весь свой гнев. Обычное преступление по Фрейду. Заменил одну девушку на другую.

Мишель… Ну как же так.

Светлана даже глаза открыла, ужасаясь — она легко согласилась с тем, что Мишель способен на такую подлость. Только иных версий стройно выстроить не получалось. Найдет ли дедушко следы убитой в Волчанске? А если найдет… Получается, что Мишель два года добивался Светланы, а сам где-то содержал похожую на неё девушку, отыгрываясь на той за недоступность Светланы?

Она не смогла сидеть — храпящий Демьян мешал думать. Светлана встала и принялась ходить по коридору туда-сюда, от одного бокового окна до другого. Нехотя светало. Дождь, наконец-то закончился, и улицы принялся затягивать серый, беспросветный туман.

Улыбчивый, легкий на подъем, и в то же время крайне упертый в своем желании добиться Светланы Мишель. Он же должен понимать, что такой мезальянс ему общество не простит. Он что-то знал о Светлане? Об её настоящем отце? Не зря же в имении спрашивал о незаконнорожденности. Вот будет смешно: сама Светлана не знает, кто её настоящий отец, а Мишель в курсе и надеется на… На что он надеется⁈ Как он мог узнать что-то о Светлане, когда она сама ничего не смогла найти о настоящем отце. Знаменитый берендеевский нюх? Мишель, как баюша по крови, узнал отца Светланы? Или ему на руку сыграли крики юродивого? Если последнее — дело совсем плохо.

Мимо провезли каталку со смертельно бледным Петровым. Светлана поспешила за ней, ожидая новостей, но медсестра на ходу лишь сказала, что Громова еще до сих пор оперируют. Надо ждать. Надо надеяться. Надо верить.

Время тянулось медленно, секунды, казалось, хватались друг за друга, тягучие, как капли смолы в разогретом солнцем летнем лесу.

Надо ждать. Надо верить.

Светлана замерла у окна. Лишь темные пятна деревьев в больничном парке и видны. Их старые, узловатые ветви, как руки грешников, колыхались в тумане.

Наверное, надо поговорить с Мишелем. Только если говорить с ним наедине, не закончит ли она, как Громов. И повезет ли ей так же, как ему. Успеют ли её довезти до больницы? Господи, как же тяжело и как все непонятно. Продержаться бы неделю до новолуния. Всего неделю надо продержаться, а там все проблемы Суходольска будут далекими для неё и ненужными.

Светлана вздохнула. Пока же от проблем не сбежать… Надо думать. Если все же взять за основу ритуальный характер случившегося, как сперва и решил Громов, то… Убитая в ожерелье Светланы может быть простой девушкой, не императорской крови. Идолы — лжебоги, но не идиоты же. Пусть убитую, например, одели в императорские одежды — откуда-то же взялось второе доказательство у Громова? Пусть на убитую одели ожерелье, подозревая, что оно императорское. Пусть что-то еще было у убитой. Но даже лжебоги, поглощая принесенную в жертву душу, поймут, что им подсунули не ту. Обмануть лжебога невозможно. Тогда какой смысл с ожерельем⁈ Посеять смуту? Запугать горожан? Так ясно же из самого преступления — расследовать его стали бы жандармы, которые скрыли бы все. Это Громов все переиначил, потому что безумный храбрец. Все преступление — безумие. Но логика же какая-то у убийцы была изначально.

Ладно, зайдем с другой стороны. Зачем убеждать с помощью ожерелья, что убитая как-то связана со Светланой? Подставить Мишеля? Подставить Боталову? Так это проще сделать иначе. Скомпрометировать можно любого, были бы деньги. Холера, ничего неясно! Зачем подставлять Мишеля? Из-за его предложения Светлане? Анастасия была крайне недовольна им. Но она предпочла угрожать Светлане, а не брату. Кому еще невыгоден союз Светланы и Мишеля? Причем союз, в который кроме Мишеля, никто и не верил. Кому выгодно временно засадить Мишеля за решетку, ведь ясно — влияния рода Волковых хватит, чтобы отправить Мишеля куда-нибудь в Германию «подлечиться» от мании убийства и вернуться домой как ни в чем не бывало. Самое смешное, Громов из-за чего-то подобного оказался в Суходольске. И тут тоже два варианта. Могут его дергать за усы, уже зная, как он поступит с княжичем. А может он сам так «развлекается», подставляя Мишеля — ведь, если признаться честно самой себе, то о Громове и его мотивах в расследовании, она вообще ничего не знает.

Светлана не сдержала смешок: теперь она и Громова подозревает!

Что было целью странного убийства?

Спасти императорской кровью мир, ожидающий повторения катаклизмов, подобных тем, что были десять лет назад?

Подставить Светлану, которая и так не в ладах с законом из-за странного происхождения?

Подставить Мишеля? Из-за… Светланы?

Подставить Громова? Вот вообще странный вариант. Хотя те, кто его сюда отправили, знают, как он реагирует, сталкиваясь с князьями.

Или это все же Мишель, которого Светлана отвергала раз за разом, так вымещал свой гнев на неё?

Нет, тоже так себе подход к расследованию. Причин для преступления может быть много, особенно странных, если убийца — безумец или фанатик.

Из операционной вышел усталый Авдеев, и Светлана поспешила к нему:

— Доброй ночи, Гордей Иванович!

Он стащил с головы пропитавшийся потом колпак:

— Скорее уже доброе утро. Семь утра, Светлана Алексеевна.

Она закидала его вопросами, сама понимая всю их неуместность, но страх за жизни хвостомоек, точнее одного хвостомоя, был сильнее привитых с детства манер:

— Как прошла операция? Как Громов, как Петров? Хоть пару слов…

Усталый мужчина вздохнул, и Светлана взмолилась:

— Пожалуйста!

— Пока все нормально, — уклончиво сказал Авдеев. — И не смотрите так, мы, хирурги, крайне суеверны. Ничего обещать не могу. После обеда приходите навестить своего жениха — к тому времени он уже точно должен будет прийти в себя. Наберитесь терпения. Чудо вообще, что при таких ранах, они с Петровым выжили. Кстати, о чуде…

Он замолчал, что-то прикидывая в уме. Светлана опередила его:

— Как там Баюша?

— Спит ваша баюша. Спит пока. Вы не думали о том, чтобы продать её?

— Что? — не поняла Светлана. Такого она не ожидала.

Авдеев замялся, поглядывая то в окно, где клубился туман, то на Светлану:

— Понимаете… У больницы весьма скудный бюджет, но можно попросить благотворителей, вдруг что-то и соберется.

— Вы о чем?

Авдеев решился и в упор посмотрел на Светлану:

— Продайте, пожалуйста, вашего баюна.

— Она не продается.

— Поймите, в больнице она важнее, чем в вашей магуправе. Ну что она там у вас делает? Мышей ловит?

— Она не продается не потому, что нужна мне, она не продается потому, что она личность. Она не товар. Она разумная и сама себе хозяйка.

Светлана не лукавила: привязала к себе баюшу она случайно, и ночью уже пообещала свободу за жизни хвостомоек. Они живы — баюша свободна.

— Значит… — Авдеев потер висок.

— Значит, с баюшей сами поговорите. Захочет помогать в больнице — значит, определите ей жалование и комнату выделите. Отделаться кошачьей лежанкой и оплатой кормом не удастся. Она разумна и заслуживает хорошего отношения.

Авдеев вновь замялся — кажется, ему условия, выдвинутые Светланой, не понравились. Впрочем, он удивил её своим вопросом, а ведь вроде бы ночью сам все видел!

— А как она в плане… Эм… Убийств?

— Может ли она убить? — Светлана ответила честно: — может.

Авдеев скривился:

— А вы можете как-то контролировать её, что ли? Или…

Ведь ночью все видел! Бедная баюша… Светлана старательно холодно сказала:

— Она может убить. Вопрос в том: захочет ли? Я тоже могу вас убить одним движением пальца. Вопрос в том: захочу ли я этого? И вы тоже своим скальпелем легко способны убить. Только пойдете ли вы убивать ваших пациентов налево и направо? Я ответила на ваш вопрос?

— Более чем, — вздохнул Авдеев. — Прошу простить меня, если я задавал глупые вопросы — по утрам я крайне туго соображаю.

— Это ничего, Гордей Иванович. Я по утрам вообще ничего не понимаю, — честно сказала она.

За спиной раздался шорох колес, и Авдеев рукой чуть сместил Светлану в сторону:

— Вашего жениха везут. Если хотите — пару минут можете у него посидеть в палате. Только особо ни на что не надейтесь — он спит под обезболивающим.

— Хорошо. Спасибо. — Светлана улыбнулась. Она ни на что не надеялась. Она знала, где взять скальпель, и если ей дадут пару минут наедине, то она знает, как ими воспользоваться. Тем более, что баюша спит и не будет ругаться.

Отец всегда повторял одну пословицу: «Кому многое дано, с того больший спрос», — только за десять лет самостоятельной жизни Светлана ни разу не видела подтверждения этой пословицы. Но это же не значит, что отец ошибался. Она дождалась, когда из палаты выйдут санитары, надеясь, что медсестра не будет особо приглядываться к тому, что творит Светлана. Ей повезло — Авдеев, стоя в дверях, позвал медсестру:

— Варенька, на пару минут.

Светлана кивком поблагодарила его и, стоило двери закрыться, рванула к столу с инструментами. Скальпеля не нашлось, зато были иглы от шприцов. Одной Светлана и проколола себе подушечку многострадального указательного пальца. Первым делом она споила каплю крови Петрову — ему не досталась баюшина жизнь. Потом Светлана подошла к койке Громова, всматриваясь, как метались под синюшными веками его глаза. Его сухие, обветренные губы жадно хватали воздух, Светлана наклонилась над Громовым, чтобы выпоить каплю крови.

За спиной скрипнула, открываясь дверь.

Громов приоткрыл глаза, еле выдыхая:

— Лиза… Не надо…

Капля упала ему в рот, Светлана отпрянула в сторону. «Варенька» за спиной Светланы ядовито сказала:

— Неприятно, когда жених называет не своим именем, да? — Медсестра подошла к рабочему столу и принялась наводить на нем порядок после хирургов.

Светлана резко развернулась к ней:

— Я понимаю, что он под обезболивающим после операции. Тогда что только не привидится.

— Например, другая девушка? — Варя не терялась, беря от жизни все. Светлана не выдержала и медленно, заставляя любовный приворот загораться, сдернула его с Громова:

— Во всяком случае меня ведут под венец по доброй воле, а не как мечтаете вы. Еще один приворот на господах полицейский, и о ваших матримониальных шалостях будет извещено ваше начальство.

Варвара побелела, но ничего не сказала. Светлана вышла прочь из палаты — она сделала все, что могла. Остальное сделают хирурги, баюша и собственное упрямство хвостомоек. Она прошла мимо Синицы — тот проснулся и бросился за ней, будя своими криками обитателей палат хирургии:

— Светлана Лексевна! Вашбродь!

Светлана остановилась и подождала парня:

— Демьян, я в магуправу. Я вернусь после обеда. Ты тоже можешь заехать сюда после обеда — господин Авдеев сказал, что с Громовым и Петровым все будет хорошо. — Конечно, хирург говорил не так, но кровь еще никогда не подводила Светлану. — Съезди домой, приведи себя в порядок, отдохни…

— Дык… Может, мне с вами? — Глаза парня горели желанием горы свернуть ради Громова. — Вы же разбираться с тем, что случилось в управе, едете? Я вам помогу. Правда! И мешать не буду. Я хорошо и быстро пишу. Я могу быстро все записывать и зарисовывать. Меня Владимир учил. Пожалуйста…

— Ладно, — сдалась Светлана, понимая, что он и без неё пойдет разбираться и найдет себе приключений, почти как Громов.