Кровь в моих жилах

Глава девятая Светлану вновь называют чужим именем

Светлана трусливо замерла перед уличной дверью больницы, не в силах толкнуть её и выйти. Сердце грохотало где-то в горле — она подспудно ждала, что юродивый так и сидит на ступеньках крыльца. Демьян не понял её задержки, потом опомнился, явно вспоминая уроки этикета от Александра Еремеевича и открыл дверь:

— Простите, вашбродь…

Светлана сглотнула вязкую, горькую слюну — ступеньки были пусты:

— Не стоит, Демьян. Я просто задумалась…

— Так ясень пень, задумались! На берендея же идем! — Восторг в голосе хвостомойки так и читался. И как Громов сдерживает его энтузиазм? Демьян уже отряхнулся от ужасов больницы и снова напоминал лайку, готовую сорваться с поводка и бездумно лететь на медведя.

Светлана, спускаясь по лестнице, строго сказала:

— Мы не идем на берендея, Демьян. Он сейчас слишком опасен — перевозбужден случившимся. Он легко снесет голову любому, кто к нему сунется. Да и… — она напомнила очевидное: — берендея сейчас ловят жандармы и их маг.

Демьян важно кивнул:

— Понял. Собираем доказательства, эти… Как их… Улики, проводим опрос и как только берендей успокоится, решит, что все прошло, берем его тепленьким. — Он повел носом, словно уже брал след берендея, и робко улыбнулся: — щас… Обождите пару минуточек…

Он рванул куда-то в туман, в котором исчезал город. Светлана даже на миг подумала, что Демьян, и впрямь, сорвался с поводка за бером. Она передернула плечами.

Было зябко. Туман холодными, влажными пальцами касался щек, оседал каплями на волосах, оставлял мокрые пятна на жакете. Звуки были приглушены, словно на улицы набросили ватное одеяло. Только и слышно журчание воды в ливневых канавах, да вездесущий по утрам шорох метел. Шурх-шурх-шурх. Дворники собирали мокрые, прелые листья и разгоняли лужи. У них это слабо получалось. Весь Суходольск превратился в одну большую, грязную, непросыхающую лужу, совсем непотребного цвета из-за разлагающихся желтых листьев.

По дороге пронесся огромный магогрузовик, щедро обдавая прохожих водой из многочисленных луж. Светлана еле успела создать воздушный щит — отвыкла, что стихии вновь ей подвластны. Надо поблагодарить за это баюшу… Остальным прохожим так не повезло — им только и оставалось ругаться вслед грузовику. Вода с мостовой залила тротуар, оставляя на нем мелкий мусор, и лизнула носки ботинок Светланы. Домовой, которого Александр Еремеевич просил отремонтировать ботинки, работал на совесть — вода скатилась с них, не промочив. Светлана вздохнула: она и Громова не поблагодарила за это.

Демьян вернулся с кульком из газеты в руках. Кулек ароматно пах пирожками.

— Угощайтесь, вашбродь. — Он подал первый попавшийся пирожок Светлане. — Вкусные. С капустой, как я люблю.

— Благодарю. — Светлана улыбнулась — хвостомойки Громова просто чудо как хороши! Она со вчерашнего, совсем незадавшегося дня ничего не ела.

Демьян, жадно кусая свой пирожок, направился в сторону магуправы — тут пешком было недалеко.

— Вы не бойтесь, вашбродь… — непонятно начал парень. — Я нем, как могила. Я не выдам вас, как и Александр Еремеевич.

Светлана предпочла промолчать, благо, что даже причина была — откушенный пирожок.

— … Мне и Петрову Александр Еремеевич про вашу удаль рассказывал. Как вы на упыря в одиночку пошли и испепелили одним ударом! И как вомпэра колом зарубили…

— Вампира, — только и сказала потрясенная Светлана — Демьян туману продемонстрировал, как это выглядело в его представлении.

Парень кивнул:

— А я как сказал? Ты-дыщ! Колом!

Она все же сказала в свою защиту:

— Я молодая была и глупая, а вампир воспитанный и не ожидавший подлостей от еды, только и всего.

— Агась, вашбродь, вот и берендея возьмем так же. Он не будет ждать подлостей, решив, что ушел, а мы его тепленьким и возьмем.

— Демьян, — вытирая жирные пальцы платком, серьезно сказала Светлана, — я тебя на берендея не возьму.

Он чуть не споткнулся от неожиданности:

— Я вас одну не пущу! Вон, Громова пустил, и чем закончилось!

— Громов был не один. И все случившееся совершенно невозможно, если честно.

Демьян строго сказал:

— Одна вы не пойдете.

В чем-то он был прав. Одной идти на берендея глупость. Светлана грустно улыбнулась — еще бы понять, где взять надежного напарника. Такого, кто точно прикроет.

— Демьян, я тебя с собой не возьму. И берендея жандармы ловят…

Парень сурово посмотрел на неё — она даже знала, у кого он учился вот так сводить брови над переносицей:

— Так… Княжича Волкова нежелательно брать с собой.

Он прав. Мишеля в свете всего случившегося брать с собой опасно. Хотя как раз рядом с Мишелем спокойно и легко работается. Одна проблема — он сам может оказаться берендеем.

— А Лександра Еремеевича возьмете?

— Александра Еремеевича взяла бы. Только он пока не в состоянии.

Демьян хмыкнул:

— Это вы его плохо знаете.

И этот парень еще пару часов назад боялся, что Громов умрет. Невероятный хвостомойка! Или необычный, как говорит Громов? Необычный, как и сам Александр Еремеевич. Демьян протянул последний пирожок Светлане:

— Не побрезгуйте, вашбродь, денёк-то тот еще будет.

С этим Светлана была согласна. Сперва надо осмотреть магуправу, а потом решаться на встречу с Мишелем. Ивашка подождет. Ему успокоиться сперва надо, чтобы не было новых жертв. На тот свет Светлана пока не спешила. Она посмотрела на Демьяна — этому тоже успокоиться не мешало: он явно представлял себя в роли победителя берендеев.

— Вашбродь, а это… Вы сказали, что случившееся невозможно. — Демьян при всей своей общей безалаберности все же не за красивые глаза был взят Громовым в помощники. — Почему?

Она ответила вопросом на вопрос, как делал Громов:

— Что ты знаешь о берендеях?

Парень потер заросший щетиной подбородок и с укором посмотрел на Светлану — от неё подлости с проверкой знаний он не ожидал.

— Так это… Живут в лесах, то ли общиной, то ли сами по себе. Ловят рыбу, бьют дичь, пушниной промышляют, пасеки опять же… Приходят к людям в предзимье. Уходят по весне. В каждом из них живет зверь. Злить берендея себе дороже. Все?

— Все, — подтвердила Светлана. — Летом они не общаются с людьми — летом у берендеев, точнее у их зверя, гон. Они легко возбудимы и могут убить без причин. Потому и держатся леса. Да и в городе им шумно, тесно и вонюче. — Они как раз с Демьяном пересекали по мостику Уземонку, вздувшуюся до предела — еще чуть-чуть и выплеснется из гранитного ложа. Сейчас речка, смывшая с улочек грязь, благоухала отнюдь не розами.

Демьян снова потер подбородок:

— Так… А этот Сидоров… Ивашка который… Сколько он в управе работал?

— Пять лет, вроде бы. При мне ни разу не отлучался в лес по лету. Ни разу не вспыхивал гневом. Он вообще спокойный парень.

— Агась… Потому и вашего мага так легко прикончил, да?

Светлана вздохнула:

— Именно… Богдан Семёнович не ждал от него подлости. Так и видится, как он со смешком позвал Ивашку вопросом: а не берендей ли ты?

— Дела, — протяжно сказал Демьян, поправляя фуражку на голове и чуть не теряя её в ближайшей луже, когда та сорвалась с затылка. Хвостомойка поперхнулся ругательствами: — Да твою же…

Светлана ветром поймала фуражку и вернула её владельцу.

— Ни фига себе, — одобрил Демьян. — Мне бы так! Р-р-раз! И все. Был бы магом — все бы в миг раскрывал!

— Тогда бы ты не служил в полиции, — улыбнулась Светлана.

— А вот кстати… А почему маги не служат в полиции, но служат в жандармерии? — Демьян был жутко любопытен, это Светлана заметила еще в первый день знакомства.

Она пожала плечами:

— Не знаю, Демьян. Аккурат перед Великой войной предлагалась реформа полиции. Тогда собирались жалование пересматривать, убирать излишние функции, форму вам другую выбрали, магами собирались усилить.

— И…?

— И император написал резолюцию: «Да поможет Бог!»

Демьян хлопнул удивленно глазами:

— И…?

Светлана грустно развела руками:

— Видать, до сих пор ждут ответа из небесной канцелярии.

— От же от… — охнул парень.

— Я ненавижу кромешников, но то, что случилось десять лет назад, Демьян, когда власть переменилась, не на пустом месте возникло.

— Ох ты ж… — почти повторился Демьян. Дальше шли молча — до самой магуправы. Демьян, видимо, размышлял о непредсказуемости истории, о которой ему не говорили в школе, а Светлана составляла список того, что нужно взять в управе для своего расследования.

Главное крыльцо было закрыто и для непонятливых крест-накрест перевязано красными запретными лентами. Окно в холле было разбито. Шторы трепетали на ветру, как крылья подбитой птицы. Видимо, жандармский маг сюда ещё не добрался и не изучил место преступления — он занят погоней за берендеем. Рогозин же, начальник местной охранки, ни за что бы не позвал на помощь Светлану. Он всегда говорил, что разберется «без баб-с!». Пусть разбирается без баб-с.

В магуправу Светлана зашла через боковой вход — там в закутке под лестницей сидел, нахохлившись за спешно притащенным откуда-то столом Ерофей Степанович. Перед ним, на обычно захламленном бумагами столе, лежал лишь девственно чистый журнал приключений. Ручку Ерофей Степанович задумчиво вертел в руках, не зная, чем себя занять. При виде Светланы Ерофей Степанович неуклюже попытался встать, и она махнула рукой:

— Сидите, сидите… Доброе утро, если так можно, конечно, сказать.

Ерофей Степанович громко и обреченно вздохнул:

— И вам доброго утречка-с.

Словоерс он любил трепетно и нежно — даже Богдан Семенович его не отучил от этой натужной угодливости. Демьян старательно молчал, изображая стену.

— Как вы? — спросила Светлана. — Говорят, вы попали под разъяренного берендея.

Ерофей Степанович притворно передернул плечами, как манерная барышня:

— И не говорите, Светлана Алексеевна. Кто мог такого ждать от Ивашки? В единый миг вспылил и… Столько душ загубленных на его руках теперь. Столько душ… Невозможно сказать-с, что я пережил.

Светлана с замиранием сердца спросила главное:

— Михаил Константинович уже пришел?

— Что вы… Что вы, вашбродие. Взяли его еще по ночи — говорят, тоже берендей. Так что одна вы остались за мага-с. Одна.

Светлана скосила глаза на стол:

— Журнал приключений…

— Пуст-с. К счастью для города, пуст-с. Не шалят-с горожане. По радио передавали предупреждение, чтобы все сидели по домам во избежание, так сказать-с, встреч с берендеем.

— У меня дела по заявке Уземонского участка…

Демьян не подвел: выгнул грудь колесом и подтвердил:

— Так точно-с, маг все утро нужон.

Письмоводитель повздыхал обеспокоенно и занес запись в журнал:

— Что ж делать-то, что делать-с… Раз надо.

— Я поднимусь в кабинет, — сказала Светлана и направилась к лестнице — бедный Ерофей Степанович резво бросился ей наперерез:

— Так нельзя же! Жандармы запретили. Нельзя-с.

Она легко обогнула его:

— Я только разблокировать печатью свой кристальник. Богдан Семенович, царствие ему небесное, заблокировал на три выходных дня. Чего уж теперь, раз я одна осталась за мага.

— Светлана Алексеевна, нельзя-с… — В глазах письмоводителя метался неприкрытый страх.

Она улыбнулась ему:

— Не извольте беспокоиться, вся вина будет на мне, если что. — Она спешно стала подниматься по лестнице.

Демьян отважно бросился ей на помощь, подхватывая письмоводителя за руки и водружая его обратно в кресло:

— Ерофей Степанович, вы просто герой в моих глазах. Выжили после берендея! Кому скажи — не поверят.

— Да-с… Сам себе не верю… — Ерофей Степанович откровенно вздыхал, найдя в Демьяне благодарного слушателя. Хвостомойка продолжил его восторженно расспрашивать.

Светлана влетела в кабинет на втором этаже и замерла. Жандармы перевернули вверх дном все, что можно — только сейф и остался невскрытым. И что они тут искали? Доказательства того, что маги сами пригрели берендея у себя в управе? Так Ивашку проверяли перед приемом на службу. Проверяли на колдовские метки. Это жандармы, ответственные за такое, допустили ошибку.

«А мы не проверили», — все же признала очевидное Светлана. Искать что-либо на столе Богдана Семеновича было глупо — жандармы все переворошили. Светлана сразу пошла к сейфу и открыла его. Первым делом она взяла печать главы магуправы и ею разблокировала свой кристальник. Тот загудел, оживая, зашелестел шестеренками где-то внутри нагревающегося корпуса, ища связь с ретрансляционной вышкой, возвышавшейся над всем городом на Ежиной горе.

Светлана провела пальцем по хранящимся в сейфе блокирующим магию наручникам. Их было три — доказательство того, что Богдан Семенович не ожидал столкнуться с берендеем. Будь у него хоть капля сомнений в Ивашке, он бы захватил наручники с собой. Холодная гравировка заклинаний на железе наручников, усиленных серебром, укусила Светлану, напоминая, что захлопнуться браслеты могут и на её запястьях. Она взяла сразу двое наручников и сунула их в карман жакета. Надо добраться домой и переодеться в мундир, как положено. Только сперва надо взять еще кое-что из сейфа. Она нашла небольшой футляр с заговоренной железной иглой. Её использовали, чтобы находить колдовские метки. Иглу следовало воткнуть в солнечное плетение подозреваемого или в родинку. Светлана сжалась — она еще никогда не применяла иглу. Это сродни пытке. На ней как раз иглу пробовали. Было очень больно. Только иного выхода найти колдовскую метку не было. Ей придется проделать это с Мишелем.

На глаза попалась бутыль с защитным зельем от берендеев — его следовало распылять на мебели в холле управы в предзимье. Богдан Семенович сам всегда его варил в начале осени — любил он заниматься зельями. Сейчас бутыль должна была быть полной. Светлана вздрогнула и принялась искать на полу среди вываленных из ящиков бумажный пакет для улик. Она наложила на бутыль стазис и, держа её через платок, чтобы не оставить своих отпечатков, положила её в пакет. Демьян стаскает её в участок — пусть там посмотрят отпечатки. Распылять зелье от берендеев было еще рано. До предзимья далеко. Богдан Семенович совсем недавно сварил зелье. Непонятно, кто и для чего его распылил? Берендеев еще не ждали в городе целый месяц. К тому времени распыленное зелье потеряет свою силу.

Светлана еще чуть-чуть в надежде найти хоть что-то оправдывающее Мишеля или, наоборот, обличающее, порылась в почти опустошённых ящиках его стола и бумагах вокруг. Удалось найти несколько счетов на умопомрачительные для Светланы суммы, непонятные лекций по истории эфирологии, написанных рукой Мишеля, и пару каталогов столичного торгового дома «Мюр и Мерелиз» — обувной и неожиданно свадебный. Хотя почему неожиданный. Княжич предложение Светлане все же сделал. Она осмотрела бардак и тихо, надеясь, что старые, скрипящие ступеньки её не выдадут, пошла вниз — в холл. Ей нужно зафиксировать след Ивашки, просто на всякий случай, и осмотреть место преступления, раз жандармы были столь любезны, что не наложили пока стазис.

Сумрак в холле стыдливо скрывал от Светланы страшные подробности бойни. Кровь уже высохла и выглядела простыми темными пятнами. Кругом были следы мела, обозначавшие места нахождения улик, наверное, пуль из пистолета Громова, или осколки шашки Петрова — Светлана заметила один, пропущенный жандармами и зачем-то взяла себе. Вдруг пригодится. Один из столов был разломан. Стол Ерофея Степановича уцелел. От него знакомо несло защитным зельем. Светлана сглотнула: вот тебе и незаметный, угодливый письмоводитель.

Больше всего черноты было у двери Ивашкиной комнаты — он жил при управе, служа еще и сторожем. Светлана замерла, разглядывая разломанный дверной косяк с глубокими бороздами от когтей берендея. Вокруг все было усеяно не до конца собранными жандармами обрывками одежды Ивашки. Светлана присела на корточки и зажгла на ладони огонек. Пятна сразу превратились в кровь, черную, высохшую, с багряным отсветом по краям. Светлану замутило. Она заставила себя работать отрешенно, не думая, где кровь Богдана Семеновича, а где Громова. Под шкафом в комнате Ивашки удалось найти грошик, опутанный черным тающим проклятьем. Сразу подумалось, что грошиками промышлял у них Ерофей Степанович. Он занимал деньги, всегда приговаривая, что грошик к грошику, пятьдесят грошиков — уже рубль. Распутывать проклятье сейчас было не с руки — Светлана, жалея, что к помощи Мишеля сейчас не прибегнуть, погрузила грош в стазис и убрала монетку в бумажный пакет — дома распутает, что же там навертели. Она зафиксировала след Ивашки, чтобы потом можно было пойти за ним, и вернулась в закуток под лестницей, где Демьян продолжал восхищаться храбростью Ерофея Степановича.

Светлана сходу шарахнула по письмоводителю водной стихией, сгущая кровь — боли в сердце это гарантирует. Сейчас самым трудным было сдержаться и не убить случайно Ерофея Степановича, ведь как заведено — не осужден, значит пока невиновен. Тот схватился за сердце и осел на стуле. Светлана тут же притворно понеслась за стаканом с водой в комнату Ивашки. Ставя чистый, без отпечатков стакан перед письмоводителем, она выговаривала старику:

— Не бережете вы себя, Ерофей Степанович! Вам бы после берендея отлежаться дома дня три-четыре, а вы все на службу да на службу!

Тот благодарно глотал воду. Отпечатки должны получится четкие. Понять бы еще, как вывести Ерофея Степановича на чистую воду, если его отпечатки совпадут с отпечатками на бутыле с защитным зельем. Эх, Громова бы озадачить этим — сама Светлана все же больше «догнать и притащить», как и Демьян. Все интриги, допросы, подлавливания на нестыковках — не к ней.

Проводив Ерофея Степановича домой — сердце будет мучать его дня три, неменьше, не давая сбежать, — вывесив на двери управы объявление с номером своего кристальника, Светлана посмотрела на ничего непонимающего Демьяна и выдала ему бумажный пакет с зельем и стаканом:

— Это тебе. У вас же есть криминалист? Или все Громов делал?

Парень вновь почесал подбородок — ему бы побриться!

— А че… А что делать-то?

— Надо сверить отпечатки с бутылки с зельем с отпечатками Ерофея Степановича. Кто-то распылил зелье от берендеев на его столе. Смирнов пока такой команды не давал. Рано еще ждать берендеев. Заодно… — Она завернула проклятый грош в вырванный из журнала приключений лист бумаги и положила его в карман жакета. — Кто-то передал Ивашке проклятье. Что за проклятье — я не знаю. Разберусь.

— Вот же божий одуванчик… — Демьян, как и сама Светлана, был скор на выводы. — Так его допросить надо, вашбродь!

Она призналась:

— Не умею я этого. Сперва отпечатки сверим, потом попросим совета у Громова… Или еще кого. Потом, Демьян, и будем действовать. Ерофей Степанович от нас не убежит. Так, сделаешь…?

Демьян энергично кивнул головой:

— У нас Петров за этого… Криминалиста, но я тоже умею. Чего там, порошком присыпал и сиди, сверяй.

Оставалось надеяться, что это, действительно, просто, как заверяет Демьян.

— Значит, на тебе отпечатки, а я займусь кое-чем другим.

— Это чем же? — совсем по-громовски подобрался парень. — Я с вами. Отпечатки никуда не убегут.

— Демьян, не беспокойся, я рисковать не буду.

— Александр Еремеевич так же говорил. Я с вами, вашбродь. Не прогоните. Мне потом Александр Еремеевич голову с плеч снесет, если я вас не уберегу.

Светлана напомнила ему очевидное:

— А как же его рассказы, как я на вампира ходила в одиночку?

— Дык… От хлороформы и удара по баш… По голове эфир не защищает. Я с вами!

Она выдохнула, смиряясь — Демьяну найдется задание:

— Хорошо. Поехали на квартиру к княжичу Волкову.

Хвостомойка наморщился и напомнил:

— Так его того самого… Лазоревые загребли.

— Именно, Демьян. Именно. Дома сейчас только его лакей. Пока ты будешь выяснять у дворника и городового про убитую девицу, я разберусь с лакеем и обыщу квартиру Волкова. Фото девицы же при тебе?

Демьян кивнул и хлопнул себя по внутреннему карману шинели. Хорошо, что о законности происходящего хвостомойка не задумывался.

Обыск, кстати, ничего не дал, кроме головной боли у лакея, усыпленного эфиром. Светлана не нашла в квартире Мишеля ни единого признака присутствия девушки, так и ни единой улики за то, что он является берендеем. В кабинете Мишеля самым компрометирующим был найденный в столе свежий чек на большую сумму фирме «Карл Эдуард Болин». Болины были императорскими ювелирами уже больше сотни лет.

Письмо, подписанное князем Волковым с надписью «Вскрыть после моей смерти, сын. И я не шучу!», так же найденное во вскрытом ящике стола, Светлана читать не стала — ясно же, что написанное тут же сгорит, если его попытаться открыть раньше времени. Учебники по истории эфирологии, горами лежавшие на рабочем столе, и написанные от руки планы занятий на улики никак не походили. Светлане стало ясно хотя бы, чем занимался княжич вместо дежурств — он писал лекции и готовился стать преподавателем в Московском Императорском магическом университете. Как она и полагала, такие, как Волков, не сидят долго во всяких Суходольсках, их прельщает только столица.

Угрюмый, промокший под начавшимся дождем Демьян доложил Светлане, ловя извозчика до больницы, о том, что никто в округе не видел похожую на убитую девушку. Девушек, по словам дворника, а ему можно было доверять полностью, Волков не водил к себе больше двух лет. Вот так вот.

В палату хвостомоек сразу попасть не удалось. Демьян заглянул было и тут же отпрянул, смущенно поясняя:

— Там это… К Громову посетители пришли.

Светлана понятливо кивнула и села на скамью, вытягивая усталые после ходьбы ноги вперед. Купленные цветы, мокрые от дождя белые астры, она положила рядом с собой. Было неловко приходить в больницу без подарка, и Светлана заняла целковый у Демьяна. Как и чем она будет с ним расплачиваться, она старалась не думать. Ей вечно не хватало денег. Каждый раз приходилось занимать, потом возвращать с процентами, и это был какой-то замкнутый круг, из которого не выбраться. Спасали только деньги за мишелевы дежурства — именно на них она заказывала новые мундиры, покупала обувь и дамские мелочи. Если бы не Мишель и его нежелание служить в управе, то… Пришлось бы искать мужа. Или начать подрабатывать, чего Светлана не могла себе разрешить. Чиновник не имеет права на такое.

Светлану неумолимо клонило в сон. Проклятье на монетке жгло даже через стазис — сильный колдун накладывал. Или ведьма.

Из палаты степенно вышли, кивая осоловелой Светлане, сестры Лапшины. Кажется, Дарья Ивановна приступила к серьезной осаде Громова. Верочка Лапшина выглядела бледной, но ей это удивительно шло — эдакая хрупкая, нереальная барышня, которую всяк норовит защитить. Даже Демьян, воспитанно подскочив с места, грудь колесом при виде Верочки выгнул, но одобрительного взгляда не добился — старшая Лапшина прошла мимо хвостомойки, как мимо пустого места, младшая тем более — в прелестной головке, наверное, теперь только пристав и жил.

Демьян расстраиваться не стал, направился к двери палаты:

— Вашбродь…

— Да, да, Демьян, иду. — Светлана встала и, подхватив цветы, зашла в палату. Её прихода не ждали — расслабившиеся после визита Лапшиных бледные в просинь хвостомойки, смирно лежали на своих койках, закрыв глаза. Кажется, они собирались спать, как и баюша. Та громко посапывала на подоконнике. Ей даже выделили собственную подушку вместо лежанки — Авдеев, наверное, постарался.

Демьян замер у стены, пытаясь с ней слиться — видимо, чтобы не прогнали. Глаза парня цепко скользили по приставу, оценивая его состояние. Демьян даже облегченно выдохнул, оставшись довольным — до последнего не верил, что Громов поправится. Медсестра, все та же утренняя Варенька, за столом занимавшаяся своей какой-то бумажной работой, стрельнула в парня глазками, находя этого хвостомойку достойным своего внимания. Ничего, на Демьяне стояла хорошая защита — его приворотами не возьмешь.

Громов первым заметил Светлану и подтянулся на койке, принимая приличное по его мнению полусидячее положение. Далось это ему нелегко — он старательно пытался не морщиться от боли. Петров тоже зашевелился, когда Светлана тихо поздоровалась. Что ж, баюша и кровь сотворили чудо, вытащив мужчин с того света.

— И вам добрый день, Светлана Алексеевна, — поздоровался Громов в ответ и потер заросший черной, заметной щетиной подбородок. Светловолосому Петрову в этом плане повезло больше. Говорил Громов натужно, с одышкой, то и дело подкашливая. Ему еще лечиться и лечиться, а не гостей в палате принимать. Светлану волной жара и стыда окатило. Она осознала, насколько она тут чуждая и ненужная. Особенно роскошный букет фиолетовых, с большими головками хризантем на прикроватной тумбочке Громова на это намекал. — Простите, что в таком неприличном виде…

Пристав поправил свободный ворот больничной рубашки, серой от старости и неприятно пропахшей больницей и болезнью. Светлана не стала смущать Громова, что видела его только в одежде из бинтов. Ни к чему это.

— Это вы меня простите, Александр Еремеевич и Владимир Захарович. Вам отдыхать надо, а я… — Она всплеснула рукой и только тут вспомнила про свои жалкие астры. Прикроватная тумбочка Громова не пустовала. На ней кроме букета лежал пакет с фруктами, стояла бутыль с каким-то напитком — осада Громова шла по плану. На тумбе Петрова было почти девственно пусто — больничный стакан с водой не считался. Светлана положила белые астры Петрову:

— Выздоравливайте, Владимир Захарович. Заставили вы нас с Демьяном поволноваться ночью…

Петров скомканно поблагодарил, посматривая то на цветы, то на Светлану, то на Громова. Демьян хмыкнул, сложив руки на груди:

— Поволноваться, как же… Я сам чуть богу душу не отдал от вашего вида! Тоже мне, герои. Светлану Лексевну надо было с собой брать! И меня тоже.

Петров попытался что-то сказать возмущенному парню, но вместо этого раскашлялся, хватаясь за грудь. Светлана тут же подошла к нему, подавая стакан с водой и придерживая за плечи, пока тот судорожно пил. Медсестра «Варенька» понятливо хмыкнула.

— Аккуратно, Владимир Захарович… — Светлана вернула стакан на тумбу. Петров благодарно кивнул и осел на подушку, бледный и одышливый.

— Я себя чувствую обделенным конфетами мальчишкой, — внезапно признался Громов, поглядывая на белые астры на чужой тумбочке. Демьян понятливо улыбнулся, ничего не говоря.

— Побойтесь бога, Александр Еремеевич, — Светлана поправила одеяло у Петрова и села на стул возле кровати Громова, куда его поставили Лапшины. Как-то перетаскивать стул на центр палаты было бы демонстративно неприлично. — У вас и без моих цветов подарков хватает. Как и приворотов.

— Приворотов? — приподнял бровь Громов, раскашливаясь, морщась и хватаясь за грудь.

— Три. От санитарки один, один от Верочки Лапшиной… Один… — Светлана замерла, пытаясь понять, чей был третий приворот. Медсестра от неожиданности даже шуршать бумагами перестала.

Громов поперхнулся воздухом:

— Могу я надеяться, что Петрова тоже не обделили?

— Увы, на нем защита не повреждена, так что привороты с него слетают как с гуся вода. Вам бы защиту обновить после больницы, а то глазом не моргнете и окажетесь у алтаря, влюбленным в незнакомую девицу.

Громов подавился своей «холерой», а потом обреченно напомнил:

— Вы не сказали, чей третий приворот.

— Дарьи Лапшиной. Вы отъявленный сердцеед, Александр Еремеевич. Чей приворот оставляем?

— Ничей, — сквозь кашель пробормотал Громов, видимо не привыкший к таким провинциальным нравам.

Петров и Демьян тихо давились смешками — грозные взгляды обиженного пристава они не замечали.

— Хорошо, было бы попрошено, — Светлана сдернула все три, огнем подсвечивая их, чтобы Громов убедился: приворотов на нем не осталось. — Так лучше, Алексей Еремеевич?

— Несравненно, Светлана Алексеевна. — Он замолчал, пытаясь придумать что-то вежливое и ненатужное. — Так… Как там погода?

Светская беседа получалась у него плохо: они со Светланой до этого только на служебные темы и разговаривали. Светлана тоже чувствовала себя неловко — как же, она-то надеялась обсудить Ивашку и поездку к Волковым, а Громову было явно не до того. Он то и дело покашливал и старательно пытался не морщиться от боли.

— По-прежнему дожди, — сказала Светлана, пытаясь вежливо перейти к прощанию. Хвостомойкам надо было спать и набираться сил, а не вести светские беседы. — Пожалуй, мы с Демьяном…

Тот услышал свое имя, вскинулся, как норовистый конь, и его понесло — совсем не туда:

— А мы со Светланой Лексе…

— Алексеевной, — безнадежно поправил его Громов.

Парень нахмурился, совсем как пристав:

— А я как сказал? Мы со Светланой Лексевной в магуправу ходили! Там такое нашлось!

Громов и Петров тут же оживились — Владимир даже присел на койке, опираясь на подушку.

— Что нашли? — спросил Громов, глядя при этом на Светлану. — Впрочем…

Он глянул на медсестру, старательно делавшую вид, что увлечена наведением порядка:

— Выйдите, пожалуйста!

Варвара дернулась, попыталась что-то возразить, но подчинилась тяжелому взгляду Громова, лишь обиженно хлопнув на прощание дверью.

— Прошу, докладывайте! — сухо скомандовал он Светлане. То, что он когда-то был статским советником, редко из него прорывалось, зато метко — просто надо было быть чуть внимательнее, и Светлана бы сама все поняла про Громова, без подсказок Мишеля. Казалось, даже тени в палате подтянулись, стали четче в послеобеденном привычном осеннем сумраке. Баюша дернула ухом, приоткрывая глаз, зевнула и принялась мурлыкать, непонятно кого успокаивая.

Светлане пришлось рассказывать и про грошик, и про зелье, и про подозрения о письмоводителе. Хвостомойки подобрались, переглядываясь. Кажется, они даже про кашель и раны забыли, увлеченные делом, от которого их, между прочим, отстранили. Петров задумчиво смотрел в одеяло, и то и дело шевелил губами, что-то проговаривая про себя. Громов привычно хмурился — его брови совсем сошлись на переносице.

— Вы уверены в зелье и проклятье? — спросил, наконец, он.

— Я уверена в том, что кто-то позаботился заранее, чтобы Ерофея Степановича не задел разъяренный берендей. С проклятьем еще предстоит разбираться.

— Будьте осторожны. При малейшей подозрении просто сожгите его. Это все может оказаться крайне опасно.

Светлана напряглась: вот снова! Снова знания, недоступные не магам. Демьян помешал со своим энтузиазмом — он потряс бумажным пакетом с бутылкой:

— Во! Щас поеду и…

Петров поморщился:

— Демьян, может, подождешь пару дней? — Он хватанул посиневшими губами воздух, отдышался и добавил: — Я выпишусь и сам все сделаю.

Светлана замерла от самоуверенности хвостомойки. Она посмотрела на Громова и поняла, что возмущаться бесполезно — тот кивнул, соглашаясь с Петровым:

— Подожди нас, Демьян. Это дело сложное, тянуться будет долго — пара дней ничего не решат. А запороть доказательства можно запросто. Светлана Алексеевна, вас тоже это касается. Я абсолютно серьезен с проклятьем. Лучше сжечь, чем пострадать, как Ивашка. Обещайте, Светлана Алексеевна.

Она твердо, стараясь не показать своей обиды, сказала — она не любила, когда ей указывали там, где она сама разбирается лучше:

— Я не буду рисковать, Александр Еремеевич.

— Это не обещание, — сурово возразил Громов.

Светлана пожала плечами:

— Иного я сказать не могу. Я маг. Я сделаю так, как сочту нужным. Ивашка может оказаться случайно пострадавшим, как и вы. Вы можете с этим не соглашаться, но я разберусь с проклятьем так, как сама сочту нужным.

Громов тихо выругался:

— Холера… Светлана Алексеевна, прошу…

— И я прошу: каплю доверия. Хоть я её не совсем заслужила.

— Простите? — пристав всматривался в Светлану, пытаясь понять, о чем она. — Вы не обязаны заслуживать мое доверие. Вы его ничем не предали.

Светлана грустно улыбнулась и решительно, сжигая за собой мосты, призналась — иному бы и не сказала, но рисковать Громовым не хотелось — он же упертый:

— Я сказала вам еще не все. Ожерелье на убитой… Это мое ожерелье.

— Вы уверены?

Громов снова переглянулся с Петровым. Тот прищурился, как и пристав, и что-то усиленно принялся обдумывать.

— Демьян, фотографию, пожалуйста! — скомандовал Александр Еремеевич.

Тот спешно достал папку из внутреннего кармана шинели и протянул фото.

Громов не сводил со Светланы своего напряженного взгляда:

— Как вы опознали ожерелье, кроме как по счету бусин? Фотография черно-белая, цвет жемчужин не разобрать, а в Сосновском вы не видели ожерелье — только мы с Владимиром осматривали его.

Светлана вспомнила, как Громов и Петров расстегнули ворот на убитой и тут же выругались. Вот что это было — они обнаружили ожерелье уже тогда и решили, что это великая княжна Елизавета.

— Я сама каждый год нанизывала жемчужины. Я далеко не ювелир, завязывать правильно узлы я не умею. Тем более, что мне приходилось каждый год снова развязывать и завязывать по новой. Хвостик нити с одной стороны растрепался. Вдобавок для своего удобства я его оставляла всегда длинным. Там с одной стороны заводской узел, с другой мой неправильный. Я думала: когда-нибудь разбогатею и докуплю жемчужин. Тогда и собиралась отнести ожерелье ювелиру, чтобы его собрали правильно.

— Что-то еще? — Громов продолжал нехорошо всматриваться в Светлану. Петров, кстати, тоже.

Лгать было глупо, раз она уже созналась в главном, и Светлана призналась:

— Еще все жемчужины заговорены мной от повреждений. Но тут без прикосновения я не скажу. Надо было проклясть его от воровства, да я не рискнула.

— Ожерелье уже отправлено в Москву. Что-то еще было примечательного на ожерелье?

Светлана мягко улыбнулась, вспоминая старые ссоры с сестрой, каждая из которых была трагедией в детстве. Сейчас Светлана все бы простила, только бы сестра была рядом. И живая.

— Замочек. Моя старшая сестра его повредила. Там была надпись. Она её пилочкой повредила мне назло. Было за что — я её постоянно доставала своими проказами.

Мужчины уже привычно переглянулись. Только Демьян и стоял смирно, подпирая стену — он мало что понимал в происходящем. Громов твердо сказал:

— Светлана Алексеевна, вы официально подтверждаете, что ожерелье принадлежит вам?

— Да. Могу подписать все необходимые бумаги. Что-то еще?

— Кто бывал у вас в доме и мог его украсть?

Светлана еле удержалась от глупой шутки: «Вы!» — сейчас это ни к чему. Она принялась перечислять:

— Горничная Лариса Афанасьева. Служащий в доме Боталовой Герасим Кисель. Сама Боталова. И княжич Михаил Константинович Волков. Лариса и Герасим украсть не могли — их словам я верю. Боталова и княжич — я не знаю. Я с ними еще не разговаривала.

— И не разговаривайте! — твердо сказал Громов. — Я сам переговорю с ними.

Он закрыл глаза, что-то обдумывая. Петров от него не отставал. Приятное зрелище — два умных, симпатичных, сильных духом мужчин что-то усиленно решают. Видела бы их Верочка — уже вечером бы стояла под венцом с любым из них.

Громов медленно, подбирая слова, начал первым:

— Светлана Алексеевна, простите за слишком личные вопросы…

— Спрашивайте. — Она уже знала, что спросит Громов.

— Княжич… Он же ухаживал за вами? Два года, если мне не изменяет память?

— С памятью у вас все в порядке, — признала Светлана.

Громов снова спросил:

— Он сватался к вам?

— Да.

— И вы его отвергли.

Светлана не сдержалась — вывод он сделал правильный, но неожиданный. Обычно от княжичей не отказываются.

— А это с чего такой вывод?

— Нельзя быть невестой сразу двух мужчин. Вы назвались моею — значит, Волкова вы отвергли.

Она не сдержала улыбки:

— Я назвалась вашей только по одной причине — я волновалась за вас с Владимиром Захаровичем. Только из-за этого.

— Что ж, тоже хорошая причина для того, чтобы быть чьей-то невестой. — Громов потер рукой грудь — наверное, раны болели. — Светлана Алексеевна, последние вопросы: как вы съездили к Волковым в имение? Удалось что-то узнать?

— Удалось. У Михаила Константиновича нет алиби. Он не был в имении в ту ночь. Он был в городе, хотя и из имения легко добраться до Сосновского.

— Кто это может подтвердить? — уточнил пристав.

Светлана вздохнула:

— В суде — никто.

Петров вскинулся и первый раз вмешался в беседу:

— Это как?

Громов с трудом выдавил свою «холеру» и тоже поинтересовался:

— Они уже не… живы? Их Волковы устранили?

Светлана пояснила хвостомойкам:

— Они, Александр Еремеевич, изначально не были живыми. Я разговаривала с полудницей и домовым.

— Холера! Вы, Светлана Алексеевна, необычная барышня, еще и слишком рисковая. У вас явно переизбыток энтузиазма.

— Я. Ничем. Не. Рисковала. — Тон Громова Светлане очень не понравился. Тот повинился:

— Простите великодушно. Постарайтесь не рисковать так больше. Вы крайне важны… Ваша жизнь важна… — Он посмотрел на Петрова: — ты же… Согласен с выводами? Все подтверждается… Вот же… Холера…

Его пальцы бессильно сжались. Петров вздохнул:

— Оба варианта все так же возможны.

Светлана ничего не понимала. Её утешало одно — Демьян тоже не был в курсе. Вдобавок, он страдал от острого приступа любопытства:

— Лександр Еремеевич… Владимир Захарович… Вы о чем?

Громов посмотрел на Светлану:

— Я могу надеяться на ваше благоразумие?

Светлана тут же его проявила — благоразумно промолчала. Громов продолжил:

— Вы же понимаете, что вы сейчас в крайне опасном положении. Княжич Волков — серьезный противник, про которого мы ничего не знаем, и против которого вообще ничего применить не можем. Закон полностью на стороне титулованных, Светлана Алексеевна, вам ли не знать. Прошу… Пока мы с Владимиром привязаны к койкам, будьте осторожны — уйдите в отпуск, отсидитесь дома под присмотром этого вашего Герасима… Не рискуйте, не выходите из дома. Дождитесь окончания расследования или хотя бы нашей с Владимиром выписки. Вы под ударом. Кем бы Михаил Константинович не был: язычником или маньяком, — вы можете оказаться следующей жертвой.

Светлана отрицательно качнула головой:

— Простите, я все осознаю, но я не могу уйти в отпуск. Сейчас в городе из магов только я.

— Подайте в отставку! — решительно сказал Громов. — Ваша жизнь важнее.

— Я маг. Я не могу так поступить. Тем более, что я женщина — я не могу сейчас бросить службу. Представьте, что будут говорить потом о всех женщинах-чиновницах из-за меня. Вы просите невозможное, Александр Еремеевич. Я клянусь, я буду очень осторожна, но я не брошу службу.

— Светлана Алексеевна… — начал было Громов, но его оборвал Петров совершенно невероятными словами:

— Елизавета Павловна, прошу вас!

Светлана удивленно повернулась к помощнику пристава:

— Простите? Вы бредите?

Громов вмешался — он твердо, почти не давясь кашлем, сказал:

— Прошу простить моего помощника, ваше Императорское высочество! Он не хотел вас оскорбить.

Светлана перевела недоумевающий взгляд на Громова:

— Простите, но причем тут я?

— Ваше Им…

— Светлана. Меня зовут Светлана Алексеевна Богомилова. Я понимаю, что это у вас последствия наркоза. Зря я принялась с вами обсуждать важные вопросы.

Петров горячечно сказал:

— Елизавета Павловна! Прошу! Послушайте! Если не язычники, то княжич Волков точно убьет вас.

— Я не…

Она нахмурилась — творилось какое-то безумие. И это безумие не удержала под контролем именно она.

Громов попытался сесть, но выругался, падая обратно на подушку:

— Елизавета Павловна, простите, что так вольно обращаюсь к вам. Но ваше ожерелье…

— Я вам честно рассказала его историю.

— На замочке спилено, но не до конца «Великая княжна Елизавета». Как вы объясните это?

Светлана пожала плечами:

— Не имею ни малейшего понятия. Возможно, замочек был куплен отцом случайно. Княжны Елизаветы были и до этого. А при пожаре в Зимнем дворце что только не украли. Императорских вещей на черном рынке пруд пруди. Зато теперь я хотя бы понимаю, почему моя сестра испортила замочек на моем ожерелье. Что-то еще? Заметьте, на ожерелье всего тринадцать жемчужин. У княжны должно быть не меньше двадцати шести.

— Остальные вы просто продали, ведь у Светлан не бывает именин, — вмешался Петров.

Громов напомнил:

— И баюн…

Светлана отказывалась сдаваться:

— Баюша, к вашему сведению, оказалась на месте преступления случайно. Это не императорский баюн, как вы, видимо, изначально решили по непонятной мне причине.

— Вы сказали, что услышали крик о помощи, — пояснил Громов ход своих мыслей. — Говорят только баюны и ученые коты. Ученые коты не умеют лечить.

— Но баюша оказалась в лесу случайно!

— Но баюша признала вас своей хозяйкой, Елизавета Павловна.

Светлана заставила себя успокоиться и говорить ровно — кто-то же должен быть спокойным среди этого безумия. Демьян только и успевал переводить взгляд со Светланы на Громова и обратно.

— Это случайность, Александр Еремеевич. Случайность, на которой не надо строить нелепые теории.

— Я точно знаю, что ваши отчество и фамилия не подтверждены.

Светлана парировала:

— Если вы запрашивали сведения в генеральной консистории, то вам так же известно, что имя у меня истинное.

— Елизавета…

— Я Светлана.

Громов решительно прекратил нелепый спор:

— Я требую проведения процедуры истинности имени. А до этого вы будете задержаны.

— Вы не имеете права.

— Хорошо. — Он все же резко сел, единым рывком, давясь стоном боли. — Сейчас. Любой ближайший храм.

— Сашка, идиотина! — Светлана, заметив, как пропитывается кровью рубашка на животе Громова, толкнула его обратно на кровать. — Вы умереть хотите?

— А вы? — к его чести, он до сих пор не повысил голос, когда как Светлана уже не сдержалась.

— Я нет. Я не Елизавета. Я Светлана. Когда придумаете, как такое может быть, тогда и поговорим.

Громов опять предпринял попытку сесть:

— Когда я пойму, как Елизавета стала Светланой, я сообщу кромешникам в Москву. И пусть тогда у них болит голова, как защитить вас. А сейчас…

Светлана сдалась, рукой упираясь в грудь Громову и не позволяя ему сесть:

— Хорошо! — Под её рукой заполошно, болезненно билось сердце Александра Еремеевича. — Только чтобы вы, упрямый болван, выжили… Я буду сидеть дома, никуда не выходя столько, сколько вам понадобится, чтобы выздороветь. Довольны? Только потом вам будет стыдно, потому что я Светлана.

— Поверьте, я на коленях буду просить прощения, если ошибаюсь. Только я знаю одно: мне не понравится опознавать ваш труп в анатомическом театре, даже при условии, что у вас замечательная фигура.

Светлана замерла:

— Это странный комплимент.

— Это констатация факта. Именно в анатомическом театре вы и окажитесь — сейчас вокруг творится какое-то безумие с приношением в жертву царской крови. И еще… Елизавета Павловна, я знаю, что именно вас преследует юродивый Матвей. Именно вам он кричит о крови. О вашей крови, которой вы этой ночью нас с Владимиром спасли вместе с Баюшей.

Та муркнула с подоконника, напоминая, что предупреждала Светлану быть осторожнее.

Громов добавил:

— Матвея слышали не только я и княжич. Матвея слышал весь город.

Демьян подлил масла в огонь подозрений хвостомоек:

— Весь город бурлит, что маг в управе подозрительно похож на убитую в Сосновском княжну. Кто пустил слух или допустил утечку о княжне в Сосновском, я так и не узнал. Елизавета Павловна…

Громов его поправил:

— Ваше Императорское высо…

Демьян сник:

— А я как сказал? Светлана Лексевна, чуть-чуть потерпите, пожалуйста… А я вас покараулю. Пристав напишет о вашем аресте, вы не потеряете службу… Заодно разберетесь с проклятьем.

— Это какое-то безумие, — все же сказала она. — Самое смешное, я вам в нем потакаю.