Эпилог

Я сидела под отличным котлом из антимагического сплава и вздрагивала, когда над котлом пролетало особо заковыристое проклятие или билась лабораторная посуда. Путаясь в непослушных крыльях, топорща перья, я пыталась сохранить равновесие и не плюхнуться на пол, а надо мной разворачивалось эпическое действо: магистр боевой магии Анн Берзэ изволила гневаться. А ведь ещё пару часов назад ничто не предвещало никаких ужасов!

Магистр вернулась домой к обеду, без особого шума, как будто отъезжала на ярмарку в соседний городок, а не охотилась в Эмейских горах на стаю волколаков-людоедов. Спешиваясь с крепкого флегматичного мерина, выглядела магичка довольной, а снятая седельная сума издала тяжелый маслянистый звон, характерный для золотых монет. И в самом деле, удачно съездила моя названная родственница! Поздоровались мы небрежно, словно вчера расстались, и занялись делами: я — обедом, Берзэ — мерином, которого ей самой пришлось чистить. Конюх, как, впрочем, и вся прислуга, был мной до вечера отпущен к семье, готовиться к праздникам: через неделю настанет Излом, а каждый дом в этот день должен быть чист, все дела переделаны. Вот я и дала людям время на подготовку, а сама на денёк осталась без прислуги. Жалко мне, что ли?

Пообедали мы славно, вчерашними щами и молочной кашей. К ним я спроворила лепёшек, обжарила несколько толстых ломтей подкопчённого свиного окорока, и выгребла из чулана несколько банок с мёдом, вареньями и засахаренным цитароном. Фамильяра тётушки, ласку Орели, я тоже не забыла (забудешь такую стервочку, как же!), крупно нарубила ей телячью печёнку, которую хотела пожарить себе на ужин. Не беда, к ужину ещё чего-нибудь придумаю.

Так втроём и отобедали, сытно и просто. Магистр вообще не любительница поболтать за едой, а с дороги — и вовсе, так что ели мы в уютном молчании. Уже за чаем тётушка Берзэ рассказала о прошедшей поездке, похвасталась парой найденных амулетов и хорошей платой от властей. Женщина устроилась у большого очага, баюкая в ладонях толстостенную глиняную чашку. Намёрзлась, видно, по дороге, вон — пальцы до сих пор красные. Ласка свернулась на коленях у хозяйки и мигом задремала. Я убирала со стола, споро мыла посуду, слушая, как выслеживали волколаков, как местные следопыты отказывались идти в лес, как оборотни спустили лавину на Охотников… Впрочем, людоедов это не спасло. Нашли, загнали в ущелье, а там повторили трюк самих волколаков: обрушили каменные стены. У стаи оставался один путь к свободе: развернуться и уничтожить загонщиков.

Стая была немаленькой, гильдейская группа едва справилась, сильно пострадали воины-щитоносцы, прикрывавшие магов и стрелков. Конечно, бросать согильдийцев в занюханном горном городишке никто бы не стал, дождались, пока мужчины немного оправятся и смогут вынести дорогу хотя бы в крытых тёплых возках, поставленных на полозья. То-то магистр задержалась! Закончив с уборкой, я предложила пойти в лабораторию; не нравились мне руки госпожи Берзэ, движения неловкие какие-то, лучше обработать. Как раз я вчера мазь от обморожения закончила; для продажи разлила по маленьким баночкам из обливной керамики, и отдельно ещё полпинты в стеклянную банку, в запас. Конечно, не только для себя, в доме так-то хватает людей, которым посреди зимы такая мазь пригодится.

Мы устроились у тщательно выскобленного стола, и вот когда я принялась втирать желтоватую мазь, нежную, с запахом трав и мёда, в тонкую сухую кожу тётушки, она и поинтересовалась, как я тут жила без неё. Я весело рассказала, как отлично погуляла на Тёмную ночь, похвасталась, какие рецепты мыла и зелий освоила, восхитилась новой книгой мэтра Лейхса… Анн Берзэ слушала меня с доброй улыбкой, словно настоящая тётушка, и глаза её щурились тепло и ласково.

— А скажи мне, Мей Берзари, — внезапно поинтересовалась магистр, — где ты провела темник, а?

— А… — я запнулась, на миг прекратив втирание.

— Ты продолжай, продолжай, девочка, хорошая мазь получилась, да и рука у тебя лёгкая. Так где ты провела темник? Какая такая ярмарка проходила в Дабни?

— Какая ярмарка? — я захлопала ресницами и опустила взгляд на руки магистра.

— Вот и мне интересно, знаешь ли. Получила я через гильдию письмо от киры Атари, что ты в конце листопада уехала в Дабни, ну, думаю, заеду, глядишь — и поймаю тебя там. Ан нет! Не было ни тебя, ни ярмарки ни в листопаде, ни в темнике, ни в стужене. И никто южных травок не привозил.

Голос магистра Берзэ менялся с каждым словом и вроде бы становился всё слаще, но я уже чуяла грозовые нотки в его мелодичном журчании.

— Мы обе знаем: если бы ты загуляла с каким молодым человеком, я бы тебя не упрекнула. Если бы тебе нужно было уехать по делу — довольно было оставить правдивое письмо. Но ты врала зачем-то. Зачем? Что такое случилось, что тебе пришлось это скрывать? И можем ли мы теперь доверять друг другу? Реши это для себя, а потом всё же ответь мне. Где. Ты. Была⁈

Берзэ рявкнула последний вопрос так, что её ласка молнией слетела с плеча хозяйки и со всех лап рванула из лаборатории. Я зажмурилась, вздохнула…

— Я не могла написать правду, магистр. Не потому, что вам не доверяю или боюсь вас, нет! Я физически не могла. Дело в том, что я… совершенно случайно! Честное слово! Случайно! Я собиралась вам сказать, просто не успела, вы же только приехали, а я тут такое… В общем, я тогда была фамильяром.

— Фамильяром? Как интересно! А расскажи-ка, деточка, всё в подробностях, — голосом вновь нежным и медовым пропела моя тётушка.

Пришлось рассказывать. В подробностях. От моей собственной жадности и неосторожности до Трибунала Ловчих. Магистр слушала очень, очень внимательно, и прищур её теперь был каким угодно, но уж точно не ласковым и не добрым. Если бы я не была уверена, что Анн Берзэ в бешенстве, достаточно было вспомнить, что её фамильяр как сбежал, так и не возвращается. Когда я дошла до моего допроса на Трибунале, магистр обманчиво легко поинтересовалась:

— И что ректор Семулон? Что решил с мессерой Армуа?

— Ну, он предлагал выплатить мне компенсацию и всё забыть, но Ловчие…

— За-а-абыть?

Магистр встала рывком, сметая со стола банку с мазью, письменный прибор и ещё какую-то мелочь.

— Гинар что, совсем нюх потерял? Мою девочку обратили в фамильяра, а он ни ухом, ни рылом? Сколько ему предложила эта благородная дрянь, а? Заплатить и забыть⁈ Он заплатит, так заплатит! Он у меня узнает, почём фунт «Грёзы»!

Руки Анн Берзэ охватило бледно-голубое свечение. Мамочки! У меня против такого даже амулета нет, она же сейчас… Бах! Молния ударила в шкаф с травами, а я метнулась в сторону без единой мысли в голове. Ба-бах!!! Следующая молния, розовая и ветвистая, вылетела в окно, сопровождаемая нежным звоном осыпающегося стекла. Я шарахнулась в другую сторону и наступила на что-то круглое, скользкое… Кажется, это была банка с мазью. Не важно, впрочем, что именно это было, потому что я оступилась и упала. Падала-падала-падала, размахивая руками, и никак не касалась пола, зато полки с оборудованием приблизились почему-то быстро-быстро, и я ударилась лбом об котёл для зелий. Тот зазвенел-застонал, покачнулся и рухнул с полки, переворачиваясь вверх дном и накрывая меня с головой и… крыльями? Я попыталась закричать, позвать магистра на помощь, но смогла издать только истеричное хриплое «Кар-р!»

А потом я сидела под котлом (благо, антимагическая сталь изолирует любые заклятия), даже коготка не высовывала, а надо мной гремели боевые заклинания и пролетали заковыристые ругательства и банальные ведьминские проклятия. Не знаю, сколько бы ещё гневалась Анн Берзэ, если бы не зазвенел колокольчик у входной двери. Магистр отвлеклась, и следующая пара молний была уже не столь сильными, а гость всё не уходил: колокольчик пел, не замолкая. Гроза надо мной закончилась.

— Уф! Вылезай, Мей! — прозвучал усталый голос тётушки. — Оденься побыстрее, мало ли кто пришёл. Про твой новый облик потом поговорим, и про скорость оборота тоже. Хорошо попрактиковалась!

Дождавшись, пока шаги магистра стихнут, я выбралась из-под котла. Ну, сначала повозилась, пытаясь подцепить край котелка клювом, а потом уже дело пошло: сначала просунула голову, а потом и вовсе вывернулась на свободу. Расправила и рассмотрела свои крылья. И в самом деле, ворона. Серо-чёрная, обычная ворона. С небольшим усилием вернувшись в человеческий облик, я кинулась к сброшенной во время превращения одежде; как ни странно, одежда совершенно не пострадала. Вообще, шума от тётушки было больше, чем разрушений; только табурет остался без ножки, стекло в окне придется заменить, да часть пустых стеклянных банок. Шкафы тоже вроде целые, надо надеяться, что и содержимое их не пострадало.

Зашнуровывая ворот рубахи, я услышала далёкие голоса: рычание Берзэ и отвечающий ей мужской, мягкий, низкий. Ага! Магистр заметно успокаивалась в ходе беседы, а потом развеселилась, вон уже и хохочет, как пьяный демон. Я, уже без суеты, надела и расправила юбку, теплые чулки и кожаные домашние туфли. Не особо красивая обувь, зато хорошо разношенная и очень удобная. Гость (или покупатель?) не обидится, а если и так — его проблемы, о визите предупреждать надо. Интересно, это ко мне или к магистру пришли? Мои размышления, стоит ли идти в прихожую, разрешил пронзительный и какой-то ехидный вопль Берзэ:

— Мей! Иди сюда, девочка, это к тебе! — и, уже тише, обратилась к визитёру: — И что, сильно досталось? И правильно! Это ж надо, девчонку неопытную упустил! С-специалист!

Магистр опять расхохоталась.

Пришлось топать. Надеюсь, готовые зелья уцелели и у меня будет, что предложить покупателю. Не удивлюсь, если как раз за мазью от обморожения и пришли! Но я удивилась. Сначала — весёлой и злобной ухмылке магистра Берзэ, с которой разминулась в дверях. А потом… Ловчий Эдор стоял посреди прихожей, отряхиваясь от снега — когда успел пойти снег? В одной руке он держал огромный пакет из нескольких слоёв восковой бумаги, источавший тонкий аромат еукалиптуса, в другой — накрытую полотном корзину.

— Доброго дня, Ловчий Эдор, — поздоровалась я. Приход его был… внезапным, конечно. За весь стужень Ловчий ни разу не зашёл, не написал, даже чтобы справиться о моём самочувствии. Я прекрасно понимала, что ничего между нами быть не может. Травница-метаморф и мессер Ловчий? Не смешно. Но хотя бы вежливость мог проявить, правда же?

— Доброго дня, кира Берзари, — ответил Эдор очень официальным тоном. — Я счёл своим долгом посетить вас и справиться, как вы перенесли осенние… события.

— Благодарю, это очень любезно с вашей стороны, — ответила я и благовоспитанно склонила голову. Конечно, как вспомнил обо мне, так сразу и прибежал, а ведь мог ещё десять лет не вспоминать. Должно быть, моё недовольство отразилось на лице, потому что Ловчий пояснил:

— Видите ли, кира Берзари, я слишком вас уважаю, чтобы наносить визиты в отсутствие старшей родственницы. Прежде я должен был испросить у мессеры Берзэ дозволения ухаживать за вами.

— Чего? — опешила я. Ухаживать? Он, значит, за месяц даже не зашёл узнать, не сошла ли я с ума, например, а сейчас прямо сразу — ухаживать?

— Мей! — мужчина вдруг резко сменил тон на вкрадчивый. — Не обижайтесь, в самом деле! Не могу же я позволить, чтобы о моей будущей жене плохо говорили.

— Чего⁈

Кажется, ничего другого я сказать не могла. Совсем мужик ополоумел, что ли? Я ещё даже не согласилась, чтобы он за мной ухаживал, а он уже в мужья намыливается? Да я сейчас ему скажу… Эдор внимательно посмотрел мне в лицо, хмыкнул, сгрузил свой пакет и корзину на сундук, стоявший у двери, а потом шагнул ко мне, сгреб за плечи и поцеловал, быстро и горячо. Я ахнула, и Ловчий едва успел перехватить мою руку, занесённую для пощёчины. А потом развернул, вжал спиной в стену и поцеловал ещё раз, теперь неторопливо, и держал крепко, не давая шанса вырваться, но не причиняя боли. От мужчины пахло морозом, медовым сбитнем и тысячелистником, и от этого запаха закружилась голова, а неслучившаяся пощёчина показалась неуместной. И губы у него мягкие, оказывается; не думала, что у сурового Ловчего могут быть такие мягкие и нежные губы. Пусть уж целует, у него это хорошо получается. Эдор и целовал, долго-долго, пока я не начала задыхаться. Лицо моё пылало, ноги почему-то не держали, и, если б не стена за спиной и не плечи Эдора, в которые я вцепилась, как настоящая крыса, я того гляди позорно упала бы в обморок, не хуже какой благородной девы.

— Мей, ты позволишь мне за тобой ухаживать? — шепнул Ловчий мне на ухо. Наверно, он меня приворожил, иначе я ни за что бы так легко не ответила:

— Да.

Эдор бережно усадил меня на сундук, рядом со своими вещами.

— Я тут подарки принёс, Мей. В бумаге травы завернуты.

— Я почуяла.

— А это вот… погрызём вместе?

Эдор откинул полотно; ивовая корзина до самого верха была наполнена колючими лесными орехами.

КОНЕЦ

18−08–2022

Загрузка...