Крыса

Глава 6

Оставшись в одиночестве, я, наконец, смогла поразмыслить о случившемся спокойно: немедленное разоблачение мне не угрожало, швырять на пол было некому. Пока моя стратегия послушной трусливой зверушки вполне срабатывает. Хозяйке не в чем меня обвинить, и она, похоже, готова подождать разрыва уз и не стремится прибить негодящего фамильяра прямо сейчас. Ну, и не хочет потерять и так невеликие способности из-за моей гибели, конечно. Что ж, пару дней понаблюдаю, узнаю режим дня Вивьенн, время уборки, обеда и прочего — и можно будет менять облик не только ночью в библиотеке, но и днём, прямо здесь. Почитать учебники ведьмы, записи лекций, рецепты зелий — да мало ли! Не стоит терять время, если есть возможность научиться чему-то новому.

А сегодня я отосплюсь впрок, потому что ночью меня ожидает важное дело. Надо будет сбегать в дом магистра Берзэ, оставить записку слугам и письмо «родственнице», а то потеряют меня, поднимут шум. Если найдут, пока я ещё фамильяр Вивьенн, то хозяйку могут лишить дара, а этого я допустить не могу: «Фамильяр не может действием или бездействием причинить вред хозяину». Первая нить уз, оплетающих моё сознание и душу. Я физически не смогу, например, укусить свою хозяйку (разве что случайно) или написать письмо, в котором обвиню её в наложении уз на разумное существо. Мне придётся честно выполнять все приказы, прямо вот дословно… только способы выполнения я выберу на свой вкус. Всё-таки узы рассчитаны не на человека. У прежде неразумного зверя нет причин избегать уз, а вот человек, как выясняется, вполне способен на самостоятельные желания и действия. При этом будет следовать букве и даже духу правил, если немножечко себя убедит в некоторых истинах — или использует их в своих интересах.

Например, я точно знаю, что Вивьенн не желает иметь меня в фамильярах. Желание хозяйки — закон, говорите? Так я и сделаю всё, что могу, чтобы она смогла отвязаться от меня и получить своего Зизи! Потому что, как хороший фамильяр, я следую Второй Нити — «Фамильяр должен повиноваться всем приказам хозяина, кроме тех случаев, когда эти приказы могут причинить вред хозяину». Прямого приказа хозяйка не отдавала, но разве я не должна следовать её желаниям? Ну, и следовать Третьей Нити тоже, конечно. Я обязана заботиться о собственной безопасности, пока это не приносит вред хозяйке и не противоречит её приказам. А если я останусь в подчинении ведьмы, то она меня убьёт рано или поздно! И этим, кстати, может нанести вред себе, потеряв дар! Поэтому я просто обязана позаботиться о себе и о Вивьенн, разорвав узы.

Размышляя в таком вот ключе, я прислушивалась к себе. Ничего! Ни боли, ни внутреннего запрета… Сработало! Забота о хозяйке никак не наказывается узами! Волна радости заставила меня пробежать по всей клетке, с самого верха до пахнущей свежим деревом подстилки. Плюхнувшись в опилки, я перекатилась на спину, барабаня лапами по воздуху, пища и хрюкая от смеха. Буду спасать свою хозяйку от себя, вот прямо с сегодняшней ночи. А пока…

Я поднялась на лапы, отряхнулась и отправилась досыпать. Всё же в присутствии Вивьенн я не чувствую себя в безопасности и сплю сторожко, оттого не высыпаюсь, а сейчас можно дрыхнуть спокойно. Ну, я и дрыхла, пока не пришла с ужином лапочка Амран. Запах запаренного зерна и нарезанного яблока разбудил меня и выманил из уютного гнёздышка. Поужинав и получив пару орехов, немного осторожных поглаживаний и много ласковых слов от служительницы, я почистила шкурку, забралась на удобную площадку и вновь погрузилась в лёгкую дрёму. Я ждала Вивьенн — и ночи.

Дождалась. Если бы внутренняя чуйка не разбудила меня при приближении хозяйки, то я всяко проснулась бы от грохота, с которым ворвавшаяся Вивьенн захлопнула входную дверь. А как от неё ненавистью несёт! Ой-ой-ой… Я было наладилась прятаться в проверенное надёжное дупло, но меня остановил хозяйский вопль:

— Флёр! Дрянь хвостатая!

Я замерла, прижимаясь к площадке; как бы она не стала моим личным эшафотом…

— Знаешь, что мне сказал мастер Говорящий⁈ Ты должна мне доверять! Слышишь? Я приказываю, чтобы ты мне доверяла, дармоедка!

Вивьенн подлетела к решётке, нашла меня взглядом, в котором светилось почти безумие.

— Смотри мне в глаза, не сопротивляйся! Доверяй!

Я повиновалась, дрожа всем телом. Во всем, кроме доверия. Как бы ни сильны были узы (а у нас с Вивьенн они отнюдь не совершенны), невозможно чувствовать по приказу. Потому и чувствовала я что угодно: страх, гнев, но не доверие! Привычное ощущение тяжёлого обруча на голове — и непрошибаемого хрустального доспеха. Не прошло и минуты, как ведьма прекратила ментальную атаку, ударила по дверце вольера и зарыдала, сползая по прутьям на пол. Немного прорыдавшись, она прислонилась плечом к решётке и излилась потоком жалоб.

— Он сказал — полюбить, — невнятно всхлипывала Вивьенн. — Ласкать, брать на руки… Лакомства… И чтобы искренне…

Девушка шмыгнула носом и совершенно не по-аристократически утерлась рукавом мантии, а потом взвыла в голос:

— Да не жалко мне лакомства, много ли ты сожрёшь, помоечница! Но ХВОСТ! Боги, за что мне это? Вместо Зизи — крыса!

Кое-как собрав себя с пола, тяжело дыша и подвывая, Вивьенн удалилась в уборную. Дверь за ней захлопнулась, и тут же послышался шум текущей воды. Эк её разобрало! Я бы даже пожалела ведьмочку, если бы сама не пострадала от её безалаберности. Не верю я, что завистницы открыли дверь ритуального зала, не верю! Вивьенн сама готовила и зелье, и гексаграмму, и горностая, вряд ли она поделилась с кем-то из подруг, что вот сегодня заключит узы. А если бы неудача? Тогда однокурсницы задразнили бы мессеру Вивьенн, припомнив ей прежнее высокомерие. Нет, она не стала бы рисковать; сначала удачная попытка, а потом можно и похвастать фамильяром. И если перед этой удачной попыткой случился бы десяток провалов, о них Вивьенн не стала бы распространяться.

Я не стала ждать, пока хозяйка выйдет в гостиную; спряталась в домике и прислушивалась к происходящему. Вода отключилась, потом тихо скрипнула дверь ванной. Вивьенн не стала подходить к вольеру, каблучки её ботинок простучали мимо, в спальню. Кажется, очередная истерика очень уж утомила ведьму. Шорохи в спальне, нежный обессиленный лепет с любимым зверьком — и Вивьенн легла в постель. Уснула она почти мгновенно.

Подождав для верности час (вдруг хозяйка не настолько устала, как мне показалось?), я повторила свой вчерашний маршрут: от вольера до окна, а там по карнизу до водосточной трубы — и вниз. Но в библиотеку я сегодня не пошла. Добравшись до ближайших кустов, я сняла ошейник и поменяла облик. Несколько минут — и за кустом снежноягодника отряхивается молодая поджарая волчица. Осторожно взяв ошейник в зубы, я со всех лап рванула к ограде Академии. «Дырка» в ограде была известна и студентам, и охране, но никто крупнее крысы через неё не пробрался бы… если у этого кого-то не было меток фамильяра и АМИ. На моём ошейнике они, разумеется были, так что не прошло и четверти часа, как я выбралась в город и побежала к дому магистра Берзэ, прячась в тенях, держась поближе к стенам домов.

Дом Анн Берзэ тоже был погружён в тени и тишину: прислуга уже легла спать, чтобы не жечь свечи почём зря. Обратившись крысой, я нырнула в свой личный лаз под воротами, который в первый же месяц после приезда обустроила человеческими ручками, прошмыгнула по двору. Собак тут сроду не держали: какой дурень полезет в дом магистра боевой магии? В дом я попала, опять-таки, через особую маленькую дверцу в задней двери. Бодрой рысцой добралась до вешалки, где среди прочей одежды хранилось и моё старенькое платье, как раз на подобный случай. На этот раз смена облика прошла довольно тяжело; всё-таки одно дело обернуться туда-сюда раз в день, а вот многократный оборот требует во много раз больше сил. Есть хотелось неимоверно, пришлось заглянуть в холодную кладовку. Слопала пару колбасок и мясной пирог, прихватила с собой ещё один, заодно зажгла от лампы-ночника, оставленной в прихожей, небольшой масляный светильничек.

Стараясь ступать тише, я поднялась на второй этаж, в свою комнату. Тишина, чистота, приятное тепло. Жаль было портить труд служанки, но пришлось. Я вытащила из шкафа свою одежду, бросила её на кровать и разворошила так, чтобы создать впечатление быстрых сборов, кое-какие вещички даже на полу оставила. Крошки от съеденного пирога даже сметать не стала. Дорожную сумку и теплый плащ припрятала в тайник под половицей, о котором не знали слуги. Ни дать, ни взять — обитательнице комнаты пришлось срочно уехать. Последним штрихом должно было стать письмо прислуге. Не размышляя долго, я написала, что уехала на осеннюю ярмарку в Дабни, дескать, прибыл купец с редкими южными травками. Попутчики проверенные, но ждать не будут, поэтому вот так срочно. А что до Дабни караваном три недели, так оно и хорошо, пару месяцев ждать и искать не будут.

Я обвела комнату взглядом. Как мне было тут хорошо этот год! Простая удобная мебель (магистр вообще не отличалась любовью к излишней роскоши, у неё в спальне такая же обстановка), белые занавески на окне, книжные полки… Эх, ну как же я так вляпалась! Вздохнув, я потушила светильник и так же тихо, крадучись, покинула дом своей «тётушки».

Обратная дорога до Академии прошла без неожиданностей. Перед щелью в зачарованной границе я поменяла облик с волчьего на крысиный, нацепила обслюнявленный ошейник. Всё-таки ловкие и цепкие лапки у крыс! Время ещё оставалось, и я решила забежать в библиотеку: мэтр Сид обещал подобрать мне литературу по фамильярам, узам и прочему такому.

Наученная горьким опытом, я выбрала дорогу через преподавательский корпус. Разумеется, не через жилое крыло, а по тому коридору, где располагались личные кабинеты, залы для собраний, рекреация с диванчиками, цветочками и столом, на котором, покуда не убранные, стояли немытые чашки и кувшины с остывшими остатками чая и кофе. Запах кофе дразнил и навевал уныние: когда ещё я вернусь в уютный дом Анн Берзэ, посижу с хозяйкой на крытой веранде, обросшей лисьим виноградом? Ах, эти тихие утренние часы с разговорами о магии под кофе и плюшки!

В тоскливом настроении трусила я себе по коридору, посверкивая ошейником и не опасаясь ни чужих фамильяров, ни магистров. В такое время здесь стояла густая вязкая тишина: преподаватели тоже люди и тоже спать хотят. Или нет? Тихие звуки разговора оторвали меня от бесплодных страданий. Где-то впереди была приоткрыта дверь; я не видела, какая именно. Голоса вырывались в коридор, порождая гулкое долгое эхо. Невольно я прислушалась и сменила шаг на медленный, крадущийся.

— Постарайтесь отдать незаметно, не на глазах у подруг, — глубокий, чуть хрипловатый баритон был мне незнаком. Такой голос мог принадлежать бродячему актёру, играющему королей и великих магов. — Скажете ей, что девка облысеет или покроется шерстью, дайте волю фантазии.

— А если она попросит им помочь? — юношеский басок звучал неуверенно, словно в любой момент готовый сорваться на фальцет. — Я бы не хотел участвовать в таком ритуале.

— Я должен лично прибежать и объяснить им, почему вы не станете? — ядовито поинтересовался старший. — С каких пор мужчины вмешиваются в бабские разборки?

— Я бы попросил, магистр! — возмутился юноша. — Моя кузина…

— Да-да, я помню, благородная девица, — хохотнул мужчина. — А ведёт себя не лучше деревенской бабы. Впрочем, остальные — такие же курицы и змеищи. И триместра не прошло, а они уже перецапались. Я всегда говорил, что нечего делать высокородным бабам в Академии, запечатать дар — и замуж! Замуж! Развели тут курятник пополам с гадюшником! Ступайте уже, адепт!

Я развернулась и стрелой помчалась назад: ещё не хватало, чтобы меня заметили! Едва успела свернуть в рекреацию и спрятаться под кожаным диваном, задыхаясь, с бешено бьющимся сердцем, как закрылась со щелчком дверь, а в коридоре раздались чьи-то шаги. Шаги всё приближались, быстрые и… сердитые? Я не выдержала и выглянула из-под дивана. Высокий юноша в студенческой мантии шел по коридору подпрыгивающей походкой, размахивая тоненькой кожаной папкой. О, ещё один богатенький! Похоже, мальчишка чем-то очень недоволен: хмурится аж до складки меж бровями, кусает губу. Так обиделся за неизвестную кузину? Струйка запаха от развевающейся мантии заставила меня замереть и активнее заработать носом. Странно знакомого запаха. Какой-то травяной сбор, сладкий, почти приторный, с ноткой тошнотворной горечи. Что за… «Грёза»?!! Не может быть! Ошеломленная, я забилась поглубже под диван. Наркотик — здесь, в АМИ? И тот человек, магистр, с которым разговаривал студент, не учуял «Грёзу»? Не верю! Её за милю унюхает любой маг или опытный зельевар.

Про «Грёзу» я узнала от старой Марги, та и рассказала, и научила готовить (и курительную смесь, и жидкое зелье), и дала попробовать, чтобы я знала запах и вкус. Ощущение было… непередаваемым. Казалось, я могу всё. Мои жалкие силёнки обратились невероятным могуществом, магия пела в крови, и от попыток колдовать меня удержали только ехидные насмешки Марги. Через несколько часов борьбы с искушением наваждение схлынуло, и я ужаснулась. По-настоящему. Остатки зелья мы вылили и больше не варили никогда, я даже магистру Берзэ не говорила, что умею такое.

Эту дрянь дают однократно всем будущим магам; разумеется, только в академиях и под контролем целителей и магистров. Так-то сильная штука — на один раз, боевые маги даже держат при себе флакончик с зельем и называют иногда «Последний шанс». Магические каналы «расширяются», резерв подскакивает в несколько раз, и адепт чувствует себя богом; главное — не колдовать в таком состоянии, что магистры и контролируют. Потом за юным магом следят, долго и внимательно, не зря целители обследуют студентов ежемесячно. Помимо прочего, ищут признаки употребления магического наркотика. Боевиков тоже контролируют; регулярно Ловчие проверяют целостность печати на флаконе с «Грёзой», и если что — трясут нарушителя, как грушу: когда и зачем принимал? Не принимает ли регулярно? Если сломался, начал принимать — прощай, дар. Запечатают без жалости, что у студента, что у магистра, и никакая «Грёза» не вернёт, ни на мгновение. Скажете, жестокое испытание? А представьте, что будет, если взрослый, обученный маг примет «Грёзу» впервые? Если не можете представить, я напомню: Луран, город, которого больше нет. Лет триста, как нет. Тамошнему погоднику подлил «Грёзу» неудачливый соперник, из ревности, погодник не понял, что с ним происходит, и занимался своей работой: нагонял дождь. За один день Луран смыло в ближайшее озеро: и городские стены, и дома вместе с фундаментами.

Обычный человек, кстати, тоже обладает зачатками каналов и резерва; приняв «Грёзу», он становится настоящим магом — правда, слабым, необученным и всего на несколько часов. А потом наступает откат: каналы «слипаются», схлопываются, резерв падает в никуда. Чаще всего простец хочет ещё наркотика, чтобы вновь почувствовать это восхитительное состояние всемогущества, потом ещё… и через несколько приёмов умирает от полного истощения. Маги могут тянуть дольше, чуть ли не годы. Сначала каналы сужаются, магия уходит медленно, словно давая магу время одуматься, но всё же уходит. А потом — то же, что и с прочими людьми. Безумная, неостановимая тяга к «Грёзе», качели «маг — не маг»… И смерть.

Не мог преподаватель не узнать запах этого наркотика, не мог! Что же получается? Покрывает? Шантажирует? Или сам травит собственных учеников? Пока я, потрясённая, гадала, что да как, студент уже прошёл мимо, к лестнице, да и его собеседник тоже ушёл куда-то. Меня трясло. В историю с «Грёзой» я вмешиваться не собиралась совершенно. В библиотеку уже не хотелось, хотелось забраться куда-нибудь в укрытие и притвориться обычной крысой. Меня тут не было, не было!

На подгибающихся лапах выбравшись на лестницу, я почти скатилась по ступенькам во двор и стрелой полетела к женскому общежитию. На нужный этаж взобралась и не заметила, а там — форточка, вольер, уютный домик с подушками и одеялом, сделанным из гамака. Верёвки, за которые гамак подвешивался, мне мешали, и я нервно отгрызла их, стачивая зубы, а заодно вытащила деревянные палочки, вшитые по краям. Выбросила мусор из домика и соорудила гнездо, укрывшись тёплым чёрным бархатом. Лежала, дрожала и очень долго не могла согреться.

А сны в эту ночь были мутные, тяжёлые и всё больше страшные, хотя вспомнить, что именно снилось, я так и не смогла.