Ксандер

Глава 26

Джордан

Эйрини жила в учреждении под названием «Роза», поэтому на его территории должен был быть хотя бы один розовый куст. Но у здания, перед которым мы припарковались, не было ни одного цветка. Это место было строгим и брутальным, с покачивающимися шелковицами, лишенными своей листвы. Перед нижними окнами росли живые изгороди из можжевельника, но, хотя на них не было паутины, они точно не навевали мысли о садах или даже спокойствии своими колючими ветвями.

— Что ж… — сказала я, переминаясь с ноги на ногу. — Здесь мило.

Я старалась звучать бодро, хотя теперь я задумалась, не взволнуется ли Эйрини еще больше, увидев меня, свою предполагаемую преемницу. Когда — если — ей рассказали о свадьбе, это было сделано без моего присутствия.

Мы прошли через главный вход, куда санитар вкатил пожилого мужчину в инвалидном кресле. Из-за холодного воздуха его колени были укрыты одеялом. Санитар улыбнулся нам, а мужчина — нет.

Мы проследовали за ними через автоматические двери в помещение, где пахло полиролью для полов и антисептиком. Слева от нас был дозатор дезинфицирующего средства для рук, а справа — телефон экстренной помощи. Серая плитка тянулась перед нами по бесконечному коридору, словно бледная стрела.

Перед высоким столом лежал ковер и стояли два искусственных растения в горшках. Когда я увидела картину с изображением лебедя над головой администратора, мне захотелось застонать.

Выглядит не очень гостеприимно, — устало подумала я, пока мы шли к стойке регистрации. Это было болезненное напоминание о моем заточении по решению суда, и месте, куда я поклялась никогда не возвращаться.

Я мысленно содрогнулась от воспоминания. Все эти ужасные учреждения были одинаковыми. Неважно, сколько денег у вас было в кармане, везде были циничные медсестры, которые переставали заботиться о пациенте после первого же тревожного эпизода. Большинству из пациентов так и не становилось лучше, и медперсонал в конце концов опускал руки.

Лицо Ксандера ничего не выражало, когда он прочистил горло.

— О, здравствуйте, — сказала администратор, подняв на него глаза. Это была пожилая женщина с седыми волосами и в очках в роговой оправе. Я была уверена, что мне не померещился проблеск интереса в ее водянисто-голубых глазах.

Я закатила свои глаза в ответ. Я провела день, наблюдая, как девушки вдвое моложе меня бросаются на Ксандера. Я не ожидала, что проведу ночь, наблюдая, как женщины вдвое старше меня будут делать то же самое.

— Что я могу для Вас сделать? — любезно спросила она.

— Мне звонили по поводу Эйрини Максвелл, — сказал Ксандер.

— О, да, она. — Голос женщины стал профессиональным. Должно быть, ситуация была удручающе серьезной, раз она перестала флиртовать. — Мы отправили мисс Максвелл в ее комнату. Вы можете увидеться с ней там, но она должна быть под наблюдением.

Ксандер нахмурился, и я почувствовала, как мои губы поджались из-за отсутствия сострадания у другой женщины. Будучи непосредственной свидетельницей того, что приходилось терпеть санитарам, я никогда не винила медсестер в том, что они вели себя безразлично, но ее бесстрастные слова все еще было трудно слышать.

— Кто был с ней, когда все это произошло? — спросил он. — Она же должна быть под круглосуточным наблюдением.

— В комнате было два санитара, — холодно ответила администратор. — Но у них полно пациентов, за которыми нужно следить, и они не могут быть везде одновременно.

— Я вас не виню, — дипломатично сказал он. — Я пытаюсь понять, как уязвимой женщине позволили причинить боль кому-то другому, а затем навредить себе.

— Вам придется поговорить с дежурным санитаром, — ответила ему женщина ровным голосом. — Я не знаю подробностей.

Она не сказала нам, в какой комнате находится Эйрини, но, очевидно, в этом не было необходимости. Ксандер уверенно зашагал по коридорам, как будто делал это уже сотни раз, и привел нас к заднему лифту, расположенному сразу за углом от потертого дивана и скопления торговых автоматов.

Мы услышали Эйрини еще до того, как вошли в ее комнату. Это был пронзительный крик на иностранном языке, резкий и визгливый от ярости. За ним последовал безошибочный звук чего-то разбивающегося вдребезги.

Другой санитар — мужчина — стоял перед дверью, как охранник, скрестив руки на груди.

— Она ждала Вас, — сказал он, его тон был недовольным. — Она не позволяет никому прикоснуться к себе.

— Я могу понять почему, — сказал Ксандер.

Когда он открыл дверь в сопровождении санитара за спиной, мы столкнулись с Эйрини Максвелл. Я видела только ее свадебную фотографию и несколько других снимков в пыльных альбомах, отправленных на чердак вместе со всем остальным, что Генри хотел спрятать.

Она все еще была красивой женщиной, но болезнь изуродовала ее лицо. Аристократические скулы превратились в пустые впадины, а глаза стали красными и беспокойными. Кто-то обмотал ее голову бинтом, но никто не вымыл ей волосы, и тонкие черные пряди тяжело свисали вокруг плеч длинными, липкими пучками, похожими на водоросли.

Комната была не в лучшем состоянии. Одеяло беспорядочно валялось на полу, а на кровати были разбросаны другие личные вещи. Санитар убирал осколки стекла, что, вероятно, и было тем шумом, который мы услышали.

Когда она схватила еще одну личную вещь, чтобы швырнуть в дверь, Ксандер схватил меня и пригнулся, накрыв мое маленькое тело своим большим. Это была рамка для фотографий, которая ударила его по спине, после чего упала на пол и разбилась. Санитар тяжело вздохнул и принялся подметать стекло.

Если бы я не лежала в лечебнице, возможно, эта сцена потрясла бы меня.

Ксандер поднял ладонь, чтобы я оставалась у двери на безопасном расстоянии. Он осторожно обошел разбитое стекло, затем перешел на греческий, чтобы сказать что-то своей матери, чего я не поняла.

Я удивленно моргнула, не ожидая этого. Я знала, что Эйрини — гречанка, но понятия не имела, что Ксандер перенял от нее этот язык. Ни Джаспер, ни он сам раньше ни слова не говорили по-гречески в моем присутствии. Это было полной неожиданностью.

Мать услышала его и ответила, ее тон был угрюмым.

Ксандер опустился на колени рядом с ней.

— Mamá, irémise. Tha se narkósoun.¹³

— Den me noiázei pia¹⁴, — ответила она. — Den me noiázei típota¹⁵.

Ксандер вздохнул, склонив голову к ее ноге. Я почувствовала, как санитар напрягся позади меня, когда Эйрини подняла свою руку, но все, что она сделала, — это запустила ее в его волосы и стала перебрать с отсутствующей нежностью, которая казалась инстинктивной.

— Den me noiázei pia¹⁶, — повторила она чуть более спокойным голосом. Затем ее взгляд переместился на меня, и рука замерла. — Кто это?

— Это Джордан, — тихо сказал Ксандер.

— Привет, — сказала я, послав ей, как я надеялась, искреннюю улыбку.

Эйрини медленно кивнула, прежде чем отвернуться от меня. Ксандер посидел с ней несколько минут, успокаивающе разговаривая, пока она не свернулась калачиком под одеялом.

Затем он встал и еще раз сжал руку матери, обращаясь к санитару:

— Почему за ней никто не следил? Они знают, что у нее бывают приступы.

— Мне очень жаль, мистер Максвелл, — ответил мужчина. — У меня нет объяснения.

— Подобные ошибки недопустимы. — Он провел пальцами по костяшкам пальцев своей матери, которая безучастно наблюдала за их разговором. — Кто-то должен присматривать за ней, когда она выходит из своей комнаты.

— Да, мистер Максвелл, — ответил санитар.

Следующие пару минут они обсуждали инцидент.

— Послушайте, я заплачу за то, чтобы вы наняли кого-нибудь, кто говорит по-гречески, — сказал Ксандер. — Я беспокоюсь о ее способности общаться. Когда она слишком расстроена, она не может говорить по-английски.

— Мы должны обсудить это со старшим начальником, чтобы он одобрил.

Ксандер воздержался от ответа и коротко кивнул, явно не в восторге. Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из комнаты. Я помахала Эйрини, которая перебирала нитки на своих простынях, прежде чем повернуться, чтобы последовать за ним к выходу.

Наши шаги зловещим эхом отдавались по плитке стерильного коридора, и я вспомнила о кошмаре, который часто мне снился в лечебнице. В нем я оказывалась запертой в лабиринте без выхода. Как же страшно было оказаться в месте, столь не похожем на дом. В таком, как это, — холодном и неприветливом.

Мне стало так грустно за Эйрини… и за Ксандера.

Годы, проведенные в коконе Генри, затормозили мой прогресс, в то время как Ксандер был вынужден повзрослеть слишком рано. Он был звездой и должен был в свои двадцать с небольшим наслаждаться вечеринками, распутничать и спускать на ветер с трудом заработанные деньги. Вместо этого он был надежной опорой для того, что осталось от его семьи. Во многих отношениях теперь он был взрослым в нашей паре, с большим жизненным опытом, а я следовала за ним, потерянная и неуверенная в своем направлении в жизни.

— Мне очень жаль, — сказала я ему, когда мы вышли из здания. — Это ужасно.

Он молчал так долго, что я не думала, что он ответит.

— Это был дерьмовый день.

Что-то в том, как он сказал это, зацепило меня. Я вспомнила, как, вместо того, чтобы праздновать свою победу, он почти не произнес ни слова по дороге со стадиона. Он уже казался расстроенным до того, как получил известие о матери.

— Что сегодня произошло? — осторожно спросила я.

Ксандер издал протяжный вздох. У меня возникло ощущение, что он весь день с чем-то боролся, но у него больше не было сил скрывать это. — Генри опубликовал статью о том, что произошло на вечеринке.

Моя спина тут же напряглась. Генри не просто опубликовал бы статью, он выставил бы себя жертвой непрошеного нападения.

Он уловил мою реакцию.

— Это просто какие-то третьесортные интернет-новости, которые никто не читает. Не думаю, что кто-то видел статью. Меня больше беспокоит, что эту историю подхватят более крупные журналы.

Я открыла рот, перебирая в уме сотни вариантов, как это можно перевернуть в нашу сторону, но Ксандер поднял руку. Похоже, он был морально истощен и сейчас его не волновали выходки Генри. Я захлопнула рот, между нами возникло молчаливое соглашение, что мы больше не будем говорить об этом. Были более насущные дела, например ухудшение здоровья его мамы.

Мы больше не разговаривали, пока не сели в машину. Она была припаркована на небольшой стоянке, которая пустовала так поздно вечером.

Я скользнула на пассажирское сиденье его Бентли. Он сел за руль, включил зажигание и обогрев, хотя и не переключил передачу, чтобы выехать.

Вместо этого уставился вдаль через лобовое стекло. У него было такое же отсутствующее выражение лица, как и у Джаспера ранее.

— Ты в порядке? — глупо спросила я. Очевидно, он не был в порядке.

Я ждала ответа, которого так и не последовало. Его голова откинулась на подголовник, а лицо повернулось к потолку. Он закрыл глаза, словно ища убежища в своем сознании.

— Это уже второй раз за месяц, — сказал он ни с того ни с сего. — Раньше ей было хуже. Ей назначили новое лекарство. Предполагалось, что оно стабилизирует ее состояние. Но она проснулась посреди ночи и сказала медсестрам, что хочет умереть.

— Мне так жаль, — прошептала я.

— Черепно-мозговые травмы — это чертовски тяжело. — Он открыл глаза, слегка вздрогнув. — Никто не предупреждает, что один удар по черепу может превратить тебя в совершенно другого человека.

Я подняла глаза, чтобы посмотреть на него.

— Ты хороший сын. Думаю, она это знает.

Ксандер резко кивнул, ничего не ответив.

— У нее мало времени, — хрипло сказал он. — Ее здоровье уже давно ухудшается. Она страдает от хронических болей, и скоро…

Он остановился, сглотнув с таким трудом, что его адамово яблоко дернулось.

Мое сердце сжалось так сильно, что казалось, оно вот-вот разорвется.

— Мне так жаль, — прошептала я.

Я украдкой взглянула на него, заметив, как напряглась его челюсть, когда он изо всех сил пытался сдержать свои эмоции. Мои собственные вырывались на поверхность, и в уголке глаза появилась слеза, пока я наблюдала за ним. Услышав, как такой громоздкий мужчина справляется с горем, у меня внутри что-то оборвалось.

Я отстегнула ремень безопасности и придвинулась ближе, взяв его руку в свою. Он уставился на наши переплетенные пальцы, затем положил свою руку поверх моей и крепко сжал.

— Ты справишься с этим, — произнесла я.

— Ты говоришь так уверенно.

— Ты боец, — сказала я ему, потому что это была правда. Он был единственным человеком, который мог справиться с Генри, не моргнув глазом.

Перед лицом надвигающейся смерти угрозы Генри вдруг стали казаться такими неважными. Значение имела лишь боль Ксандера. Жизнь чертовски коротка, и единственное, что можно сделать, — это прожить ее как можно лучше. Все остальные заботы о деньгах, клиентах, о том, куда идти дальше и как спастись от Генри, растворились в воздухе перед угрозой неминуемой смерти.

Я не знала, сколько времени мы так просидели.

Спустя, казалось, целую вечность, он поднес мою руку к губам.

— Ксандер?

Его губы коснулись костяшек моих пальцев. Я перестала дышать, но руку не убрала. Снаружи по пустой парковке гулял ветер, и один из прожекторов мигал.

Он провел губами по костяшкам.

— Что ты делаешь? — выдохнула я. Я чувствовала, как в груди поднимается паника, потому что понимала, что направление нашего разговора изменилось. Я знала, чего он хочет.

Его глаза сверкнули первобытной потребностью.

— Я не могу сделать это без тебя, — грубо сказал он, в его голосе смешались желание и отчаяние. — Ты нужна мне, — добавил он, дрожа от нетерпения.

Еще одна вспышка страха пронзила меня, но, прежде чем я успела запротестовать, он притянул меня ближе, пока я не оказалась почти над консолью. Визг вырвался из моего горла, когда я столкнулась с его твердым телом, но я не смогла оттолкнуть его, так как его губы накрыли мои.

— Ксандер, — прошептала я ему в губы, пытаясь найти в себе силы противостоять ему.

— Не борись со мной сегодня, Джордан. Ты единственная, кто может исправить все плохое в моей жизни. — Он поцеловал по очереди мою нижнюю губу, щеку, шею, грудь, затвердевший сосок… — Все хорошо, когда ты со мной. Я смогу справиться с чем угодно, если ты будешь рядом.

Его умоляющие поцелуи терзали мое сердце, а слова резали меня, как нож. Я не хотела сражаться с ним сегодня. Я хотела лишь унять его боль.

Поэтому закрыла глаза, уступая. Он замер, потрясенный, а затем начал двигаться с маниакальной скоростью. Ксандер перетащил меня через консоль, в спешке ударив бедром по ручке переключения передач, и переместился так, что я оказалась верхом на нем на водительском сиденье, а руль упирался мне в спину.

Я посмотрела в его изумрудно-зеленые глаза. В них всегда был блеск драгоценных камней, но сейчас они практически светились. Желание расцвело во мне от выражения безумной потребности на его лице. Ни один мужчина никогда не смотрел на меня так, как он, — словно не в силах отвести взгляд.

Он ухватился за шов моих леггинсов между бедер, потянул за ткань и оттянул ее от кожи. Прежде чем я успела сообразить, что он делает, он разорвал леггинсы, проделав дыру в центре.

— Ксандер, какого…

Его губы вернулись к моим, прерывая меня, пока пальцы разрывали материал дальше, чтобы получить доступ к киске. Его пальцы обошли мои трусики и прижались к клитору. Он не был нежен в попытке возбудить меня, это было грубое предупреждение о том, что должно было произойти. Я едва успела подготовить себя к нему, когда он начал возиться со своими штанами, стягивая их достаточно, чтобы освободиться.

Он разорвал отверстие, чтобы сделать его шире, и прижался членом ко мне. Я закричала ему в рот, когда его пальцы впились в мою талию, и он одним мощным толчком опустил меня на свою длину.

Прямо там, на парковке, где нас мог увидеть любой желающий.

Сердце колотилось в груди, пока он дергал меня за волосы и яростно целовал. Впиваясь пальцами в мою плоть, он насаживал меня на свой член с садистской скоростью, скорее для удовлетворения насущной потребности, чем для моего удовольствия.

В отличие от предыдущих раз, он трахал меня быстро и грубо, с единственным намерением — получить разрядку. Он надавил руками мне на плечи и заставил опуститься на него еще ниже, а затем стал проталкиваться до тех пор, пока не заполнил меня настолько, что по моим щекам потекли слезы. Он держал меня так и лихорадочно вколачивался, пока не кончил с ревом, эхом прокатившемся по машине.

— Блядь, — прорычал он, я почувствовала, как его грудь прижалась к моей. Его голова откинулась на подголовник, а рука по-хозяйски обхватила мою талию. Я была вынуждена рухнуть ему на грудь, когда его рука переместилась вверх и надавила между лопаток, чтобы притянуть меня ближе.

Когда мы откинулись на сиденье, прижавшись друг к другу, мерцающий свет на парковке полностью погас, погрузив нас в кромешную тьму. Его, похоже, это не обеспокоило, он провел пальцами по моим волосам, не говоря больше ни слова.

Ксандер наклонил голову, чтобы поцеловать меня в шею, а мои руки нашли путь к его крупным бицепсам. Твердые мышцы ощущались нечеловечески сильными под моими пальцами, заставляя меня чувствовать себя изящной и драгоценной на его фоне.

Когда я попыталась слезть с него, он остановил меня, положив руку на талию.

— Подожди. Давай останемся здесь на секунду.

Я не стала спорить и прислонилась щекой к его широкой груди. Его запах был таким знакомым, таким уникальным, как и сам Ксандер, что казалось, это именно то место, где мне нужно быть.

Пальцы, перебирающие мои волосы, сжались в кулак, чтобы он мог осторожно оторвать мою измученную голову от своей груди. Я подумала, что это означает, что пора уходить, но Ксандер, похоже, никуда не спешил. Он запрокинул мою голову назад, и когда я вопросительно посмотрела на него, ответил мне таким глубоким поцелуем, что едва не лишил меня дыхания.

Его язык исследовал каждую щель моего рта, как будто он жаждал именно этой возможности. Мысли улетучились, когда его пальцы вернулись к клитору через дыру в леггинсах.

Ксандер начал тереть мой клитор, и я открыла рот, хватая воздух. Он все еще был тверд внутри меня, но не двигался, сосредоточившись исключительно на мне. Я полностью отдалась ему, не заботясь о том, как я выгляжу, выгнувшись всем телом на руле и с запрокинутой головой.

Он продолжал кружить вокруг клитора в медленном темпе, сводя меня с ума. Другой рукой Ксандер расстегнул пуговицы моей фланелевой рубашки. Он сдвинул чашки бюстгальтера вниз, обнажив мои груди, и начал поклоняться им своим ртом, посасывая соски, пока я не закричала и не подумала, что действительно схожу с ума.

Его темп оставался мучительно контролируемым, даже когда мои ногти впились в его бицепсы. Я зашипела, когда он подвел меня к грани, а потом окончательно рассыпалась, кончая в его объятиях.

Вялость затянула меня в глубины пропасти, но я улыбнулась, когда поняла, что Ксандер поправляет мой лифчик и застегивает рубашку. Вероятно, это было частью его собственнической жилки, и он не хотел рисковать тем, что другие увидят меня в таком состоянии, несмотря на то, что трахнул меня на улице. Последующая забота все равно была восхитительной.

Я не понимала, что со мной происходит, но знала, что не должна чувствовать себя так правильно, находясь в чьих-то объятиях в темной машине на пустой парковке. Я испытывала полное слияние с ним, чего никогда не было с другим мужчиной.

Это чувство длилось до тех пор, пока он не откинул прядь моих волос назад и не прошептал то, что я меньше всего ожидала услышать.

— Я люблю тебя.

Я подняла голову и уставилась на него в темноте. В моей голове не было ни единой мысли, ни одного способа обработать заявление.

Окончательно разрушила всё вспышка фотоаппарата. Я выглянула в окно и встретилась взглядом с невысоким мужчиной, который снимал наш приватный момент из своей машины. Как только сработала вспышка, он рванул прочь, прежде чем я успела вскочить с сиденья, чтобы Ксандер мог догнать его.

Кажется, мы только что перенеслись из третьесортного журнала в завтрашний заголовок крупного издания.

Я откинулась на спинку сиденья, как будто это могло защитить меня от того, что только что произошло. Мои губы были расцарапаны щетиной Ксандера, а перед глазами плясали фиолетовые пятна от вспышки.

— Это был папарацци? — спросила я, дрожа.

Ксандер открыл дверцу и напряженно вылез из машины, его тело казалось невероятно широким из сидячего положения. Я видела, как его глаза осматривают парковку, но машины уже не было. Он застал нас врасплох и скрылся с места происшествия. Теперь его было не поймать.

— Черт, — сказала я, качая головой. — Черт. Это нехорошо. Если он опубликует фото…

— Не беспокойся об этом. — Ксандер вернулся на свое место и закрыл дверцу, наконец-то переключив передачу на управление. — Темно, и это была всего одна фотография. Вероятно, там даже не видно наших лиц.

Я не могла поверить своим ушам. Он искушал судьбу.

— Карьеры многих людей были разрушены из-за всего одной фотографии. — Я сложила руки на груди, болезненно ощущая свои возбужденные соски. — Я работаю в этой индустрии, Ксандер. Даже если они не напечатают статью, подобная фотография потребует объяснения, которое, я не уверена, что ты готов дать.

— Ты думаешь, это я боюсь рассказать миру о нас? — Его глаза опасно вспыхнули. — Правда? Потому что ты ведешь себя так, будто умрешь от смущения, если кто-то узнает о нас.

Я хлопнула себя по бедру.

— Господи! Я не стыжусь тебя. Я переживаю за твою карьеру. Все бренды откажутся от тебя, если узнают, что ты спишь со своей мачехой.

Его взгляд несколько смягчились от моего беспокойства. Потянувшись, он погладил большим пальцем мою губу.

— Я могу о себе позаботиться.

Этого я и боюсь.