Кубинец. Том II

Глава 10

Фунес, наверное, решил, что лучше меня знает, где находится сонная артерия. Он наклонился над Эйхманом, попытался прощупать пульс на шее, примерно в том же месте, что и я, затем коротко кивнул. Подтвердил, значит.

— Конец. Жаль, конечно, слишком легко ушел, — сказал он, и сожаления в его голосе чувствовалось не больше, чем если бы речь шла о прокисшем супе, который и так предназначался собаке. — Ладно, Франциско, твоя задача: размножить диктофонные записи, проявить и скопировать киноплёнку, напечатать фотографии. Времени у тебя немного, сделай хотя бы за пару часов. Нам нужно сообщить журналистам побыстрее.

Франциско, до этого стоявший в углу, нервно теребя пуговицу на своей рубашке, тут же кивнул, словно ждал этой команды. Он быстро начал собирать свою аппаратуру: диктофоны, катушки с плёнкой, фотоаппарат, объективы.

— За пару часов не обещаю, но через три постараюсь, — ответил он, сматывая провод. — И то, без кинопленки, одни снимки отпечатать, и диктофонные записи дублировать. Там же надо лишнее подчистить немного, писалось всё подряд.

— Давай, как только сделаешь, приноси. Луис, — обратился ко мне Фунес, и я вздрогнул от неожиданности. — Ты с Гарсией. Вам задача: привести здесь всё в порядок. Не должно остаться ни единого следа. Этого, — махнул он рукой на тело Эйхмана, — в багажник. Я пока подготовлю заявление для газет.

Я кивнул, не говоря ни слова. Фунес развернулся и, не оглядываясь, направился к выходу. Адольфо вышел следом за ним. Когда ушли Сара и Карлос, я даже не заметил.

— Ну что, чемпион, — хмыкнул Гарсия, его голос прозвучал чуть насмешливо. — Работать будем?

Я бросил на него взгляд, но не ответил. Можно подумать, у меня есть выбор. Сначала я поднял с пола пуговицы, которые отлетели от рубашки Эйхмана. Тем временем Гарсия отвязал труп от стула, и аккуратно опустил его на пол. И только тогда Гарсия достал из сумки большой рулон брезента. Ко всему подготовились. Видать, эта операция далеко не первая.

— Завернём его, — сказал он. — А потом вынесем из дома. Давай, я за руки, ты за ноги. За штанины бери, так удобнее.

Мы быстро завернули Эйхмана в брезент, плотно обмотав его верёвкой. Тело превратилось в безликий продолговатый свёрток. Затем, работая в паре, мы вынесли его из дома и положили в багажник «олдсмобиля». Труп оказался неожиданно легким — вдвоем мы его перетащили без труда.

Гарсия закрыл машину, посмотрел по сторонам, и пошел в дом. А я устроился на камушек и просто сидел, прикрыв глаза. Не идти же к Фунесу за новыми распоряжениями. Он найдет, чем мне заняться, так уж лучше я побездельничаю немного.

Через пару часов или чуть больше вернулся Франциско. В правой руке он держал конверт, в каких обычно выдают заказы в фотоателье, а в левой — что-то завернутое в газету. Судя по сияющему лицу, у него всё получилось. Фунес, будто следил за входом, тут же вышел.

— Готово, — сказал Франциско, чуть задыхаясь от спешки. — Качество отличное. Смотрите.

Он разложил фотографии на столе. На них был Эйхман — живой, связанный, с кляпом во рту, а затем — мёртвый, с пустым, безжизненным взглядом.

— Записи диктофона? — спросил Фунес, отодвигая фотографии в сторону.

— Вот, я оставил только его признания, — радист положил на стол пленку.

Он включил один из диктофонов. Из него послышался голос Эйхмана — глухой, заторможенный, но отчётливый. Он рассказывал о своих преступлениях, о массовых убийствах, о миллионах жертв. От этого меня снова пробрал холодок, будто я и не слышал это от еще живого нациста несколько часов назад.

— Что же, пора заняться делом, — Фунес достал из кармана мелочь, посмотрел, и удовлетворенно кивнул. — Луис, Гарсия, поедете со мной.

«Олдсмобиль» покатил по дороге на юг. Не останавливаясь, мы оставили за собой Сан-Исидро, Оливос, и въехали в Висенте-Лопес. Там Фунес повернул к океану у парка, начинающегося прямо у дороги. Метров через пятьсот он остановил машину.

— Ну вот, вроде подходящее место. Видите лавочку за кустами? Давайте отнесем нашего приятеля туда.

Скорее всего, в прошлом Фунес здесь бывал не раз, иначе откуда бы ему знать о парке и этой скамейке?

Гарсия вышел из машины, посмотрел вокруг и кивнул. Тут уже и мы с Фунесом присоединились. Минуты не прошло, как мы освобождали от брезентовой оболочки тело Эйхмана. Оно уже начало коченеть, но удалось усадить его на скамейку. Вряд ли труп быстро обнаружат — аллея выглядела совсем заброшенной.

— Поехали, я тут недалеко видел телефонную будку, — в голосе Фунеса звучало нетерпение. Кто знает, какие плюшки ему обещаны за успешное проведение операции?

А я и не замечал по дороге такие мелочи как телефон — меня больше волновала перспектива, что нас могут задержать полицейские и поинтересоваться содержимым багажника. Мы проехали назад в сторону Оливос совсем немного, до автобусной остановки. Метрах в двадцати от нее, на углу улицы и переулка стояла телефонная будка. Металлическая, слегка помятая, с надписью «ENTel» вверху.

Фунес припарковался рядом, и пошел, доставая на ходу монетки из кармана. Через открытое окно я услышал:

— Оператор, соедините меня с редакцией «El Mundo», пожалуйста. — и через несколько секунд: — Сеньора Аэдо, будьте добры.

Прошли пара минут, очевидно, пока нужного человека позвали, и Фунес продолжил:

— Здравствуйте. Сегодня в Буэнос-Айресе казнен оберштурмбаннфюрер СС Адольф Эйхман, скрывавшийся в Аргентине под именем Рикардо Клемента. Его тело сейчас находится в Висенте-Лопес, в парке со стороны Карлос Вильяте. Если вас интересует эта тема, в течение часа курьер доставит вам доказательства. Да, в редакцию. Адьос, сеньор Аэдо.

Примерно такой же диалог состоялся с кем-то по фамилии Морель из газеты «La Nación». Теперь точно не замотают — все продублировано.

Фунес довольно улыбался, возвращаясь в машину. Редкое явление. А уж когда он начал что-то насвистывать…

— Всё идет, как и задумано, — объявил он, когда мы вернулись и нас встретили остальные члены группы. — Труп в парке. Записка с его именем там же. Теперь дело за журналистами. Франциско, отправляй обе посылки.

Только нетерпение объясняло тот факт, что Фунес сам решил пойти покупать вечерние газеты. А я, если честно, засиделся. Хотелось прогуляться — и в итоге мы двинулись вместе к киоску у автобусной остановки.

Не то чтобы аргентинец мне начал нравиться — просто та обида, которая полыхнула в Гаване, несколько успокоилась. Глядя, как Фунес действует, я признал — он на своём месте. Хладнокровен, знает, что надо делать, учитывает мелочи. И да, в дуле пистолета, приставленном тогда к моей голове, действительно не было ничего личного. Надо просто оставить эти полудетские обиды и идти дальше. Мне с ним детей не крестить, а сейчас лучшего командира для нашей группы не придумаешь.

Вечерний воздух Сан-Исидро веял прохладой и свежестью. По улицам лишь изредка проезжали машины. Мы шли молча, каждый думая о своем. Фунес спешил — так ему хотелось увидеть, как рванула заложенная нами бомба. Не знаю, продают ли уже вечерние выпуски газет, или придется подождать, когда их привезут. Пока я просто старался не отставать.

Журналисты сработали на все сто: сенсацию не пропустил никто. Заголовки на первой полосе кричали о казни Эйхмана. «El Mundo» постарались: нашли не только ту фотографию, которая была на трупе, но и порадовали читателя двумя Адольфами в одном кадре: Гитлер что-то вещал, а Эйхман внимал в группе других эсэсовских офицеров.

— Отлично! — в который раз уже воскликнул Фунес, потрясая газетой.

— Ого, какая встреча! Иренео, дружок, куда ты так спешишь? не хочешь поздороваться?

Я посмотрел на знакомца Фунеса. Полицейский. Средних лет, с какими-то лычками на форме — не рядовой, значит. И держит в руках пистолет, направленный на моего спутника. И бежать некуда: мы стоим рядом с полицейским участком. Увлекшись чтением на ходу, пропустили нужный перекресток, и шли по не совсем подходящей улице. Судя по слегка растерянному, даже огорошенному виду командира нашей группы, для него встреча оказалась крайне неожиданной. Впрочем, собрался он быстро.

— Что вам нужно, сеньор офицер? — спросил Фунес довольно спокойно. — Мы что-то нарушаем?

Полицейский подошёл ближе. Высокий, массивный, с широким лицом, покрытым красными пятнами. Глаза злые, колючие.

— Помнишь меня, Сердито? Я давно ждал этой встречи! Ещё и получу награду за поимку. И вернусь в центральный офис, из которого я залетел сюда по твоей милости!

Я невольно содрогнулся — такие ненависть и злоба звучали в его голосе. Сердито? Поросенок? Что это значит? И почему из-за Фунеса его понизили? Мой спутник лишь усмехнулся.

— Можете называть меня хоть как угодно, — ответил Фунес, его голос оставался спокойным. — Иренео так Иренео. Но мы ни в чём не виноваты. За что вы нас хотите задержать?

— Руки на затылок, оба! — рявкнул полицейский. — Не дурить! Быстро в участок! Сейчас, Иренео, ты узнаешь, что нарушил. Думал, о тебе все забыли? Только не я!

Проверять, станет ли он стрелять, не хотелось. Между нами оставалось пара метров — совсем неудобная дистанция ни для нападения, ни для бегства. Я поднял руки и завел их за затылок, не выпуская из рук вечерний выпуск «La Nación». Фунес последовал моему примеру. Понукаемые полицейским, мы пошли перед ним. Внутри никто нам не встретился. Такое впечатление, что задержавший нас один тут сидел. Мы прошли по слабо освещенному коридору, затем свернули в небольшой, столь же полутёмный отсек с несколькими забранными решеткой камерами.

— К стене! — скомандовал полицейский и быстро проверил наши карманы. — Поросенок, в первую! А ты, пацан, во вторую! Вперед!

Нас втолкнули в разные камеры. В моей не оказалось ничего кроме грязной деревянной лавки. Под потолком торчала тусклая лампочка, не столько освещающая помещение, сколько бесившая беспорядочным миганием. За спиной лязгнул замок.

— Отпустите меня! — крикнул я, подойдя к решётке. — Я ничего не знаю, только что познакомился с этим человеком. Черт бы вас побрал, мне некогда! Выпустите!

— Это мы ещё посмотрим, парень. После проверки отпустим. Может, лет через десять, но выйдешь.

Я отошёл от решётки и сел на лавку. Что за невезение. Скорее всего, это связано с какими-то старыми делами Фунеса. Угораздило же нас нарваться на одного из тех, кому он насолил когда-то! Это выглядело бы смешно, случись такое не с нами.

Задержавший нас времени не терял: наверняка ему хотелось получить награду за поимку, да и расквитаться за неудачную карьеру тоже. Он уже названивал кому-то:

— Диего, угадай, чего звоню? Очень смешно! Сказал, отдам, совсем скоро. Ты меня знаешь. Да послушай наконец! Я поймал нашего поросенка! Да-да, тот самый Сердито. Сейчас сообщу в центральный офис, думаю, приедут за ним минут через сорок.

Поросенок. Сердито. Может, это его кличка? И центральный офис… Плохо. Если приедут они, то уже никто не будет церемониться. И такой маленький срок… У нас нет времени. Надо что-то делать.

Я снова подошел к решетке.

— Сеньор офицер, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более спокойно. — Мне нужно в туалет. Пожалуйста… — добавил я почти жалостливо.

Полицейский зашел в коридорчик. Он подошёл к моей камере, ухмыляясь.

— Что, в штаны напрудил, пацан? Бывает, — сказал он и гоготнул. — Ну давай, только быстро! И без глупостей. Одна нога здесь, другая там.

Я вышел из камеры. Полицейский стоял рядом, его рука лежала на кобуре, но он не вытаскивал пистолет. Слишком уверен в себе и расслаблен. Он видел во мне лишь испуганного паренька, трясущегося от страха. Но для меня он — только персонаж боксерского анекдота, который оправдывал сломанную челюсть своей тещи тем, что когда так подставляются, мимо пройти не выходит.

Я шагнул в сторону туалета, делая вид, что направляюсь туда. И тут резко развернулся. Мой правый хук, отработанный до автоматизма на тренировках, влетел ему в челюсть. Мимо пройти точно не смог.

Полицейский охнул, его глаза закатились. Он начал падать, но я не дал ему рухнуть на пол. Моя рука крепко схватила его за воротник, вторая нашла ключи в кармане брюк. Я оглянулся. Фунес смотрел на меня из своей камеры, его глаза были широко раскрыты.

— Давай, быстро! — зашипел я, открывая замок.

Аргентинец выскочил наружу и нагнулся над полицейским.

— Пойдем скорее! — не выдержал я.

— Сейчас, — Фунес наконец достал пистолет из кобуры сидящего у стены стража порядка. — Вот теперь можно идти, — и стукнул рукояткой начавшего что-то мычать офицера.

Мы бросились к двери, и через несколько секунд выскочили на улицу.

— Спокойно идем, не бежим! — сквозь зубы процедил Фунес.

Но хватило нас только до поворота, зайдя за который аргентинец первый припустил бегом. Я — за ним. Бежали долго, поворачивая то направо, то налево. Знатного кругаля по окрестностям дали. Если кто и начнет выяснять направление нашего движения, того ждут трудности. Да и не встретился нам никто на улицах. Ну почти.

К тому же полиция здесь не в авторитете, даже в таком относительно не бедном районе. Где-то я читал, что в Аргентине американские детективные фильмы не популярны: зрители не могут принять, что полиция — положительная сторона.

Наконец, через несколько кварталов, мы остановились. Здесь нас точно никто не найдёт.

— Значит, Сердито? — хохотнул я. — Поросенок? Это кличка?

— Фамилия, — буркнул Фунес. — В школе надо мной постоянно смеялись. Устал от этого. Поэтому, когда уехал на Кубу, сменил её на Фунес. В честь героя рассказа, который обладал феноменальной памятью. Его тоже звали Иренео. Мне тогда это казалось очень важным.

Я промолчал. Не мое дело. Захотел назваться так — да пожалуйста. Люди жестоки и способны превратить чью-то жизнь в ад по поводу гораздо меньшему, чем смешная фамилия.

Аргентинец, однако, расценил моё молчание по-другому.

— Надеюсь, ты не станешь рассказывать об этом?

— Нет, Фунес, — я специально назвал его новую фамилию. — Это твоя жизнь, мне до неё дела нет. Пойдем на базу, там, наверное, все беспокоятся уже.

Шли мы молча. Скорее всего, не так уж много у нас имелось того, что хотелось сказать друг другу. Но я не особо от этого страдал.

Наконец, мы добрались до нашего дома. Все сидели в гостиной на первом этаже. Видать, обсуждали, куда мы делись и что теперь делать.

— Что-то произошло? — спросил Карлос, едва мы переступили порог.

— Случилась небольшая неприятность, — ответил Фунес совершенно спокойно. — Нас арестовали.

Все удивлённо уставились на нас.

— Арестовали? — переспросил Карлос. — Но как?

— Случайность, — Фунес пожал плечами. — Какой-то полицейский, которого понизили из-за меня, по его словам. Старые дела, короче. Но благодаря Луису мы сумели выбраться.

Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел что-то похожее на уважение. Аргентинец протянул руку

— Спасибо, Луис, — произнёс он. — Я ведь так и не поблагодарил тебя. Не ожидал. Как ты его, а? — и вдруг засмеялся, ухая как филин. — Только за газетами придется сходить кому-то другому. Наши остались в участке. Но коротко: всё сработало. Эйхман на первых страницах.

Я смотрел на него, и впервые Фунес показался мне не бесстрастным профессионалом, а живым человеком, у которого могут оставаться слабости.

Когда Франциско сбегал за газетами и принес асадо с эмпанадами на всех, Фунес сообщил о дальнейших планах:

— В Буэнос-Айресе мы свою работу сделали. Все молодцы, сработали отлично, — он оглядел присутствующих. — Тем более, что оставаться здесь не стоит. Надо как можно скорее покинуть столицу.

— Куда? — спросила Соня.

— В Барилоче, — ответил Фунес. — Там нас ждёт Менгеле. Но перед этим я попрошу узнать… у своих… о реакции на происшедшее немцев.

— Сейчас схожу, позвоню. Может, поехать на вокзал, сразу купить билеты?

— Дай подумать, — чуть помолчав, сказал Фунес. — Покупайте билеты на всех с Конститусьон, а мы с Луисом сядем в Авелланеда, на следующей остановке.