Кубинец. Том II

Глава 16

Дорога до Неукена заняла весь день, и тянулась перед нами серой, пыльной лентой, которая, казалось, не имела ни начала, ни конца. Я привалился к холодному стеклу, и пытался найти хоть какое-то подобие комфорта, но каждый новый километр приносил лишь ещё большую усталость. Шея ныла так, что я перестал чувствовать правое ухо. Автобус нам достался древний, изготовленный в те доисторические времена, когда никто еще не додумался устанавливать рессоры. Его трясло на каменистой грунтовке так, словно он пытался скинуть с себя пассажиров, подобно норовистому коню. Он всё время петлял, поднимаясь по склонам и спускаясь в низины, и каждый поворот сопровождался резким креном, от которого желудок подступал к горлу.

Я почти не смотрел в окно, ибо от мельтешения деревьев и кустарников перед глазами только рябило. Будь это похоже на ту самую пыльную дорогу от Баия-Бланки до Барилоче, которую, как сейчас выяснилось, мы преодолевали с относительным комфортом, я бы, наверное, смирился. Но даже отдаленно похожего на ту славную поездку я не наблюдал. Тогда, несмотря на тряску и скудность пейзажа, в самом путешествии чувствовалась какая-то размеренность, почти незыблемость. Сейчас же каждый толчок и очередная выбоина отдавались неприятностями.

Короткие остановки в маленьких городках с названиями такой длины, что в конце уже и не помнишь, как начиналось, вроде Вилла-Ла-Ангостура или Сан-Мартин-де-лос-Андес, казались не просто отдыхом, а настоящим избавлением от пыток. Люди выскакивали из автобуса, словно узники из темницы, спеша размять затёкшие ноги, подышать свежим воздухом, хоть на мгновение забыть о тряске. Я тоже жадно наполнял лёгкие прохладой, смешанной с запахом дизельного топлива и степных трав, и смотрел на эти сонные поселения, где, казалось, время остановилось. А уж горы, виднеющиеся слева по ходу движения, точно застыли.

Вечером, когда мы наконец выгрузились в Неукене, мой взгляд скользнул по вокзальным часам — они показывали почти шесть. Сколько же мы проехали? Больше тысячи километров, не меньше. Так мне показалось. Поэтому, когда Карлос сообщил, что за весь день мы преодолели всего четыреста километров, я невольно вздрогнул. Четыреста километров за двенадцать часов. Скорость телеги.

Неукен оказался поселением, которое «точно соответствовало» своему названию, в переводе означающее «бурный». Город встретил нас холодным, пронизывающим западным ветром. Приземистые серые здания, будто вылепленные из той же пыли, что покрывала улицы. Здесь, кажется, располагалась лишь автостанция, несколько складов, пара-тройка гостиниц, предназначенных для дальнобойщиков и заезжих торговцев, да две невзрачные церкви, чьи колокольни терялись на фоне блёклого неба. Всё это дышало унынием и временностью.

Стоило нам выгрузиться, Фунес скомандовал:

— Ждите здесь, я скоро вернусь. Луис, со мной.

Он направился к зданию автостанции, а я, не задавая вопросов, пошёл следом. Внутри оказалось так же уныло, как и снаружи — тусклый свет, запах дешёвого табака и сырости, несколько пассажиров, дремавших на деревянных лавках. И не намного теплее, чем на улице. У окошка кассы стояла женщина, нервно перебиравшая монетки в руке. Фунес подошёл к ней, ожидая своей очереди.

— Сеньора, скажите, когда ближайший рейс до Кордовы? — спросил он, как только предыдущая пассажирка закончила свой разговор.

Кассирша, пожилая женщина с усталым лицом, подняла на нас глаза.

— До Кордовы? — переспросила она, и в её голосе прозвучало лёгкое удивление. — А вы, сеньор, наверное, издалека. Прямых рейсов нет — слишком большое расстояние. Вы поедете сначала до Санта-Росы, отправление завтра в шесть двадцать пять, а потом уже оттуда — до Кордовы. Оформлять билеты на утро?

— Да, семь штук, будьте добры. Сколько с меня? — спросил Фунес.

— Восемьдесят четыре песо, сеньор.

— Пожалуйста, — подал он деньги в окошко.

— Повезло вам, — заметила кассирша. — Остался один билет всего. Счастливой дороги, сеньор.

Мы отошли от кассы, и Фунес начал смотреть по сторонам, явно кого-то выискивая.

— Но ведь нам не в Кордову, а в Ункильо, — заметил я.

— Это почти через дорогу, час на пригородном поезде, — буркнул аргентинец. — Иди к остальным, Луис. Я скоро подойду.

Я кивнул и направился к выходу, чувствуя лёгкое недоумение. И зачем он меня собой взял? И что высматривал? Хотя, кажется, он нашел кого искал — слишком уж целенаправленно двинулся к багажному отделению. Что он задумал? Ладно, дело не моё.

Мои спутники сидели на лавках в небольшом, плохо освещённом холле, пытаясь согреться. Для этого они напялили на себя теплые куртки. Одна Соня не страдала от холода, и читала какую-то книгу, Гарсия и Альфонсо тихо переговаривались, Карлос и Франциско просто дремали, прислонившись друг к другу. Я подошёл к ним, опустился на свободное место. Хорошо бы перекусить — желудок уже протестующе урчал. Последний перекус случился часа три назад, да и то, лепешка из привокзальной лавки уже давно рассосалась.

— Ну что? — спросил Альфонсо.

— Утром, в половине седьмого, Санта-Роса, — сообщил я новости.

Возмущаться никто не стал. И я присоединился к молчаливому ожиданию.

Минут через десять Фунес вернулся. Он шёл не один. Рядом с ним шагал невзрачный мужчина лет сорока, с залысинами и тонкими чертами лица, в поношенном сером костюме. Совершенно неприметный человек. Типичный сельский учитель или мелкий чиновник. Он шёл, чуть сгорбившись, придерживая правой рукой потёртый кожаный портфель, и даже смотрел как-то испуганно, но только на первый взгляд. Стоило глянуть на него поближе, и то, что сначала принималось зашуганностью, уже выглядело как внимательность.

Я посмотрел на Фунеса, пытаясь найти ответы в его лице, но как обычно, там не отражалось ни одной эмоции. Он прошёл мимо нас, не сказав ни слова, и его спутник, бросив на нас быстрый, оценивающий взгляд, последовал за ним. Они направились к выходу, а затем свернули в сторону небольшой гостиницы, примыкавшей к автостанции. Я увидел, как они зашли в неё, и дверь захлопнулась за ними.

— Кто это? — тихо спросила Соня, опустив книгу.

Я лишь пожал плечами.

— Не знаю. Я его тоже впервые вижу. Фунес ничего не сказал.

Мы сидели ещё некоторое время, ожидая дальнейших распоряжений. Полчаса, может, и больше, тянулись бесконечно. Наконец, дверь гостиницы снова открылась, и из неё вышел Фунес. Он подошёл к нам, теперь лицо выражало торжествующее удовлетворение.

— Переночуем здесь. Номера уже готовят. Но сначала — за мной, — сказал он, и его голос прозвучал так, словно он объявлял о премьере грандиозного спектакля. — Новости.

Мы встали и последовали за ним. Когда мы вошли в гостиницу, то едва не столкнулись с тем самым неприметным человеком: он выходил на улицу, держа под мышкой старый портфель. Если бы я не видел его совсем недавно вместе с Фунесом, я бы ни за что не поверил, что они знакомы. Он лишь бросил на нас безразличный взгляд и сделал небольшой шаг в сторону, позволяя нам пройти.

Номер оказался небольшим, с двумя кроватями, застеленными белыми простынями. На полу лежал старый, потрёпанный ковёр, а на стенах висели невзрачные картины с изображением горных пейзажей. Один угол занимал небольшой столик, на котором лежала какая-то газета и стоял стакан с недопитой водой. Садиться на кровать никто не стал, и мы столпились у двери.

Фунес встал посередине комнаты, оглядев нас всех.

— Материалы о Менгеле я только что передал, — объявил он. — Завтра всё будет в вечерних газетах. Мир узнает о казни этой твари.

Все начали негромко переговариваться, выражая своё удовлетворение. Фунес кивнул.

— Всё. Теперь можете идти отдыхать. Завтра рано утром выезд. Карлос и Луис — номер двенадцать, Альфонсо, Гарсия и Франциско — номер тринадцать, Соня — пятнадцать. Ключи возьмите, — полез он в карман.

Мы начали выходить из номера, но Фунес остановил меня.

— Луис, — сказал он тихо. — Задержись.

Я остался. Остальные вышли, и дверь за нами закрылась. В комнате повисла тишина. Фунес подошёл к столу, вытащил из-под газеты конверт и протянул мне.

— Это тебе. Держи.

Я перевернул его, чтобы посмотреть, от кого это, но поверхность оказалась почти пустой, только в строке адреса кто-то аккуратно подписал: «Луису Пересу». Впрочем, кого я обманываю. Почерк очень знакомый! Я видел десятки, может, даже сотни всяких накладных, заполненных рукой Люсии. Моё сердце ёкнуло.

— Но как? — вырвалось у меня.

Фунес усмехнулся.

— Руководство отправило из Буэнос-Айреса в Неукен курьера на машине, вот он и захватил с собой весточку.

Я взял письмо, чувствуя, как его тепло проникает сквозь бумагу. Я поднял глаза на Фунеса, пытаясь выразить свою благодарность, но слова застряли в горле. Он лишь махнул рукой.

— Иди, Луис. В шесть утра выходим, не забудь.

Я попрощался, и пошёл в двенадцатый номер. Мне хотелось уединения, чтобы никто не мешал прочитать письмо, но Карлос уже лег на кровать, хотя и на раздевался.

— Наконец-то, Пойдем, поедим, здесь рядом закусочная.

— Спасибо, ты иди, буду чуть позже, — и я сел у стола, разрывая конверт.

— Ого. Это Фунес тебе передал?

— Да, из дома прислали.

— Ну ты везунчик, Луис. Обычно группа на задании никакой связи с родными не имеет, пока не вернутся. Кто-то там сильно тебя любит.

— Так я же вроде адъютант Пиньейро.

— Ох, Луис, как говорят в пословице: «Del amo, ni el enojo ni el favor» — от господина не жди ни гнева, ни милости. Кто знает, что им там наверху в голову взбредет.

— Умеешь ты настроение поднять. Я не напрашивался.

— Понимаю. Ладно, я ужинать. Ты придешь?

— Если не трудно, возьми мне деревенский суп и асадо. Пять минут, я подойду.

Ну вот, теперь можно и почитать.

Люсия писала, что у неё всё хорошо, что она очень скучает по мне. Эти слова, такие простые и искренние, вызвали во мне волну тепла. Она рассказывала о своих днях, о том, как ухаживает за домом, и как ей тяжело без меня. Живот еще не виден, но это дело времени, не успеешь повернуться — и пожалуйста, надуло выше носа.

Что-то в глазах защипало. Не ожидал от себя такой сентиментальности.

— … Барба Роха приезжал, — читаю дальше, и тут же вспоминаю его обещание. — Привёз продукты и вещи, обещал поселить ко мне женщину для помощи по хозяйству. Но я отказалась, — писала Люсия. — Я не калека, у меня есть руки, сама справлюсь. Если понадобится, могу написать матери, чтобы приехала.

В конце письма Люсия писала, что ждёт и любит. Эти слова, такие простые, стали для меня лучшим утешением. Я сложил письмо, прижал его к груди, и закрыл глаза. Наконец-то сквозь всю эту тьму, я увидел свет.

На следующий день группа отправилась в Санта-Росу. Автобус оказался не таким старым, как тот, что вёз нас до Неукена, и дорога, по которой мы ехали, выглядела получше. Трясло меньше, и я смог почти всё время дремать, наслаждаясь тишиной и мерным покачиванием. Сны были лёгкими, почти невесомыми, без кошмаров и образов прошлого. Я просыпался лишь иногда, чтобы посмотреть в окно на проносящиеся мимо пейзажи, но затем снова проваливался в сон. В промежутках мы ели пирожки эмпанадас, которых накупили накануне в закусочной, и запивали это дело содовой из бутылок. Так можно ехать долго, если не голоден и не трясёт.

Впрочем, в Санта-Росе из автобуса я вышел с удовольствием. Хорошего понемножку. К тому же завтра вечером мы приедем в Кордову. Хотелось бы поскорее закончить с этим Прибке. Пусть выдаёт своё золото, может, после этого нас отзовут? Хотя, если подумать, шахта в Тюрингии, или где там сказал Менгеле? Что с того кубинскому правительству? Обратятся к немцам, мол, давайте нам процент за местоположение клада? Потому что я с трудом представляю, как можно вывезти из чужой страны вагоны добра незаметно. Хотя… Германии сейчас две. Одна ведёт шашни с американцами, другая — с Советским Союзом. А на чьей территории шахта? Ладно, пусть об этом думают в высоких кабинетах. А мне побоку вагоны золота, я бы предпочёл уже отправиться домой.

Гостиница в Санта-Росе оказалась почти близнецом той, в которой мы ночевали в Наукене. Только и разницы, что нас поселили на втором этаже. А в номере даже полотенца одинаковые. Если бы не вид из окна, могло показаться, что мы и не уезжали никуда.

На ужин с нами напросилась Соня. Я думал, она хочет обсудить что-то, но она сидела молча, читая свою книгу. На обложке нарисован плуг на фоне вспаханных борозд. Перл Бак, «Хорошая земля». Хм, странно, ожидал, что у нее что-то лёгкое, дамский роман, или вестерн.

— Соня, извини, о чем книга? — решил уточнить я.

Она оторвалась от чтения и посмотрела на меня.

— Тебе правда интересно? Или ты просто хочешь помешать мне?

— Извини. Я люблю читать, но эту книгу не видел никогда.

— О китайских крестьянах. Очень увлекательно.

И она снова уткнулась в книгу.

Никогда не думал, что роман о крестьянском труде может быть интересным. Впрочем, сначала я подумал, что рассказ о шестиугольной библиотеке — полная ерунда, а оказалось, что ошибался. Лучше не судить о том, чего не знаешь.

Крикнули, что готов наш заказ. Мы с Карлосом принесли креольский суп, а потом я сходил за чорипанами. Ну и матэ тоже. Мне уже даже начинает понемногу нравиться это варево, которое некоторые называют чаем. Жаль, с собой в дорогу не взять — нам только калебасы осталось таскать.

Я уже приступил ко второму чорипану, когда по радио начали передавать новости. Кто-то даже включил погромче, чтобы перебить шум посуды и разговоры.

— … сегодня стало известно, что в Сан-Карлос-де-Барилоче казнили Йозефа Менгеле, которого называли Ангелом Смерти Аушвица, — вещал диктор. — Об этом заявили те же люди, которые совсем недавно заставили говорить о себе весь мир, убив в Буэнос-Айресе скрывавшегося там эсэсовца Адольфа Эйхмана. Власти Сан-Карлос-де-Барилоче подтвердили смерть бывшего офицера СС. Мстители заявили о наличии у них большого списка нацистов с адресами в Буэнос-Айресе, и намерении прийти за всеми. Вся мировая общественность…

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Значит, это началось. Волна, которую мы запустили, пошла гулять по миру. И теперь она должна накрыть тех, кто до сих пор считал себя в безопасности.

Соня, сидевшая напротив меня, угрюмо усмехнулась.

— Там, наверное, от разведчиков со всех сторон не протолкнуться сейчас, — заметила она. — Будут ловить этих крыс десятками. Наверняка послали еще несколько групп.

Её слова, циничные и резкие, заставили меня содрогнуться. Она права. После такого заявления Аргентина превратится в охотничьи угодья, куда съедутся все, кто жаждет поквитаться с нацистами. Наверняка Барба Роха и Фидель заручились чьей-то поддержкой. Израильтяне, русские, да мало ли кто решит присоединиться к этой войне.

Вечером следующего дня, после ещё одного долгого, но более комфортного переезда, наша группа прибыла в Кордову. Да уж, это не Неукен или Санта-Роса. Я даже не думал, что город такой огромный. И красивый. Мне так точно понравился больше шумного Буэнос-Айреса. Сюда бы я приехал отдохнуть с Люсией. Боже, какие великолепные здания! Надеюсь, у меня будет время посмотреть здесь всё получше. Я даже ненадолго забыл, зачем мы сюда приехали. А потом повернулся от окна, и увидел Карлоса — сосредоточенного, думающего явно не об архитектурных достопримечательностях. А через проход сидела Соня, будто опять говорящая, что одного жалкого подполковника мало для утоления жажды мести. Так что оставалось только ждать, что будет дальше.